Становление и развитие отечественной социологии 5 страница

К неокантианству и к социологии они пришли от своих профессио­нальных проблем - необходимости разработать концептуальный фунда­мент истории и правоведения как науки. Их позицию характеризовало резкое неприятие позитивизма и натурализма. В этой связи они дали клас­сические образцы критики причисляемого ими к натурализму марксизма (особенно Л. И. Новгородцев и Б. А. Кистяковский). Резко полемизирова­ли они и с субъективной социологией (прежде всего Б. А. Кистяковский).

Все они активно занимались также проблемами этики (особенно В. М. Хвостов). Своей основательной критикой они не смогли преодо­леть «позитивистской традиции», имевшей глубокие корни в русской нау­ке, однако способствовали своими аргументами переходу русского позити­визма на новую ступень развития, прежде всего в лице П. А. Сорокина. Не смогли они и «преодолеть марксизм», но не способствовали ли они свои­ми аргументами его как концептуальному, так и нравственному преодоле­нию С. Н. Булгаковым. Н. А. Бердяевым, П. Б. Струве? Представляется, что место и роль неокантианства оценены еще недостаточно.

Объединяло же их в позитивном, а не в критическом плане прежде всего стремление нормативистского обоснования социального познания в целом, теоретической социологии в частности. И здесь при всей общности подхода обнаруживаются существенные особенности каждого из мысли­телей. И интересны они именно этой спецификой. Поэтому рассмотрим позицию каждого из них в отдельности, в последовательности, которая весьма условно «задается» их отношением к проблеме психологизма со­циального познания - от требования необходимости его «изживания» на одном полюсе (Б. А. Кистяковский и П. И. Новгородцев) до конста­тации его «неизживаемости» на другом (А. С. Лаппо-Данилевский и В. М. Хвостов).

Б. А. Кистяковский исходил из общей для неокантианцев констатации кризиса в современном социальном познании и необходимости искать вы­ход из него в области методологии. Причина кризиса усматривалась им, во-первых, в субъективизме и релятивизме общественной науки, которые имеют тройственное происхождение: а) прагматизм сводит знание к по­знанию, а последнее к практической пользе, выгоде, привнося тем самым в науку категории из обыденного опыта; б) марксизм в конечном счете идеологизирует науку; в) субъективная школа в социологии исходит из ка­тегорий возможного и желательного, абсолютизируя произвол исследова­теля. Вторая причина кризиса видится в некритическом заимствовании прежде всего позитивизмом категорий и методов естественных наук, что игнорирует специфику предмета социального знания - изучение человека как деятеля и творца культуры, вносящего постепенно в общество все больший элемент сознательной организации, преодолевающего стихий­ность социальных процессов. Третья причина - неразграниченность со­циологии и социальной философии, господство особого рода философско­го психологизма в социальных науках, возможность сведения их к изуче­нию сугубо психических процессов. Да, по Б. А. Кистяковскому, особен­ность социальной действительности заключается в психологическом взаимодействии между индивидами. Да, познание принудительно психо­логично по самой своей природе. Однако ни социальный мир, ни социаль­ное познание нельзя трактовать чисто психологически.

Кризис социальных наук, следовательно, не столько чисто научный, сколько гносеологический. Поэтому необходимо осуществить анализ уже выработанных социально-научных теорий, исследовать применявшиеся при их построении приемы мышления. Эта рефлексия социологии над своим предметом должна стать постоянной и способствовать ее самоут­верждению и преодолению рабской зависимости от социальной филосо­фии и некритического заимствования понятий и методов из других наук. В фокусе внимания социологии всегда должны находиться три круга вопро­сов: 1) проблема образования социально-научных понятий; 2) проблема применимости причинного объяснения к социальным явлениям; 3) про­блема роли и значения норм в социальной жизни и их влияния на трак­товку причинности. Из них только третий круг вопросов нуждается в при­влечении социально-философского значения, первый же и второй должны разрабатываться сугубо средствами социологии.

