Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Вознесение Господне 5 страница



Иосиф Алавердский проповедовал Евангелие в верхней Картли и Кахетии. Неприступные скалы и утесы Кавказа были его епархией. Он посещал села, которые казались гнездами, прилепившимися к уступам скал; поднимался по тропинкам, где не могли разойтись два путника; переходил через пропасти и стремительные потоки по мостам, сплетенным из ветвей. Часто ночь заставала его в снегу, а заря – в пути. Он казался горным орлом, который парит высоко над вершинами Кавказа. Он основал Алавердский монастырь и там окончил свою жизнь в затворе. Иосиф прошел все ступени духовного совершенства: от послушника до затворника. Игумен принадлежит своему монастырю, епископ – своей епархии, а затворник – всему христианскому миру.

Церковь прославляет учеников Иоанна Зедазенского: преподобного Стефана, одаренного духовной мудростью; Зенона, распявшего себя на кресте послушания; Пирра, проводившего жизнь в плаче и покаянии, подобно великому Ефрему; Михаила, достигшего простоты и чистоты ребенка по слову Спасителя: «будьте как дети» (Мф. 18, 3); Фаддея – ревнителя веры и обличителя ересей; Исидора – благоуханный цветник всех добродетелей, ограда которого – безмолвие, а водоем – непрестанная молитва.

Диакон Илия, оставшийся со своим аввой на Зедазени, каждый день носил в кувшине воду из Арагви на вершину горы, как Лот из Кедронского потока – в Иерусалим. Ради молитв игумена Иоанна и послушания преподобного Илии Господь извел родник из скалы Зедазени. Учитель и ученик, не разлучавшиеся при жизни, не разлучились и по смерти: они похоронены рядом у алтаря.

Гробницы святых – неиссякаемый источник духовного света; их пещерные кельи и подземелья затвора – колодцы благодати, более дивные, нежели колодец Иакова, у которого Господь обещал дать «воду живую» самарянке – грешной человеческой душе.

VII век пришел в Грузию, как апокалиптический всадник на коне цвета горящего пламени, словно призрак грядущих войн. Под натиском магометан пала Персия. Лев Ирана склонился на колени перед халифом Омаром, как десятью веками ранее перед Александром Македонским. Византия, теряющая одну за другой свои провинции, была похожа на коралловый остров, размываемый волнами моря. Исламский мир приближался к границам Грузии с быстротой лесного пожара. Вскоре мусульманское войско, как удар клинка, глубоко врезалось в ее тело. В городах Картли и Кахетии встали арабские гарнизоны.

Особенно опустошительным было нашествие халифа Мурвана-Кру, которого за его жестокость называли «глухим». Преследуя армянского царя Сумбата, Мурван-Кру через Сурамский перевал вторгся в Западную Грузию. Недалеко от Кутаиси ему преградили путь войска грузин под предводительством двух Арагветских князей – братьев Давида и Константина. Передовые отряды Мурвана были разгромлены, но затем грузинское войско окружили полчища арабов. Кутаиси пал. Князья Давид и Константин оказались в плену. И главным трофеем Мурвана стал не Кутаиси, не оружие и кони падших воинов, а именно они. Мурван считал, что если князья примут ислам, то это будет для него победой большей, нежели победы, одержанные им на поле боя.

Халиф обратился к двум братьям не как к пленникам, а как к государям, равным ему по чести. Он предложил Давиду стать правителем Ирана – бывшего соперника Рима и Византии, а Константину обещал, что поставит его выше арабских князей, будет считать своим братом и не разлучится с ним, как со своей тенью. Только для этого князья должны выполнить одно условие – отречься от Христа и принять ислам. Князья ответили отказом. Халиф приказал подвергнуть их пыткам. И у древних, и у новых тиранов один закон: пытка спрашивает, а боль отвечает. Тела князей резали клинками, опаляли раны огнем, их привешивали вниз головой, вливали им в ноздри уксус, затем, бросив в подземелье, морили голодом и жаждой. К ним посылали имамов, которые говорили: «мы не язычники, а верим в единого Бога, как и вы, поэтому вы не отречетесь от Бога, перейдя в ислам». Те отвечали: «Христос наша жизнь, а отречение от Него – вечная смерть. Не все ли равно, где утонуть – на середине моря или у самого берега». Наконец, когда сами палачи устали от пыток, последовал приговор – казнь через усечение мечом.

