Глава вторая кладбищенский сюрприз

— августа 1994 года

Контора «Смит энд Фрост» располагалась на семнадцатом этаже огромного стеклянного здания. По случаю субботы в вестибюле и в коридорах было пусто.

Джон Фрост ждал нас — Нэнси Спир выполнила свое обещание и позвонила ему. Но, похоже, нашему визиту он все равно был не очень рад.

Его смуглое лицо с пушистыми усами, на уход за которыми явно уходила большая часть свободного времени Фроста, почему-то не сияло благорасположением. Хотя, безусловно, он вежливо, причем подчеркнуто вежливо, улыбался. Весь его холодный, соответственно фамилии, облик как бы говорил двум назойливым русским: «Вот видите, я в свой собственный выходной пришел ради вас в контору, так чего же еще вам от меня надобно?»

Но на самом деле он сказал нечто совсем другое:

Вообще-то в правилах нашей фирмы — не разглашать сведения, которые были нами собраны по заказам клиентов. Но этот наш клиент умер, и ко мне обратилась его внучка. Вы же, как она мне объяснила, занимаетесь как раз тем же делом, которое интересовало мистера Спира. Но в конце концов даже не только это послужило причиной того, что я вам все-таки кое-что расскажу. Я честно признаюсь, что собирался встретиться с вами и под благовидным предлогом отказать вам в предоставлении информации.

Это строгое официальное вступление вполне объясняло отстраненную вежливость Фроста, так же как дальнейшие слова объясняли его весьма своевременное решение все же заговорить.

— Но сегодня утром ко мне домой заявился один лощеный тип. Он был из ЦРУ. И почему-то считал, что он мне, Джону Фросту, имеет право приказывать! — Фрост возмущенно потрогал усы.

Было вполне очевидно, что утренний цэрэушник Фроста был никудышным физиономистом. На человека с таким украшением на лице явно не стоило давить.

— Ко всему прочему, — продолжил Фрост, — я помню, что мистер Спир имел свои причины связаться именно с нами, а не с ЦРУ или ФБР. Вы тоже, надеюсь, представляете здесь не КГБ, или как оно теперь там у вас называется, а органы прокурорского надзора? Ненавижу все эти шпионские конторы. Они все давно увязли в грязной политике и от них смердит. В общем, так. В этой папке собраны копии документов, раскрывающих каналы поступления и перевода денег через Фонд Спира.

Фрост ласково похлопал рукой по лежавшей на столе палке для бумаг.

— От кого в основном поступали деньги? — спросил я.

Фрост понял меня и без помощи Ломанова:

Частично это были собственные деньги Кларка. Но самые крупные суммы шли из разных «горячих» точек планеты. В последнее время — очень много из вашей страны. Практически все эти средства шли на закупку оружия. Причем прослеживается одна интересная деталь — торговые операции проводились Кларком явно не для получения барышей. Во всяком случае, не только для этого. Боюсь, что здесь опять была замешана грязная и мерзкая политика. А другие концы надо искать у вас, в России. Так же как у вас надо искать причину гибели мистера Спира.

— Почему вы так считаете, ведь он погиб здесь, в Америке?

На этот раз Джон Фрост меня, увы, не понял. Но Сережа быстро перевел. Фрост закивал головой, впрочем достаточно осторожно, по вполне понятным обстоятельствам, впрямую связанным с растительным покровом его лица:

— После смерти Самюэля Спира я по собственной инициативе постарался кое-что узнать. Он должен был встречаться с русским, который обещал ему предоставить какие-то сведения о Кларке. У меня есть два соображения на этот счет. Возможно, они вам пригодятся. Первое, что этот русский или должен был быть знаком со Спиром, или должен был ему сообщить нечто такое, что заставило Спира потерять остатки осторожности. Он и так уже понимал, что залез в осиное гнездо секретных служб, но остановиться не хотел. Вот его и остановили. И второе. Я абсолютно уверен, что с его смертью непосредственно связан Кларк. А кто такой Кларк — это еще большой вопрос. Желаю вам найти ответ и остаться при этом живыми. Пожалуй, это все, что я могу вам сказать.

Мы обменялись крепким рукопожатием и покинули контору, так и не узнав, кто такой Смит и существует ли он вообще. Зато у нас была папка, битком набитая документами. Разбираться с ними предстояло конечно же в Москве.

От здания на Тридцать третьей улице наш добровольный шофер помчал нас в аэропорт Ла-Гардиа. Мы уже подъезжали к аэропорту, Когда мне показалось, что позади нас мелькнул вчерашний белый «понтиак» с негром за рулем. Но, возможно, это мне только показалось. Времени отрываться от вероятных хвостов уже не было. «На самолете оторвемся», — подумал я.