Основная задача социального познания, согласно Кистяковскому, за­ключается в обработке социальных явлений с точки зрения категорий общности, необходимости и долженствования. Нельзя, с одной стороны, подменять должное возможным. Социология не занимается регистрацией социальных возможностей¹. Она исследует причины, сделавшие социаль­ные факты, как сложную комбинацию явлений, необходимыми. С другой стороны, трактуя сходное как повторяющееся, она выходит на уровень общего, а следовательно, неверно и отрицание этико-субъективными со­циологами применимости объективных (генерализирующих) методов в социальном познании.

В центре его внимания находились проблемы соотношения стихийного и сознательного, единичного, случайного и законосообразного. В понима­нии именно этих вопросов ученый видел основное различие подходов ес­тественных и социальных наук, хотя и считал, что их нельзя резко проти­вопоставить друг другу. Их объединяет природа объектов, с которыми они работают. Открыть закон, поясняет Б. А. Кистяковский, - значит изолиро­вать однородные явления, находящиеся в причинной связи между собой: знание нескольких таких пересекающихся рядов позволяет вывести закон. Но в действительности (и природной, и тем более социальной) нет ни про­стого (полностью однородного), ни изолированного (не связанного с бес­численным количеством других явлений). Мыслители работают в позна­нии с идеальными конструктами, только по отношению к ним с необходи­мостью приложимы выведенные закономерности. Они находятся, следо­вательно, вне реальных обстоятельств времени и пространства, они, ина­че, вневременны и внепространственны. Тем самым выявляются обще-

¹ Здесь у Б. А, Кистяковского, как нам представляется, явный перехлест, так как исследо­вание возможностей социального развития, поведения и т. д. является все же задачей социоло­гии, причем далеко не последней.

значимые априорные формы мышления и прилагаются затем к конкрет­ным процессам развития.

Рассматривая марксизм как одну из основных социологи­ческих школ, Б. А. Кистяковский считал, что, развивая свою теорию, немецкий ученый совершил как минимум две методологические ошибки. Во-первых, речь можно вести лишь о причине в каком-либо изолирован­ном ряде. К. Маркс же выдвинул тезис о конечной причине социальных процессов. С равным успехом можно доказывать, что такой конечной причиной является не экономика, а вращение Земли вокруг Солнца. Во-вторых, он натурализировал свою схему, введя в качестве объясняющего принципа понятие эволюции, которое не дает ответа на вопрос о причине развития, а только констатирует его наличие. Эволюция сама является ре­зультатом пересечения ряди причин.

Неверна, по Б. А. Кистяковскому, и марксистская интерпретация клас­сов и классовой борьбы. С одной стороны, эти понятия формулируются как понятия экономические. Они же суть категории социально-психо­логические, утверждал российский социолог. Общности (в том числе и классы) формируются в ходе психологического взаимодействия между людьми, в процессе складывания особых типов отношений, но сами эти отношения конституируются прежде всего вырабатываемой однородно­стью общих чувств, желаний, стремлений, мыслей. Именно эта однород­ность, социальные дифференциация и ассоциация как продукты человече­ского взаимодействия выступают предметом интереса социологии. Поня­тие класса к тому же, с другой стороны, является конкретно-историческим, видовым, характеризующим только некоторые ступени процесса социаль­ной дифференциации. Родовой же категорией, позволяющей «схватывать» процесс не только социальной дифференциации, но и процесс социальной ассоциации, выступает понятие социальной группы. Соответствующим образом соотносятся и понятия социальной и классовой борьбы.

Подытоживая сказанное, необходимо подчеркнуть, что, согласно Б. А. Кистяковскому, суть познания заключается в выявлении с по­мощью операций выделения, изолирования и отвлечения общезначи­мых причинных соотношений, обладающих предикатом безусловной не­обходимости, т. е. внепространственности и вневременности. Истина, сле­довательно, не вне, а внутри нас. Природа (как и социум) сама по себе не­исчерпаема и многообразна, мы ее схематизируем. Она (как и социум) са­ма по себе не знает необходимостей и случайностей. Это конструкты на­шего понимания. Однако сходство подходов естествознания и социального знания на этом и заканчивается.

