Великого княжества Литовского 3 страница

; В соответствии с направлением экспансии из Новогрудка на юго-' запад сказание совершенно не упоминает об отношениях с немецкими i орденами и лишь мимоходом отмечает нападение на Жемайтию «латы-; голы» и ответную акцию жемайтских князей.

I В результате удачных войн Новогрудское княжество во время I правления Рынгольта, т. е. вообще в конце существования его в каче­стве независимой политической единицы, представляло собой огромное по тому времени государство. Северной границей его служила река Вилия, восточной — линия Койданово — Могильно; на юго-западе владения Новогрудка охватывали Гродно и все Подляшье с городами Берестье, Дорогичин, Бельск, Мельник, Бранск, Сураж, а также По­лесье с Пинском, Туровом и Мозыр ем, а на юго-востоке — Чернигов, Оародуб и Карачев. Западная граница в летописях не указана, но, согласно «Началам», она шла примерно по современной советско-польской границе. Впрочем, в «Кронике», а также в хронике Литовской и Жмойтской есть сообщение, что владения новогрудского князя начинались на северо-западе у Вильно, но это, видимо, описка (вместо от «Вилии» написано «от Вильны»), тем более что далее говорится, что сын князя Мингайло «сел на отцевской столици в Новгородку князства Руского и Литовского по Вилии реце» (ч. I, с. 249; т. XXXII, с. 21). В политическом отношении только в одном случае, после победы у Койданова и захвата ряда земель, Скирмонт посадил в Турове своего брата Писимонта, а Любарта — в Карачеве (согласно «Крони­ке» и хронике Литовской и Жмойтской, названные князья получили по два города, но это в данном случае не имеет значения). Оба князя пали в битве на Окуневке, и их уделы должны были вновь отойти к ве­ликому князю новогрудскому. Таким образом, согласно сказанию, Новогрудское княжество представляло собой государство, которое

непрерывно увеличивалось, но на уделы не дробилось (ч. I, с. 248; т. XXXII, с. 24).

Титулатура правителя страны в средневековье имела большое значение. В летописях татарский хан всегда назывался царем, прави­тели Литвы и Жемайтии — великими князьями; точно так же и в Но-вогрудке всегда сидели великие князья. Уже Ердивил, согласно ле­тописям, «вчынил город» и назвался великим князем новгородским (т. XXXV, с. 129, 146, 174, 194, 215). И впоследствии новогрудские князья неизменно называются великими, тогда как русские — просто князьями (князь Мстислав луцкий и пинский, князь друцкий и т. д.). Естественно, что выражение «великий князь» в отношении правителей Новогрудка должно было подчеркнуть их высокое положение, равное положению князей литовских и выше русских. В дальнейшем из трех великих княжеств — Новогрудского, Литовского и Жемайтского — образовалось одно — Великое княжество Литовское, Жемайтское и Русское (Русское Новогрудское), столицей которого стало Керново, потом Старые Троки, затем Троки Новые и, наконец, Вильно. При всех этих переменах объединение происходило мирным путем.

После переноса столицы из Новогрудка летописи начинают гово­рить не о трех отдельных владениях — Жемайтии, Литве и Новогруд-ском княжестве, а об одном общем государстве. При перечислении княжеств на первое место стала всегда выноситься Литва.

События, происходившие после смерти Рынгольта, в хрониках и ле­тописях описаны по-разному, причем в летописях, независимо от того, сказано ли там прямо, что Рынгольт умер «без плоду» или что он оста­вил наследником Войшелка, продолжение одинаковое: на престол великого князя был избран Свинторог, или Швинторог, сын Утенуса герба Китоврас, и он был князем в Новогрудке «и на руских городах». После смерти своего отца, Утенуса, Свинторог «начнеть кнежыти на великом кнежени Литовском и Жомоитском, и Новгородском и Рус-ком» (т. XXXV, с. 132, 149, 177, 197, 218).

С именем Свинторога — Швинторога не связано никаких примеча­тельных событий. Свинторог — это как бы звено, связывающее пере­нос центра внимания летописей из Новогрудка б Вильно. Начало этому положило распоряжение Свинторога, данное его сыну Скирмунту, чтобы тот сжег труп отца там, «где река Вилня упадываеть у Велю», т. е. на том месте, где позже был создан город Вильно. Затем Свинто­рог распорядился, чтобы там вообще сжигали «всих князей литовских и знаменитых бояр», а далее сообщается, что «перед тым жыгали тела мертвых на том местцу, хто где умреть» (т. XXXV, с. 132, 149, 177, 197, 218). Таким образом, Свинторог создавал общелитовское святи­лище, а вместе с тем как бы предопределил место, где впоследствии должна быть создана столица. Дав такой наказ, Свинторог умер, и с телом его поступили именно так, как он приказал, т. е. сожгли на костре, причем вместе с ним сожгли любимого коня и слугу, а также охотничьего пса, сокола и одежду (т. XXXV, с. 132, 149, 177, 197, 218), Далее следует описание религиозных воззрений и погребальных обря­дов того времени.

