3 страница. – Не-а, она же королева драмы, не говоря уже, что она ненормальная

– Чувак, я уже сплю.

– Шелби? – спросил Колин.

– Не-а, она же королева драмы, не говоря уже, что она ненормальная.

Колин закатил глаза и хмыкнул, чтобы Джей слышал его насмешку, даже если и не видел его. У Джея все подружки ненормальные.

– Как Джо?

– У него сильный порез на ноге, – потирая лицо, сказал Колин. – Но он вроде выглядел получше, когда я уходил.

– Ему как будто семь тысяч лет, – сказал Джей. – И ему все нипочем, даже если бы все это чертово крыльцо обрушилось на него.

– Ему семьдесят два, – проворчал Колин. – И он счастливчик. Еще бы полдюйма влево, и он бы истек кровью.

Джей многозначительно промолчал в ответ. Иногда, когда звезды были к нему благосклонны, даже он понимал, что его дурацкие комментарии могут быть не к месту.

– О-о, – с большим энтузиазмом сказал он. – Я видел твою девчонку.

– Что?

– Люси. Я видел ее по пути сюда. Она сидела перед Итан Холлом. Я спросил, нужна ли ей помощь, но она ответила, что нет.

– Во-первых, она не моя девчонка…

Джей простонал в подушку.

– Поверь мне, – продолжил Колин, он открыл глаза и уставился в потолок, полностью проснувшись. Над ним красовались светящиеся в темноте звезды и модель солнечной системы. Их сделал его отец перед смертью, и они были в каждой комнате Колина, где бы он ни жил. Он вздохнул, снова потирая лицо руками, и задумался, кем же была эта странная девушка, и какого черта она сидит одна на улице в четыре утра. – Она сказала мне оставить ее в покое.
– Господи, – застонал Джей. – Да ты ни фига не понимаешь в женщинах. Она все говорят подобную хрень, Кол. Им это нужно. Словно у них какая-то ерунда в голове. Они так говорят, чтобы не чувствовать себя слишком виноватыми, когда мы рванемся им помогать, сломя голову. Я думал, все это знают.

– Теперь понятно, что ты явно заслуживаешь сокамерника по кличке Малыш, – сказал Колин.

– Хорошо, если я не прав, то почему прошлой ночью я переспал кое с кем, а ты был занят стиркой, ну, и своей рукой?

– Я думаю, что проблема не во мне, а в неразборчивых студентках нашей школы.

– Ну да, – в полудреме пробормотал Джей. Он заснул, и его дыхание выровнялось. А вот у Колина, наоборот, внутри ураган, он не мог перестать думать о Люси, почему она сидит одна на холоде.

В тот первый день она сказала, что здесь из-за него, но он не понял, что это означает… Хотя может, какая-то его часть поняла. Очевидно, что Колин видит ее иначе, не так, как Джей, и сложно отрицать: это что-то значит. Да и вообще, он старался игнорировать идиотские дикарские чувства, что рождались в момент, когда он думал, она как-то принадлежит ему. И только она одна взращивала эти темные чувства где-то глубоко в нем.

И теперь он не мог уснуть. Просто замечательно. Осторожно, стараясь на разбудить Джея, он взял две толстовки и вышел из комнаты.

Люси оказалась именно там, где и сказал Джей: на скамейке перед Ethan Hall спиной к Колину и лицом к пруду. В темноте вода казалась опасно притягательной, гладкой и темной, настолько спокойной, что можно было разглядеть отражение луны и звезд. По краям клубился туман, словно манил своих жертв в эту холодную тьму.

Глубоко вздохнув, он сократил расстояние между ними.

– Привет, – не оборачиваясь, говорит она.

– Привет.

Наконец она глянула на него краем глаза.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она. Ее голос всегда такой хриплый, словно для нее разговоры – редкость.