Для естествознания достаточно идеи необходимости. Для социологии этого мало, коль скоро она имеет дело с исследованием деятельности лю­дей. В социальном познании столь же общеобязательно следование идеям

справедливости. Оно предполагает не только отыскание истины, но и оценку деятельности людей с позиции этически должного. В обществен­ных процессах и их институциализациях идет не только процесс естест­венного стихийного изменения, но и неумолимо постепенно реализуется все более осознаваемое людьми стремление к справедливости, заложенное в них природное нравственное (и эстетическое) начало.

Добро столь же вневременно и внепространственно, как и истина. То или иное нравственное предписание может быть неизвестно некоторым или даже многим, оно может быть по-разному сформулировано и различ­но применяться в конкретной общественной практике, но само его значе­ние не зависит от этих факторов, оно безусловно и общеобязательно для нашего сознания, а следовательно, и объективно. То обстоятельство, что оно появилось и стало употребляться сравнительно недавно, еще ничего не решает. Закон всемирного тяготения также был открыт сравнительно не­давно, но из этого ведь не следует, что до своего открытия он не действо­вал. Мы понимаем только то, что представляем себе необходимым и спра­ведливым (если речь идет о действиях людей). «Иными словами, необхо­димость какого-нибудь социального явления в естественно-причинной связи его совсем не исключает суждения о нем с точки зрения справедли­вости» [29. С. 177]. Более того, уровень телеологии (целей деятельности) является высшим проявлением и оформлением социальной связи. Дол­женствование тем самым вмещает в себя необходимость и возвышается над нею. Социальная необходимость нормативна по самой своей природе.

Основой социального познания должен стать, таким образом, новый (научно-философский, а не метафизический или мистический) идеализм, разрабатываемый авторами «Логоса», выросший из этики на основе отри­цания натуралистической социологии и марксизма. Конечная цель нового идеализма трактуется Б^ А. Кистяковским как решение этической пробле­мы чисто научным путем. Он исходит из двух тезисов: 1) признания авто­номии и свободы человека; 2) факта существенности его оценочной дея­тельности, на основе которого провозглашается принцип самоценности человеческой личности и равноценности личностей между собой. На осно­ве своей автономии и свободы человек создает себе идеалы и требует их осуществления в действительности. Но если традиционный идеализм на этом основании идет к познанию метафизического сущего путем интуиции и религиозной веры, то научный идеализм идет путем научно-фило­софских социологических разработок, получая вполне общеобязательные научные выводы. Задача социального познания - выявление норм и пра­вил теоретического мышления, практической (нравственной) деятельности и художественного творчества. Тем самым в теории познания Б. А. Кистя-ковского последовательно проводятся принципы антипсихологизма, ап­риоризма, нормативности.

Исследовательская часть социологического наследия мыслителя на­правлена главным образом на обоснование ценности права для практиче­ской жизни. Признавая его относительность по сравнению с безусловными истиной, красотой, справедливостью, верой, он утверждает, что духовная культура состоит не, из одних только ценных содержаний. Значительную часть ее составляют ценные формальные свойства интеллектуальной и во­левой деятельности, среди которых наиважнейшую роль играет именно право. Оно дисциплинирует человека в гораздо большей степени, чем ло­гика и методология или чем систематические упражнения воли. Это един­ственная социально дисциплинирующая система. Социальная дисциплина, по мнению Б. А. Кистяковского, создается только правом; дисциплиниро­ванное общество и общество с развитым правовым порядком - тождест­венные понятия. Право - это основное условие внутренней свободы чело­века. Игнорирование власти права неизбежно ведет к власти силы, росту несвободы. Русское же общество никогда не уважало права, русская ин­теллигенция состоит из людей, которые ни индивидуально, ни социально не дисциплинированы. Поэтому здесь никогда не было прочного право­сознания как необходимого условия нормального общественного развития. Отсюда путь России, как и любого другого государства, - признание, на­ряду с абсолютными ценностями, также и ценностей относительных - са­мого обыденного, но прочного и нерушимого правопорядка.

