Влияние 20-го столетия

Читатель должен отдавать себе отчет в том, что в любом обзоре исторического развития – ищет ли нынешний исследователь поддержки своих предшественников, или критикует в отрицательном смысле некоторую историческую эпоху – всегда имеется тенденция оценивать эту работу отдаленного прошлого в терминах принятых в наше время представлений и текущей практики, разумеется, с вытекающими отсюда преимуществами. Такие интеллектуальные набеги из настоящего в прошлое почти всегда отдают самодовольством, сознательным или нет.

В нынешнюю эпоху значительную часть происходящего диалога можно понять лишь принимая во внимание, что обсуждение происходит в контексте реакции на весьма влиятельную форму эпистемологии, называемую логическим позитивизмом.¹

Логические позитивисты разрешили ряд традиционных философских вопросов, аккуратно отодвинув их в сторону; они попросту ограничили область научной деятельности, исключив из нее некоторые предметы. Позитивисты определили область науки как описание, анализ и объяснение ограниченного множества данных, причем единственными данными, приемлемыми для научного обсуждения, они считали те, которые можно наблюдать (в некоторых школах лишь те, которые можно измерить). Хотя с нашей исторической точки зрения такая критика может показаться чрезмерной, интеллектуальный контекст, в котором возникла эта философия науки, позволяет лучше понять ее, с ее преувеличенными притязаниями. Важным вопросом этой эпохи было определение различия между живыми и неживыми системами. Отдаленные отзвуки и рецидивы религиозных влияний побуждали логических позитивистов устранить из науки все такие влияния, раз и навсегда.

С одной стороны, виталисты настаивали, что существует сила или принцип, одушевляющий живые системы и не сводимый ни к каким физическим принципам. Позитивисты же, независимо от их личных верований, провели черту, отделяющую область научной деятельности от других человеческих предприятий. Эта разделительная черта состояла в том, что в область науки входят лишь ощутимые, чувственно контролируемые и измеримые части воспринимаемого нами мира, все же остальное, к чему бы оно ни относилось, находится вне науки.

С другой стороны, отражением логического позитивизма в психологии был так называемый бихевиоризм (наиболее известными представителями которого были его основатель Уотсон, а затем Скиннер); соответствующим явлением в лингвистике была работа Леонарда Блумфилда и его сотрудников. Влияние этой парадигмы проявилось во многих вопросах лингвистики. Например, в парадигме Блумфилда специалисты по синтаксису поощрялись записывать высказывания носителей изучаемого языка. Множество сделанных таким образом записей составляло так называемый корпус данных, подлежащих описанию, анализу и объяснению. В течение этой эпохи все это казалось достаточно очевидным, и было принято как стандартная доктрина почти всеми работающими лингвистами.