Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

19 страница. Я был в шоке. Я перезвонил Гэри и передал слова моего адвоката



Я был в шоке. Я перезвонил Гэри и передал слова моего адвоката. На следующий день Гэри позвонил мне снова. “Слушай, мы не хотели тебе говорить, но мы уже говорили со Штейнбреннером, и он придет на шоу, так что ты сможешь извиниться перед ним за все”.

Штейнбреннер был полурегулярным гостем на шоу Стерна, и если он хотел со мной поговорить, то я был бы более чем счастлив извиниться перед ним в прямом эфире. Я сказал своему адвокату о том, что сказал Гэри, и он ответил, что план звучит недурно, и он обдумает его и перезвонит мне. Через пятнадцать минут он позвонил и сказал, что только говорил с адвокатом Штейнбреннера, и тот ничего не знает о том, что Штейнбреннер собирается на шоу Говарда Стерна. “Я не знаю, что там пытаются замутить эти люди, но лучше бы тебе перезвонить этому парню и сказать, что ты не идешь”.

Меня затрясло от злости. Я позвонил Гэри и сказал: “Зачем вы мне пудрите мозги? Адвокат только что сказал мне, что Штейнбреннер ничего об этом не знает. Чувак, моя жизнь это не шутки”.

“Скотт, я тебе клянусь, что Джордж завтра выйдет на связь” – настаивал Гэри. “Говард ждет тебя в эфире ровно в семь утра. Ты позвонишь в 6:55. Я организую линию с Джорджем, и если ты увидишь, что это не он, можешь просто повесить трубку”.

Я перезвонил своему адвокату, и он сказал, что я вполне могу участвовать, но не говорить ничего, что может погрузить меня в еще большие проблемы. То есть никаких шуток. Меня это вполне устраивало. Я хотел лишь одного – чтобы это все поскорее закончилось. На следующее утро я позвонил в 6:55, Штейнбреннер уже был на связи. Нас включили в прямой эфир. Говард кратко рассказал о случившемся. Он поговорил с Джорджем о том, что Янкиз вышли в стадию плей-офф. Потом Говард немного потрепал мне нервы. Наконец он сказал: “Ладно, Скотт. Ты здесь по той причине, что можешь извиниться перед мистером Штейнбреннером за то, что натворил во Флориде”.

Предыдущую ночь я провел в работе над текстом, который начинался словами: “Уважаемый мистер Штейнбреннер, мне очень-очень жаль”. Я чувствовал себя как какой-нибудь долбанный шестиклассник, которого поймали, когда он плевался шариками из жеваной бумаги и отправили к директору. Но я положил перед собой то, что написал, и извинился перед ним от самого сердца, потому что я его большой поклонник и не хотел причинить вреда. И уж ясное дело я никак не пытался опорочить имя Янкиз.

“Сэр, это было из ряда вон выходящее событие” – ответил я. “Меня никогда в жизни не арестовывали, не тот я человек. Я слишком много выпил и совершил большую ошибку. Я никому не причинил боли. У меня не было злого умысла. Клянусь, что этого больше никогда не повторится. Я больше никогда не буду иметь проблем с законом в любой форме, виде или любым способом весь остаток жизни”.

“Скотт, ты говоришь как приятный молодой человек, и что важнее, ты фанат Янкиз” – ответил Штейнбреннер. “На носу плей-офф и нам нужны все наши фэны. Мы ведь не можем допустить, чтобы наши фэны сидели в тюрьме, не так ли?”

Он сказал, что поговорит с адвокатами Янкиз и посмотрит, можно ли что-нибудь сделать. Я поблагодарил его и снова извинился. Спустя две недели его адвокаты позвонили моему адвокату и сказали, что снимают все обвинения ввиду недостатка улик, несмотря на то, что у них была в распоряжении видеозапись, где я оббегаю базы как сумасшедший и пытаюсь украсть фирменный круг команды. Штейнбреннер нашел в своем сердце возможность снять меня с крючка. Они не только сняли с меня все обвинения, но и запись о моем правонарушении была вычеркнута из моего дела, как будто ничего и не было вовсе. Хороший денек в Мадвилле.

