Глава 15. Две пары глаз с беспокойством смотрели на Пуаро

Две пары глаз с беспокойством смотрели на Пуаро.

– Не знаю, что еще мы можем вам рассказать. Нас уже расспрашивала полиция, мсье Пуаро.

Пуаро переводил взгляд с одного юноши на другого. Сами они едва ли стали бы именовать себя юношами – их поведение и манера разговора были подчеркнуто «взрослыми». Если закрыть глаза, то можно было подумать, что это беседуют двое пожилых завсегдатаев клубов. В действительности Николасу было восемнадцать лет, а Дезмонду – шестнадцать.

– По просьбе друга я задаю вопросы тем, кто присутствовал не на самой вечеринке, а на подготовке к ней. Вы оба активно в ней участвовали, не так ли?

– Да.

– Я уже выслушал мнение полиции, побеседовал с уборщицами, врачом, который первым обследовал тело, присутствовавшей там школьной учительницей, директрисой школы, убитой горем матерью, ознакомился с деревенскими сплетнями… Кстати, насколько я понял, у вас имеется местная колдунья?

Двое молодых людей весело рассмеялись.

– Вы имеете в виду мамашу Гудбоди? Да, она пришла на вечеринку и сыграла роль колдуньи.

– Теперь я перехожу к младшему поколению, – продолжал Пуаро, – обладающему острым зрением и слухом, современными научными знаниями и философским мышлением. Мне не терпится узнать вашу точку зрения на эту историю.

Говоря, он внимательно смотрел на двух парней. Юноши для полиции, мальчишки для него, подростки для репортеров – их можно называть как угодно. Неглупые ребята, даже если и не отличаются таким высоким интеллектом, какой он только что им льстиво приписал, чтобы облегчить начало разговора. Они присутствовали и на вечеринке, и на подготовительных мероприятиях, помогая миссис Дрейк.

Николас и Дезмонд лазили на стремянки, развешивали желтые тыквы и китайские фонарики, кто‑то из них ловко поработал с фотографиями, позволив девочкам увидеть «будущих мужей». Их возраст подходил для роли главных подозреваемых, по мнению инспектора Рэглена и, очевидно, пожилого садовника. Процент убийств, совершаемых представителями этой возрастной группы, увеличился за последние несколько лет. Не то чтобы Пуаро склонялся к подобным подозрениям, но все возможно – даже то, что убийства, происшедшие два или три года назад, могли быть совершены двенадцатилетним или четырнадцатилетним мальчиком. О таких вещах нередко читаешь в газетах…

Держа в уме эти возможности, Пуаро временно отодвинул их за занавес и сосредоточился на своей оценке двух юных собеседников – их внешности, одежде, поведении, голосах и тому подобном, как обычно маскируя интерес лестью и преувеличенно иностранными манерами, дабы они могли испытывать к нему дружелюбное презрение, скрытое вежливостью, так как оба были хорошо воспитаны. Старший, Николас, носил бакенбарды, волосы до плеч и черную одежду, не в знак траура по случаю недавней трагедии, а, по‑видимому, руководствуясь собственным вкусом. Младший, Дезмонд, с пушистыми, ухоженными волосами рыжеватого оттенка, был облачен в розовую куртку, лиловые брюки и гофрированную рубашку. Оба тратили немало денег на одежду, которую явно приобретали не в местных магазинах и, возможно, оплачивали сами, не прибегая к помощи родителей или опекунов.

– Насколько я понял, вы были в «Эппл‑Триз» в день вечеринки утром или после полудня, участвуя в подготовке к ней?

– Вскоре после полудня, – уточнил Николас.

– Что именно вы делали? Я слышал о подготовке от нескольких человек, но так толком и не смог все уяснить. Они часто друг другу противоречили.

– Ну, во‑первых, занимались освещением.

– Поднимались на стремянки и подвешивали разные вещи, – добавил Дезмонд.

– А также, как я слышал, проделали недурную фотографическую работу?

Дезмонд тотчас же полез в карман, вынул бумажник и с гордостью извлек оттуда несколько фотографий.

– Изготовили их заранее, – объяснил он. – Будущие мужья для девочек. Для девчонок главное, чтобы парень выглядел посовременнее.

Он протянул несколько образцов Пуаро, который стал с интересом разглядывать довольно нечеткие изображения молодых людей – с рыжей бородой, с пышным ореолом волос, с бакенбардами, с волосами почти до колен и прочими украшениями.

– Мы старались, чтобы они не слишком походили друг на друга. Неплохо получилось, верно?

– Полагаю, у вас были модели?

– Нет, это мы с Ником снимали друг друга – просто немного гримировались и манипулировали с волосами.

– Весьма изобретательно, – одобрил Пуаро.

– Миссис Дрейк тоже понравилось, – сказал Николас. – Она смеялась и поздравляла нас с успехом. А в доме мы в основном возились с электричеством. Устанавливали освещение таким образом, чтобы, когда девочки смотрели в зеркало, одному из нас достаточно было подпрыгнуть, и они видели физиономию с бородой или бакенбардами.

– А девочки знали, что это вы и ваш друг?

– Уверен, что нет, – во всяком случае, не на вечеринке. Они знали, что мы участвовали в подготовке, но вряд ли узнали нас в зеркале. Не настолько они хорошо соображают. Кроме того, мы с Николасом все время меняли грим. Девчонки визжали от восторга. Чертовски забавно!

– Сколько людей было в доме после полудня? Я не прошу вас вспомнить всех присутствовавших на вечеринке.