– Не мог уснуть, а ты? – как и ожидалось, она не ответила, и он положил толстовки на скамейку рядом с ней. – Джей сказал, что видел тебя здесь. Я подумал, ты можешь замерзнуть, – она по-прежнему одета в тонкий синий свитер, и он ее явно не согревает.

– Ты поэтому сюда пришел?

– Возможно, – он смотрит на нее, потирает свои руки и дует на них, согревая.

– Как себя чувствует мистер Веласкес?

Колин был готов петь от радости, что она с ним разговаривает.

– С ним все будет в порядке. Когда я уходил, он приходил в себя и собирался работать прямо в постели, если Мэгги разрешит. И я совершенно точно уверен, что Дот будет кормить его насильно каждые двадцать минут.

Люси продолжала смотреть на пруд, и Колин не знал, вернулись ли они снова к игре в молчанку, пока она не заговорила.

– Дот – твой босс? Вы с ней очень близки.

– Да, она мой босс, – он улыбнулся ее усилиям продолжать разговор. – Но она мне кто-то вроде бабушки.

– Значит, твоя «кто-то вроде бабушки» заведует столовой, а директор – крестный?

– Крестный отец, – говорит Колин, подражая Брандо, но Люси отвечает легкой снисходительной улыбкой с крошечными ямочками. – Мои родители умерли, когда я был маленьким. Они работали здесь учителями и были близки с Дот и Джо, который на тот момент был учителем истории. Дот взяла меня на работу, когда мне было четырнадцать, но кормит она меня, с тех пор как мне исполнилось пять лет. Я стараюсь помогать ей, как можно чаще, например, когда она занимается ночной выпечкой или другими делами.

– Мне жаль, что твои родители умерли.

Он кивает, но все внутри скручивает, и ему хочется поскорее закрыть эту тему. Он не хочет думать о психозе его мамы, о той аварии, или о чем-то подобном. Почти все здесь знают эту историю, и он всегда был признателен, что ему не приходилось об этом рассказывать.

– Ты живешь здесь, с тех пор как тебе исполнилось пять лет?

– Мы переехали сюда из Нью-Хэмпшира, когда родители получили работу. Они умерли, когда мне было шесть, и все это время я жил с Джо, пока не переехал в общежитие для первокурсников, – он наклоняется, чтобы получше рассмотреть ее лицо. – А что насчет тебя? Твоя семья живет в городе? Сначала я подумал, ты живешь в пригороде но… – он останавливается, когда понимает, что она опять молчит.

– Колин… – наконец заговаривает она.

Слушая, как она произносит его имя, он задумывается, каким еще способом может заставить ее повторить его, только громче.

Она смотрит на него.

– Насчет того, что я вчера сказала…

– Ты о том, чтобы я держался от тебя подальше, а я все равно здесь с тобой посреди ночи?

– Нет, не про это, – она вздыхает и, откинувшись, смотрит на небо. – Я рада, что ты здесь.

Что ж, это полная противоположность того, что он ожидал. Эту девушку так же трудно понять, как и иероглифы.

– Тогда что?

Она так внимательно смотрит на звезды, что ему кажется, будто она хочет их сосчитать. Или она видит там то, чего не видит он?

– Мне не стоило так вчера говорить. Я хочу, чтобы ты был рядом. Просто не думаю, что тебе следует быть рядом со мной, – она глубоко вздыхает, словно пытается решить сложную задачу. – Я знаю, это звучит безумно.

Он смеется: это уж точно.

– Немного.

– Но то, что я собираюсь тебе сказать, действительно кажется безумным.

Он смотрит на нее, фокусируясь на том, как она покусывает нижнюю губу. Он уже знает, что она другая. И абсолютно уверен, между ними происходит что-то странное. Он понял это потому, что просто не может не думать о странности происходящего. После происшествия с его мамой, что привело к гибели обоих родителей, он понял, что нужно контролировать свой ум и не зацикливаться надолго на этой болезненной истории, или любой другой. Идею, что в школе Св. Осанны происходят странности, Колин причислял к легенде, которая оказывает влияние на новеньких учеников или на поток туристов в летнее время. Но есть что-то парадоксальное в том, что он сидит сейчас у пруда в клубах тумана со странной незнакомкой, которая заставляет его смотреть на вещи более ясно.