В последней молитве князья просили Бога по смерти не разлучать их друг от друга и исполнять молитвы и прошения тех, кто будет призывать их на помощь. К телам казненных братьев привязали тяжелые камни и бросили в Риони, но произошло чудо: тела всплыли на поверхность и пристали к берегу. Казалось, что мощный поток реки не в силах сдвинуть их с места и увлечь за собой, – они лежали на волнах Риони, как на неподвижном ложе. Воины из дружины князей, скрывавшиеся от арабов в окрестностях Кутаиси, увидели над Риони свет – как будто заря стояла над рекой. Они крадучись подошли к берегу. Свет окружал тела князей. Воины подняли их из воды и решили с честью похоронить, но ночью в сновидении увидели Давида и Константина, повелевающих нести их мощи на восток и предать погребению на том месте, где застанет их утро. Тела мучеников обернули воинскими плащами, как погребальными саванами. Вначале несли на руках, но затем, опасаясь, что им встретится арабский отряд, положили на телегу, запряженную парой молодых бычков, укрыли травой и так продолжали путь.

При первых лучах зари бычки сами встали, как вкопанные, на месте, как будто невидимая рука удерживала их. Они остановились на уступе скалы над обрывом, на месте, которое казалось предназначенным для крепости, защищающей подступы к городу. Здесь воины погребли тела князей. Впоследствии над их могилой был основан монастырь, названный Моцамета – обителью мучеников. Их кости лежат в одной гробнице, подножием которой служат деревянные львы. Память Арагветских князей окружена благоговейным почитанием. В праздник Давида и Константина[21] к монастырю стекаются богомольцы из всех концов Западной Грузии, и гробницу мучеников окружает народ более многочисленный, чем боевая дружина, когда они вступили в бой с Мурваном.

Царь Арчил взошел на трон, как на подножие креста. Его долголетняя жизнь была духовным мученичеством за свой народ. Страшное испытание постигло Грузию, едва лишь он надел на свою голову корону Вахтанга Горгасала и взял в руки скипетр, словно жезл Самуила – неподкупного судии. Вторжение Мурвана, одно имя которого наводило ужас на Востоке, было подобно смерчу из аравийской пустыни. Арчил со своим старшим братом Миром укрепились в Анакопии, как в орлином гнезде. Началась тяжелая осада. В крепости находилась могила апостола Симона Кананита. Молитвы его защищали город, как молитвы пророка Елисея – окруженную сирийскими войсками Самарию, и поэтому Анакопия оказалась для победителя Востока непреступной. Кровавый меч Мурвана, ударившись о стену Анакопии, как о скалу, притупился и изогнулся. Удача, которая казалась подругой халифа, отвернула от него свое лицо. Арабская конница завязла в болотах Колхиды, как войско Ксеркса в песках Сахары, и только остатки ее возвратились в Халифат.

Наступил мир, как день после долгой ночи, но само солнце ужаснулось, увидев страну обезлюдевшей и разоренной, как поле, с которого поднялись тучи саранчи. Царь Арчил дал народу то, что мог – свое сердце и остатки царских сокровищ, и взял то, что дал ему народ – чашу, наполненную слезами. В годы мира царь Арчил поднял страну из руин и собрал народы под сенью Столпа и Хитона Господня. Когда возводились стены разрушенных городов, рядом с каменщиками-мастерами лежали щиты и копья на случай военных тревог, а крестьянин, выходя в поле, брал с собой не только серп, но и меч.