– Ну, на вечеринке было человек тридцать. А после полудня там были, конечно, миссис Дрейк и миссис Батлер, одна из школьных учительниц, – кажется, ее фамилия Уиттейкер, потом сестра или жена органиста – миссис Флэттербат, или как там ее, медсестра доктора Фергюсона, мисс Ли – она была свободна во второй половине дня и пришла помочь, ну и несколько ребят, от которых было мало толку. Девчонки только околачивались вокруг и хихикали.

– А вы помните, какие именно девочки присутствовали тогда?

– Ну, Рейнолдсы: бедняжка Джойс, ее старшая сестра Энн – жуткая воображала, считает себя шибко умной – и их младший братишка Леопольд, – ответил Дезмонд. – Он ужасный ябеда – все время подслушивает, а потом всем выбалтывает. Потом, Битрис Ардли и Кэти Грант – редкая тупица. Еще пара уборщиц и писательница, которая притащила вас сюда.

– А мужчины?

– Заглянул викарий – приятный старичок, хотя и глуповат. И его новый заместитель – он заикается, когда нервничает. Вот как будто и все.

– Вы слышали, как Джойс Рейнолдс говорила, что видела убийство?

– Нет, – отозвался Дезмонд. – А она действительно такое говорила?

– Вроде да, – ответил ему Николас. – Правда, я тоже этого не слышал, – очевидно, меня тогда не было в комнате. Где она это сказала?

– В гостиной.

– Ну да, большинство людей были там, если не занимались чем‑нибудь особенным, – сказал Дезмонд. – Мы с Ником в основном находились в комнате, где девчонки собирались смотреть в зеркала на своих мужей, – устанавливали проводку и тому подобное. Или на лестнице – вешали китайские фонарики. В гостиную мы заходили один или два раза – подвешивали тыквы, а в те, которые были полыми, вставляли лампочки. Но я ничего такого не слышал. А ты, Ник?

– Я тоже, – кивнул Николас. – Любопытно, если Джойс в самом деле видела убийство.

– Что тут любопытного? – осведомился Дезмонд.

– Ну, это ведь экстрасенсорное восприятие, верно? Она видела, как произошло убийство, и через час или два ее саму убивают. Очевидно, у нее было нечто вроде видения. Я читал, что, согласно последним экспериментам, такую реакцию можно вызвать, прикладывая электрод к яремной вене.

– Ничего у них не выходит с этим экстрасенсорным восприятием, – с презрением сказал Дезмонд. – Люди сидят в разных комнатах, глядя на игральные карты или слова с геометрическими фигурами сверху, но ничего необычного там не видят.

Эркюль Пуаро поспешил вмешаться, не желая выслушивать научную дискуссию:

– Во время вашего пребывания в доме не произошло ничего, что могло бы вам показаться зловещим или просто значительным? Что‑нибудь, возможно, больше никем не замеченное, но привлекшее ваше внимание?

Николас и Дезмонд нахмурились, пытаясь припомнить какой‑либо важный инцидент.

– Нет, там были только шум и суета.

– А у вас имеются какие‑нибудь теории? – обратился Пуаро к Николасу.

– Насчет того, кто прикончил Джойс?

– Да. Быть может, вы заметили что‑либо, наведшее вас на подозрения по чисто психологическим причинам.

– Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Возможно, в этом что‑то есть.

– Держу пари, это Уиттейкер, – вмешался Дезмонд.

– Учительница? – спросил Пуаро.

– Да. Она ведь старая дева и наверняка сексуально озабочена. К тому же в школе она постоянно пребывает в женском обществе. Помните, одну учительницу задушили год или два назад? Говорят, она была со странностями.

– Лесбиянка? – осведомился Николас тоном человека, умудренного жизненным опытом.

– Меня бы это не удивило. Помнишь Нору Эмброуз – девушку, с которой она жила? Она была недурна собой и имела одного или двух дружков, а та учительница с ума сходила от ревности. Говорили, будто она мать‑одиночка. Пару семестров она отсутствовала по болезни, а потом вернулась. Впрочем, здесь любят посплетничать.

– Ну, как бы то ни было, Уиттейкер почти все время торчала в гостиной. Возможно, она слышала то, что сказала Джойс, и это застряло у нее в голове…

– Как по‑твоему, сколько лет Уиттейкер? – спросил Николас. – Наверняка под пятьдесят. В этом возрасте женщины становятся немного странными…

Оба посмотрели на Пуаро с видом довольных собак, которые принесли то, что просил их хозяин.

– Если так, то бьюсь об заклад, что мисс Эмлин об этом знает. Ей известно все, что творится у нее в школе.

– Так чего же она молчит?

– Может быть, считает, что должна защищать своих подчиненных.

– Вряд ли. Если бы она думала, что Элизабет Уиттейкер свихнулась, то не стала бы молчать. А вдруг та прикончит еще несколько учениц?

– Как насчет заместителя викария? – с надеждой осведомился Дезмонд. – Возможно, он тоже слегка чокнутый. Знаете, первородный грех, а тут как раз яблоки, вода и все прочее. По‑моему, это недурная идея! Ведь о нем никто ничего не знает. Предположим, на него так подействовал «Львиный зев». У него возникли ассоциации с адским пламенем. Он подошел к Джойс, сказал: «Пойдем, я покажу тебе кое‑что», привел ее в комнату с яблоками и велел встать на колени – объяснил, что это крещение, – и окунул ее голову в ведро. Видите, как все отлично соответствует? Адам и Ева, яблоки, адский огонь – и повторное крещение, дабы очиститься от греха.

– Наверное, он сначала разделся, – с энтузиазмом подхватил Николас. – У таких вещей всегда сексуальная подоплека.

– Ну, – промолвил Пуаро, – вы, безусловно, дали мне пищу для размышлений.