Даже сейчас все его тело сопротивляется этой ясности. Его мысли как в помутнении, хочется все отпустить и не беспокоится о том, насколько странно все это выглядит. На этот раз он отбрасывает все в сторону и не слушает свою рациональную часть. Он знает, что Люси не похожа на обычных девушек. Он видит ее блондинкой, а не с каштановыми волосами. Кажется, что на никогда не мерзнет, не ест. Она просто… другая. И когда их взгляды встречаются, ее глаза кажутся затуманенными, тревожно-серыми, заполненными металлом или льдом, с беспокойством, надеждой и еще чем-то, чего Колин никогда не видел – и на секунду он думает: действительно ли она существует?

Глава 7

ОНА

Она почувствовала, как ее горло сжалось, будто невидимые руки задушили внутри нее все слова. Но это была не какая-то странная сверхъестественная сила, что призывала ее сохранить собственную смерть в секрете. То был страх, простой и ясный. Ее убийство – сама смерть, а также кровь и оставшиеся без ответа крики – было самым ярким воспоминанием в ее жизни. Она не имеет понятия, сколько времени прошло, с тех пор как она умерла, и остался ли кто, все еще живущий в этом городе, знающий ее по той жизни. Парень, которого она целовала? Любимый учитель? Ее родители? Но после недели земных странствий, не зная собственного имени, или кто купил туфли, которые она носила, она чувствовала панику, растущую в полной пустоте внутри; и то, что она узнавала о своей жизни, или нечто большее, было для нее чем-то вроде горькой радости.

Но в то время как человеческие правила были просты и понятны – приоритет номер один: остаться в живых – правила после смерти оставались загадкой. Была ли она каким-то образом ответственна за произошедшее с Джо? Она чувствовала, что да, это так. Ее хрупкую грудную клетку наполняют сожаление и ледяной холод при мысли, что она может навредить кому-то, сама того не желая.

Теперь она знает точно: единственное, что удерживает ее в этом мире – этот парень, нервничающий, сидя рядом с ней. И ей есть что рассказать. Повествование может оказаться коротким, нереальным или полным пробелов, но она больше не может не рассказать ему. Вопрос в том, захочет ли он иметь с ней что-то общее, после того как услышит обо всем.

– Люси? – зовет Колин, наклоняясь, чтобы вернуть зрительный контакт. – Я не хочу, чтобы ты думала, будто обязана что-то рассказывать. Ты не должна, если сама не захочешь.

– Нет, я расскажу, – слабо улыбается она. Проглотив свои опасения, она начинает: – Несколько недель назад я проснулась на берегу этого озера, – она машет рукой назад, за ними. – Помнишь день, когда я увидела тебя? Я тогда словно сбилась с пути.

Его первая реакция – молчание, и это многократно отражается между ними. Она пользуется этой паузой, чтобы посмотреть на него; он прищурился, будто переводил для себя ее слова в уме.

– Извини. Я не понял, что ты имеешь в виду, – наконец отвечает он. – Ты заснула там? В лесу?

– Я оказалась там, – говорит она. – Не знаю, может, я упала с неба или материализовалась из воздуха. Или я спала там, в течение сотни лет. А может, всего один день. Я проснулась там без каких-либо воспоминаний и вещей. Ничего, в общем.

– В самом деле? – дрожащим голосом спрашивает он, почти вскрикивая. Затем встречается с ней глазами, изучая. Она замечает, что его взгляд будто чем-то затуманен. Тревогой, возможно, страхом.

