Причинная логика

Наука со времен Аристотеля стремилась к установлению состава и структуры каждого объекта исследования. Это означало, что объект следовало расчленить на какие-то элементы, представить его в виде совокупности каких-то частей. Ключевым словом теоретической деятельности стало слово «анализ», т.е. расчле­нение, разделение на части, представление объекта познания в виде конструкции из элементов. Кроме того, чтобы сделать объект позна­ваемым, следовало установить причины его существования именно в виде такой конструкции.

С течением времени анализ стал математическим и воплотился в строгие формулы классической физики. Небесная механика объясня­ла движение небесных тел вполне определенными причинами — наличием силы тяготения и начальной скорости, предсказывала бу­дущее (затмения, вообще взаимное расположение всех тел солнечной системы) и даже (что увенчало ее торжество в середине XIX века) открыла, как выражались в то время, «на кончике пера» (т.е. теоре­тически) новую планету — Нептун.

Ощущение творческой мощи и предсказательной силы науки, рас­крывающей причинные связи, ярко выразил Пьер Симон Лаплас: «Разумное существо, которое в каждый данный момент знало бы все движущие силы природы и имело бы полную картину состояния, в котором природа находится, могло бы — если бы его ум был в состоянии достаточно проанализировать эти данные — выразить одним уравнением как движение самых больших тел мира, так и движение мельчайших атомов. Ничто не осталось бы для него неизвестным, и оно могло бы обозреть одним взглядом как будущее, так и прошлое».

Непреложность истин физики и математики стала казаться абсолют­ной, стремление к строгости подхода к исследованиям любых явлений распространялось в процессе внутрикультурного взаимодействия на другие дисциплины. Точная математическая формулировка законов, строгая однозначность высказываний, воспроизводимость эксперимен­тов, сведение частных закономерностей к общим законам — все эти особенности в совокупности составили идеал науки. В этом подходе, который получил название классического детерминизма, мир постига­ется в категориях причины и следствия и предстает как сеть причинных

{160}

связей. Для каждого происшедшего изменения состояния какого-либо объекта подыскивается другой объект, который оказал влияние на первый. Детерминизм выстраивает для любого явления ближай­ший контекст по прямой линии от причины к следствию — таким способом могут выстраиваться и довольно длинные цепочки, в кото­рых любое следствие становится причиной очередного явления.

К концу XIX века закономерности всех процессов, даже протека­ющих в живой природе и обществе, представлялись во многом познанными или, по крайней мере, познаваемыми. Казалось, что для каждого явления можно однозначно указать причину и строго логи­чески вывести из нее это явление как следствие. На языке точных формул стремились говорить и психология, и педагогика, имевшие дело с наиболее сложным и наименее определенным содержанием. Развитие личности тоже хотелось объяснить каким-то простым и по­нятным образом на языке причинно-следственных связей.