Подвиг жизни царя близился к концу, как солнце склоняется к закату. Эмир Асум вызвал его в свой стан и там потребовал отречься от Христа. Царя уговаривали сделать лишь вид, что он принимает ислам, оставаясь при этом в душе христианином. Но царь поступил, как старец Елеазар, вдохновивший своей мученической смертью братьев Маккавеев на подвиг. Он отказался купить себе жизнь за 30 сребренников Иуды – ценой отступничества и вероломства – и склонил свою голову, убеленную сединой, под меч палача, как во время второго коронования. Его жизнь была достойна мученической смерти, а смерть – праведной жизни. Казнь мученика – это «Символ веры», написанный кровью. И живым, и мертвым царь Арчил был и остался примером для народа[22].

В VIII веке арабский Халифат, как огромное пятно, расползся по карте мира. По своим размерам он превзошел Римскую империю времен ее великих цезарей: счастливого Августа и победоносного Траяна. Западные берега Халифата омывали свинцовые волны Атлантики, восточные границы проходили через покрытые пальмами острова Индийского океана и достигали Великой стены Китая; на юге он сливался с пустыней Сахарой, где среди песков, вздыбленных, как волны моря, границу определяют по звездам; на севере – врезался, как кривой клинок сабли, в землю хазар и скифов.

Здесь, в стране скифов и хазар, арабы то одерживали блистательные победы, то терпели неожиданные поражения и тогда откатывались назад через Дербендские ворота – так меч скрывается в ножнах до новой битвы. Багдад – столица Халифата – стал одним из самых великолепных городов мира: по своей сказочной роскоши и пленительной красоте он превзошел города Индии. Если средневековые алхимики тщетно пытались найти способ превращать металлы в золото, то арабские халифы умели превращать в золото кровь покоренных народов, а из камней разрушенных городов и храмов возводить стройные, как изваяния, дворцы.

В то время прославился мученическим подвигом аравийский юноша Або[23], родом из Багдада. Он приехал в Грузию в свите картлийского правителя Нерсеса. Страна находилась под властью мусульман, как Иудея времен Апостолов под властью Рима. В крепостях Тбилиси стоял арабский гарнизон. Рядом с храмами высились мечети и минареты; недалеко от Сионского собора находился дворец эмира, который мог свергать и назначать, судить и ссылать грузинских эриставов[24]. Христиане были обложены тяжелой данью, словно выкупом за право жить. Многие из князей и вельмож принимали ислам, чтобы получить высокие должности в Халифате, а простой народ – чтобы защитить себя от поборов, насилия и произвола: жители Тбилиси, принявшие ислам, пользовались теми же правами, что и арабы. И в это самое время арабский юноша Або принял христианство, что сулило ему только одну награду – мученичество за Христа. Он принял крещение в Хазарии, затем удалился в горы Абхазии для уединенной молитвы и, укрепившись благодатию Божией в пустынном безмолвии и посте, как воин, надевший доспехи и приготовившийся к битве, вернулся в Тбилиси, чтобы проповедовать Евангелие своим соплеменникам-арабам.

Каждый день после церковной службы Або шел в арабские кварталы и военные казармы; там он читал Евангелие и рассказывал о Христе. По закону шариата мусульманин, принявший другую веру, должен быть казнен. Поэтому Або каждый день шел на проповедь, как на смерть. Каждую ночь он ожидал услышать шаги стражи, которая свяжет его и поведет на допросы в суд, а затем бросит в темницу, из которой только один путь – на место казни. Казалось, что Або сам ищет страданий и смерти, как люди этого мира ищут покоя и наслаждений.

