Ф. М. Бурлацкий о выступлении H. С. Хрущева на XX съезде КПСС (1956 г.)

Вопросы и задания к документу № 81:

1. Как в документе объясняется решение Н. С. Хрущева выступить с докладом о Сталине?

2. Что дает Ф. Бурлацкому право утверждать, что «то был один из редчайших случаев в истории»? Известны ли вам другие примеры?

3. Какие личные качества Хрущева способствовали, по мнению Ф. Бурлацкого, принятию такого решения?

4. Как сам Хрущев объясняет свое решение выступить?

5. Объясните смысл фразы: «Он был глубоко ранен сталинизмом».

6. Дайте оценку этому поступку Н. С. Хрущева.

Нас тогда глубоко волновало все, что было свя зано с XX съездом КПСС. Как решился Хрущев выступить с докладом о Сталине, зная, что подавляющее большинство делегатов будет против разоблачений? Откуда он почерпнул такое мужество и такую уверенность в конечном успехе? То был один из редчайших случаев в истории, когда политический руководитель поставил на карту свою личную судьбу и даже жизнь во имя высших общественных целей. В составе послесталинского руководства не было ни одного деятеля, который решился бы выступить с подобным докладом о культе личности. Хрущев, и только Хрущев, на мой взгляд, мог сделать это — так смело, так эмоционально, а во многих отношениях и так необдуманно. Надо было обладать натурой Хрущева — отчаянность до авантюризма, надо было пройти через испытание страданием, страхом, приспособленчеством, чтобы решиться на такой шаг. Бесспорно, интересна его собственная оценка момента, прозвучавшая во время встречи с зарубежными гостями:

— Меня часто спрашивают, как это я решился сделать доклад на XX съезде. Столько лет мы верили этому человеку! Поднимали его. Создавали культ. И вдруг такой риск... Уж поскольку меня избрали Первым, я должен, обязан был сказать правду. Сказать правду о прошлом, чего бы мне это ни стоило и как бы я ни рисковал. Еще Ленин нас учил, что партия, которая не боится говорить правду, никогда не погибнет. Мы извлекали уроки из прошлого и хотели бы, чтобы такие уроки извлекли и другие братские партии, тогда наша общая победа будет обеспечена.

Но дело было, конечно, не только в чувстве долга, о котором говорил Первый секретарь. Мне не раз приходилось слушать воспоминания Хрущева о Сталине. Это были пространные, нередко многочасовые размышления-монологи, как будто разговор с самим собой, со своей совестью. Он был глубоко ранен сталинизмом.

Здесь перемешалось все: и мистический страх перед Сталиным, способным за один неверный шаг, жест, взгляд уничтожить любого человека, и ужас из-за невинно проливаемой крови. Здесь было и чувство личной вины, и накопленный десятилетиями протест, который рвался наружу, как пар из котла...