В Чикаго мы купили машину. То есть сначала мы хотели взять ее напрокат, но буквально в нескольких шагах от аэропорта находилось две конторы — одна по прокату автомобилей, а вторая торговала подержанными, но на вид вполне еще крепкими тачками. Думаю, в Москве эти «старички» и «старушки» пользовались бы бешеным успехом, особенно по той цене, по которой они здесь продавались.

Мы выбрали зеленый «форд» тысяча девятьсот лохматого года выпуска. Ломанов проявил неподражаемое умение торговаться по-английски с хозяином-турком. Это вызвало искренний восторг турка, который, видимо, раньше торговал на стамбульском рынке, где торг — такой же неотъемлемый атрибут процесса продажи-покупки, как деньги. Артистически-экономические способности Ломанова привели к тому, что расчувствовавшийся турок в три приема сбросил нам цену с восьмисот до четырехсот.

На ближайшей бензоколонке мы заправили бак под завязку и купили автомобильную карту, на которой все дороги были аккуратно пронумерованы. Наша автострада номер 78 шла от Чикаго почти точно на север вдоль берега озера Мичиган.

Огромный город с высотными зданиями центра оставался слева, охватывая берег озера подобно гигантскому спруту. Было такое впечатление, что он никогда не кончится. Он просто становился все ниже и ниже, пока по обеим сторонам дороги не замелькали индивидуальные аккуратные коттеджи, большинство из которых, на мой взгляд, были довольно безвкусны.

Машину вел Ломанов, поэтому я мог вертеть головой во все стороны. Иногда между домами мелькала голубая вода Мичигана, одного из Великих озер, на берегах которых проходило действие столь любимых нами с детства романов Фенимора Купера. Наверное, тогда я знал о Мичигане больше, чем, допустим, о Байкале.

— Блу-Бей, — сказал Ломанов.

— Что? — не понял я.

— Блу-Бей. Приехали. Сначала куда, на кладбище?

— Помирать нам вроде еще рановато, — пошутил я, — поехали сначала к Гарольду Локкману. Эванстон-авеню, сто девяносто девять. Загляни-ка в свою карту.

Это была та самая одноэтажная Америка, о которой когда-то писали Ильф и Петров. Очень чисто, много зелени, домики под черепичными крышами, церковь, магазинчики, уличные кафе. Прямо-таки идиллия, а не городок. Наверное, здесь очень хорошо и спокойно жить людям в возрасте от одного до пятнадцати, а также от семидесяти и до бесконечности — неуловимый дух скуки, казалось, витал в самом воздухе. Что-то типа какого-нибудь российского Новохоперска, только поцивилизованней.

Дом сто девяносто девять на Эванстон-авеню оказался, к счастью, не моргом или крематорием, а всего лишь домом для престарелых, стоящим в глубине небольшого парка-сквера, обнесенного ажурной оградой и кустами акаций.

Похоже, мы выбрали для визита удачный день — среди посетителей нас трудно было выделить.

Ломанов мягко посоветовал мне играть роль немого, я не стал спорить. Хотя лично мне мое произношение не казалось столь уж ужасающим.

Строгая управляющая в строгом же, несмотря на жару, костюме на наш вопрос о Гарольде Локкмане сообщила, что он в саду, который находится позади дома, и что мы можем найти его на третьей скамейке правой аллеи.

— Вы знаете, наши подопечные так консервативны в своих привычках, что мы практически всегда знаем, где находится в данный момент каждый из них. — Строгая управляющая улыбнулась.

Она не спросила нас ни кто мы, ни зачем приехали. Очевидно, в этом заведении уважали права постояльцев.

— Слушай, Сережа, — тихо сказал я Ломанову, — а как мы ему представимся — кто мы такие? Как-то мы об этом не подумали.

— Почему не подумали? Я подумал. Мы родственники Нормана Кларка. Из Австралии. Далекой, загадочной Австралии.

— Почему из Австралии? — Я едва удержался от распиравшего меня совсем не вовремя смеха.

— Чем абсурднее ситуация, тем легче в нее верят люди. Если мы с вами из Америки, то почему раньше не приезжали? А Австралия — она, знаете ли, далеко, почти как луна. К тому же там есть кенгуру и всякие другие сумчатые. А это уже тема для разговора.

У Ломанова явно было хорошее настроение. Непонятно только с чего. И к чему.

Гарольда Локкмана мы нашли в точно указанном месте. Правда, сначала нам показалось, что на лавочке, третьей от начала, сидит Зиновий Гердт, прекрасный московский актер, более всего известный зрителям по роли Паниковского из «Золотого теленка».

Когда мы подошли к нему и объяснили, что мы приехали из Австралии и что мы родственники Нормана Кларка, Локкман приподнял лохматые брови, точь-в-точь как Гердт — Паниковский, когда его заставали за кражей очередного гуся. Мне приходилось напрягать все мои силы, чтобы понять, о чем шел разговор.

