Глава 13. Вашингтон, округ Колумбия Судья Верховного суда США Мириам Бэйтиман с большим усилием поднялась из-за своего массивного стола красного дерева

Вашингтон, округ Колумбия
Судья Верховного суда США Мириам Бэйтиман с большим усилием поднялась из-за своего массивного стола красного дерева, чтобы приветствовать посетителя. Тяжело опираясь на трость с украшенным золотом набалдашником, она обошла стол кругом и, тепло улыбаясь, несмотря на сильную боль от постоянно мучившего ее ревматоидного артрита, взяла вошедшего за руку.
– Как я рада видеть вас, Рон, – сказала она.
Ее посетитель, высокий чернокожий, примерно шестидесятилетний человек, наклонился и коротко поцеловал, словно клюнул, маленькую женщину-судью в щеку.
– Вы выглядите, как всегда, прекрасно, – изрек он глубоким четким баритоном; его произношение было изумительным.
– О, какая чепуха, – судья Бэйтиман проковыляла к камину, перед которым стояли два кресла с высокими спинками и подголовниками, и забралась в одно из них. Гость опустился в соседнее.
Ее посетитель был одним из наиболее влиятельных частных граждан Вашингтона. Пользовавшийся всеобщим уважением, обладавший необыкновенно широким кругом знакомств частный поверенный, который ни одного дня не был на правительственной службе, но, несмотря на это, являлся доверенным лицом всех президентов, как демократов, так и республиканцев, начиная с Линдона Джонсона, Рональд Иверс, славившийся также своим роскошным гардеробом, был одет в красивый костюм цвета древесного угля в тонкую полоску с неброским темно-бордовым галстуком.
– Мадам судья, благодарю вас за то, что вы нашли возможность принять меня, хотя я не попросил о встрече заблаговременно.
– Ради бога, Рон, меня зовут Мириам. Сколько лет мы с вами знакомы?
Он улыбнулся.
– Полагаю, что лет тридцать пять… Мириам, плюс-минус еще десятилетие. Но мне до сих пор хочется называть вас профессор Бэйтиман.
Иверc был одним из лучших студентов Мириам Бэйтиман в Йельском юридическом колледже, и он же стоял за ширмой и дергал за ниточки, когда лет пятнадцать назад судья Бэйтиман получила назначение в Верховный суд. Он наклонился в кресле, как бы подавшись к своей собеседнице.
– Вы чрезвычайно занятая леди, к тому же сейчас проходит сессия суда, так что позвольте мне перейти прямо к сути дела. Президент попросил, чтобы я обсудил с вами одну вещь, которая не должна выйти за пределы этой комнаты. Он много раздумывал на эту тему. Пожалуйста, учтите, что все это чисто предварительные соображения.
Голубые глаза судьи Бэйтиман мудро и проницательно смотрели сквозь толстые линзы очков.
– Он хочет, чтобы я ушла, – мрачно проговорила судья. Ее посетитель оказался не готовым к такому прямому разговору.
– Он питает огромное уважение к вашим знаниям, опыту и интуиции и хотел бы, чтобы вы сами рекомендовали своего преемника. Президент будет находиться на своем посту чуть больше года и хочет удостовериться в том, что ближайшая вакансия Верховного суда не достанется кандидату от другой партии. А это кажется вполне вероятным.
– А что дает президенту основания считать, что мое место может в скором времени освободиться? – спокойно спросила судья Бэйтиман.
Рональд Иверс склонил голову и закрыл глаза, как будто молился или глубоко задумался.
– Это очень деликатное дело, – произнес он мягким голосом, словно священник, выслушивающий исповедь, – но ведь мы с вами всегда разговаривали друг с другом открыто. Вы относитесь к числу самых лучших членов Верховного суда, которых когда-либо видела эта нация, и я нисколько не сомневаюсь в том, что вас будут вспоминать наряду с Брандисом или Франкфуртером. Но я знаю, что вы желаете сохранить свое положение, и поэтому вы сами должны задать себе очень трудный вопрос: сколько еще лет осталось у вас впереди? – он поднял голову и посмотрел собеседнице прямо в глаза. – Вспомните, что такие люди, как Брандис, Кардозе, Холмс – все они чрезмерно засиделись на своем месте. Они оставались в суде еще много лет после того, как перестали справляться со своей работой.
Судья Бэйтиман твердо встретила его взгляд.
– Не хотите ли кофе? – неожиданно спросила она. И добавила, заговорщицки понизив голос: – Я только что вернулась из Вены и купила там у “Демела” его знаменитый сахарный торт, а врачи не разрешают мне съесть хотя бы кусочек.