Я постарался остаться верным своему слову и постараться, чтобы меня больше никогда не арестовывали, но само собой не собирался ступать на путь праведника. И когда мы в течение двух месяцев гастролировали в компании с Pantera в ноябре 1997-го, в каком-то роде я спрыгнул со скалы. Я знал Даймбэга с 1986-го, и мы вместе скоротали немало вечеров между 86-ым и 97-ым, когда я выпивал по паре пива, пока Дайм ужирался бутылками виски и пива. У него был свой фирменный напиток, “Чернозубая Ухмылка”, или просто “Черные Зубы”, или просто “Зуууубыыы”, смесь Crown Royal и пара капель кока-колы. Он ночами напролет их опрокидывал в себя. Этот напиток стал популярным благодаря Дайму.

Каждый вечер с Даймом превращался в тусу, независимо от того, сильно я бухал или нет. Когда мы тусили, меня никогда не покидало ощущение, будто я нахожусь в глазу бури, как будто все остальные вращаются вокруг меня на высокой скорости, а я нахожусь в центре, потягиваю пивасик, смотрю на людей и замечаю, как вокруг творится всякое дерьмо. “Ха, это было весело. Они только что взорвали петардами этого парня” или “черт возьми, дорогое удовольствие. Кто-то разнес кувалдой машину с содовой” или “сиськииии!”

Дайм постоянно угорал - он платил людям за то, что они вытворяли всякую херню. Он находил подростков, которые работали на разогревающую группу и не получали никаких денег и заставлял их вытворять отвратительные вещи. Как-то раз мы выступали с Pantera перед 6 000 фэнов, и после концерта пол был устлан пустыми банками из-под пива и бычками от сигарет. Дайм сказал одному парню: “Я дам тебе двадцать баксов за каждый бычок, который ты подберешь языком. Ебать-колотить, этот чувак собрал где-то тридцать штук, а Дайм только засмеялся и отдал ему 600 баксов. Некоторые люди неплохо имели от Дайма. Ему было насрать. Такова была цена развлечения”.

Когда сериал «Чудаки» набрал популярность на MTV, Дарелл взбесился. “Чудаки. Хуй там плавал, я настоящий чудак. Они просто скопировали мой образ. Отдайте мне их деньги, дайте мне их гребаных адвокатов. Я им покажу настоящего чудака!”

Как-то раз Type O Negative и Biohazard выступали в компании Pantera, и вокалист Biohazard Эван Сейнфилд подошел к Дайму на шоу и сказал: “Как же так, ты ни разу не дал мне возможности заработать?” И Дайм ответил: “Ну, а что бы ты хотел сделать?”

“Не знаю. Что угодно”.

Когда Pantera отыграли половину своего сэта, Дайму срочно захотелось отлить. У него за комбиком всегда стояло ведерко, куда он мочился во время концертов. Он подошел к этому ведерку в перерыве между песнями и увидел Эвана, стоящего рядом с кулисами. Вместо того, чтоб поссать в свое ведерко, он попросил техника принести чашку. Чувак вернулся с красной чашкой Solo, и Дайм поссал прямо в нее, потом подошел к Эвану и сказал: “Эй, хип-хоп, хочешь заработать немного денег? Даю 200 баксов, если выпьешь эту чашку до дна”.

“Не канает” – ответил Эван. “Гони штуку”.

Дарелл ответил: “По рукам” и отдал ему чашку. Эван выпил ее и его тут же стошнило. Но он сделал это! Я бы попросил 83 миллиона баксов за что-то столь отвратительное. Дайм сказал мне, что его моча не совсем чистая и жидкая, как обычная моча здорового человека. Он описал свою мочу как “флюоресцентно-желтую, густую и сверкающую”.

Дайм всегда развлекал всех вокруг себя. И гордился этим. А еще он был до безумия благороден. Как-то на нем была одета рубашка в духе Дикого Запада, и Чарли сказал ему: “Клевая рубашка, Дайм!” На следующий день мы пришли на концерт, и Дайм купил для Чарли не только рубашку, но и ботинки, штаны и шляпу, которая шла к ней в комплекте. Это из разряда тех вещей, которые надевают, когда идут танцевать под музыку в стиле кантри. У Дайма было золотое сердце. Он был настоящим праведником и делал все, что было в его силах, чтобы никого не разочаровать.