Три года проповедовал Або тбилисским мусульманам, скрываемый благодатию Божией от глаз кадиев и имамов. Уже одно это было чудом. Три года продолжалась проповедь Спасителя, три года продолжалась проповедь Его раба. Господь был предан Своим учеником, Або – своими соплеменниками. В темнице, по ночам, узник пел на память псалмы Давида, как погребальные песнопения по себе самом. В праздник Крещения Господня он крестился крещением мученика – в своей крови. Чтобы мощи казненного не взяли христиане – как святыню, его тело привезли к подножию Метехской горы, обложили паклей, облили нефтью и сожгли, а кости и пепел зашили в шкуру овцы и бросили в стремительный поток Куры. Судьи думали, что река станет местом забвения для святого, безмолвной могилой, но мощи его вместе с камнем, привязанным к ним, всплыли около Метехского моста. Христиане тайно взяли их и унесли на север, в горы. А над мостом три ночи стоял огненный столп, как пламя огромной свечи, и звезды, подобные венцу, то сияли высоко над городом, то опускались к волнам реки.

На месте сожжения тела Або была построена часовня. Святой Або издавна считался покровителем и защитником Тбилиси, в его часовне служили молебны, когда городу угрожала опасность от врагов, междоусобиц, голода, эпидемий. Эту часовню в XX веке новые вандалы разорили и снесли до основания, словно хотели продолжить суд эмира над Або. Знаменательно, что через несколько дней после этого вспыхнула Вторая мировая война. До сих пор часовня не восстановлена. Покровителя Тбилиси как будто оставили без дома. Чудотворная икона Або, перед которой в часовне служили молебны, находится теперь в Метехи около гробницы святой Шушаники, точно мученица приютила своего духовного брата[25].

Грузинская Церковь причислила к лику святых двух братьев – мучеников Исаака и Иосифа[26]. Их мать была христианка, отец – аравитянин. Хотя законами Церкви браки между христианами и иноверцами запрещались, но положение завоеванной страны было таково, что народ оставался беззащитным, и даже царевен из рода Багратиони нередко отдавали замуж за мусульманских князей и эмиров, чтобы найти себе союзников или предотвратить нашествия. Достаточным условием для этого считался уговор: не заставлять невесту насильственно переходить в мусульманство; однако дети от смешанного брака считались мусульманами. Часто арабы похищали грузинских девушек, но были также случаи, когда такие браки заключались по любви и согласию двух сторон.

Арабы, отторгнув от Византии Сирию и Египет, воспользовались огромным арсеналом эллинистической философии и науки. Через два столетия после образования Халифата арабы по своей культуре стояли выше европейцев. Для араба того времени слово «франк» было синонимом варвара. Хотя по Корану разрешалось многоженство, многие арабы сохранили древний обычай иметь только одну жену. В такой семье воспитывались два брата – Исаак и Иосиф. Мать тайно учила их христианству. Отец же был уверен, что они мусульмане, и готовил сыновей к службе в арабском войске. Достигнув юношеского возраста, братья для того, чтобы сохранить христианскую веру, решили тайно переправиться в Византию и поступить на службу к императору Никифору. Этот замысел стал известен властям. Их подвергли допросу и суду у эмира. По законам шариата мусульманин, принявший христианство, подлежал смертной казни – даже если бы он был сыном халифа. Братьев стали допрашивать: почему они хотели переехать в Византию к императору Никифору, врагу Халифата, который свое царствование провел в непрестанной войне с арабами? Исаак и Иосиф ответили, что они христиане и поэтому решили служить православному царю. Этот ответ поразил судей, как неожиданный удар грома. Они оцепенели и молча, с изумлением, смотрели на братьев, как на призрак, вставший из могилы.

Отец Исаака и Иосифа – один из аравийских князей, уважаемый в городе Карну человек, присутствовал на суде. Услышав, что его дети произнесли самим себе смертный приговор, он стал, указывая на свои седины, умолять их избавить себя от пыток и смерти, а его от позора, и объявить, что они решили принять ислам. Он не угрожал, а плакал, как ребенок, и просил их, как раб своих господ. Для братьев это была невидимая пытка, более страшная, чем пытка железом. Любовь и жалость к отцу разрывали их сердца, но победила любовь ко Христу. Исаак и Иосиф повторили, что они не лазутчики греков, а христиане, и направлялись в Византию для того, чтобы там свободно исповедовать веру, которую они впитали с материнским молоком.