— Из Австралии? Раньше только из Америки приезжали, и что это всем через столько лет Норман Кларк понадобился? А заодно и Гарольд Локкман на старости лет...

По всему выходило, что старик не был в курсе гибели Кларка на яхте «Глория». Иначе бы он не задавал таких вопросов. Ну мало ли, родственники за наследством приехали, ищут подтверждения родственных связей.

— Мы редко выбираемся со своего континента, а моя бабушка перед смертью просила обязательно побывать на родине своего двоюродного брата, который был таким известным человеком в мире. — Светлые глаза Ломанова излучали трепетную и нежную любовь к незнакомому, но столь близкому двоюродному деду.

У меня аж слеза навернулась, так искренне и трогательно Ломанов рассказывал о предсмертных желаниях своей австралийской бабушки. Честное слово, если бы я не знал его анкетных данных, я бы поверил, что он и в самом деле родственник Кларка.

— Известен в мире? — изумился Локкман.

— Естественно, его знали не только в Америке

— Чем же таким он прославился? — язвительно поинтересовался старик.

— Как чем? — искренность Ломанова не знала границ. — Он мог бы стать даже президентом Америки, если бы очень захотел.

— Как? Вместо президента Гувера? — старик рассмеялся сухо и рассыпчато.

Тут уже мы удивились.

— А что, был такой президент? — спросил Ломанов.

Как не быть? В конце двадцатых — начале тридцатых... «Великая депрессия»... Но Норман бы все равно не успел обскакать Гувера. Чтобы стать президентом, юноши, нужно по меньшей мере быть совершеннолетним! — Старик назидательно поднял указательный палец.

— Нет, с этим-то все понятно. Он тогда был слишком молод, но позже... Уже после войны...

Старик рассмеялся еще более язвительно:

— К вашему сведению, Норман Кларк погиб в автомобильной катастрофе вместе со своими родителями. Кажется, это было в тридцатом году... Вашему родственнику и потенциальному президенту не было и четырнадцати.

Что ж, старик мог быть доволен произведенным эффектом. Увидев, что я настолько ошеломлен, что не совсем даже как бы и понял, Ломанов медленно повторил последние фразы старика, как бы переспрашивая того.

— Э-э, скажите, — чрезвычайно вежливо обратился Ломанов к Локкману, — а может быть, это был другой Кларк? Ну, другая семья...

Старик, похоже, рассердился не на шутку:

— Норман был моим школьным другом, и никаких других Кларков в нашем городке не наблюдалось! И вообще, не морочьте мне голову!

Он резко поднялся со скамейки и, прихрамывая, пошел в сторону дома. Мы посмотрели ему вслед, а потом друг на друга. Было уже понятно, какого рода сюрприз нас может ждать на кладбище...

Роберт Уэнтворд сидел в машине и грустно смотрел в окно. Честно говоря, ему хотелось послать все и всех куда подальше. Он считал это идиотское задание следить за двумя русскими по меньшей мере недостойным себя. Все-таки он был агентом со стажем, которому поручались в последнее время дела поважнее. Но шеф почему-то настаивал на том, чтобы он принимал во всем этом личное участие. Что же за важные птицы эти русские?

Ко всему прочему его раздражали эти двое, данные ему в подчинение: черный шофер Чарли, вечно цепляющий на нос дурацкие темные очки, и молокосос Джимми, которому его служба напоминала, кажется, бесконечный не то сериал, не то детектив.

Уэнтворд снял трубку затрезвонившего телефона. Конечно, звонил Филдинг.

— Они на кладбище, — доложил он, стараясь быть как можно более язвительным, но все-таки не переходя границ вежливости.

Но в ответ услышал совсем неожиданное:

— Приступайте к ликвидации. И чтобы комар носа не подточил.

— Ликвидации? — переспросил Уэнтворд.

— Выполняйте, Роберт. Только без лишнего шума. Это распоряжение свыше.

Голос шефа звучал тихо, но уверенно.

Мы долго, молча и тупо смотрели на могильный камень. То есть это было именно то, что мы уже ожидали увидеть, но одно дело ожидать, а совсем другое — лицезреть собственными глазами.

Надпись на могильном камне не оставляла больше никаких сомнений: «Роберт Кларк 1890 — 1930, Джулия Кларк 1892 — 1930, Норман Кларк 1917 — 1930».

Могила была неухожена, чтобы прочитать эту сакраментальную надпись, нам пришлось немало потрудиться, освобождая ее от высокой травы.

Итак, тот, кто недавно погиб в Черном море в возрасте семидесяти семи лет, впервые, оказывается, погиб еще тогда, когда не только Ломанова, но даже и меня не существовало на белом свете...

