Вопрос22 Русская церковь в период феодальной раздробленности

При первом же взгляде на древнерусскую церковную историю вскрывается ряд серьeзных отличий от византийской практики. Во-первых, епископства появляются далеко не в каждом русском городе, а чаще всего они учреждаются в центре крупных удельных княжеств, т.е. до середины XIII в. епископств было около полутора десятков. Во-вторых, источники прямо называют основателями новых епархий именно князей. Первая особенность объясняется тем, что в полуязыческой стране главной опорой христианских священнослужителей были представители светской власти. Эта зависимость имела характер и политический, и экономический.

Уже дореволюционными авторами было отмечено, что в большом количестве епархий на Руси в домонгольскую эпоху не было необходимости. А поскольку границы этих епархий в основном совпадали с пределами наиболее крупных удельных княжеств (Черниговского, Галицко-Волынского, Владимиро-Суздальского и др.), то естественно предположить сильнейшую взаимосвязь деятельности местных архиереев с политикой местных же князей.

История возникновения новых епархий со второй трети XII в. (т.е. с начала феодальной раздробленности) до монголо-татарского нашествия хорошо иллюстрирует пeструю картину взаимоотношений:

1. между митрополитом и великим князем;
2. между митрополитом и удельными князьями;
3. между епископами и удельными князьями.

Задача по выявлению каких-либо закономерностей осложняется тем, что на Руси в рассматриваемый период не имелось каких-либо собственных источников права, регламентирующих отношения иерархов и светских правителей. Византийские же соответствующие установления, по-видимому, не находили применения. Во всяком случае, мы не встречаем в источниках примеров их использования в области государственно-церковных отношений, кроме знаменитого послания патриарха Луки Хрисоверга к Андрею Боголюбскому. С большой осторожностью нужно подходить и к сравнению с византийским опытом взаимодействия двух властей. Во-первых, такие аналогии не совсем уместны, поскольку над русским митрополитом простиралась высшая власть костантинопольского патриарха. Последний находился вне досягаемости политического и экономического влияния русских правителей (во всяком случае, в изучаемый период). Во-вторых, церковный статус императора был неизмеримо выше статуса великого князя. Достаточно вспомнить, что традиционно (правда, не бесспорно) василевс обладал и властью первосвященника (римская традиция - pоntifex maximus). "Император имеет все епископские преимущества кроме литургии и рукоположения", - утверждает архиепископ Болгарский Димитрий Хоматин (XIII в.). Поэтому будет целесообразно вкратце ознакомиться с обстоятельствами возникновения новых русских епархий.

Вне Северо-Восточной Руси в указанное время новые епископские кафедры были учреждены в Смоленске (1137), в Галиче (середина XII в.), в Перемышле (1220), в Угровске (первая треть XIII в.). К сожалению, мы не находим в летописных памятниках объяснения причин основания новых кафедр. В лучшем случае имеется точная дата, имена князя-инициатора и первого архиерея.

архиерейские кафедры в русских городах в период феодальной раздробленности возникали в различных условиях. Речь могла идти как о сиюминутных обстоятельствах княжеских усобиц, даже внутриобластных конфликтов, так и внешнеполитической необходимости. Очевидно лишь то, что собственно церковная необходимость всегда была далеко не на первом месте при решении подобных вопросов.

Исследователями уже давно отмечалось, что на Северо-Востоке Руси роль светских правителей в церковных делах гораздо более весомая, чем в других землях.

Гораздо больший интерес представляет для нас деятельность св. Андрея Боголюбского. Прежде всего, имеется в виду попытка учреждения во Владимире митрополичьей кафедры, независимой от Киева, а также сопровождавшие эту попытку храмостроительная, литературно-идеологическая и другого рода деятельность.

Митр. Макарий считал, что идея владимирской митрополии была плодом властолюбия Андрея, очередной церковной смутой. По мнению Голубинского учреждение новой митрополичьей кафедры было нужно Боголюбскому для утверждения статуса великого княжения в его уделе и возвышения над киевскими князьями. Подобные мнения вообще характерны для дореволюционной историографии.

Однако в советской науке этой проблеме было уделено большое внимание. Так, И.У. Будовниц считал борьбу князя Андрея за митрополию явным показателем свершившейся феодальной раздробленности Руси, при этом цели, ставившиеся князем, ограничивались окончательным отделением от Киева в "политическом отношении". Подобное объяснение вызвало критику Н.Н. Воронина. Вся церковная деятельность Андрея была обращена на свержение византийской " игемонии". Владимирская митрополия была средством достижения церковной независимости всей Руси. Такой взгляд на проблему впоследствии встречается практически у всех исследователей. И.Я. Фроянов в свою очередь серьeзным образом сокращает масштабы этого вопроса: Андрей Боголюбский добивался учреждения митрополии для устранения влияния в своей земле ростовских епископов. В той или иной степени большинство ученых склоняется к мысли о том, что Боголюбский пытался создать собственную идеологию власти.

Бесспорен факт придания Андреем своей власти сакральной окраски, князем Андреем Боголюбским на Северо-Востоке Руси была предпринята попытка создания союза светской и духовной власти совершенно необычного типа для феодально-раздробленной Руси.

Необходимо выяснить и предполагавшийся характер владимирской митрополии. В свете этой проблемы очень интересна следующая цитата из послания патриарха Луки Хрисоверга Андрею Боголюбскому: "Ставим же по временом священным митрополитом всея Руси, еже есть от нас святыя и великия Церкве, ставим и посылаем тамо; а не можем мы того сотворити, занеже яве съвъпрашати сважатися с божественными и священными правилы"

С одной стороны, категорический отказ патриарха Луки (разумеется, согласный воле Мануила Комнина) Андрею в его просьбе об учреждении митрополичьей кафедры объясняется страхом византийцев перед возможной самостоятельностью русской Церкви.

Образец церковной организации, на который ориентировался владимирский князь, безусловно, должен был быть Византийского происхождения. Сотрудничество и единомыслие, отличавшие совместную деятельность Андрея Боголюбского и кандидата во владимирские митрополиты Феодора (во всяком случае до путешествия последнего в Константинополь), могут говорить о стремлении к воплощению принципа с и м ф о н и и - византийского идеала в государственно-церковных отношениях, добровольного и благотворного союза двух властей.