– Пожалуйста, не пугайся, – шепчет она. – Я не причиню тебе вред.

По крайней мере, она надеется на это. Она скользит ладонями по своим коленям так, словно она их еще не касалась.

Он сдвигается назад, плотно сжимая угловатые челюсти, и по его выражению лица становится понятно, что это ему не приходило в голову до тех пор, пока она не сказала.

Она покачала головой.

– Извини, я вижу, что, объясняя, вряд ли делаю лучше. Понимаешь, думаю, я знаю, почему ничего не помню, почему не могу забрать свои вещи и почему мне не нужна еда, сон или твой свитер, – она смотрит на него, ожидая, что он заговорит, но он молчит. Она облизывает губы, чувствуя, как в ее взгляде пульсирует тревога, и продолжает: – Уверена, что я мертва.

Глава 8

ОН

Колин смотрит на нее с изумлением и ужасом одновременно.

– Не понял? – подняв брови, говорит он. На его губах играет неуверенная улыбка. Этого не может быть. Просто не бывает. – Говоришь, мертвая? – он моргает, и закрывает глаза рукой. Все, он официально сошел с ума.

– Ага, – она встает и делает пару шагов к пруду.

Колин наблюдает, как она смотрит в свое отражение: интересно, а у мертвых оно есть?

– То есть когда ты сказала, что ты здесь из-за меня, ты имела в виду, что вернулась из мертвых ради меня?

Он видит, как она кивнула и отвернулась.

– Да, именно так.

Ужас, тяжелый и холодный, разлился между его ребер. Нет, пожалуйста, только не это.

– Но если ты мертвая, как можешь открывать двери или… – он указывает на свитер в ее руках, – держать толстовку, носить школьную форму?

Она пожимает плечами.

– Не знаю. Я уверена, что выгляжу так же, как и до смерти. Такая же высокая и угловатая. Правда, не такая неуклюжая, – она смотрит на него через плечо, грустно улыбается и снова отворачивается. – Но сейчас я чувствую себя иначе, менее цельной, менее… – она замолкает, качая головой. – Просто менее. Я помню, как умерла, но я снова здесь. Это все, что я могу тебе сказать.

Ее длинные светлые волосы достают до нижнего края ее голубой блузки, и она выглядит устрашающе красиво, стоя у пруда с идеальным полумесяцем в небе прямо над ее головой. Внезапно мысль, что он сходит с ума, не кажется ему такой уж невозможной. И Колин думает, а есть ли сейчас здесь Люси на самом деле.

– Люси, какого цвета твои волосы?

Она оборачивается со смущенной улыбкой на лице.

– Каштановые?

После ее ответа он роняет голову на руки и стонет.

Люси подходит и садится рядом с ним на скамейку.

– Почему ты спросил?

– Да так.

Она тянется и берет его за руку, но он тут же отстраняется, вскочив со скамейки и потирая руку о бедро.

– Какого черта?

Его рука покалывает в том месте, где она его коснулась, и это ощущение переходит в растекающееся вибрирующее тепло. Она ощущается, как статическое электричество, как заряженные частицы в образе девушки. Колин смотрит на нее и, надув щеки, глубоко выдыхает.

– Что вообще происходит? – бормочет он, скользя взглядом над ней и поднимаясь выше, на небо. Он сразу же вспоминает каждого испуганного ребенка, вернувшегося из леса с рассказами, что видел. Как его мама обычно говорила о… Боже, он даже думать об этом не может. Идея о том, что Люси – это Ходок, просто невероятна. Но другая грань этой истории пробуждает в нем приступ паники. Потому что если Ходоки не существуют, то он сошел с ума. Но если все-таки существуют… То, возможно, его мама не была сумасшедшей.