Среди судей были родственники и друзья отца... Они стали убеждать братьев перейти в мусульманство, называли их ласковыми именами, вспоминали, как держали их на руках, когда они были детьми, просили не сводить убитого горем отца в могилу. Но братья были непоколебимы. Благодать Божия укрепляет мучеников в их подвиге и открывает перед ними духовный мир. Братья увидели, что демоны заседают вместе с судьями, что слезы, текущие по лицу отца, подобны саже, растворенной с кровью. Слышат они его мольбы – как змеиную песню, как дьявольское обаяние, которое хочет увести их от Христа в черную бездну.

Толпа мусульман, окруживших суд, громко требовала смерти Исааку и Иосифу. Судьи сами оказались в роли заложников, над которыми толпа могла учинить расправу. Слух, распущенный странствующими дервишами о том, что кадий подкуплен греками, уже полз по городу и грозил превратиться в пожар. Судьи нехотя, стараясь не смотреть на узников, подписали смертный приговор, как свидетельство о своем бессилии. Братья приняли его с радостью: теперь сами судьи и родные отправляют их с честью в далекий путь – не в Византию к императору, а в Царство Небесного Царя. Ночью столп света, подобный колонне храма, стоял над телами казненных. Родственники не решились отнести их на кладбище, где хоронили мусульман, и оставили тела на съедение голодным псам, которые стаями бродили по городу ночью. Но христиане тайно взяли мощи мучеников и погребли их за городом... Впоследствии на этом месте была построена церковь во имя Святой Троицы.

Жил в IХ веке в Грузии подвижник Иларион, который повторил подвиги древних Отцов и обладал таким обилием даров, что Церковь назвала его тем же именем, что и святителя Николая – Чудотворцем[27]. Он происходил из знатного княжеского рода, но уже в отрочестве отказался от своего имения, подобно Антонию и Арсению Великим; пришел как странник в Гареджийскую Лавру и жил в пещерной келье в нищете, не имея даже второго хитона. Как рудокопы роют землю в том месте, где залегла золотоносная жила, чтобы найти крупицы драгоценного металла, так Гареджийская Лавра была испещрена пещерами, которые вырыли монахи. Там в непрестанной денно-нощной молитве они искали небесное сокровище – благодать Духа Святого. Как червь, заключив себя в кокон, будто в добровольную темницу, выходит оттуда другим существом – крылатой бабочкой, похожей на лепестки цветов, так человеческая душа в затворе обретает крылья и во мраке пещеры видит духовный свет.

Голос Божий повелел Илариону, подобно Аврааму, идти в чужую землю, и он, оставив Гареджийскую обитель, как родной дом, отправился в дальний путь, не имея с собой ничего, кроме имени Божия. Как пчела собирает мед со всех цветов, так он собирал благодать у святынь Палестины и Рима, Синая и Эллады. Он проповедовал Евангелие не язычникам, а христианам, забывшим о Христе, проповедовал не словами, а явлениями Божественной силы. Преподобный творил милостыню несчастным и больным, но не золотом, а даром чудес и исцелений. Свой путь он закончил в Солуни, городе великомученика Димитрия, городе, который стоял как крепость на границе Византии и варварских народов.

Византия была похожа на твердь христианства, а варварский мир – на бушующее море, волны которого то обрушивались на берег, то откатывались назад. Когда император захотел перенести мощи святого Илариона в Константинополь, то жители воспротивились, говоря, что Царьград имеет крепостные стены, высокие, как скалы, а Солунь защищена молитвами святых Димитрия и Илариона. Некоему монаху было видение: клокочущее пламя, как из жерла вулкана, с ревом вырвалось из ада; слышит он голос: «Это пламя зажег кесарь Василий своими грехами». Никто не мог не только угасить этого адского огня, но и даже приблизиться к нему. И видит монах старца, подобного Ангелу, который молится Богу: пламя уменьшается, а затем гаснет, как будто струи дождя залили его.

