Обычное дело

Посвящается моему деду,

Дьяченко Сергею Яковлевичу,

участнику обороны Севастополя 1941-1942 г.

Мой дед, Дьяченко Сергей Яковлевич, родом из терских казаков, был очень трудолюбив, всегда чем-то занимался или мастерил, одним словом, без дела не сидел. И любая работа спорилась в его руках. Делал он её всегда кропотливо, добротно, с душой. На мой взгляд, всё ему было по силам: застеклить окна, отремонтировать крышу, сделать веранду, починить обувь или прохудившуюся посуду. Вся мебель в доме, столы, стулья, шкафы, табуретки были сделаны его крепкими умелыми руками.

А мужских рук после войны везде не хватало, поэтому одинокие старушки и вдовы часто звали его помочь по хозяйству: что-то застеклить, что-то отремонтировать. Не помню случая, чтобы он кому-то отказал в просьбе. За свою работу денег никогда не брал, да и какие после войны у людей были деньги? Но если благодарили десятком яиц или баночкой сметаны, от подарка не отказывался. Поэтому приходил домой всегда с гостинцем, мне говорил, что это от зайчика. Физически крепкий, коренастый, он становился каким-то беспомощным, когда люди начинали публично хвалить его за усердие и мастерство. Как-то сразу съёживался – было такое ощущение, что ему хочется спрятаться от похвалы, – и смущённо отвечал: «Да что уж там, обычное дело».

Дьяченко Сергей Яковлевич,

фотография 1973 года

По характеру дед был очень покладист, поэтому командиром в доме считалась бабушка, а он, как хороший подчинённый, во всём её слушался. Для казака явление необычное. Но между моими дедом и бабушкой если и возникали какие-то разногласия, то, как правило, они разрешались тихо, мирно и в пользу бабушки. В доме чётко была разделена мужская и женская работа, а подчинению и мудрому послушанию деда, видимо, научили три войны – Первая мировая, Гражданская и Великая Отечественная.

Мировую и Гражданскую он отвоевал кавалеристом, в Отечественную стал пулемётчиком.

Гражданскую войну начинал в Чапаевской дивизии (но Чапаева в живых уже не застал) и закончил одним из ординарцев Семёна Михайловича Будённого в Первой Конной армии. При штабе не состоял, ухаживал за лошадьми комсостава, занимался хозяйственными работами, иногда приходилось выполнять и мелкие поручения самого Будённого. Видимо, велик был для него авторитет легендарного командарма: всю свою жизнь мой дед носил точно такие же усы, как и Семён Михайлович. Из боевых наград у деда были: Георгиевский крест – за Первую мировую войну и две медали времён Отечественной – «За оборону Севастополя» и «За взятие Будапешта». Георгиевский крест он никогда никому не показывал (не принято было хвалиться царскими наградами), а две медали Отечественной войны более чем скромно говорили о его боевых заслугах в борьбе с фашистами.

В доме у дедушки с бабушкой было обычное по тем временам хозяйство: корова, один-два кабанчика, пара десятков кур, десяток уток и, непременно, кролики. Дед часто брал косу, мешок и мы шли с ним в горы накосить свежей травы. Какое разнотравье на Северном Кавказе! Из этих походов мы всегда возвращались с букетиком полевых цветов – для бабушки. Цветы собирали вместе, но дарил их бабушке я. Он же всегда назидательно говорил: «Скажешь, что насобирал сам».

У нас, послевоенных детей, любимым занятием была игра «в войну» и, естественно, каждый хвалился среди друзей подвигами и наградами своих родных и близких, рассказами об их героизме.

Мне особо хвалиться было нечем: ничего особенного про подвиги родных я не знал, хотя у отца и были медали, орден Отечественной войны, но подобных наград хватало у многих фронтовиков. Войну отец закончил в Берлине, принимал участие в его штурме, только на фоне прославленных подвигов знаменитых героев – Кожедуба, Гастелло, Александра Матросова – его боевые заслуги казались мне не столь уж значимыми.

К тому же больших потерь в войне мои родственники не понесли. Правда, у матери старший брат Виктор Иванович Тепленичев пропал без вести, одна из сестёр погибла во время блокады Ленинграда, и не вернулись с войны несколько дальних родственников по линии отца.

По рассказам бабушки, на деда в 1942 году пришла «похоронка», а через месяц от него – письмо из города Пятигорска. Оказалось, он жив, ранен и находится на лечении в госпитале.

