Платон и Аристотель

Еще у Гераклита логос, которым обладает душа человека, назван самообогащающимся, т.е. развивающимся, растущим, совершенствующимся. Греческие философы, отдававшие своему образованию много времени и сил, видели в этом глубокий жизненный смысл. Например, в пифагорейском братстве (философ­ская школа, основанная Пифагором) придерживались такого образа жизни, который предусматривал стремление к прекрасному и благо­пристойному, а это, по их мнению, — в первую очередь занятия наукой и самообразование.

Философия, принятая как образ жизни, звала к самоуглублению. Прежде на первом месте стояли героические свершения, деятельная жизнь тела и души, теперь вперед выдвинулись созерцание и размыш­ление. Пифагор говорил об этом так: одни приходят на Олимпийские игры, чтобы состязаться, другие — чтобы покупать и продавать, а третьи — чтобы смотреть. Подразумевалось, что эти третьи и суть фи­лософы.

В пифагорейской школе было принято учение о бессмертии души и ее переселении из одного тела в другое. Сам Пифагор как будто помнил о четырех своих прежних воплощениях. Геродот писал: «египтяне первыми высказали утверждение, что душа человека бес­смертна, что с разрушением тела она вселяется в другое животное, которое рождается в это самое время... Учение это излагали и неко­торые эллины как свое собственное». Известно, что представление о переселении душ было весьма влиятельным и подробно разработан­ным в древней Индии. Древние греки много путешествовали, и не исключено, что Пифагор мог побывать не только в Египте (что до­вольно близко), но и в Индии.

Платон в некоторой своеобразной форме принимает пифагорей­ское учение о бессмертии и переселении душ и делает его основой теории познания и обучения: «Человек должен постигать общие понятия, складывающиеся из многих чувственных восприятий, но

{117}

сводимые разумом воедино. А это — припоминание того, что видела некогда наша душа, когда она сопутствовала богу, свысока смотрела на то, что мы теперь называем бытием, и, поднявшись, заглядывала в подлинное бытие.

Раз душа бессмертна, часто рождается и видела все и здесь, и в Аиде [подземном мире мертвых], то нет ничего такого, чего бы она не познала; поэтому ничего удивительного нет в том, что и насчет добродетели, и насчет всего прочего она способна вспомнить то, что прежде ей было известно. И раз все в природе друг другу родственно, а душа все познала, ничто не мешает тому, кто вспомнил что-нибудь одно, — люди называют это познанием — самому найти и все осталь­ное, если только он будет мужествен и неутомим в поисках: ведь ис­кать и познавать — это как раз и значит припоминать».

Таким образом, все объекты, существующие в том мире, который материалисты считают единственно реальным, были для Платона бледными тенями истинной реальности, слабыми подобиями своих прототипов, существующих в мире идей. Припоминание (по-гречески анамнесис, отсюда медицинский термин «анамнез») составляет осно­ву правильных представлений, которые на самом деле есть неосознан­ное, но уже имеющееся знание. Платон высказывает серьезные со­мнения в способности написанного слова выразить сущность знания. В процессе живого диалога («совершенной речи») знание запечатле­вается в душах собеседников, в то время как записанное слово дает только мнимую мудрость.

Значительная часть большого произведения Платона «Республика» посвящена проблеме образования. Учеников, по мнению Платона, следует обучать в соответствии с их способностями, а не давать всем одно и то же образование. (В XX веке Джон Дьюи восторженно го­ворил о «поразительном замечании» Платона, что образование долж­но быть приспособлено к ребенку, однако он не соглашался с его иде­ей о том, что оно должно быть подогнано к тем строго определенным категориям, на которые делятся все люди. Дьюи хотел, чтобы обра­зование подбиралось для каждого конкретного ребенка.)

План Платона предусматривал различное образование для двух ос­новных групп членов общества. В первую входили рабочие и ремес­ленники, а во вторую — воины и правители, высший эшелон класса воинов. Первую группу предполагалось надежно обучать практичес­ким делам, «чтобы наши башмаки были хорошо сшиты, а посевы ухожены». Вторая группа, выделяющаяся в юности по природной

{118}

физической силе и силе духа, должна была получать достойную телесную и нравственную выучку, как следует осваивать и филосо­фию. Длительность образования потенциальных правителей устанав­ливалась наибольшей, в их учебный план входило тщательное изу­чение философии, математики, литературы и истории.

Нельзя не заметить, что и в этой, уже довольно поздней модели (по сравнению, скажем, с древнеегипетской или шумерской) образо­вание дается людям для их эффективного использования в соответ­ствии с потребностями государства. При этом, конечно, развитие личности не исключается, но в платоновском образовательном проекте об этом просто не идет речь, осознанная цель — бесперебойное функ­ционирование идеального государства.

Платоновскую концепцию образования можно назвать аристокра­тической — статус подлинного человека, склонного к созерцанию и размышлению, предусматривался для немногих, но эти немногие за­рабатывали право на исключительность своими прирожденными спо­собностями и выявлялись постепенно. Определенный образ жизни представлялся наилучшим, но все дети должны иметь возможность изучать предметы, готовящие к такой жизни, если же многие не пре­успеют — это не считалось нарушением справедливости. Законы гла­сили, что учеников следует готовить к работе, соответствующей их способностям.