Скирмонт оставил после себя двух сыновей — Трабуса и Колигина.

Первый из них стал княжить в Жемайтии, второй — «на земле Ли­товской и Руской». После смерти Колигина править стал его сын Ро­ман, который после смерти Трабуса делается князем триединого госу­дарства— Жомоитского, Литовского и Русского (т. XXXV, с. 150}.. При всем том Роман выступает в летописи только в качестве отца, пяти сыновей — Наримунта, Довмонта, Голшиса, Гедруса, Тройдена..

Наримунт, став великим князем, начал с того, что «вчинил» город, Керново, куда и перенес свой «столец» из Новогрудка, после чего-стал титуловаться великим князем литовским, новгородским и жомо-итским (т. XXXV, с. 150). Это последнее упоминание о том, что Ново-грудок был столичным городом. Здесь уместно вспомнить, что Керно­во, согласно тем же летописям, было создано уже давно (т. XXXV,. с. 129, 146, 174, 194, 215).

Далее следует пояснение, откуда в Литве появился ряд населенных пунктов и почему они так названы (об этом не говорится прямо, а сле­дует из.текста летописей).

Второй сын Романа, Довмонт, «сел» в Утянах и назвался князем утянским; Гедрус «зарубил» город, назвал его Гедройти и стал титу­ловаться князем гедройтским; Голшис переправился через реку Вилию, нашел «гору красну» над рекой Вильней в миле от впадения ее в Вилию, где и основал город Гольшаны, но вскоре ему еще больше приглянулось место над рекой Кораблем, и он основал там другой", город, куда и перенес свою столицу, сохранив, однако, титул князя голыпанского (как был назван город над рекой Кораблем, не сказано).

Все названные здесь населенные пункты существуют издавна, и все-они расположены на недалеком (не более 100 км) расстоянии от Виль­нюса. Утяны и Гедройти находятся к северу от Вильнюса и от Вилии. Значит, автор, который писал, что Голшису пришлось переправиться через эту реку, чтобы найти свою «гору красну», смотрел на описывае­мую местность, находясь на левой стороне Вилии. Гольшаны, как. и Гровжишки, находятся в современной Гродненской обл. на левобе­режье Вилии. Что касается поселения, которое создал Гольшис над. рекой Кораблем и названия которого в летописи нет, то определить его местоположение не удалось^а1.

Пространный рассказ, озаглавленный в ряде летописей «О пяти. сынех Романовых», далее излагает ход междоусобной борьбы между братьями. Этот раздел кончается сообщением, что сын Тройдена Ры-монт — Лаврыш герба Китоврас отказался от престола в пользу Ви-теня герба Колюмнов (т. XXXV, с. 151).

С приходом к власти «Колюмнов» Новогрудское княжество как: отдельная политическая единица исчезает со страниц летописи; су­ществует уже только Великое княжество Литовское, Русское и Жомо-итское или Литовское, Жомоитское и Русское.

Сказание не знает дат, кроме года рождения Христа. Однако время создания Новогрудка и его огромных успехов определяется в общих

^{--------------}

²¹ В «Географическом словаре Польского королевства и прочих славянских земель» упоминаются деревни Корабли в Вилейскоы у. Вилснской губ. и Корабы в б. Ошмянском у. той же губернии. В обоих случаях не указано, на каких реках они на­ходились (Stownik geograficzny krolestwa Polskiego. Warszawa, 1883, t. IV, s. 391).

157¹

чертах по событиям. Ердивил пришел в местность, где он основал Новогрудок, после нашествия Батыя, т. е. ориентировочно в 1240 г. Тройден начал править в 1270 г., когда Новогрудское княжество пере­стало расширяться. Значит, все приобретения были сделаны между 1240 и 1270гг.

Персонально сказание называет новогрудскими князьями тех лиц, которые в летописях не упоминаются (о Войшелке — Войшвилаке.вспоминают лишь «иные», да и то в туманной форме; о Миндовге, Войшелке и Шварие говорит лишь хроника Быховца). Сказанию неиз­вестны такие крупные города того времени, притом расположенные недалеко от Новогрудка, как Слоним и Волковыск, неизвестны также 'Свислочь, Кобрин и другие центры того времени.