П. И. Новгородцев исходил в своих научных построениях в области социологии культуры из традиционной для неокантианцев критики наив­ного реализма - некритического постулирования объективности, незави­симости от познающего сознания изучаемых социальных фактов и связей. Свою задачу он видел в построении ценностной (нравственно-правовой) концепции общественной жизни, которая связана с познавательными ин­тересами субъекта, а не соотносится непосредственно с так называемой исторической действительностью самой по себе. Логика социологии в этом смысле сводится к систематизации абстрактных гносеологических типологий, построений (конструктов) нашей мысли. Подвергал он критике также и генетико-эволюционные построения в обществоведении, игнори­рующие самостоятельность и автономность (самоценность) морали, права и других социальных институтов, влияние их сложившихся и оформив­шихся структур на все последующее развитие общества.

П. И. Новгородцев страстно протестовал против отождествления куль­туры и общества, редукции общества к биоприроде, выступив с требова­нием априорного нормативно-ценностного рассмотрения мира. Принцип долженствования исходил у него из первичного бытия норм, которые, реа­лизуясь через структуры личности, порождают в ходе взаимодействия ин­дивидов структуры социума и культуры, которые выступают как вторич­ное бытие норм. Социальная закономерность, с точки зрения мыслителя,

есть не что иное, как закономерность воли, действования людей, а соци­альный факт не есть «вещь» (как трактовал его Э. Дюркгейм), а есть «ценность», т. е. реализация цели в процессе воления, действования.

Исходя из этого нравственность и право можно и должно социологиче­ски изучать не только как историческое и общественное явление, но и как внутреннее, психологическое переживание, как норму и принцип деятель­ности личности. Чисто социологический подход неразрывно связан с под­ходами индивидуально-психическим и нормативно-этическим. Собствен­но социология констатирует возможность чего-либо, психология и этика дают оценку его необходимости.

Основная социологическая проблематика - изучение механизмов нор­мативной (морально-правовой) регуляции в социальных системах. Эта за­дача двойственна (точнее двуедина) по своей природе. Во-первых, необ­ходим анализ структур индивидуального сознания, внутренних психоло­гических переживаний. Во-вторых параллельно должен проводиться ана­лиз структур внешних человеку культурных систем. Исходным для любого социального познания является принцип самоопределяющейся в социуме и культуре личности. Индивид - единственный источник социальных ре­шений. Все остальные явления получают свой смысл, реальность и цен­ность только как индивидуальные переживания личности. Социальное це­лое (общество) суть создание отдельных лиц, только последние онтологи­чески реальны. Они же конституируют культуру как индивидуальные пе­реживания исторических субъектов. Культура выступает как область абсо­лютного, недостижимого идеала, социум - как более или менее прибли­женное к идеальному образцу культуры образование. «Вообще же, - по­стулирует П. И. Новгородцев, - идеальную цель общественного прогресса можно было бы определить так, что она заключается в стремлении к сво­бодному объединению лиц на почве признания за ними их естественных прав» [44. С. 39].

Полное торжество того или иного культурного идеала в обществе, справедливое общественное устройство - не более как вредные утопии, приведшие к кризису как сами общественные структуры, так и социальные науки. Разбору основных научных концепций, вызвавших кризис полити­ческих и общественных идей, П. И. Новгородцев посвятил ряд фунда­ментальных своих исследований. Он дал классические образцы критиче­ского анализа идеи правового государства и идеи индивидуализма, на ко­торых выросла практически вся западная цивилизация, с одной стороны, и идей «земного рая», наиболее полно разработанных в марксизме и анар­хизме, - с другой. К сожалению, полностью замысел автором не был во­площен, но и то, что он успел сделать, вызывает восхищение полнотой и глубиной анализа, точностью диагноза, новизной предложенных подходов и решений.