Но сейчас он совершенно точно в здравом уме. Он помнит, как взял куртку, перед тем как выйти, он обут. Уверен, что говорит осмысленно. Когда оглядывается по сторонам, он не видит ничего ненормального: карабкающихся по его телу пауков или падающих с неба звезд. Просто девушка с каштановыми волосами выглядит, как блондинка, которая заявляет, что она призрак, а еще она ощущается, как горячий электро-заряд.

Ну точно. Спятил.
– И почему я не задумался об этом раньше?

– Задумался о чем?
Он машет рукой над головой.

– Ты блондинка, а Джей говорит, что шатенка. А твои глаза? О боже. Что происходит?

– Мои глаза? Волосы? – Люси наклоняется, пытаясь поймать его взгляд. – Ты видишь меня по-другому?

Он холодно пожимает плечами. Чувствуя, словно в его груди пробежал табун взбесившихся лошадей.

– Ты видишь меня по-другому, и это не испугало тебя раньше?

– Раньше нет, – стонет он. – Кажется, я просто не задумывался над этим. Я вообще не хочу об этом думать.

– О чем?

– Ни о чем. Забудь, – он проводит рукой по волосам.

– Что ты почувствовал от моего прикосновения? – более настойчиво спрашивает она.

– Эм-м. Словно… – он покачивает головой, пытаясь найти подходящее слово. – Как энергия… Или вибрация…

Она снова протягивает свою руку. Он смотрит на нее в упор и, кажется, что проходит целая вечность, прежде чем он подходит ближе, тяжело дыша, и принимает ее. От ее прикосновения сквозь него проносится небольшой щелчок и снова превращается в тепло и вибрацию. Его голос дрожит, когда он говорит:

– Как энергия, эфир. Хм…

Эта вибрация заполняет его настолько стремительно, что он чувствует себя дезориентированным. Он снова выпускает ее руку и отходит, отряхивая руки об себя, будто вытирая от воды.

– Это безумие, Люси. Просто безумие.

Она делает шаг к нему, он тут же отходит назад, нуждаясь в пространстве, чтобы дышать. Кажется, что весь воздух ушел из легких, когда она встала так близко. Словно читая его мысли, она натягивает рукава своей блузки, пряча руки.

После долгой паузы любопытство берет над ним верх. Он тянется к ней, берет ее за рукав и притягивает к себе. Кончиками пальцев проводит по ее ладони, прежде чем повернуть ее руку и прижать к своей. Покалывающая энергия переходит в восхитительное тепло и под конец в странную глубокую ноющую боль. Он видит ее силуэт, но не может сомкнуть руку вокруг ее руки. Когда он сжимает сильнее, ее энергия отражает его прикосновения.

Неужели это все его воображение?

– Это дико, – выдыхает он. Она отступает, словно его прикосновения приносят ей боль. – Ты в порядке?

– Да, – отвечает она. – Все это – как-то слишком. Твоя кожа на ощупь такая горячая и… живая? Это немного подавляет меня.

Колин морщится, отпускает ее руку и бормочет извинения.

– Меня словно не существовало, и вот внезапно я оказалась на той тропинке. – объясняет она. – А какое было на мне платье? В мелкий цветочек? И на ногах сандалии, как у маленькой девочки? – она затихает, а он смотрит и ждет. – Кажется, меня в нем похоронили.

Он понимает, что она боится. Ее глаза глубокого фиолетового цвета с красноватыми металлическими крапинками. В них надежда и страх, но ему кажется, что страха все же больше. Колин зажмуривается. Он может читать настроение в ее глазах.

– Колин, ты в порядке?

Он прижимает нижнюю часть ладони ко лбу и бормочет что-то, ни да, ни нет. И он определенно не в порядке.

Она подходит ближе.

– Когда увидела тебя, у меня было чувство, что я должна была тебя найти, и я понимаю, как странно и пугающе все это звучит. Поэтому я и убежала.

– Я почти побежал за тобой, – бормочет он, и сразу же жалеет, что не сделал этого. Этот разговор похож на бег сломя голову в темноте и с резкими поворотами. Он не знает, как тут ориентироваться.