Он был настолько благодарным, что делал со своей музыкой все, что хотел, и все, что он просил взамен, это одобрение. Я помню, он однажды сказал мне: “Я кончу тем, что окажусь на улице, а рядом будет лежать открытый чехол от гитары, куда мне будут бросать деньги. Я знаю, где я закончу, потому что я собираюсь потратить каждый гребаный цент на всякое безумное дерьмо. До тех пор, пока я играю на гитаре, мне на все насрать”.

“Ну, ты всегда можешь остановиться у меня” – ответил ему тогда я.

В конце 1997-го Pantera пригласили Anthrax провести на гастролях два месяца. Только они и Coal Chamber. Я понимал, что гастроли с Pantera возобновят мою игру по части выпивки. Одним пивом тут не отделаешься. Я должен был приготовиться к крепким напиткам, поэтому я принял взрослое решение разрешить Дайму научить меня пить по-настоящему. Я оказался на очередном перекрестке в своей жизни. Мой второй брак развалился, и я срочно нуждался в переменпх. Что намного важнее, первый раз в жизни мне нужно было дать себе волю по-настоящему – просто расслабиться и получать удовольствие, а гастроли с Pantera как раз и были настоящим экспресс-курсом по раскрепощению. Когда я сообщил Дареллу о своем решении, он спросил, уверен ли я, и понимаю ли, как мне будет трудно. Я ответил, что да. Я хотел, чтобы он стал моим мастером Йода, я хотел стать Люком, который обучается у джедая-тусовщика. Он не понял сравнения. “Йо да че?” Он подумал, что это что-то из области: “йоу, йоу, йоу, рэпчик”. Но сказал, что если я вложу в это время и усилия, то все мои старания окупятся с лихвой. Я сказал: “Забей, Йода. Я весь твой. Увидимся через пару недель”.

Единственный раз я пил виски в Англии с Лемми, и у меня тогда было алкогольное отравление. Теперь я должен был продолжать свою игру всерьез. Первый коктейль “Чернозубая Ухмылка” я выпил в туре Pantera – первый из многих. Я начал бухать по собственному расписанию, потому что знал, что если мне придется ездить на гастроли с этими парнями, то мне придется опрокидывать стаканчики, и я не смогу играть пьяным. У Дайма была настолько развита мышечная память, что он мог играть совершенно улетные вещи даже обожратым в говно. А я после пары стаканов едва мог сыграть “Луи, Луи”. Лишь один раз в жизни я попробовал выступать пьяным, на вечеринке Megaforce в 1989-ом в клубе Ritz в Нью-Йорке. Мы отыграли всего четыре песни, но я буквально смотрел на свои руки и говорил себе: “Почему вы не слушаетесь?”

Я не собирался позволить себе облажать концерты с Pantera, поэтому моя единственная поблажка заключалась в том, что я оставался трезвым до 7 вечера, когда Дайм обычно приходил со стаканом. Я выпивал, потом еще стакан перед выходом, то есть примерно в 8 вечера, после выступления Coal Chamber. Потом во время концерта Дайм стоял у сцены и закидывал в меня от трех до пяти стаканов. К тому времени, как мы сходили со сцены, я уже выпивал около семи стаканов, но я выпивал их не все за раз, поэтому еще мог что-то сращивать. После того, как мы уходили со сцены, в течение тридцати минут я тусил с Pantera в их гримерке перед началом их сэта и все это время мы закидывались. Потом, пока Pantera были на сцене, мы с Даймом еще часа два бесконечно пили. Выхода не было, и в этом тоже была своя фишка. Я собирался стать настоящим алкоголиком, даже если бы это меня убило.