Я как будто что-то почувствовал. И сам сел за руль.

Собственно, все, что мы могли узнать, мы узнали — пора было двигать домой. Мыслями я уже был в Москве.

Из нашего старенького автомобиля я выжимал все. Мы неслись в сторону Чикаго, откуда и собирались отправиться в Москву. Кажется, там есть прямые рейсы, в крайнем случае, полетим через Европу. Или хоть через Австралию, нашу давешнюю родину, — нам было все равно.

Этот красный «форд» позади нас мне совсем не нравился. Особенно когда он пошел на обгон и стал прижимать нас к обочине.

А уж еще больше он мне не понравился, когда мы увидели, что за рулем сидит черный шофер в темных очках, а у двух парней на переднем и заднем сиденьях в руках по пушке солидного калибра.

Я громко выругался по-русски и крикнул Ломанову:

— Держись руками и ногами!

И резко вдавил педаль тормоза, крутанув руль влево. Зад нашей машины занесло, и он солидно припечатал бок красного «форда». Я нажал на газ. По всему выходило, что пушки они держали скорее на всякий случай, не зная, есть ли у нас оружие.

У нас его, к сожалению, не было. И они это поняли. И решили воспользоваться исключительно преимуществами своей машины — она была мощнее, новее и массивнее.

Их задача была проста — заставить нас слететь с эстакады, которая тянулась еще несколько километров. Не очень высокой, но, впрочем, вполне достаточной, чтобы надежно похоронить нас под останками нашего автомобиля.

Все-таки с машиной нам повезло. Она оказалась на удивление прочной. И не развалилась даже после пятого удара, хотя по всем законам уже должна была. Шестого она уже не выдержала бы.

Но в этот момент у нас появился шанс. Навстречу ехал огромный грузовик, чьи колеса были высотой больше нашего автомобиля. Я вспомнил былые уроки гениального шофера дяди Степы.

Когда до грузовика оставалось метров двести, а красный «форд» несся позади нас метрах в ста, я резко вывернул руль влево, выскакивая на встречную полосу. И успел увидеть сумасшедшие глаза водителя грузовика. Между его машиной и левой обочиной оставалось расстояние, которое давало нам возможность проскочить. Особенно если грузовик вильнет вправо и заденет красный «форд».

Так оно, на наше счастье, и произошло. Только в одном мой расчет, как я понял, взглянув в зеркало, оказался неверным. Кажется, грузовик задел «форд» не краем бампера, а просто-таки подмял его под себя. Но в конце концов, они сами эту свистопляску затеяли. Козлу понятно, что мы не грабители. Что можно взять с людей, которые едут в машине, подобной нашей?

И в этот момент меня озарило. Я вспомнил Стивена Броуди и его предупреждение не вмешиваться в это дело. Что ж, цэрэушники, если остались живы, по достоинству оценят привет от Стивена Броуди.

Машину надо было срочно бросать. Иначе нас вычислят быстрее, чем мы улетим из этой благословенной страны. Я подумал, что даже если люди из «форда» и живы, то у нас в запасе все равно есть около часа.

Мы были уже в городе. Свернув в какую-то улочку, мы вылезли из нашего помятого автомобиля. Ключи я оставил в замке зажигания. Пусть катается кто хочет.

В отличие от Москвы такси здесь действительно не проблема — первая желтая машина появилась в поле нашего зрения максимум минуты через три.

В аэропорту мы были минут через двадцать. Ближайший рейс на Москву мы даже не стали смотреть. Надо было лететь как можно скорее, все равно куда. Мы выбрали Детройт.

И вскоре были уже в воздухе.

Из Детройта в Москву можно было добраться рейсом румынской авиакомпании с двумя посадками — в Монреале и Бухаресте. Выбирать не приходилось. Мы зарегистрировали билеты и поспешили пройти таможню. Маловероятно, что на нас будут устраивать нападение в солидно охраняемом зданий аэропорта.

Официально нам тоже вряд ли будут чинить какие-либо препятствия. Те ребята работали, похоже, на свой страх и риск. Одно дело — автомобильная катастрофа, совсем другое — нападение на граждан другого государства в присутствии множества свидетелей.

Так что американский закон в любом случае на вашей стороне. Во всяком случае — пока. До поры, так сказать, до времени. Надо было сваливать.

— Ну что, Александр Борисович, летим? — почему-то по-английски осведомился Ломанов.

— Летим, летим, Сережа. Только оставь ты, наконец, этого Александра Борисовича. Так и язык сломать недолго. Просто Саша. И на «ты».

— Договорились.

Мы чокнулись и выпили по глотку водки в один присест. Лететь было долго, но домой. Так что мы имели самое законное право не только выпить, но даже напиться. Если захотим. А мы хотели.