Глава 9. Галифакс, Новая Шотландия Следующее утро оказалось холодным и мрачным

Галифакс, Новая Шотландия
Следующее утро оказалось холодным и мрачным. Туман тусклой пеленой окутал порт, и видно было не более чем на десять футов перед собой.
Роберт Мэйлхот, одетый в синий костюм, лежал на стальном столе мертвецкой. Кожу на лице и руках густо покрывала резкая розовая косметика, наложенная мастерами из похоронной фирмы. Рот на смуглом, напоминавшем цветом старую бронзу лице, изрезанном массой больших и малых морщин, был глубоко ввалившимся и даже в смерти сохранял сердитое выражение; нос торчал, словно острый хищный клюв. На вид в покойнике было пять футов и десять или одиннадцать дюймов, а это означало, что в молодости он был шести футов росту.
Судебно-медицинский эксперт – его звали Хиггинс – был тучным краснолицым человеком лет под шестьдесят, с жесткими белыми волосами и настороженным взглядом маленьких серых глаз. Он держался вроде бы совершенно сердечно, но в то же время умудрялся полностью сохранять нейтралитет. Одет он был в зеленый хирургический костюм.
– Значит, у вас есть основания предполагать, что это было убийство? – весело проговорил он, окинув при этом посетителей недоверчивым взглядом. Он считал их предположения вздором и совершенно не пытался скрыть свое отношение.
Анна кивнула.
Сержант Арсено, облаченный в ярко-красный свитер и джинсы, держался очень тихо. Они оба были измотаны продолжительной и изнуряюще тяжелой беседой со вдовой. В конце концов она, конечно, дала разрешение на вскрытие трупа, избавив их от такой головной боли, как выпрашивание ордера у судьи.
В больничном морге сильно пахло формалином; этот запах всегда вызывал у Анны тревогу. Портативный радиоприемник, стоявший на невысоком шкафу из нержавеющей стали, негромко играл классическую музыку.
– Надеюсь, вы не рассчитываете найти на теле какие-нибудь вещественные доказательства? – осведомился Хиггинс.
– Полагаю, что при подготовке к погребению работники похоронной компании неплохо вымыли тело, – в тон ему ответила Анна. Он что, принимает ее за идиотку?
– В таком случае, что же мы ищем?
– Я сама не знаю. Следы от уколов, ушибы, порезы, царапины, ссадины.
– Вы подозреваете яд?
– Возможно.
Втроем – она, Хиггинс и Арсено – они раздели Мэйлхота. Затем Хиггинс удалил с лица и рук покойного косметику, которая могла скрывать мелкие повреждения. Глаза были зашиты; Хиггинс убрал швы и осмотрел глазные яблоки на предмет петехиальных кровоизлияний – крошечных, с острие булавки подкожных гематом, которые могли бы свидетельствовать об удушении.
– Следы с внутренней стороны губ? – спросила Анна. Рот тоже был зашит. Патологоанатом одним движением скальпеля разрезал нитку и засунул в рот палец облаченной в резиновую перчатку руки. Анна знала, что в случаях удушения подушкой, когда ее кладут на лицо и прижимают достаточно сильно для того, чтобы прекратить поступление воздуха, на внутренней стороне губ обычно находятся следы от ушибов о зубы.
– Э-э, – промычал он. – Не вижу ничего подобного.
Все трое принялись рассматривать старческое тело через увеличительные стекла, дюйм за дюймом. Когда имеешь дело со стариком, это очень трудная работа: кожа усыпана множеством складок, потертостей, родинок, поврежденных капилляров, бляшек и иных отметин возраста.
Они искали следы от инъекции во всех обычных местах: на задней части шеи, между пальцами рук и ног, на тыльной стороне кистей рук, на лодыжках, за ушами. Вокруг носа и на щеках. След от иглы можно было замаскировать царапиной, но ничего подозрительного они не нашли. Хиггинс проверил даже мошонку, которая оказалась большой и мягкой; член крошечным шпеньком примостился наверху. Патологоанатомы редко проверяют мошонку. Этот парень работал очень скрупулезно.