К тому времени я уже успевал наклюкаться, а Pantera даже еще не начинали пить за кулисами после выступления. Дайм обычно жил по принципу “выпей или носи на себе”. Если он наливал тебе “Черные Зубы”, у тебя был выбор. Он спрашивал: “Стаканчик, Балдини?” Балдини – это одно из имен, которым он меня называл. Он придумал это имя, проезжая мимо одного магазинчика в Нью-Йорк Сити на Третьей Авеню. Там был один магазинчик под названием “Мужская одежда от Дино Балдини”. Каким-то образом благодаря этому у меня появилось такое прозвище. Иногда он называл меня “Дино Балдини”, иногда “еврей Балдини”, по настроению короче. Мне было плевать. Я обожал этого парня.

Он держал стакан, и если я не хотел его пить, он отвечал: “Хорошо”, и выплескивал его содержимое на меня. Он делал это не потому, что был мудаком; просто в этом был весь Дайм. Все это было частью игры, и у этой игры были правила, как в том же бейсболе. Если ты ударил по мячу, и тот летит на вторую базу, а игрок со второй базы швыряет его на первую до того, как ты добежишь туда, то ты в пролете. Таково правило. То есть дело не в том, что игрок второй базы – мудила. Выпей или носи на себе. После первого раза, когда я носил на себе содержимое стакана, я решил, что не хочу провести остаток тура в одежде с запахом Crown Royal. Если от меня будет нести виски, то это потому, что оно буквально сочится у меня из пор на коже из-за количества выпитого.

Pantera сделали меня настоящим алкоголиком. Больше никакого детства с пивасом. Первые две недели стали суровым лагерем прожженных алкоголиков. Я много блевал, а Дайм говорил: “Ну же, оседлай эту лошадь, Балдини!” Я всегда думал, что если тебя вырвало, то с тебя уже хватит. То есть твое тело и мозг говорят тебе, что больше пить ты уже не можешь. У меня сохранились воспоминания, когда я сидел с Дареллом в автобусе после концертов, потому что побег в свой автобус мне был просто запрещен. Нет, я ездил с ним и Винни Полом, и мы пили и слушали KISS, говорили о KISS и ночами напролет смотрели записи KISS. А я все блевал в толчке передвижного автобуса, пытаясь не разнести его в щепки. Да, я переживал об этом. Я всегда оставался хорошим еврейским мальчиком. Помню, вышел из уборной, думая, что с меня хватит, пора ложиться спать, и тут Дайм с выражением мелкого пакостника протягивает мне “Черные Зубы”. Я отвечаю: “Я больше не могу это пить. Мне стошнило, с меня хватит”. Я думал, что только сумасшедшие продолжают пить после того, как их стошнило. И если ты выпьешь еще один стакан, то мозг тебе скажет: “Ах вот мы как, да, ну и пошел ты тогда, как тебе это понравится? Расширение сосудов. Труп”. Я сказал это все Дайму, а он лишь посмотрел на меня с ухмылкой Чеширского Кота, и ответил: “Ты не помрешь, Балдини, наоборот, теперь в твоем животе освободилось немного места”.

Спустя две недели гастролей я допивал бутылку Crown, а еще каждую ночь без конца пил пиво и вино в автобусе. Каким-то образом я справился со всем этим. Если бы я попытался повторить это сегодня, то меня бы это убило, но тогда это было усилие воли. Pantera держали для меня отдельную бутылку Crown, и отмечали на ней маркером, сколько я уже выпил. В первую ночь, когда я вот-вот должен был приговорить первую бутылку Crown, все распевали хором: “Еще один стакан! Еще один стакан!”, а я пел вместе с ними, но мозг твердил мне другое: “Ты идиот! Печени - пиздец!”

Каждый вечер ближе к концу шоу Pantera я поднимался с ними на сцену, и мы исполняли “A New Level”. Их вокалист Фил Ансельмо хватал меня в охапку, наклонял мне голову и вливал мне в глотку вино как долбаный Калигула.

Но нельзя сказать, что я поспевал за этими парнями. Если я выпивал стакан, то Дайм и Винни опрокидывали два. А Фил выпивал безумное количество, как и их басист Рекс Браун. После тех двух недель я начал привыкать к этому режиму. Я перестал блевать и просил следующий стакан. Я пил как сумасшедший, и что важнее, я кайфовал от этого. Взрослое решение, которое я принял, начинало приносить плоды, как и говорил Дайм. Меня не беспокоило это дерьмо, я лишь продолжал делать свое дело.