Иверс погладил себя по плоскому животу.
– Я стараюсь держаться в форме. Так что, благодарю вас, но нет.
– Тогда позвольте мне ответить откровенностью на откровенность. Я знаю репутацию едва ли не каждого судьи любого уровня во всех округах страны. И я нисколько не сомневаюсь в том, что президент сможет найти юриста высочайшей квалификации, с блестящим умом, обладающего глубокими и широкими познаниями. Но я хочу указать вам на одну вещь. Верховный суд – это место, требующее многих и многих годов обучения, прежде чем юристу удастся начать по-настоящему плодотворно работать. Нельзя просто прийти сюда с надеждой на то, что место сразу сделает человека пригодным для того, чтобы занимать его. Ничего здесь не может заменить опыта и времени работы. Если можно сказать, что здесь я получила один главный урок, то он заключается в том, что я познала силу опыта. Именно он и является источником реальной мудрости.
Ее гость был готов к этому аргументу.
– И в суде нет никого, кто мог бы сравниться с вами в мудрости. Но ваше здоровье становится все хуже и хуже. К великому сожалению, вы не молодеете. – Он печально улыбнулся. – Как, впрочем, и все мы. Я знаю, что это ужасно неприятная тема, но, увы, ее никак не обойдешь.
– О, я не собираюсь отбрасывать копыта в ближайшие несколько дней, – заявила она, яростно сверкнув глазами. Телефон, стоявший около ее стула, внезапно резко зазвонил, и они оба вздрогнули от неожиданности. Судья подняла трубку.
– Да?
– Прошу извинения за то, что потревожила вас, – раздался голос Памелы, которая уже много лет была секретарем судьи Бэйтиман, – но это мистер Холланд. Вы сказали мне, чтобы я соединяла его с вами каждый раз, когда он будет звонить.
– Я буду разговаривать из своего кабинета. – Она опустила трубку и начала с трудом подниматься на ноги. – Вы извините меня, если я оставлю вас на минутку-другую, Рон?
– Я могу подождать в приемной, – сказал Иверс, быстро вскочив и помогая судье подняться.
– Не валяйте дурака. Оставайтесь здесь. А если передумаете насчет сахарного торта, то сами знаете, что Памела всегда рядом.
Судья Бэйтиман закрыла за собой дверь и целеустремленно заковыляла к своему любимому креслу.
– Мистер Холланд?
– Мадам судья, прошу простить меня за то, что я вас отвлекаю, – произнес голос в телефонной трубке, – но у нас возникли трудности, с которыми, как я подумал, вы могли бы помочь справиться.
Судья некоторое время слушала своего собеседника, а затем сказала:
– Я могу позвонить.
– Только в том случае, если это не причинит вам слишком больших неудобств. Я, конечно, ни за что не стал бы тревожить вас, если бы это не было чрезвычайно важно.
– Ничего, ничего. Никому из нас это не нужно. И уж, конечно, не в это время.
Она выслушала еще несколько фраз и заявила:
– Что ж, мы все уверены в том, что вы делаете именно то, что необходимо, – и добавила после очередной паузы: – Мы с вами очень скоро увидимся, – и положила трубку.
Цюрих
По Лимматкуа, набережной реки Лиммат, разгуливал пронизывающий ледяной ветер. Лиммат, вытекая из Цюрихского озера, проходит через самое сердце Цюриха и разделяет город на две очень непохожие части. Одна – это Цюрих банков, прославленных на весь мир финансистов и чрезвычайно дорогих магазинов, а вторая – Альтштадт – странный средневековый Старый город. Река тускло блестела в неярком свете раннего утра. Еще не было шести часов, но люди уже шагали на работу, вооруженные портфелями и зонтиками. Небо было облачным и пасмурным, хотя казалось, что дождя можно не опасаться. Впрочем, жители Цюриха лучше разбирались в капризах погоды своего города.
Бен, стараясь не выдавать владевшего им напряжения, прошел по Променаде, миновал выстроенный в XIII веке Цунфтхаузен, старинные дома гильдий с окнами из свинцового стекла, где теперь размещались респектабельные рестораны. На Марктгассе он свернул налево, вступив в лабиринт узких мощеных улиц – в Старый город. После нескольких минут поисков он нашел Тритлигассе, улочку, стиснутую с обеих сторон средневековыми каменными строениями, часть из которых была преобразована в жилые дома с современными удобствами.
Табличка с номером 73 красовалась на древнем каменном доме, перестроенном изнутри под жилье. В маленькую бронзовую рамку, прикрепленную к стене возле парадной двери, было вставлено шесть черных пластмассовых прямоугольничков, на которых крупными белыми буквами обозначились фамилии жильцов.