– После первого дня я чувствовала, что меня тянуло в эту школу. Я сидела на улице и… – краем глаза он видел, как она смотрела на него. – Знаешь, когда задерживаешь дыхание, и все вокруг становится таким напряженным, сдавливающим, и ты задумываешься, сможет ли это сжечь все внутри. Я имею в виду, что кислород не проходит в легкие, а углекислый газ не выходит, но при этом внутри все жжет, понимаешь?

Его глаза изумленно распахиваются, и он слегка кивает. Он прекрасно понимает, о чем она.

– Видеть тебя – это словно иметь возможность выдохнуть и вдохнуть снова, – она изучает его выражение лица. – Знаю, это звучит немного неубедительно, но когда я с тобой – даже если все остальное не имеет смысла – я рада, что вернулась.

Она сказала слишком много всего, и Колин не знает, как сказать ей, что это невозможно, будто она мертва, и весь этот разговор – просто плод его воображения. Но с другой стороны, если это только у него в голове, почему ему так неловко от ее слов, – все это может быть правда. И как ему сопротивляться этому безумию, ведь его мама не смогла это сделать.

Скорее всего, ее депрессия после смерти его сестры была настолько глубока, что она несколько дней не ела и не двигалась. И в конце она настаивала на том, что видела свою мертвую дочь, ходящую вокруг кампуса, и это лишило ее рассудка, после чего она скинула всю свою семью на машине с моста.

Он смотрел на нее, не отрываясь, и казалось, что его сейчас стошнит. Ее глаза кажутся фиолетовыми с переливами жидкого металлика. Только он видит ее со светлыми волосами. Она говорит ему, что вернулась из могилы, и только ради него.

– Я… Мне надо… Это просто безумие. Кажется, я с сошел с ума. Я совершенн… Прости, но мне надо…

– Пожалуйста, Колин, поверь мне. Я бы никогда…

Он встает, обрывая ее на полуслове, напряженно разворачивается и уходит в общежитие так быстро, как только может.

Глава 9

ОНА

Она смотрит, как уходит Колин, и почти чувствует его бешеную реакцию. Воздух кажется остывающим при каждом его шаге, но она все еще ощущает его горячее прикосновение к руке. Этот разговор оказался одновременно и лучше, и хуже, нежели она ожидала. Лучше, потому что она на самом деле была в состоянии все объяснить. Хуже, потому что он ушел, выглядя и думая так, будто она все это придумала.

Люси встает и кутается в толстовку Колина. Она закрывает глаза и вдыхает его запах, оставшийся на ткани. Что она еще может сделать, кроме как ждать? Она не может винить его за панику или страх, так ясно написанные на его лице. Только так она сможет завоевать его доверие, чтобы он увидел, что все, чего она хочет, – это быть рядом с ним.

Оглянувшись еще раз, она возвращается к своему сараю.

Следующим утром она сидит у статуи Святой Осанны, обхватив колени и плотно прижав их к груди. Она привыкла к странности статуи. Единственное, что она чувствует сейчас, – это то, насколько она неуместна в этом живом мире. Рано вставшие студенты идут сквозь холод, разговаривают, смеются и едят. Расслабленные и толком не проснувшиеся. Один с пылающим румянцем на щеках, другой со спутанными рыжими волосами, а третий с гладкой, цвета эбенового дерева кожей. Несмотря на это, Люси поражена, насколько мало они отличаются друг от друга. Пространство вокруг каждого из них ощущается вялым и пустым.

Люси думает, что Колин должен ненавидеть такую погоду: влажную, с изморосью. Станет ли он и в дождь ездить на своем велосипеде, перепрыгивая через препятствия вопреки всем законам гравитации? Ей хотелось бы увидеть его во время этого – растворенного в том, что он любит.