Похмелье было очень тяжелым, и однажды я шаркающей походкой доплелся до площадки около пяти вечера, Дарелл увидел меня и спросил: “Балдини, ты что, с похмелья?” Я едва мог продрать глаза, сердце очень сильно болело. Он вытащил из ниоткуда Курз Лайт и сказал: “Хорошенько отхлебни, похмелье как рукой снимет”. Я никогда не похмелялся, но в тот момент решил, что любая вещь, которая остановит двух обезьян, сидящих у меня на плечах от ударов молотками по моей голове, стоит того, чтоб попробовать. Я выпил пива, и мне сразу стало намного лучше. Я высосал все до дна и Дайм спросил: “Ну что, стало полегче?” Я сказал, что да и помню как подумал: “Господи Иисусе, теперь ты стал долбаным хобо”.

Я стал профессиональным алкоголиком. Начав с низшей лиги перед концертами, я сильно преуспел, став звездой в своем роде. Это было самое забавное, что было на тот момент в моей жизни, и должен поблагодарить Дарелла за это. После того, как справился с задачей за два месяца, я ощутил странное чувство законченности. Это было все равно что пройти обряд посвящения или получить степень доктор алкогольных наук.

Когда я вернулся домой с гастролей Pantera, мои друзья не знали о моем решении позаигрывать с алкоголизмом, и я с радостью похвастался перед ними своим новообретенным талантом. Я не понимал, что собираюсь использовать свои силы во зло. Через день после возвращения из тура я позвонил парочке своих друзей и пригласил их потусить в нашем любимом кабаке, Coronet Pub на улице Ла Сьенага в Лос-Анджелесе. Пришли четверо моих приятелей, и я направился к бару со словами: “Первый круг за мной”. Я заказал тридцать Ирландских Автобомб. Потребовалось несколько минут, прежде чем на нашем столе оказались все пинты Гиннесса и Джеймсона с трех разных подносов. Мои друзья выглядели немного сбитыми с толку, глядя на весь алкоголь, стоящий перед ними и наконец один из них спросил: “Ты ждешь кого-то еще?” Мои глаза налились кровью, и в стиле доктора Дума я быстро и серьезно спросил: “Нет, а что?” Я видел, как занервничали мои друзья. “Ну, э, а кто тогда будет пить весь этот алкоголь?” – спросил он.

“МЫ БУДЕМ!” – заорал я. “НИКТО НЕ ПОКИНЕТ ЭТУ КОМНАТУ, ПОКА КАЖДАЯ КАПЛЯ ЛЮБИМОГО АЛКОГОЛЯ ДУМА НЕ БУДЕТ ВЫПИТА, ВЫ, НИЧТОЖНЫЕ ОЛУХИ!” И мы все выпили, а через пару недель, полагая, что я стал монархом Латверии, с них было довольно, и они перестали со мной тусить, тогда я вернулся обратно в Нью-Йорк.

ГЛАВА 26

ЗАТУХАНИЕ ГРОМКОСТИ

После окончания гастролей в поддержку альбома “Stomp 442” мы устроили себе двухнедельный отпуск, а после него сразу приступили к работе над следующим альбомом – “Volume 8 – The Threat Is Real”. В мыслях я по-прежнему находился в мрачном месте, и все благодаря своему второму неудачному браку. Признаю, что первый я проебал сам. Ни за что на свете мы не должны были жениться, да и не любил я ее. Мне было двадцать три, я был слишком юн. На этот раз мне казалось, что все получится, но своей вины я в этом не видел. Я не считал, что это моя вина, и мне потребовалось совсем немного времени, чтобы осознать, что вероятно этот союз не удержался бы ни при каких условиях.

После того, как я продал дом, мы с Дебби переехали в квартиру в Голливуде, куда я и носа не показывал. Я платил за аренду и оплачивал все счета, а она там жила. Я позволил этому случиться, несмотря на то, что после нашего расставания утекло много воды, и это было чертовски слабовольным поступком с моей стороны, но тогда я был тем еще простофилей. Я позволил ей использовать себя.