В дивном старце монах узнал преподобного Илариона. О своем видении он рассказал кесарю Василию, которого за военные подвиги сравнили с Александром Македонским, а за жестокость – с Эль-Гаруном. Тот велел построить себе келью у гробницы Илариона и часто уединялся туда для молитвы, как человек скрывается в непреступный замок от окружающих его врагов.

Церковь прославляет в один день с Георгием Победоносцем святого мученика князя Константина[28], который с детства отличался строгим благочестием. Обычно в своих родовых имениях князья вместе со свитой последними входят в храм на богослужение, где их прихода дожидается священник и народ, а святой Константин первым, как святитель Николай, задолго до службы приходил в церковь со своими детьми и последним выходил из нее. Его дом был открыт для нищих и странников, как для самых почетных гостей. Он не только кормил бедных, но и служил им за трапезой, как Филарет Милостивый, и омывал ноги приходящим странникам, как Авраам. За его столом всегда сидели священники и монахи, с которыми он беседовал о спасении души.

Часто святой Константин отправлялся на далекое богомолье с богатыми дарами и привозил оттуда самое великое сокровище – благословение монастырей и обителей, подобно купцу, который приводит из чужих стран караваны, нагруженные богатством. Он заботился о благолепии храмов, восстанавливал из руин разрушенные церкви, дарил иконы, утварь и облачения, помня, что храм – это образ Эдема и место явления Божества. Князь посылал жертвы ко Гробу Господню так же, как древние праведники часть своего имения отделяли для Иерусалимского храма; давал милостыню бедным, как дань своим господам. Свое сердце он сделал храмом Господним, где воссылал непрестанные молитвы Богу. Константин видел ту таинственную красоту небесного Иерусалима, перед которой солнечный свет кажется тьмой. В бою с арабами он был взят в плен и отправлен на суд в Вавилон. За отказ принять ислам князь был казнен и удостоился великой чести – пить ту чашу страданий, из которой пил Христос. Отрубленную голову Константина прикрепили к высокому шесту и подняли над крепостной стеной, как военный трофей, чтобы устрашить врагов ислама, но она, окруженная нимбом лучей, сияла над городом, как победоносное знамя веры.

Грузинская Церковь прославляет святого князя Гоброна, замученного за Христа в Х веке[29]. Это было столетие, когда время исчисляли не по годам, а по нашествиям арабов. Гоброна называют «отважным» – это образец грузинского витязя, во многом схожего с тем, кого на Западе называли «рыцарем без страха и упрека». Он защищал в Тао-Кларджети свою родовую крепость, которая стояла на пути арабов, так же, как некогда спартанский царь Леонид с отрядом воинов преградил путь на узкой тропе полчищам персов. Долго продолжалась осада, казалось, что скорее разрушатся каменные башни от ударов таранов, чем сдадутся воины Гоброна. Тучи горящих стрел и куски скал, как град, обрушивались из каменометных машин на осажденный замок. Черный дым поднимался над крепостью, как извивающееся тело дракона. Один за другим падали воины со стен в огонь, охвативший замок, и на острия копий. Ворота рухнули, арабы ворвались во двор крепости, битва продолжалась внутри каждой башни. Гоброн защищал замок, как истекающий кровью орел защищает свое гнездо. В живых остались только он и 133 воина, у которых от изнеможения и ран мечи выпадали из рук.