Одна из фамилий была “М. Дешнер”.
Бен шел, не замедляя шага, прилагая всевозможные усилия для того, чтобы не проявить никакого особого интереса именно к этому дому. Возможно, это была ничем не обоснованная паранойя, но если существовал хотя бы малейший шанс на то, что сыщики Корпорации вели за ним слежку, то он мог бы подвергнуть опасности кузена Лизл, даже немного задержавшись около двери. Появление странного посетителя само по себе могло бы возбудить любопытство. Однако на тот случай, если шпики все же имелись, Бен принял кое-какие элементарные меры предосторожности.
Часом позже у двери дома 73 по Тритлигассе позвонил разносчик, одетый в приметную оранжево-черную униформу “Блюменгаллери”. “Блюменгаллери” представляла собой сеть первоклассных цветочных магазинов, разбросанных по всему Цюриху, и облаченные в броское фирменное одеяние разносчики то и дело мелькали в самых богатых кварталах города. Человек держал в руке большой букет белых роз. Розы на самом деле были куплены в магазине “Блюменгаллери”, а униформу Бен приобрел на благотворительной распродаже, устроенной католическим приходом в противоположном конце города.
Выждав несколько минут, разносчик позвонил еще раз. На сей раз в динамике домофона негромко прозвучал голос:
– Да?
– Это Питер Хартман.
Продолжительная пауза.
– Повторите, пожалуйста.
– Питер Хартман.
На этот раз молчание длилось еще больше.
– Поднимись на третий этаж, Питер.
Замок, чуть слышно зажужжав, открылся, и Бен очутился в темном парадном. Положив цветы на приделанный к стене мраморный столик, он поднялся по истертым ступеням неосвещенной крутой каменной лестницы.
Лизл назвала ему домашний и служебный адреса Маттиаса Дешнера и дала телефонные номера. Однако вместо того, чтобы позвонить адвокату в офис, Бен решил неожиданно заявиться к нему домой, сделав это достаточно рано, чтобы поверенный не успел уйти в свою контору. Швейцарцы, как он хорошо знал, в высшей степени постоянны в своем распорядке дня, и рабочее время у них обычно начинается между девятью и десятью часами утра. Дешнер, конечно же, не мог составлять исключения из общего правила.
Лизл сказала, что доверяет ему “целиком и полностью”, но сам Бен теперь не мог заранее доверять никому. Поэтому он настоял на том, чтобы Лизл не звонила по телефону, предупреждая Дешнера о его приезде. Бен решил, что будет лучше явиться к поверенному неожиданно, дабы, застав его врасплох, увидеть его самую естественную, первую реакцию на встречу с человеком, который, как он будет считать, окажется Питером Хартманом. А что, если Дешнер уже знает об убийстве Питера?
Дверь открылась. Маттиас Дешнер стоял перед ним в халате в черно-зеленую клетку. Это был невысокий человек с бледным угловатым лицом с резкими чертами, рыжеватыми волосами, вьющимися на висках, и в очках с толстыми стеклами в изящной металлической оправе. Лет пятьдесят, предположил Бен.
Его глаза были широко раскрыты от изумления.
– Великий бог, – воскликнул он. – Почему ты так одет? Но не стой там, входи, входи! – он закрыл за Беном дверь и первым делом спросил: – Могу я предложить тебе кофе?
– Спасибо.
– Что ты здесь делаешь? – Дешнер перешел на шепот. – Неужели с Лизл?..
– Я не Питер. Я его брат, Бен.
– Ты… Вы… Кто? Его брат? О, мой Бог! – единым духом пробормотал Дешнер. Быстро повернувшись, он уставился на Бена с внезапным испугом на лице. – Они нашли его, да?
– Питер был убит несколько дней назад.
– О, Боже… – чуть слышно выдохнул Дешнер. – О, Боже. Они нашли его! Он всегда так боялся, что это когда-нибудь случит… – Дешнер внезапно умолк на полуслове, и его лицо перекосило уже от настоящего ужаса. – Лизл?..
– Лизл жива и невредима.
– Слава богу. – Он посмотрел в глаза Бену. – Я имею в виду, что…
– Я понимаю. Все в порядке. Она ваша близкая родственница.
Дешнер остановился перед маленьким столиком для завтрака и принялся наливать Бену кофе в фарфоровую чашку.
– Как это случилось? – ровным голосом спросил он. – Ради Бога, расскажите мне об этом!