Точно не скажу, то ли это два дерьмовых брака произвели короткое замыкание на мой мозг, то ли что-то другое вырвалось из клетки, пока я был на гастролях с Pantera, но с 1997-го по 2000-ый я отрывался так, что мои легкие увлечения моделями и тусовщицами с Джоном в начале 90-х выглядели так, словно я какой-то гребаный министрант. Ты постоянно слышишь рассказы о молодых группах, которым удается привлечь к себе кое-какое внимание, и вдруг они теряют над собой контроль, начинают употреблять ЛСД, колоться и водить машину в нетрезвом виде. Если им удается пережить эти годы безумия, то к третьему-четвертому альбому они уже остывают. Я был им полной противоположностью. Наркотиками я не баловался, но пил достаточно, чтобы заработать цирроз печени. Джон немного выровнялся, но не я. Может быть, после того, моя карьера резко взлетела вверх, а потом так же резко рухнула вниз, я подумал, что больше никогда не смогу вернуться обратно на вершину. А может я слишком переживал в самом начале, что облажаюсь, и, почувствовав однажды вкус славы, понял, что он вовсе не так сладок, каким казался раньше, и тогда мне стало плевать абсолютно на все. Как бы то ни было, я начал жить так, словно у меня больше нет “завтра”. Это очень напоминало фильм «Яркие огни, большой город» только без кокаина или «Американского психопата» без убийства, или если на то пошло, то скорее Чарльза Буковски, но без шлюх.

В Нью-Йорке я тусил со многими отстойными людьми и заигрывал со многими дрянными девушками. Я не хотел остаться один, потому что был подавлен. Как бы безумно весело это порой ни было, все мое существование было охуенно жалким. Каждый день я просыпался с ощущением пустоты и похмелья. И тогда я с утреца дергал пивка, чтобы прогнать головную боль. Спасибо, Дайм.

Когда я был в Лос-Анджелесе, мы обычно собирались с нашей соседкой Трейси, которую я знал много лет, и ее бойфрендом Джесси. Он работал в баре под названием “у Daddy” в районе Вайн. Я ехал с ним на работу около пяти вечера, а в 5:30 уже пил. Бар закрывался в два ночи, вот тогда-то бармены и начинали бухать. Начиналось все с ирландских автобомб, и продолжалось Бог знает до какого времени.

Все это время Anthrax пахали в поте лица, и каким-то чудом мне удавалось переключаться с пьяного дебошира на преданного члена группы. Я по-прежнему горжусь песнями, которые мы записали для пластинки “Volume 8 – The Threat Is Real”. Они получились очень разноплановыми и тяжелыми, обладали современным звучанием и у них был сокрушительный метал-грув. 1998-ой стал годом, когда ню-метал захватил мир, но мы явно не были частью этой сцены. Если уж на то пошло, мы играли старый метал, поэтому заставить кого-то разогревать нас оказалось на поверку совсем непросто. Поскольку у нас не было контракта на руках, мы записали альбом в нашей студии в Йонкерсе, а Пол Крук его спродюсировал. Мы работали над “Volume 8” целый год, и должно быть не меньше сотни раз перезаписывали песни “Killing Box” и “Harm’s Way”, пока они не получились как надо. Мы все разложили под микроскопом, потому что не знали - возможно это был наш последний шанс. В свете своего желания сделать эту пластинку нашим камбэком, мы пересмотрели свои прежние взгляды и спорили буквально обо всем. Полноценных кулачных боев, конечно, не было, но иногда мы были очень близки к этому.