Настоящее время, отмечал мыслитель, является временем крушения великих утопий. Это время кризиса европейского рационализма, безус­ловно веровавшего в действенность и неизбежность прогрессивного раз­вития общества на основе успехов человеческого разума. В социалистиче­ских концепциях эта вера породила убежденность в возможности построе­ния «земного рая» на основе переустройства форм человеческого общежи­тия и формирования новой гармонически развитой личности. Однако со­временный кризис со всей очевидностью показывает, что нет и не может быть безусловно справедливых форм общественного устройства, как нет и не может быть универсальных средств их достижения (будь то правовое государство или социалистическая доктрина с ее рецептами). Человек мо­жет уйти от мира, но он никогда не сможет уйти от себя самого, от проти­воречий собственного духа.

Замена политического идеала (идеала правового государства) идеалом социального равенства (в марксизме, прежде всего) ничего в принципе не меняет. Более того, это есть известный возврат в прошлое, так как идея XVIII века о неотчуждаемости прав личности и идея XIX века о свободной индивидуальности в XX веке заменяется религиозной по своей сути идеей земного рая. Человеческая индивидуальность (ее духовная жизнь) шире и глубже политики и социальности. Ее нельзя сводить к каким бы то ни бы­ло отдельным общественным функциям; Поэтому и проблемы, с которыми сталкиваемся, не вне человека, а внутри его самого. То, что вне, лишь средство для нравственного прогресса. Нужна не вера в рай, в универ­сальность познающего разума, а вера в человеческое действие и нравст­венное долженствование. Не достижение конечной цели, что ведет к дур­ной бесконечности в гегелевском смысле слова, а постоянное стремление к вечно усложняющейся цели - вот основа общественного прогресса.

Все общественные формы принципиально относительны и несовер­шенны. Они всегда содержат в себе противоречие, возможность своего от­рицания. Не так просто совместить в них требования справедливости и равенства, с одной стороны, и требования свободы воли - с другой. Нет и не может быть гармонии общей воли. Однако любые общественные фор­мы, сколь бы несовершенны и преходящи они ни были, с неизбежностью выражают безусловность принципа личности. Следовательно, надо стре­миться к максимальному увеличению числа лиц, руководствующихся в своих действиях принципом свободы воли, а тем самым способных влиять на общественное развитие. Не гармония совершенства, а свобода беско­нечного развития является основой выхода из того глубочайшего кризиса, в котором пребывает общество, а соответственно и социальные науки.

Любая утопия, марксистская в том числе, покоится на вере в чудо все­общего преображения, будь то человек или общество в целом. Но идеал невозможно воплотить в конечных явлениях и относительных формах.

Стремление к этому ведет не к земному совершенству, а к разрыву с прак­тическими нуждами, чревато для социума катаклизмами и потрясениями. Однако Абсолют задает смысл жизни человека, относительно реализуется в его поступках и действиях, стремлениях и намерениях. Но это оправда­ние не будущим (марксизм), а вечным (нравственный априоризм), исхо­дящим не из тезиса о жертвах во имя этого будущего, а из самоценности человеческой жизни. Поэтому любой индивид, а тем более ученый, дол­жен действовать, максимально отстраняясь от давления внешних обстоя­тельств, но постоянно согласуясь с внутренними идеальными мотивами. Он должен исходить из вечного идеала добра, а не из утопии светлого бу­дущего.

Требование следовать нравственному идеалу обязательно для любого, коль скоро он человек. Поэтому-то подлинной реальностью истории, под­линным предметом социологии является именно личность, хотя, с другой стороны, не следует забывать, что общество задает новое качество обособ­ленному личностному опыту. Убегая от мира, человек всегда несет этот мир в себе. Следовательно, стремясь к познанию общечеловеческой исти­ны, вселенской правды, социолог должен самым тщательным образом ис­следовать те возможности и пределы, которые кладут человеческому духу общественные формы, через которые идет развитие абсолютного идеала, во всех людях, а не в одном индивиде. Такими формами являются прежде всего государство, церковь, нация, культура, семья, как ранее - род и пле­мя. Конечная цель, призвание социолога, как и любого мыслителя и уче­ного, - способствовать расширению пределов действия нравственного ра­зума, а для этого он должен максимально избегать соблазнов абсолютного коллективизма (марксизм) и абсолютного индивидуализма (анархизм) в своих теоретических построениях.