Они потратили на осмотр передней поверхности тела больше часа, а затем перевернули Мэйлхота на живот и продолжили исследование. На протяжении долгого времени никто не произнес ни слова, слышалось только негромкое пение кларнета, нарастающие и затихающие приливы струнных, время от времени нарушавшиеся потрескиванием атмосферных разрядов, а также гул холодильников и других механизмов. Запах формалина был неприятен, но по крайней мере здесь совсем не пахло разложением, чему Анна в глубине души очень радовалась. Хиггинс проверил, нет ли сломанных или оторванных от ложа ногтей – не боролся ли покойный перед смертью с каким-нибудь противником? – и взял соскобы вещества из-под ногтей, складывая материал в маленькие белые конверты.
– На эпидермисе, насколько я вижу, нет ничего необычного, – в конце концов объявил Хиггинс.
Это заключение разочаровало, но не удивило Анну.
– Яд можно и проглотить, – сказала она.
– Ну, в таком случае его можно было бы найти в токсикологической лаборатории, – отозвался Хиггинс.
– Пожалуй, что и нет, – возразила Анна. – В теле не осталось крови.
– Может быть, кое-что и осталось, – успокоил ее Хиггинс. Если да, то им очень повезет. Обычно при подготовке к погребению кровь полностью удаляют из тела, за исключением разве что небольших остаточных полостей, и заменяют бальзамирующими жидкостями. Метанол, этанол, формальдегид, красители. Эти вещества разрушают многие яды, которые поэтому невозможно выявить. Иногда бывает, что в пузыре остается немного мочи.
Хиггинс сделал обычный Y-образный разрез от плеч до таза, а затем проник в грудную полость, чтобы извлечь органы и взвесить их. Эта часть процесса вскрытия трупа казалась Анне особенно отталкивающей. Ей приходилось регулярно сталкиваться со смертью, но, пожалуй, именно эта процедура послужила основной причиной того, что она не стала патологоанатомом.
Арсено, сделавшийся белым, как бумага, отпросился выпить чашку кофе.
– Не могли бы вы взять образцы тканей мозга, почек, сердца, немного желчи и всего прочего? – спросила Анна.
Хиггинс раздраженно усмехнулся, дескать, не учите меня моему ремеслу.
– Извините, – сказала она.
– Готов держать пари, что мы найдем атеросклероз, – заявил Хиггинс.
– Вне всякого сомнения, – согласилась Анна. – Он был довольно стар. Здесь есть телефон, с которого я могла бы позвонить?
Телефон-автомат находился в вестибюле рядом с торговым автоматом, разливавшим кофе, чай и горячий шоколад. На машине красовалась большая фотография, изображавшая чашки с дымящимся шоколадом и кофе; напитки должны были казаться аппетитными, но из-за перенасыщенности цветов выглядели зеленоватыми и малоприятными. Набирая номер, она услышала звук стрикеровской пилы, которой Хиггинс резал ребра покойного.
Анна знала, что Артур Хаммонд обычно рано уходил на работу. Он руководил центром токсикологического контроля в Вирджинии и читал курс токсикологии в университете. Они встретились совершенно случайно и сразу же понравились друг другу. Он был застенчив, говорил неуверенно – за этой манерой скрывалось неистребимое заикание – и редко смотрел собеседнику в глаза. Но при этом обладал острым и едким юмором. Он был великолепным знатоком ядов и отравлений от Средних веков до наших дней. Хаммонд был гораздо лучшим специалистом, чем любой токсиколог из федеральных лабораторий, чем любой судебно-медицинский эксперт, и, конечно, гораздо охотнее оказывал помощь. К тому же он обладал не только огромными знаниями, но и богатой интуицией. Время от времени Анна приглашала его в качестве платного консультанта.