Мы с Джоном жили вместе, и, вполне логично, что эмоциональные травмы нашей жизни нашли свое отражение в текстах песен. Многое из того, что попало на альбом, посвящено моим говенным бракам и гедонистическому образу жизни, который я начал вести. “Catharsis” рассказывает о том, как можно быть несчастным рядом с человеком и не иметь возможности ее отпустить, хотя ты прекрасно понимаешь, что свобода станет для вас наилучшим выходом. Я написал ее после своего ареста во время полета домой из Флориды. На меня вдруг нашло озарение. Я понял, что в своих отношениях и личной жизни я опустился на самое дно, и, упав так низко, я понял, что у меня все получится, и я смогу выкарабкаться. “Inside Out” стала зеркальным отражением того, к чему мы пришли как группа. Мы привыкли быть изнутри, а теперь смотрели на себя снаружи, и неважно, что мы делали и неважно, как усердно мы работали и старались, мы оказались в жопе, и ощущение было не из приятных: “It’s in my stomach like fire, in my stomach like cancer, in my stomach like a knife, I’ve been gunshot”. Мы снова поработали с Маркосом Сьега над клипом к “Inside Out”. Это наша своеобразная дань эпизоду “Nightmare at 20,000 Feet” сериала «Сумеречная зона» с Уильямом Шетнером. Отличный клип. Но тогда он так и не увидел свет. Зато сейчас его можно смотреть сутками напролет на Youtube. Даймбэг сыграл пиздатое соло на “Inside Out”, а еще соляк на “Born Again Idiot”.

Я прочел немало произведений руки Чарльза Буковски, и в какой-то степени строил свою жизнь по его типу. Обожаю его девиз: “Пей, трахайся или дерись”. В какой-то момент все эти действия полностью совпадают – эмоциональная разрядка вызывает у тебя головокружение, и ты с трудом переводишь дух. Буковски был по-настоящему свободен. Все, что его интересовало, это его искусство, женщины и алкоголь. Коль скоро в его жизни были эти три основных элемента, для него не имело никакого значения, жил ли он в трущобах или тусил с голливудскими снобами, продающих книжки прямо из задницы. Некоторое время я тоже к этому стремился, и неважно, было ли на моем банковском счету десять миллионов, или я вернулся домой и живу с мамой. Эта философия сильно отличается от Скотта Иэна современного образца.

Я был ослеплен яростью и считал себя неудачником, и раз уж мне не удалось сделать успешным ни один из своих браков, я стал противоположностью добропорядочного мужа. Все, что меня стало интересовать, это трах и бухло. Ко многим людям я стал относиться как к дерьму собачьему, и я совсем не горжусь этим. Я жил для себя и меня интересовали только мои потребности. В этом отношении “Volume 8” был таким же реальным, неотшлифованным и мрачным, какой была и моя жизнь. Мы записали этот альбом, не имея лейбла, потому что нам нужно было записать пластинку (хотя мы все потихоньку начали ощущать на себе последствия финансового отчаяния), но ведь мы - музыканты и этим зарабатываем себе на хлеб. Мы понимали, что записали хорошие альбомы, и настало время создать еще один. Мы не были готовы поднять белый флаг только потому, что нас наебали Elektra. Нам еще много чего было сказать.

Когда альбом был закончен, Уолтер поговорил с парочкой лейблов. Ignition был новым рок-подразделением, которое основал рэп-лейбл “Томми Бой”. На тот момент они были единственным вариантом в городе, если б только мы не решили подписать контракт с независимым лейблом вроде Metal Blade или Century Media. Вспоминая об этом сейчас, я думаю, что возможно это был бы лучший карьерный шаг, но наше эго было слишком велико, чтобы покинуть площадку мейджор-лейбла. По крайней мере Ignition был частью того мира. У них были деньги. Мы были их крупнейшей рок-группой, и они обещали продавать и раскручивать нас.

“Volume 8 – The Threat Is Real” вышел летом 98-го, и “Inside Out” начал крутиться на рок-радиостанциях. Людей тошнило от альтернативы, и они снова были готовы слушать очень агрессивную музыку. Мы продали около 70 000 копий между июлем и началом декабря, и все были уверены, что следующий сингл, “Catharsis”, который планировался к выходу в начале 1999-го, поможет нам сохранить положительную динамику. Может, мы и не возьмем золото, думали мы, отправляясь на каникулы – так продадим хотя бы 400 000 копий. И тут в конце года мне звонит Уолтер.

“У нас проблемы”.

“Ты о чем?” – спросил я.

“Ignition – банкроты. Томми Бой их больше не спонсируют. Им конец. Через месяц ты уже не увидишь свой альбом на прилавках”.

