Обедать шли в университетскую столовую

Когда выходили в фойе, мраморные колонны выстраивались, словно застывшие часовые. Катя и я невольно устремляли свои взоры на большие настенные часы, которые незаметно, но явно двигали большие стрелки к той отметке, когда выходило время обеда. Становилось грустно! из улицы шёл тускловатый свет. От этого плохо освещённое помещение казалось особенно пустым и таинственно-напряжённым.

А за окнами свирепствовала зима. Снежная пурга в красиво-тревожных пульсирующих мгновениях метала бесчисленные снежные искры. Они были сравнимы разве что с тревожными жизненными ожиданиями, когда мгновения кажутся невыносимо долгими. Всё же, было красиво, и невольно заставляло любоваться всем этим. Но непогода, как строгий ревизор, готовила к списанию еще одну ночь, которую мы не могли провести вместе. Настроение у нас падало, и становилось невыносимо грустно.

Глава третья

Начало дела о пропаже ста миллионов

Как-то после обеда мы стояли в одном укромном месте и целовались. Я гладил по спине Катю, осязая самые замечательные гибкости. Мои руки медленно блуждали от одной части её нежного тела до другой… Приближалось неумолимое! Наставало страстное желание сближения!

Розалия Никитична! – вдруг в страхе прошептала Катя.

Я обернулся. Ужас, который испытала Катя, перешёл ко мне. Заведующая глядела на нас взглядом, полным возмущения. Мы отвернулись и притаились, глупо надеясь на то, что нас не узнает строгий начальник. Подумаешь, обозналась, целовались другие, незнакомые люди!

С недобрыми словами, относящимися к пышнотелой начальнице, я отпустил от себя напрягшееся тело возлюбленной. А к заведующей у меня были особые пожелания, чтобы не шастала по зданию вместо того, чтобы работать в лаборатории!