– Несомненно, банк, в котором у вас проходила встреча утром перед инцидентом на Банхофштрассе, был ловушкой, – сказал Дешнер. Двое мужчин пристально рассматривали друг друга, сидя лицом к лицу за небольшим столиком. Бен освободился от мешковатой оранжево-черной униформы, и теперь на нем была его обычная уличная одежда. – Швейцарский “Унион банк” образовался путем слияния нескольких старых банков. Возможно, там имеется какой-нибудь давний счет, за которым по мало кому известной причине ведется наблюдение. Не исключено, что одной из тех сторон, с которой у вас была встреча. Какой-то помощник или клерк… Короче, информатор, имеющий доступ к списку посетителей.
– Внедренный туда той корпорацией, о которой говорили Лизл и Питер, или одним из ее ответвлений?
– Вполне возможно. Все гигантские фирмы имеют многолетние взаимовыгодные отношения с важнейшими швейцарскими банками. Полный список основателей даст нам имена подозреваемых.
– Питер показывал вам этот список?
– Нет. Сначала он даже не говорил мне, зачем ему нужно открывать этот счет. Я знал только то, что деньги на нем лежали совершенно пустяковые. На самом деле Питера интересовал только сейф, который банк предоставляет вкладчику. Чтобы хранить там кое-какие документы, сказал он. Вы не будете возражать, если я закурю?
– Вы же у себя дома.
– Ну, знаете ли, в том, что касается курения, вы, американцы, просто фашисты. Прошу простить меня за такое сравнение.
Бен улыбнулся.
– Не все.
Дешнер вынул сигарету из пачки “Ротманс”, лежавшей рядом с его тарелкой, и прикурил от дешевой пластмассовой зажигалки.
– Питер настаивал на том, чтобы счет был открыт не на его имя. Он опасался – и, как выяснилось, правильно делал, – что у его врагов могут быть контакты в банках. Он хотел иметь счет под вымышленным именем, но теперь это невозможно. Банковские правила стали строже. Сильное давление из-за рубежа, главным образом со стороны Америки. Еще в семидесятых наши банки начали требовать паспорт при открытии счета. Правда, было возможно открыть счет по почтовому переводу. Но не более того.
– Значит, он был вынужден открыть счет на свое настоящее имя?
– Нет. На мое имя. Я – владелец счета, но Питер, как это у них называется, бенефициарный, то есть подлинный владелец. – Дешнер выдохнул густой клубок дыма. – Чтобы открыть счет, мы должны были пойти туда вместе, но имя Питера фигурировало только в одной форме и было известно лишь главному финансовому консультанту. Этот документ называется “Личная карточка бенефициарного владельца” и хранится в самой глубине архивов. – В другой комнате зазвонил телефон.
– И что это за банк?
– Я выбрал “Хандельсбанк Швайц АГ”, потому что он невелик и осмотрительно обращается с деньгами. Несколько моих клиентов весьма удачно поработали с “Хандельсбанком”, причем деньги их были, скажем, не идеально чистыми.
– Как я понимаю, это означает, что вы можете открыть сейф Питера для меня.
– Боюсь, что нет. Вам придется сопровождать меня. В качестве обусловленного бенефициария и наследника бенефициарного владельца.
– Если только это возможно, – сказал Бен, – я хотел бы отправиться в банк прямо сейчас. – Он хорошо помнил ледяные предупреждения Шмида о том, что ему не следует возвращаться в Цюрих. Полицейский прямо и четко сказал ему, что если он нарушит это условие, то окажется persona non grata и его ждет немедленный арест.
Телефон продолжал звонить. Дешнер затушил сигарету в блюдце.
– Очень хорошо. Если вы не возражаете, то я отвечу на звонок. Потом мне нужно будет самому сделать пару звонков, чтобы перенести назначенную на девять тридцать встречу.
Он вышел в соседнюю комнату, бывшую, по-видимому, его кабинетом, и возвратился через несколько минут.
– Вот и прекрасно, никаких проблем. Мне удалось все перенести.
– Благодарю вас.
– Главный финансовый консультант – его зовут Бернар Суше, банкир, первый вице-президент банка – имеет все необходимые документы. В досье хранится фотокопия паспорта Питера. Они считают, что он уже четыре года мертв. Насколько мне известно, о недавней… трагедии не сообщалось. А установить вашу личность будет легко.
– Я прибыл в эту страну, используя несколько нетрадиционные пути, – сказал Бен, тщательно подбирая слова. – Законность моего присутствия здесь не может быть проверена ни по нормальному паспорту, ни через таможню, ни через иммиграционные учреждения. А что, если они решат обратиться к властям?
– Давайте не будем заранее беспокоиться обо всем, что может пойти не так, как надо. Теперь, если мне позволено будет переодеться, мы сможем приступить к делу и сразу отправимся туда.