Вооруженные силы государств Западной Европы в первой половине XVII в. 4 страница

17 мая в 2 часа утра союзники, имея в голове французскую пехоту, подошли к лагерю имперско-баварской армии. Но лагерь уже горел, а войска отступали.

Ночью из лагеря в направлении Аугсбурга было выслано около 30 эскадронов конницы, составивших авангард. За ними двигались главные силы, затем обозы и арьергард (1600 всадников, 800 мушкетеров и четыре орудия) под командованием Монтекуколи.

Отступать приходилось по плохой дороге, проложенной в лесисто-болотистой местности. Обозы двигались медленно и задерживали отступление войск.

В 7 часов утра французская конница атаковала арьергард Монтекуколи. Завязался упорный бой. Из главных сил на поддержку атакованному противником арьергарду было выслано 500 мушкетеров, 400 всадников и два орудия. Однако они не спасли его от поражения.

Конница Тюренна вела фронтальную атаку. Врангель послал шведскую конницу для осуществления двухстороннего охвата арьергарда, который в конечном итоге был окружен и уничтожен. Оказать помощь арьергарду из главных сил имперско-баварской армии оказалось невозможно, так как этому мешал обоз, следовавший позади войск, а лесисто-болотистая местность не позволяла его обойти. Было захвачено шесть орудий, а также значительный обоз и пленные. Монтекуколи удалось спастись.

Имперско-баварская конница заняла позицию за речкой Шмуттер и отразила попытки союзников форсировать ее с ходу. Тюренн и Врангель решили ждать подхода своей артиллерии, которая прибыла лишь к вечеру. Но и с помощью огня артиллерии форсировать речку не удалось. Проявилась [434] устойчивость противника в обороне. Тюренн решил возобновить атаки утром 18 мая.

Ночью имперско-баварская армия отошла за р. Лех под прикрытие крепостной артиллерии и сожгла мост. 19 мая происходила артиллерийская перестрелка, а в ночь на 20 мая баварцы отступили к Мюнхену и затем в Тироль.

Франко-шведские войска заняли Баварию и подвергли страну разорению и ограблению.

Третий этап кампании — отступление франко-шведских войск.

Баварский генерал Энкефорт собрал 9–10 тыс. пехоты, 15 тыс. конницы и сравнительно сильную артиллерию, перешел Дунай и остановился укрепленным лагерем на левом берегу р. Изер в районе Ландау.

Вследствие того что на коммуникации франко-шведских войск вышли значительные силы противника, Тюренн и Врангель решили отступить на рубеж р. Изер, где и расположили свою армию в укрепленном лагере.

Обе стороны предпринимали частные атаки лагерей, не имевшие успеха.

Использовав все местные ресурсы и разорив окрестности, франко-шведская армия и баварцы расположили свои лагеря в районе Ландсгута, где оставались до конца сентября. Затем Тюренн и Врангель отступили за р. Лех, а за ними на этот рубеж вышла имперско-баварская армия. Этим закончилась последняя кампания Тридцатилетней войны.

«Тюренн, — отметил Наполеон, — в 1646 и 1648 годах проходил через Германию во всех направлениях с такою быстротою и смелостью, которые совершенно противоположны образу ведения войны этого времени; это происходило от его искусства и верных правил его метода...»{403}

Складывавшийся в то время способ ведения войны определялся системой снабжения войск продовольствием и фуражом из магазинов (складов), от которых военачальники не решались удаляться на значительное расстояние. Выход противника на коммуникацию вынуждал армию отступать с целью сохранения своих магазинов.

В кампании 1644 г. Тюренн отказался от преследования противника, опасаясь удалиться от своей коммуникации. Он писал: «Так как вся пехота, которой мы располагали, привыкла получать печеный хлеб, а не выпекать его самой, как то делали старые войска, долго служившие в Германии, то нельзя было последовать за неприятелем в Вюртемберг, в особенности потому, что там мы не нашли бы приготовленных [435] магазинов. Поэтому-то и решено было не удаляться от Рейна»{404}.

В кампании 1648 г. франко-шведская армия снабжалась главным образом из местных ресурсов, т. е. существовала за счет населения театра военных действий, территория которого подвергалась опустошению. Организуя ограбление и разорение населения, Тюренн достигал большей подвижности своих войск и меньшей зависимости от магазинов. В результате такого способа снабжения армия оказывалась во враждебном окружении.

В ходе кампании важную роль играли укрепленные лагеря, являвшиеся способом уклонения от боя в невыгодных условиях и средством маневра. Отсиживаясь в укрепленном лагере, военачальник выжидал изменения обстановки в благоприятную для себя сторону. Как только оказывалось, что данная территория разорена полностью, армия переходила в новый район, где снова устраивала укрепленный лагерь.

Бой, по существу, имел целью не уничтожить противника, а овладеть территорией, что способствовало, по утверждению Тюренна в 1646 г., увеличению своих сил и ослаблению противника.

