Историческое различие разума

Кажется, что разум – всегда один и тот же и его требования всегда одинаковы. На самом деле разумность имеет несхожий вид и смысл в разных эпохах и культурах. Когда европейские просветители ХVII–XVIII веков станут говорить о разуме, то будут подразумевать мышление, свободное от предрассудков и предвзятости, ориентированное на познание объективной истины и организующее себя в соответствии с идеалом научного исследования. Открытие объективной, свойственной "самим вещам" логики бытия и следование ей в деятельности человека образует основу рациональности в культуре европейского нововременья.

Совсем иное имеют в виду древнегреческие просветители, софисты, выдвигая на первый план идею разума в своих исторических условиях. Они, правда, также ставят под вопрос прежний культурный опыт, расхожие воззрения и общепринятые устои. Однако для них носителем разума является не ученый, строгий исследователь природы и нравов, а гражданин, обладающий своей позицией в важнейших жизненных вопросах, способный отстоять свою правоту и право, здраво соизмеряя их с общественной справедливостью и общей пользой.

Воплощением разумного начала в европейском просвещении станет рационализация прежде всего познания и интеллекта. Древнегреческий же рационализм вырастает на почве рационализации отношений гражданской жизни, общественных норм, обычаев и нравов. Разум нового времени – в первую очередь разум познающий; его главное качество – способность достичь объективно-истинного знания. Разум древнегреческого Просвещения – это разум "политический" (в античном смысле) и нравственный; его определяющее свойство – способность свободной личности верно осознать и осуществить свои интересы, соизмеряя и соотнося их с интересами сограждан и полиса в целом.

Античный разум дает власть личному человеческому суждению, которое в силовом поле столь же суверенных мнений должно отстоять себя и утвердить право на существование. Здесь всеобщность истин разума (свойство, неотделимое от разумности вообще) утверждается посредством диалога мнений, то есть общения относительно определенного вопроса. Новоевропейский разум, напротив, дает власть самим вещам. Объективное познание позволяет человеку следовать не своим случайным побуждениям, но тому, что требует собственная суть вещей. Арбитром истины служит теперь не диалог, а опыт и эксперимент. Разум, который в античную эпоху был погружен в стихию речи и поступка, в новоевропейской культуре становится – с помощью науки и техники – свидетельствованием вещей самих о себе.