Эмир потребовал, чтобы Гоброн принял ислам, обещая сохранить ему жизнь, вернуть родовые поместья и сделать полководцем в арабском войске. Гоброн и его воины предпочли смерть. Желая устрашить Гоброна, эмир приказал убивать пленников на его глазах. Он стоял, забрызганный кровью, среди трупов, как на поле боя. Когда убили последнего воина, эмир снова спросил Гоброна: согласен ли он принять ислам, – ведь теперь уже не будет живых свидетелей его отступничества. Гоброн стоял неподвижно, как изваяние, подняв глаза к небу. Казалось, что он не слышит звона оружия, не видит крови и мертвых тел, которые как холмы окружают его, что он в молитвенном порыве созерцает, подобно апостолу Стефану перед смертью, Сына Божия и Ангелов Его. Палач ударил Гоброна мечом; тот, омочив в своей крови персты, начертал у себя на челе крест. Этот крест засверкал ослепительным светом молнии. После третьего удара бездыханное тело мученика, как дуб под секирой дровосека, пало на землю. Гоброн вместе с убитыми воинами был погребен в общей могиле во дворе замка, рядом с гробницами своих предков.

Приближался конец первого тысячелетия от Рождества Христова. Время циклично; каждый цикл содержит в себе элементы последующей истории. Поэтому конец века, тем более тысячелетия, эсхатологичен, он носит на себе печать Апокалипсиса и освещен заревом будущих мировых катастроф. В это время люди находятся в томительном ожидании неотвратимых, неведомых бедствий, самый воздух как будто пропитан волнами тревоги. Даже звездное небо, открывающее человеку величие и беспредельность Божества, кажется пергаментом с таинственными знаками, подобными письменам, внезапно появившимся на стене вавилонского дворца во время пира Валтасара в последнюю ночь обреченного города. На рубеже двух тысячелетий тени эсхатологических бедствий покрыли землю, как тень луны во время затмения.

В это время Господь даровал Грузии и всему миру великих святых, просиявших на Афоне: Иоанна[30], Гавриила[31], Евфимия[32] и Георгия[33] Святогорцев. Афонская Гора – это особое царство, где живет особый народ, не похожий на остальные народы и племена – монахи. В этой стране лавры стоят, как царские дворцы на берегу лазурного моря, монастыри – как замки на склонах горы; скиты и пещерные кельи – как крепостные башни. Афонская гора, выдвинутая, как остров в море, кажется кораблем, плывущим к небесам. Гора Афон – Удел Божией Матери, нерукотворенный храм, крепость Православия и образ небесного Иерусалима на земле.

Как четыре драгоценных камня, сверкают и сияют в небесном Иерусалиме имена четырех монахов – Иоанна, Гавриила, Евфимия и Георгия. Преподобный Иоанн, в миру – Тао-Кларджетский князь, построил Иверскую обитель и собрал грузинских монахов, подвизавшихся на Святой Горе, как пастух собирает агнцев в овчий двор.

Однажды Великим постом монахи увидели свет, идущий со стороны моря, который сиял ночью и не угасал днем. Свет исходил от иконы, стоявшей на волнах, как в каменном иконостасе. Монахи спустили на воду лодки, некоторые из них бросились к иконе вплавь, но икона отступила от них, и они увидели ее свет на горизонте, где море сливается с небом. Все монахи Афона собрались к морю, точно стаи голубей покрыли его берег. Монахи служили молебны Небесной Царице, в монастырях читалась неусыпаемая Псалтирь.

Настала Страстная Седмица. Весь Афон облачился в траур. Монахи приносили покаяние в своих грехах – от игуменов монастырей и схимников, десятки лет не покидавших затвор, до послушников, недавно пришедших из мира. Они знали, что грехи, не омытые слезами покаяния, как стена стоят между Небом и землей, заграждают путь Небесной Царице, подобно дыму, который отгоняет ластвицу от мирских жилищ.