Когда я расспрашивал деда о Великой Отечественной войне, он грустно говорил: «Что о ней рассказывать? Много крови, много смертей, много горя… Был пулемётчиком, уничтожал фашистов, после ранения попал во 2-й эшелон, на передовой уже не воевал. Охранял объекты, сопровождал поставки оружия и боеприпасов на передовую, дошёл до Будапешта. Затем мой возраст попал под демобилизацию, и я вернулся домой».

Гражданскую войну вспоминал более охотно, но никогда не хвалился своими подвигами, чаще его рассказы были о боевых друзьях. А о подвигах командарма мог рассказывать долго и обстоятельно. Как-то я спросил его: «Дед, но ты ведь тоже участвовал в рейдах, атаках, был под пулями, страшно было в боях?» Он задумался и ответил: «Страх не испытывает только безумец, а боец должен уметь подавить этот страх». Скажу честно, мне не понравился его ответ, тогда, в моём понимании, все настоящие герои должны были быть непременно лихими и бесстрашными!

Где-то годах в пятидесятых деду пришлось собирать документы для оформления пенсии. Мой отец написал письмо С.М. Будённому с просьбой выслать данные на деда о его службе в Первой Конной армии. В ответ пришла выписка из служебного архива и… благодарственное письмо за подписью самого маршала! А к ним приложен подарок – музыкальные карманные часы с дарственной надписью. Мелодия часов была чарующей! Я часто с друзьями просил деда показать нам эти удивительные часы, и он с какой-то несвойственной ему нежностью демонстрировал их волшебную музыку.

Естественно, авторитет деда в моих глазах значительно возрос.

Когда я учился в 7-м классе, стало известно, что нашёлся мой дядя Виктор Иванович. Оказалось, он возглавлял диверсионную группу на территории Югославии, правда, под чужим именем и фамилией. Затем стал командиром партизанского отряда. Погиб во время одного из партизанских рейдов. Там же, в Югославии, и похоронен. За свои подвиги представлен не только к высоким советским наградам, но и к наградам Югославии.

Теперь уже мой авторитет вырос в глазах друзей.

В 1968 году я был призван на срочную службу в Севастополь. Когда дед об этом узнал, от него пришло письмо, написанное корявым, по малограмотности, почерком. Я с трудом разобрал, что он тоже мечтает побывать в Севастополе, поскольку здесь воевал.

Мечта его осуществилась в 1970 году в День Победы, но увидеться мне с ним не удалось: в это время я находился на боевой службе в Средиземном море.

Из письма родителей узнал, что в Севастополе дед встретил боевых друзей, среди них – своего бывшего командира роты, и тот очень удивился, когда не увидел на груди бывшего подчинённого ордена Красной Звезды. Оказывается, за один из боёв на Северной стороне дед, будучи 1-м номером пулемётного расчета, за успешное отражение немецких атак был представлен к ордену Красной звезды, но награду не получил: немногим более 28-ми лет по всем сводкам красноармеец Дьяченко Сергей Яковлевич числился погибшим. Через полгода у себя дома, в городе Кисловодске, его пригласили в военкомат и торжественно вручили заслуженную награду.

Последний раз я виделся с дедом в 1973 году. Он показал мне орден и дал почитать газету «Ставропольская правда» со статьёй: «Награда нашла своего героя», в которой описывался его подвиг.

Пулемётный расчёт деда обосновался в одном из зданий на Северной стороне, и немцы считали его неуничтожимым. Когда захлебнулись одиннадцать фашистских атак, осталось лежать более тридцати немецких трупов, была вызвана на помощь авиация. Бомбы дом сравняли с землёй, пулемёт замолк. Деда и его напарника сочли погибшими, по канцелярским каналам ушла «похоронка», а когда через двое суток стали разбирать завалы, обнаружили мёртвое тело 2-го номера пулемётного расчёта и моего деда в бессознательном состоянии. Его руки сжимали деревянные ручки искорёженного станкового пулемёта. Пальцы разжать было невозможно. Пришлось разбирать пулемёт. Так и отправили бойца в госпиталь с деталями своего оружия в стиснутых кулаках. Прочитав эту статью, я посмотрел в глаза деда и не увидел в них гордости, не увидел в них даже капли собственной значимости. Только грусть и боль. В этот миг он жил воспоминаниями прожитых жестоких и грозных военных лет. А подвиг, совершённый им в те далёкие годы, он, в силу своего характера, считал… ОБЫЧНЫМ ДЕЛОМ.