Она застала его дома – правда, он уже собирался уходить – и сказала, что ей требуется его совет.
– Где вы находитесь? – спросил он.
– Э-э… На севере.
Хаммонд коротко хмыкнул; его всегда забавляла секретность, окружавшая работу Анны.
– Понятно. В таком случае, что вы можете мне сообщить насчет жертвы?
– Некий старик. Как бы вы убили кого-нибудь, не оставив никаких следов?
Хриплый смешок.
– Просто сказал бы, что вы решили бросить его. Анна, вам совсем не обязательно убивать кого-нибудь своими руками. – Такой была его обычная манера флирта.
– Как насчет доброго старого хлористого калия? – осведомилась она, вежливо игнорируя шутку. – Остановка сердца, верно? И при этом изменяется лишь калиевая насыщенность организма, так что отравление не выявляется?
– Он что, лежал под капельницей? – спросил Хиггинс.
– Очень сомневаюсь. Мы не нашли никаких следов регулярных инъекций.
– В таком случае я тоже сомневаюсь. Слишком уж грязное и хлопотное дело. Если ему не делали вливаний, то хлористый калий нужно было бы ввести точно в вену, а это трудно сделать, не забрызгав кровью все в радиусе десяти футов. Вы не могли бы ее не заметить. Не говоря уже о следах борьбы.
Анна быстро сделала пометку в крошечной записной книжке в кожаном переплете.
– Это произошло внезапно, правильно? Значит, мы можем исключить постепенное отравление тяжелыми металлами. Слишком уж долго. Вы не возражаете, если я отойду и налью себе чашечку кофе?
– Давайте, давайте. – Анна молча улыбнулась. Артур Хаммонд знал о ядах все.
Хаммонд вернулся менее чем через минуту.
– Кстати, о кофе, – сказал он. – Яды либо дают с едой или питьем, либо вводят путем инъекции.
– Но мы не нашли ни единого следа от укола. Хотя, можете мне поверить, осмотрели тело очень тщательно.
– Если была использована игла 25-го размера, то вы скорее всего не сможете найти ее следа. К тому же при этом всегда применяется сукц.
Анна знала, что он говорил о хлориде сукцинилхолина, синтетическом кураре.
– Вы так считаете?
– В 1967 или 68-м году во Флориде произошел один случай, получивший широкую известность – врач был осужден за убийство собственной жены при помощи сукца, – уверен, вы знаете, что этот препарат вызывает расслабление скелетной мускулатуры. Человек не может пошевелиться, не может даже дышать. Картина сходна с острой сердечной недостаточностью. Знаменитый процесс, сбитые с толку судмедэксперты всего мира…
Анна сделала еще одну пометку.
– Существует великое множество релаксантов скелетной мускулатуры, и все с различными свойствами. Конечно, вы знаете, что, когда речь заходит о стариках, их может сбить с ног все, что угодно. Даже небольшое превышение дозы нитроглицерина.
– Под язык, да?
– Обычно… Но существуют препараты и в ампулах, скажем, амилонитрит. Человек может умереть, если вдохнет его. Или бутилонитрит. Достаточно большой дозы сосудорасширяющего, чтобы у старика резко понизилось кровяное давление, он упал и умер.
Анна торопливо писала.
– Есть еще такая вещь, как шпанская мушка, – хихикнув, сказал Хаммонд. – Чрезмерное увлечение ею тоже может убить. Если я не ошибаюсь, вещество, которое она выделяет, называется кантаридин.
– Старичку было восемьдесят семь лет.
– Тем больше у него оснований пользоваться средствами, возбуждающими потенцию.
– Я не хочу даже думать об этом.
– Он курил?
– Вообще-то не знаю. Наверняка мы увидим это по легочной ткани. А почему вы спросили?
– Я только что расследовал один интересный случай. В Южной Африке несколько стариков были убиты с использованием никотина.
– Никотина?
– Его требуется совсем не так уж много.
– Но каким же образом?