Платон занимался проблемами образования и практически был схолархом (выражаясь по-современному, директором школы). Шко­ла его находилась среди садов и рощ в прекрасном месте, посвящен­ном древнему герою Академу, то есть в Академии. Это название и закрепилось за прославленным учебным заведением, пожалуй, пер­вым в европейской истории, получившим столь широкую извест­ность.

В школе Платона действовало самоуправление — эта особенность потом возродится в устройстве многих школ Нового времени и до­живет до наших дней. Схоларх был главой всей школы, а существовал еще глава учеников, называвшийся архонтом, он назначался каждый день из числа учеников. Сам Платон всегда был самым лучшим учи­телем и одновременно учеником своей школы, самым большим авторитетом в обладании знанием и активности познания.

Ученики Академии мало спали, были очень умеренны в еде, мяса не ели вовсе, много размышляли. Они составляли добровольное сооб­щество людей, которым интереснее всего было обдумывать разные

{119}

проблемы. В Академии занимались математикой, философией, аст­рономией и литературой, отчасти естественными науками. Это уди­вительное учебное заведение просуществовало 1000 лет и было за­крыто в 529 г. н.э. императором Юстинианом: борясь во имя христи­анства с античной культурой, он закрывал философские школы и изгонял философов.

Аристотель, как и Платон, полагал, что люди должны быть подго­товлены для подобающего им места в жизни и им нужно помочь развить свойства, необходимые для решения соответствующих задач. Другим существенным мотивом для Аристотеля был тезис о том, что потребности и благополучие государства могут и должны превалиро­вать над правами личности — хороший гражданин, считал Аристо­тель, не только требует от государства защиты своих личных прав, но и желает внести свой вклад в общественное благополучие.

Аристотель предложил модель нравственного воспитания, широко популярную до сих пор, — тренировать детей в подходящих типах поведения. На современном языке это называется упражнением в хороших поступках; кроме того, такая модель хорошо совместима с библейским «наставь малого ребенка на путь истинный, и он не свернет с него и в старости». Аристотель полагал, что общество долж­но прививать детям ценности, взращивая их в деятельности, предна­значенной для развития соответствующих добродетелей. Его не забо­тило обучение рассуждениям на моральные темы, он считал, что молодые люди, пока им не исполнится 20 лет, все равно не готовы для таких размышлений. Потом, когда они уже будут на деле добро­детельными, им можно будет доверить анализ нравственных проблем; после того, как хорошие привычки подготовят почву, можно будет пускаться во всякие обсуждения.

Стоя на твердой почве реальности, Аристотель не верил, что люди могут гарантировать собственное последовательно нравственное по­ведение. Обстоятельства сильно действуют на нас. Люди великой добродетели могут противодействовать великим соблазнам, но даже героев могут одолеть внешние обстоятельства, вышедшие из-под их власти.

Аристотель полагал, что всякое человеческое существо находит в учении удовольствие. Счастье же состоит в достижении добродетелей, среди которых важную роль играет совершенствование интеллекту­альной интуиции и теоретического мышления; счастье связано с актуализацией потенциальных возможностей, особенно способности

{120}

разумно мыслить и усматривать фундаментальные формы и принци­пы вещей. В представлении Аристотеля эти формы и принципы не существуют отдельно от предметов в особой области, как это было с идеями Платона, они суть структуры материальных вещей, которые постигает разум в процессе философского анализа.

Ведущая метафора познания у Аристотеля — пирамида, подни­мающаяся от уровня реальной материальной вещи до абстракции чистой формы. Человечество в целом и каждый человек в отдельности стремятся вверх, к своему собственному совершенству, но в чем оно состоит и насколько сможет осуществиться, зависит от условий: при­рожденных способностей и состояния общества. Лишь тот, кто под­нимается на высшие уровни разумности, имеет надежду достичь вершины. Женщины и рабы достигают нравственного совершенства лишь в той мере, в какой это требуется их функциями в обществе, а именно: рабы совсем лишены способности к свободной жизни, а женщины обладают ею лишь отчасти.

Аристотель, как и Платон, был схолархом и весьма известным. В его школе в Ликейской роще — Ликее (лицее, как стали говорить поз­же с латинским акцентом) — было принято вести занятия, прогули­ваясь. Это, впрочем, повелось издавна. Вокруг каждого гимнасия (места для физических упражнений) обычно располагался перипат — городской сад, предназначенный для прогулок. В гимнасиях сначала тренировали только тело, а затем и душу, и ум, а в перипатах читали лекции, вели беседы и занятия. Постепенно перипат стал отождест­вляться со словом «школа» («схолэ»), а «перипатетики» («прогуливаю­щиеся») стало означать просто «ученики». Поскольку многие реалии античной культуры были забыты в Европе, а Аристотель пользовался в христианском мире большим уважением, слово «перипатетики» закрепилось именно (и только) за учениками и последователями Аристотеля.