Как только солнце достигает крыш домов, появляется Колин. Он выходит из-за угла, направляясь на утреннюю смену в Итан Холл. Длинные ноги, большие шаги, растрепанные нестриженые волосы. Он откидывает прядь со лба, смотрит на часы, прежде чем перейти на бег. Люси ныряет обратно в тень, натянув на голову капюшон толстовки. В отличие от любого другого студента этой школы, пространство вокруг Колина более полное, будто осязаемое. Воздух рядом с ним искажен, как при нагревании, он скручивается внутрь, желая быть как можно ближе к нему. Как и она.

– Доброе утро, – говорит она в холод, надеясь, что тот передаст сообщение Колину.

Глава 10

ОН

– А я раньше говорил тебе, какая ты клевая, Дот? – спрашивает Джей с набитым ртом и со второй тарелкой гренок перед собой. Они сидят за дальним столиком, наблюдая, как Дот и другие повара готовят завтрак для сотен студентов, потоком вливающихся сюда. Тут они могут поесть в тишине, ну и стащить лишний кусочек бекона.

Но сегодня утром Колин ковыряется в своем завтраке.

– Если я такая клевая, то почему мне всегда приходится убирать за тобой тарелки? – глядя на него из-за плеча, спрашивает она.

Джей сразу же меняет тему:

– Ты куда-то собираешься после работы?

Дот подходит к Колину сзади, ставит пакет с апельсиновым соком на стол и, вернувшись обратно к огромной сковороде, переворачивает как минимум семнадцать гренок одним махом.

– Ага, я иду на турнир по покеру в Спокане. В прошлый мой выход мне выпал роял-флэш. И это основная задача на сегодня, – она улыбается и немного пританцовывает, нарезая апельсины.

– Дот, знаешь, мне не очень нравится мысль, что ты будешь за рулем по дороге туда, – сказал Джей.

– Я тебя умоляю, – издевается она. – Мое зрение куда лучше твоего, мальчик. Я же видела некоторых девочек, с которыми ты встречался, – она делает кавычки пальцами на слове «встречался».

– Ты променяешь нас на поздний завтрак со старушками? Знаешь, Дот, это обидно. Вот был бы я лет на десять старше… – поддразнивает Джей, поигрывая бровями.

– Джей, ты такой жуткий, – Колин и без этого чувствует себя отвратительно. Он не спал всю ночь. Даже боялся закрыть глаза, чтобы не увидеть еще что-нибудь, подтверждающее его безумие. Он безнадежен.

Дот снова наполняет тарелку Джея и вытирает руки о свой фартук с надписью «Не жарь без меня».

– Ты же знаешь, я сойду с ума, если не выберусь отсюда.

Все молчат, и Колин чувствует, что они оба смотрят на него, ждут его реакцию на слова Дот. Колин – сирота, который не имеет ни малейшего представления, что будет дальше, и который, вероятно, никогда не уедет из этого крохотного городка.

Меняя тему, он спрашивает первое, что приходит в голову:

– Дот, а ты видела Ходоков? – и тут же жалеет об этом.

Она перестает резать, и нож зависает в воздухе. За стенкой Колин слышит шаги студентов, входящих в столовую. Наконец она, пожав плечами, отвечает:

– Думаю, нет, но иногда… Иногда я в этом не уверена.

Потребовалось пара секунд, чтобы ее слова дошли до Колина, и он понял их смысл.

– Ты думаешь, они существуют?

Она оборачивается, указывая на него лопаткой.

– Ты снова о маме? Ты же знаешь, я любила ее, как свою дочь.

Джей сидит молча, у него вдруг возобновился интерес к его гренкам. Он почти все знал о Колине. И он прекрасно знал историю смерти его семьи, и насколько сильно Колин ненавидел говорить на эту тему.

– Я просто хотел знать, – бормочет Колин.

Она отворачивается и молча переворачивает еще больше гренок, но потом все же отвечает:

– Иногда мне кажется, что они среди нас, и, может быть, мы просто не хотим их замечать.