– Это жидкость. С горьким вкусом, но его можно замаскировать. Можно также ввести при помощи инъекции. Смерть наступает в течение нескольких минут.
– А у курильщика его применение невозможно распознать?
– Пора бы вам поумнеть. Я смог с этим разобраться. Секрет состоит в том, чтобы сопоставить количество никотина в крови с количеством продуктов его распада. Никотин через некоторое время превращается в…
– Я знаю.
– У курильщика вы обнаружите гораздо больше метаболитов, чем чистого никотина. В случае же острого отравления окажется чересчур много никотина, а метаболитов, напротив, намного меньше.
– На что я могу рассчитывать при токсикологическом анализе?
– Стандартный токсикологический анализ нацелен прежде всего на выявление наркотиков. Опиатов, синтетических опиатов, морфия, кокаина, ЛСД, дарвона, фенилциклидина, амфетамина, бензодиазепинов… э-э-э… валиума и… и барбитуратов. Иногда еще трициклических антидепрессантов. Просите, чтобы вам сделали полный токсикологический анализ, плюс все остальные. Хлоралгидрат в стандартный тест не входит, закажите его. И еще плацидил, старый снотворный препарат. Тест на барбитураты, снотворные. Чрезвычайно трудно обнаружить фентанил. Фосфорорганические инсектициды. Диметилсульфоксид… его применяют ветеринары для лошадей. Постарайтесь придумать как можно больше. Мне кажется, что будут сделаны ГХ и МС.
– Я не знаю. А что это такое?
– Газовая хроматография и масс-спектрометрия. Это золотой стандарт. Вы находитесь в очень глухой дыре?
– В городе. Честно говоря, это в Канаде.
– О, Конная полиция! Их криминалистические лаборатории куда лучше наших. Только не ссылайтесь на меня. И еще – удостоверьтесь в том, что они проверяют местную воду на предмет примесей, которые могли бы исказить токсикологическую картину. Вы сказали, что тело забальзамировано, не так ли? Позаботьтесь, чтобы они получили образец жидкости для бальзамирования и исключили ее при анализе. Попросите сделать полный токсикологический анализ телесных веществ: кровь, ткани, волосы. Некоторые протеины растворяются в жировых тканях. Кокаин откладывается в сердечной ткани, держите это в памяти. А печень это вообще губка.
– И сколько же времени потребуется на все эти анализы?
– Недели. А может быть, месяцы.
– Это невозможно. – Нервный подъем, владевший ею на всем протяжении разговора, внезапно пропал, сменившись стремительно нарастающей подавленностью.
– Но, увы, это так. Только вам ведь может и повезти. И тогда месяцы обернутся одним днем. И все же если вы не знаете точно, какой яд ищете, то нельзя исключить и того, что вам вообще не удастся его найти.
– Все говорит за то, что смерть была естественной, – объявил Хиггинс, когда Анна вернулась в лабораторию. – Вероятно, он страдал аритмией. Видно, что у него был атеросклероз. Заметен рубец от старого инфаркта.
Кожа верхней части лица Мэйлхота была завернута вниз, словно латексная маска. Череп был вскрыт, и наружу торчала розовая изборожденная морщинами поверхность мозга. Анне показалось, что она сейчас упадет в обморок. Она увидела лежащее на лабораторных весах легкое.
– И сколько же оно весит? – спросила она, как можно неторопливее и спокойнее, отвернувшись от обезображенного трупа.
Хиггинс улыбнулся, видимо, желая дать понять, что оценил ее выдержку.
– Немного. Двести сорок граммов. Без застойных явлений.
– Значит, смерть наступила быстро. Так что мы можем исключить депрессанты центральной нервной системы.
– Я вам уже сказал, что это больше всего похоже на сердечный приступ. – Было заметно, что запасы терпения Хиггинса подходят к концу.
Раскрыв записную книжку, Анна сказала патологоанатому, какие нужно сделать токсикологические анализы. Эксперт уставился на нее, как будто не верил своим ушам.