Таковы основные максимы социального познания, согласно П. И. Нов-городцеву. Мы же, постигая их, будем помнить и три вывода, сделанные в его фундаментальном исследовании марксистской доктрины: 1) «...Исто­рическое осуществление социалистических начал явится вместе с тем и полным крушением марксизма» [44. С. 504]; 2) «...Его значение состоит не в том, что он дал абсолютную формулу общественного идеала, а в том, что он был исторической необходимостью, насущным требованием вре­мени. В этом смысле основное зерно марксизма глубоко вошло в новей­шее сознание и стало необходимым элементом каждой политической сис­темы, притязающей на титул современности» [44. С. 507]; 3) «...За мар­ксизмом мы должны признать значение той идейной грани, после которой уже невозможен возврат нравственного сознания к прошлому, после кото­рой и современное правовое государство должно было радикально изме­нить свой взгляд на задачи политики, на сущность, на принципы равенст­ва и свободы» [44. С. 508-509].

Цель своей работы А. С. Лаппо-Данилевский видел в выведении со­циологии на новый качественный уровень развития через переход от «публицистического любительства» к научному профессионализму, к спе­циализации в социологии. Основное внимание, как и все представители неокантианского направления, он уделил проблемам специфики социаль­ного познания, социологических методов исследования. Однако в отличие от правоведов П. И. Новгородцева и Б. А. Кистяковского в центре его ин­тересов как профессионального историка оказались вопросы поиска синте­за истории и социологии. И вариант такого синтеза А. С. Лаппо-Да­нилевский сумел предложить.

Исходным для построения любой научной дисциплины А. С. Лаппо-Данилевский считал разработку ее методологии и гносеологии. Методоло­гия понималась им как определенная целостная система методов и прин­ципов научного мышления, призванная: 1) прояснить используемые поня­тия; 2) организовать профессиональное мышление, обеспечивая его по­следовательность и согласованность; 3) выявить механизмы понимания в ходе человеческого познания. Теория познания, с его точки зрения, долж­на: 1) изучать роль и соотношение априорных и эмпирических компонен­тов в познании; 2) определять основания достоверности и общезначимости знания; 3) дать целостность разрозненным представлениям; 4) оценивать знание как единичное или общее. Только определив все эти свои основа­ния, любая социальная наука может претендовать на самостоятельный статус.

В основании социального познания находится психология как ведущая наука о духе, обеспечивающая познание целей, оценок и воли субъектов социальных и исторических процессов. Психология задает всему гумани­тарному знанию единство точки зрения и единство используемых систем понятий. Цель гуманитарной науки - выяснение психического содержания социальных и культурных фактов с последующей их типологизацией. Ос­новными типологизирующими дисциплинами (а в этом отношении веду­щими по отношению к другим гуманитарным наукам) как раз и являются история и социология, выявлению специфики которых и посвящена боль­шая часть капитального труда А. С. Лаппо-Данилевского.

Подробно проанализировав специфику «номотетических» и «идиогра-фических» методов в социальном познании, русский социолог констатиру­ет, что первые направлены на отыскание закона, а вторые - на фиксацию фактов. Социология как наука «номотетическая» вырабатывает и исполь­зует прежде всего общие (генерализирующие) понятия. История как наука «идиографическая» работает прежде всего с понятиями, «схватываю­щими» индивидуальное, неповторимое, уникальное. Однако такая интер­претация методов и предметов данных наук, утверждает А. С. Лаппо-Да­нилевский, односторонняя.