Вот так вот. Ignition перестали печатать “Volume 8”, Уолтер оказался прав. Они буквально исчезли. Нас как будто прокляли. Для меня это был удар нокаутом. Мы пахали как лошади над этим альбомом, и притом в самых неблагоприятных условиях. Мы буквально истекали кровью ради него, а теперь всему пришел конец. Все опять сначала, и всем опять насрать.

Вступая в 99-ый Anthrax по сути были обречены. Невозможной была одна только мысль о том, чтобы потратить восемнадцать месяцев на запись еще одной пластинки после того, через что нам пришлось пройти с “Volume 8”. У нас не только остался неприятный привкус во рту. Мы как будто сожрали дерьмо, и ополаскиватели рта со всего мира не могли сбить этот тошнотворный запах. Мы были очень довольны пластинкой “Volume 8”. Среди всех пластинок, которые мы записали с Джоном Бушем, это моя вторая любимая. Она нравится мне больше, чем “Sound Of White Noise”, и для нас было большим ударом, что компания просто вот так взяла и выбросила ее в помойку, компания, которая приняла решение, основываясь на бессмысленном звонке, свернуть все свои рок-релизы, чтобы постараться самой остаться на плаву. Самое безумное в сделке с Ignition было то, что нам не выделили аванса на этот альбом. Договор был исключительно на дистрибуцию, и при этом им принадлежали мастер-копии. Мы финансировали их со своего последнего чека от Elektra. Мы скопили много денег со своих расходов на проживание, и все оставшиеся средства пустили на альбом и гастрольные издержки. К его окончанию нам пришел полный пиздец. Все, что у нас оставалось, это деньги на банковских счетах. У нас в распоряжении не было ничего, что принадлежало нам и что мы могли бы продать другому лейблу. “Volume 8” как будто никогда и не существовал. Мы попытались договориться с Ignition купить у них мастер-пленки, или, по крайней мере, снова наладить выпуск, но они запросили смехотворные суммы денег.

Без вынужденного перерыва у Anthrax не было ни малейшей возможности продолжать в качестве функционирующей группы. Джон Буш вернулся в Armored Saint, чтобы поработать с ними над альбомом “Revelation”, а мы с Чарли собрались с Дэном Лилкером и Билли Милано, и записали альбом-реюнион “Bigger Than Devil”. У нас было время, и я начал психовать от того, что только и делал, что сидел, пытаясь придумать, что Anthrax делать дальше. Вдобавок нам были нужны деньги. Nuclear Blast хотели выпустить пластинку S.O.D. и отправить нас на гастроли, и мы подумали: “А хули бы и нет?” Мы потратили целый год на написание и выпуск пластинки и давая концерты. Это было желанное развлечение. Спустя четырнадцать лет после релиза “Speak English Or Die” сержант Ди восстал из могилы, чтобы провести S.O.D. через очередную серию уморительно тупого, политически некорректного кроссовер-метала. У нас в загашнике были такие песни, как “Celtic Frosted Flakes”, “Free Dirty Needles” и “The Crackhead Song”, и мы нарезали их в попытке оскорбить всех, кто не понял шутки.

Было клево снова собраться с Дэном и Билли спустя все это время, и мы вовсю валяли дурака в студии и веселились во время написания и записи. Первый гастрольный тур в поддержку альбома получился просто улет. Было очень здорово выбраться и сыграть в тех местах, где никогда не видели S.O.D. Люди забывают, что до 1999-го года эта группа сыграла всего семь концертов. Шесть из них пришлись еще на 1985-ый, а потом мы провели реюнион в 92-ом, и сняли его для концертного видео “Live At Budokan”. Так что идея выехать и сыграть на европейских фестивалях, возможность съездить в Японию и совершить полноценную поездку по Штатам была очень волнительной. Тур стартовал, и мы быстро превратились в чрезвычайно яростную группу, охуенно сыгранную и ухмыляющуюся в каждой песне. Ничто не может сравниться с воплем “Ты – покойник” 30 000 оголтелых фэнов по время исполнения “Баллады о Джими Хендриксе”. Концерты получились зашибись, и я был очень доволен успехами альбома и тура.





Дата публикования: 2015-11-01; Прочитано: 281 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.014 с)...