– А вы хотя бы имеете представление о том, сколько это будет стоить?
Она вздохнула.
– Полагаю, что эта сумма не разорит американское правительство до конца. Я должна проделать все это полностью. Если я не обнаружу каких-то свидетельств сейчас, то, вероятно не найду их уже никогда. А теперь я должна попросить вас о большой любезности.
Судебно-медицинский эксперт пристально посмотрел на Анну. Она чувствовала, что он всерьез раздражен.
– Я хочу попросить вас снять кожу с трупа.
– Вы меня разыгрываете, что ли?
– Ни в малейшей степени.
– Позволю себе напомнить вам, агент Наварро, что вдова планировала обычные похороны в открытом гробу.
– Но ведь при этом остаются на виду только руки и лицо, верно? – Снять кожу означало удалить кожный покров как можно более крупными кусками, которые можно при необходимости снова сшить вместе. Этот метод позволял исследовать подкожный слой. Иногда это был единственный путь, позволяющий обнаружить следы инъекции. – Конечно, если вы не возражаете, – добавила Анна. – Я ведь всего-навсего заезжий гастролер.
Хиггинс ярко покраснел и, не ответив ни слова, повернулся к трупу и, слишком яростно нажимая на скальпель, принялся удалять кожу.
Анна почувствовала, что у нее кружится голова, и снова со страхом подумала, что может упасть в обморок. Поэтому она вышла из морга в коридор и решила поискать туалет. К ней подошел Рон Арсено, державший в руках огромную кружку с кофе.
– Ну, что, мы все еще роемся в кишках и перебираем кости? – осведомился он; по-видимому, к нему полностью вернулось хорошее настроение.
– Еще хуже. Мы снимаем кожу.
– Вы никак не хотите отказаться от своего намерения?
– Я всего лишь намереваюсь посетить комнату для девочек.
Арсено скептически сморщился.
– По-моему, нам здесь ничего не светит.
Анна лишь нахмурилась и покачала головой.
– Неужели вы, янки, не верите в старость? – в свою очередь, покачав головой, спросил канадец.
– Я сейчас вернусь, – холодно ответила Анна.
Она вымыла лицо холодной водой из-под крана и только после этого заметила, что тут не было бумажных полотенец, а лишь одна сушилка для рук из тех, которые никогда и нигде не работали. Негромко застонав, она зашла в кабинку, отмотала от рулона длинную полосу туалетной бумаги и вытерла ею лицо, оставив на коже многочисленные белые хлопья.
После этого она осмотрела себя в зеркале, обратив внимание на темные полукружья под глазами, тщательно обобрала клочки туалетной бумаги, поправила косметику и вернулась к Арсено, чувствуя себя освеженной.
– Он вас спрашивал, – возбужденно сообщил ей канадец.
Хиггинс держал в руке желтый кусок кожи, площадью примерно три на три дюйма, вид у него был такой, словно он был охотником и демонстрировал редчайший трофей.
– Вам повезло, что я решил обработать еще и руки, – заявил он. – Директор похоронной компании, конечно, захочет оторвать мне голову, но, полагаю, у них найдется какая-нибудь косметика, чтобы замаскировать поврежденное место.
– Что это такое? – спросила Анна, ощущая, что ее сердце забилось вдвое быстрее.
– Тыльная сторона кисти руки. Abductor pollucis, короткая разгибающая мышца большого пальца. Посмотрите-ка сюда.
Анна подошла поближе – Арсено перегнулся через ее плечо, – но ничего не увидела. Хиггинс взял со стола лупу.
– Видите это маленькое лилово-красное пятно с полдюйма в поперечнике? Немного похожее на ожог?
– Ну, и?..
– Это и есть ваш след от укола. Можете мне поверить, ни один врач и ни одна, даже самая неопытная медсестра никогда в жизни не станет делать укол в это место. Так что в конце концов вы все же что-то нашли.