Кампания 1648 г. интересна тем, что она выявляет способы обеспечения отступательного марша того времени и ведения преследования. Командование имперско-баварской армии при отступлении не выслало обозы вперед и тем самым изолировало от главных сил свой арьергард, против которого оказалась вся франко-шведская армия. Тюренн и Врангель удачно осуществили маневр на окружение арьергарда противника.

* * *

Отзвуки английской буржуазной революции заставили французское правительство поторопиться с окончанием Тридцатилетней войны. Да и основные цели были достигнуты: «Когда наступил мир, Германия лежала беспомощной, растоптанной, растерзанной, истекая кровью...»{405}, в Западной Европе утверждалась гегемония абсолютистской Франции.

По Вестфальскому миру 1648 г. правительство Франции взяло себе Эльзас и епископства Мец, Туль и Вербен.

Швеция получила почти всю Померанию с г. Штеттином и островом Рюгеном, макленбургский г. Висмар, Бременское и Вербенское епископства. Иначе говоря, Швеция захватила устья Одера, Эльбы и Везера, что наиболее гибельным оказалось для Германии. Балтийское море превратилось в шведское озеро. За счет ограбления Германии возросло могущество [436] шведской абсолютистской монархии, упрочившей свое внутреннее и внешнее политическое положение.

Вестфальский мир фиксировал распад Германии и потерю ею какого бы то ни было международного значения. Признавалась полная самостоятельность князей, и Германия превратилась в конгломерат самостоятельных государств. Теперь насчитывалось до 300 самостоятельных государств и более тысячи имперских рыцарских имений, мало чем отличавшихся от мелких княжеств.

Страна была окончательно разорена. В результате войны она потеряла 75% своего населения (12–13 млн.). Война ускорила экономический упадок Германии, которая теперь превратилась в глухую провинцию и надолго осталась в стороне от большой дороги развития европейской буржуазной культуры. Города пришли в упадок и утратили свое экономическое и политическое значение. Деревня с примитивным хозяйством быстрее городов восстановила первоначальное положение. Следствием длительной войны явились экономическая и политическая раздробленность Германии и упадок культуры.

Основной итог Тридцатилетней войны в определении Энгельса выражался в следующем: «...Уступки в пользу Франции; водворение Швеции и Дании в Германии; право на вмешательство держав-гарантов; полный упадок центральной власти, право на мятеж против императора, междоусобную войну и измену отечеству, гарантированное князьям Европой»{406}.

* * *

Единственной положительной стороной Тридцатилетней войны, по мнению Ф. Меринга, является полное крушение кондотьерства, на смену которому пришли постоянные наемные армии. Это, конечно, не единственная положительная сторона войны. Тем более нельзя согласиться с утверждением Меринга о том, что Тридцатилетняя война оказалась периодом «общего банкротства европейского военного искусства»{407}. По его мнению, известный прогресс в военной технике выразился в победе мушкета над пикой, от которой выиграло лишь шведское войско; «тот же прогресс явился одним из средств уничтожения кондотьерства»{408}. Однако характер и социальный состав армий зависит не от технического прогресса, а от экономических основ, от общественного и политического строя. Постоянные наемные армии это прежде всего [437] продукт буржуазных революций XVI — XVII вв. и абсолютистских монархий.

Поэтому совершенно прав Меринг, когда говорит об экономической основе военного искусства, что прежде всего относится к характеру и составу армий. Валленштейн не мог подражать шведской тактике именно потому, что необходимым условием ее была «экономическая структура шведской нации; он же и его войско оставались связанными с испанской тактикой»{409}.

В первой половине войны мушкет еще не одержал полной победы над пикой и пехота продолжала состоять из пикинеров и мушкетеров, соотношение которых изменялось в пользу последних. Для окончательной отмены пик технические предпосылки (штык и кремневый замок) появились лишь во второй половине XVII в.

Период войн за утверждение французской гегемонии в Западной Европ; (в основном весь XVII в.) является временем становления новой военной организации и нового военного искусства, родоначальником которых правильно называют Нидерландскую буржуазную революцию. Новое содержание военной организации, военного и военно-морского искусства развивалось в гражданской войне в Англии, в Тридцатилетней войне, а затем в англо-голландских войнах.

В XVII в. окончательно сложились постоянные наемные армии, их система комплектования, организации, вооружения и обучения. «Постоянные войска стали возможны и даже необходимы лишь тогда, когда монархии современного типа достигли известной степени развития»{410}. Ф. Меринг совершенно правильно отметил политическую основу утверждения постоянных армий.

В связи с изменением роли родов войск в бою изменилась структура армий, повысился удельный вес конницы и артиллерии. Определилось место каждого рода войск в боевом порядке и порядок его построения. Повышалась роль артиллерии в полевом бою, хотя количество орудий все еще было невелико. Сократилась глубина строя пехоты и конницы и увеличилось протяжение фронта боевого порядка, что позволяло вводить одновременно в бой большее количество пехотинцев и всадников. Тактические единицы стали более мелкими, возможности маневрирования войск увеличились. Это был период становления линейной тактики.