Но вот пришла Пасха. Дева Мария, явившись преподобному Иоанну, сказала, что только один монах – Гавриил – может взять из моря икону. Гавриил продолжал подвиг древних восков[34]. Он был странником на Афоне, не имел ни жилища, ни келии, бродил по дебрям лесов и скал, где редко ступала нога человека, воспевая день и ночь гимны Богу. Он питался плодами деревьев, корнями трав и тем, что подавали ему как нищему в монастырях Афона. Он ночевал, где заставали его короткие южные сумерки: в расселинах скал, дуплах деревьев или делал себе шалаши из веток. Этот подвижник не имел ничего, кроме имени Иисуса Христа и свободы от всего земного. Он был свободнее перелетной птицы, которая находит оставленное гнездо; не имел ничего, но был так радостен и счастлив, словно все принадлежало ему, как царю.

Преподобный Иоанн послал монахов в дебри и ущелья, чтобы отыскать его – своего духовного брата – прячущегося в скалах, будто серна. Преподобный Гавриил, узнав, что его ищет Иверский игумен, тотчас явился в монастырь. Помолившись Божией Матери, он вступил на волны моря, как Петр на воды Галилейского озера, и пошел к иконе, точно по вымощенному гранитом пути. Поднял икону и понес ее на берег. Трепеща и ужасаясь, Гавриил держал в своих руках чудотворный образ Богоматери, а благодать иконы невидимо держала его над бездной вод. Радостно приняли монахи образ – как Саму Пресвятую Богородицу, вступившую на землю Афона.

Икону поместили в монастырской часовне и оставили там – пока приготовят для нее место в соборе, где она должна была восседать, как царица Афона на троне. Затем икону перенесли в собор и поставили в алтаре. Но воля Девы Марии была иной – образ Ее на следующее утро оказался висящим над вратами обители. Снова внесли ее в храм, но и в последующие ночи повторилось то же чудо. Вразумленные Самой Царицей Небесной иноки более не противились Ее изволению. Икону оставили там, где это было угодно Божией Матери. Есть предание, что пока она находится в Иверском монастыре, Афон будет изливать чистый свет Православия, и силы ада не одолеют его. Но придет время, и икона исчезнет так же таинственно, как и пришла. Тогда монахи спешно должны покинуть Святую Гору, как христиане в одну ночь покинули Иерусалим, когда войска Тита готовились к новой осаде. На Афоне прежде был обычай: каждую неделю посланцы из всех монастырей приходили к воротам Иверской обители, чтобы узнать, стоит ли икона на своем прежнем месте; кланялись ей как Игумении Святой Горы и возвращались в свои монастыри с радостной вестью, что Божия Матерь не покинула Афон, что дух Православия Святой Горы светел и чист, как огни лампад, что ереси и лжеучения не могут поколебать Афон, как бури – его скал.

Преподобный Евфимий был сыном преподобного Иоанна и стал сыном своему отцу и по духу, когда принял монашество. После смерти Иоанна Евфимий получил вместо княжеского наследства – Иверский монастырь и великое звание – сан игумена. Как сын умножает сокровища родителей, так он расширил и украсил Иверскую обитель. Евфимий был примером для монахов. Он не пропускал ни одного храмового богослужения и стоял на игуменском место неподвижно, как зажженная свеча. Евфимий с юности до смерти носил на теле железную рубаху, как воин – кольчугу в бою. Божия Матерь, явившись ему в видении, повелела перевести Священное Писание на грузинский язык и коснулась жезлом его уст. С тех пор уста Евфимия стали златоструйным источником, точно родник, напоили всю грузинскую землю небесным вином. После службы, когда монахи расходились по кельям и монастырь погружался в сон, окно башни, где жил Евфимий, светилось, как звезда над Иверской обителью: игумен, склонясь над столом, переводил Писание и творения святых Отцов на грузинский язык. Он чувствовал каждое слово Библии, как живое существо, видел его в многомерных духовных измерениях, созерцая цвета и блеск его кристаллов и граней; свет Священного Писания он зажег, как неугасимый огонь в лампаде грузинского языка.





Дата публикования: 2015-11-01; Прочитано: 236 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.008 с)...