Номотетика игнорирует специфику общественных явлений, которые в своем предельном случае есть не что иное, как объективация сознательно­го, психического взаимодействия людей друг с другом. Идиографика в свою очередь противопоставляет субъективно-смысловую интерпретацию объективному объяснению, опирающемуся на общенаучные принципы и категории, вне которых нет и не может быть абстрактного конструирова­ния общественного процесса во всей его сложности.

Социология как социальная статика обращает внимание прежде всего на повторяющиеся явления. История как социальная динамика интересу­ется прежде всего развивающимися явлениями. Однако обе они стремятся к обобщению (при всей специфичности его понимания в истории и социо­логии). Индивидуальная картина прошлого уже есть обобщение. Поэтому необходим синтез номотетических и идиографических методов посредст­вом методологической рефлексии и разграничение сфер их применения как в социологии, так и в истории.

С этих позиций А. С. Лаппо-Данилевский подвергает критике позити­визм (О. Конта) и экономизм (К. Маркса), которые, как и остальные пред­шествующие социологические школы, не улавливали специфики «соци­ального фактора».

Так, О. Конт, пытаясь соединить в своей доктрине принципы транс­цендентального идеализма (конечные цели познания) и материализма (отыскание логики в развитии социальной реальности), получил вполне натуралистическое и механистическое построение, совершенно игнори­рующее специфику реальности. В центре внимания социолога должна на­ходиться не столько повторяемость действий индивида, сколько «непре­рывность его сознания». Основной акцент следует делать на целесообраз­ном характере человеческой деятельности. Только выявив специфику со­циального объекта, можно обращаться к анализу тех или иных социаль­ных форм, к исследованию которых «перепрыгивает», не проделав необ­ходимой предварительной работы, О. Конт.

Экономизм же критикуется А. С. Лаппо-Данилевским за то, что пыта­ется свести экономический фактор к чисто материальному, игнорирует ак­тивность сознания субъектов в экономической сфере и не проводит ника­кой связи между экономической деятельностью и этикой поведения инди­видов, не исследует должным образом мотивации людей. Кроме того, он использует ряд неотрефлексированных методологических допущений (принцип причинно-следственной связи, принцип эволюции и т. д.). С достаточным на то основанием речь можно вести только о психической закономерности. Причинно-следственная связь есть лишь проекция вовне научной конструкции. Она приобретает действенность только будучи пе­режитой субъектом. Основная же мотивация поступков и действий инди­вида исходит из его внутренней свободы (как свободы от внешней детер-

минации). Только если причина осознана как мотив, она может через во-ление вылиться в действие.

Таким образом, социология является абстрактной, обобщающей нау­кой, построение которой не может опираться на понятия естествознания. Она, как одна из основных наук о духе, изучает особую психологическую форму законосообразности (казуальности и необходимости), под которой понимается абсолютно безусловная цель, определяющая структуру массо­вой человеческой деятельности и формы ее развертывания и реализации. Исторический прогресс трактуется при этом как все более ясное осознание этой цели и последовательная ее реализация.

Типологическое обобщение как «общее представление» или относи­тельно общее понятие близко к понятию о среднем. В теоретико-позна­вательном отношении требования, предъявляемые к нему, более ослаб­лены, не столь жестки, как предъявляемые к эмпирическому обобщению, а тем более к закону. Тип как познавательная конструкция опосредует от­ношения случайного и закономерного. Он предполагает наличие явлений, не укладывающихся в его рамки, тогда как закон таких отклонений не до­пускает. Социолог различает «идеальный тип» как чисто мыслительный идеальный конструкт, который не обозначает никаких конкретно реаль­ных (данных) явлений, вещей, событий, и «репрезентативный тип» как та­кой мыслительный идеальный конструкт, которому могут соответствовать многие единичные факты, хотя, естественно, они и не исчерпывают всего его содержания. Кроме того, можно выделить как самостоятельный «генеалогический (эволюционный) тип», констатирующий сходство от­дельных экземпляров и их признаков на основе их общего происхожде­ния.