«Основным материалом для образования постоянных войск послужила одичавшая солдатня Тридцатилетней войны, равно как массы бродяг и преступников, порожденных этой [438] войной. Прежде всего для них была необходима железная дисциплина»{411}. Изменялся характер комплектования армии — от добровольной вербовки переходили к применению насилия и различных видов обмана.

Дисциплина таких «наемников» не могла держаться только на шпицрутенах и относительно регулярной выплате жалованья. Всякая дисциплина исчезала тогда, когда солдаты были голодны. Теперь требовалось своевременное и регулярное снабжение войск продовольствием. Самоснабжение исключалось тем более в обстановке потрясающего экономического опустошения Центральной Европы. Немаловажную роль играло все более и более увеличивавшееся дезертирство. «Из этой жестокой необходимости возникло магазинное снабжение постоянного войска»{412}, превратившееся в определенную систему.

Появились новые важные объекты военных действий — магазины и коммуникации войск, от состояния которых зависела боеспособность армий. Такова одна из самых существенных материальных предпосылок новой стратегии. Умелое маневрирование войск на театре военных действий являлось теперь необходимым условием достижения успеха в войне.

В период Тридцатилетней войны «...система военного наемничества, — писал Ф. Энгельс, — была общепринятой в Европе; образовалась категория людей, которые жили войной и ради войны; и хотя тактика от этого, может быть, выигрывала, но зато качество людского состава — материала, из которого образуются армии и который определяет их morale, — от этого, конечно, пострадало»{413}.

Для поддержания необходимой их боеспособности усиленная муштровка дополнялась палочной дисциплиной. В этих условиях «единственной формой борьбы, при которой возможно было употреблять огнестрельное оружие с такими солдатами, была линейная тактика»{414}.

Эта новая тактика давала возможность наносить мощные по тому времени фронтальные огневые удары как при атаке, так и при ее отражении (в оборонительном бою). В линейном построении взаимодействовали пехота, конница и артиллерия, что в отношении организации и управления боем выдвигало повышенные требования к командованию всех ступеней армии. В то же время силы и средства равномерно распределялись по фронту, резерв, как правило, не выделялся, боевой порядок не имел тактической глубины, а поэтому сокращались [439] возможности маневра на поле боя. Однако возникновение в XVII в. линейного построения армий было прогрессивным явлением в военном искусстве, новым этапом в развитии тактики.

В войнах за утверждение французской гегемонии выдвинулись талантливые полководцы и военачальники, к числу которых следует отнести Густава Адольфа, Тюренна и с некоторыми оговорками Тилли и Валленштейна.

По мнению Меринга, Густав Адольф и Тилли в методах ведения войны «не стояли выше своего времени» и заслуга их заключается в том, что они «старались сохранить дисциплину». «Тилли был, что называется, боевым генералом: смел и деятелен в битве, воспитание получил в испанской школе, не имел дарований полководца и политически был ограничен. Густав Адольф стоял в военном отношении несравненно выше его; экономическая структура его государства дала ему возможность пройти нидерландскую школу»{415}. Таким образом, основное различие между двумя военачальниками заключается в том, что они являлись представителями двух различных «школ». Дело, конечно, заключается не в «школах», а в том, что Тилли способствовал сохранению старого, отжившего военного искусства, шведский же полководец содействовал развитию в военном деле нового, прогрессивного содержания.

Выше Густава Адольфа и Тилли, по утверждению Меринга, стоял Валленштейн. Такая точка зрения не согласуется с оценкой этих полководцев Ф. Энгельсом.

Валленштейн «при всех своих тяжких конфискациях и контрибуциях... — писал Ф. Меринг, — всегда преследовал политическую цель, укрощая заносчивость и самомнение князей, но щадя крестьян и горожан, так что последние все же могли существовать, несмотря на все военные тяготы»{416}. Такое утверждение Меринга не подтверждается исторической действительностью. Войска Валленштейна свирепствовали в Германии не менее прочих наемников. Именно ему принадлежит идея содержать армию полностью за счет населения оккупированной территории, т. е. осуществление правила — «война кормит войну».

Ф. Меринг слишком переоценил Валленштейна. Он писал: «Величайший полководец своего времени, «кумир войск и бич народов», он был прежде всего политиком, а затем уже солдатом. Он понимал, что война является продолжением политики насильственными средствами, и, где мог, предпочитал мирные средства насильственным. Значительно превосходил Тилли и Густава Адольфа как организатор больших армий, он ни разу не дал наступательного сражения. Его полупоражение [440] под Люценом было фактически доказательством его дальновидности»{417}.

Вполне можно согласиться с тем, что Валленштейн был солдатом, организатором и «самым крупным предводителем банд», но нельзя сказать, что он являлся «самым крупным политиком своего времени» и тем более «величайшим полководцем».

Как полководцы значительно выше Валленштейна стояли Густав Адольф и Тюренн, которые действительно немало сделали в отношении организации постоянных армий, разработки системы их снабжения, оформления и систематизации возникших новых способов ведения войны и боя, а также в развитии элементов регулярства. [441]