Джей смеется, думая, что Дот пошутила. Но не Колин.

– Я сумасшедшая старушка, но в этом вопросе я абсолютно уверена.

– Что ты имеешь в виду? – Колин начинает отрывать от углов школьной газеты тонкие полоски, стараясь выглядеть, будто они обсуждаю саму обычную тему. Будто он не ловит каждое ее слово. – Ты веришь в эти истории?

– Я не знаю, мы все слышали истории о военном, сидящем на скамейке, или о девочке, исчезающей в лесу, – она немного косится на него, продолжая: – Газеты любят говорить о том, что это место необычное. Построенное на месте захоронения детей. О пожаре в первую неделю после открытия. Мы все знаем, что люди видели много странного, и не раз. Кто-то четче, чем остальные, – быстро добавляет она. – Кто теперь знает, что реально, а что нет.

Колин смотрит себе в тарелку.

– Думаешь, они повсюду? Призраки, духи и все такое? Не только в нашей школе?

– Может, не повсюду, но уж точно поблизости. Так люди говорят.

Колин спрашивает себя: неужели ему показался ее странный взгляд в окно в сторону озера.

– Если ты сама не видела, откуда же тебе знать? – встревает в разговор Джей. – Некоторые вещи, что я слышал, просто безумны. Ты должен быть полным приду… – он замолкает, быстро разглядывая выражение лица Колина, перед тем как набить рот гренками.

– Если ты думаешь, что этот мир не полон всякого, сложного для понимания, Джей, тогда ты слишком тупой, чтобы даже пользоваться вилкой, – тихий смех Дот смягчает ее слова.

Колин чувствует себя немного неуверенным, словно все его внутренности раскисли. Он и сам не знает, какой из вариантов хуже: что он сошел с ума или что истории, окружающие его всю жизнь, – правда. Что Люси на самом деле мертва.

– Как думаешь, почему они здесь? – тихо спрашивает он.

Замявшись, она оглядывается через плечо и приподнимает бровь.

– Малыш, ты слишком серьезно говоришь об этом, – повернувшись обратно и не ответив, она начинает нарезать большую миску сушеной клюквы. Комнату наполняет резкий свежий запах. – Кто знает? Может, чтобы приглядывать за нами, – пожав плечами, предполагает она. – Или встретить нас, чтобы мы были рядом со знакомыми, когда умрем. – она высыпает всю миску в миксер. – Или, может, они просто застряли. Возможно, им нужно что-то завершить.

– Завершить – это что-то типа мести? – спрашивает Колин.

– Ну если они злые, тогда точно можно с легкостью говорить и об этом. Я всегда думала, что мир по ту сторону неразбавленный: либо плохой, либо хороший. Наша жизнь серая, смешанная, а после смерти все или черное, или белое.

Она начинает замешивать тесто и раскатывать его по размеру часов Колина, ведя себя так, будто это один из самых привычных дней в жизни. Каждое ее движение кажется значимым, словно он до этого не замечал весь ее жизненный опыт.

– Спасибо, Дот.

– За что? За мои поэтические рассуждения о мертвых?

– Я имею в виду, пока ты не обсуждаешь горячего баристу из кофейни или преимущества ананасов в твоей сексуальной жизни, у нас все нормально.

– Я стараюсь, – она показывает на шкаф над столом. – Достань мои формы для выпечки.

Даже после помощи Дот в приготовлении выпечки Колин не ощущает себя лучше. В какой-то степени стало даже хуже. Он может сосчитать, сколько раз за последние десять лет он чувствовал эту неуверенность, но сказанное сейчас Дот он слышал всю свою жизнь: разные истории про жизнь после смерти и что Ходоки существуют, и что его мама, возможно, не сошла с ума. Хотя сейчас эти убеждения не имели никакого смысла. Она умерла.