Прежде всего о Новогрудке, находившемся в центре внимания -сказания. В 1235 г. Даниил, князь галицкий, «возвел» на Мазовию «Литву Минъдовга и Изяслава новгородьского» ²². Значит, в то время в Новогрудке был свой князь, притом русский. Какие у него были взаимоотношения с Миндовгом, неясно, но похоже, что Изяслав был б какой-то зависимости от литовского князя. В течение 1252—1268 гг. Ипатьевская летопись упоминает о Новогрудке девять раз ^аз. Почти 'все эти записи говорят о том, что Новогрудок был крупным политиче­ским центром, однако совершенно очевидно, что сказание преувели­чивало значение Новогрудка. Вместе с тем «смута» в Великом княже­стве Литовском после ряда убийств была прекращена Войшелком с помощью сил Пинска и Новогрудка. Войшелк, став великим князем, истребил или заставил бежать противников своего отца (а значит, и са­мого Войшелка), опираясь на тех, с кем он пришел к власти, т. е. в пер­вую очередь на новогрудчан. Все это, очевидно, и послужило матери­алом для создания легенды о Новогрудке как о центре могуществен­ной державы.

Значение легенды

Начальные сведения по истории едва ли не всех народов представляют легенды, и едва ли не у всех исследователей, занимающихся этим пе­риодом, возникает вопрос о целесообразности изучения подобного ис­точника. Необходимость изучения легенды определяется хотя бы тем, что и самые фантастические сведения создавались в свое время с ка­кой-то целью, нередко же легенда опиралась на факты, подавая их, однако, в сильно измененном виде. Все это ведет к необходимости уяснения движущих сил сказания, его подосновы.

Из предыдущего известно, что авторы легенды плохо знали геогра­фию как Литвы, так и Белоруссии. Из всей огромной территории, ко­торой они коснулись, им известны (возможно, «в глаза») область северо-восточнее Вильнюса (древнее Девялтово), район Новогрудка и та­кие небольшие населенные пункты, как Койданово и Могильно. Что касается других пунктов, то о них сказано совершенно абстрактно:

^{-------------}

²² ПСРЛ, т. II, стб. 776.

²³ Там же. стб. 816, 818, 831, 838,

совершался поход к такому-то городу, да и число названных городов очень невелико. Для создания новых городов основатель находил «гору красну» (красивую), на которой и строил замок. Правило с горой соблюдалось настолько неукоснительно, что даже в той части летописи, в которой содержатся относительно реальные факты, летописец, гово­ря о заложении Старых Трок, сообщает, будто город был построен тоже на «красной горе», хотя этот замок расположен на совершенно плоской местности.

Из рек, кроме Юры, Немана, Вилии, Западной Двины, Святой и Ширвинты, авторы называют относительно небольшую — Ясельду и совсем маленькую — Окуневку. Что касается хронологии, то во-всей легенде есть лишь одна дата — 5526 (в хронике Литовской и Жмойтской 5508) г.— год рождения Иисуса Христа («от сотворения мира»).

Примерно 80% легендарного текста касается Новогрудка и Ново-грудского княжества (Великого княжества Новогрудского), причем: деятельность новогрудских князей всегда описывается только в геро­ическом плане. В полном согласии с этим находится указание, что пра­вили Новогрудком, и только Новогрудком, прямые потомки Палемо-на; князья Литвы и Жемайтии — потомки второстепенных деятелей,, вассалов Палемона.

Естественно, что при таком положении напрашивается вопрос, не была ли легенда написана в Новогрудке, ведь этот город, сильно укрепленный к тому же, не только существовал в легенде как созда­ние князя Ердивила, но и был вполне реальным большим экономиче­ским и политическим центром еще до появления литовцев. Весьма, возможно, что именно там составлялась летопись, отражающая дея­тельность Миндовга и Войшелка.

Ориентировочно приняв Новогрудок как место создания леген­дарной части летописи, необходимо выяснить, кто из деятелей первой: половины XVI в. (когда легенда оформлялась в том виде, в каком мы ее знаем сейчас) был заинтересован в ее создании.

Сообщив, что из Рима вместе с Палемоном уехало 500 семей рим­ской «шляхты» или «рыцарства», сказание сосредоточивает все внима­ние на представителях четырех фамилий, потомки которых играли впоследствии видную роль в истории Литовского государства. Что же касается всех остальных «римлян», то о них легенда в дальнейшем во­обще не упоминает.

Персонально сказание называет четырех человек, указывая, к ка­кому гербу они принадлежали: первый — Довспрунк герба Китоврас (в польских источниках это Центаурус, т. е. Кентавр), второй — Прешпор герба Колюмны (Колонны), третий — Ульянус герба Урсеин (Медведь) и четвертый -— Гектор герба Рожи (Розы). Впрочем,, в разных летописях эти лица называются несколько по-разному, да и не всегда называются все четыре. Так, в Ольшевской летописи сказано, что среди знатных беглецов были представители четырех фамилий или гербов, но упомянуты только два — Китоврасы и Ко­люмны, имен же нет ни одного. Это наиболее примитивный вариант. В летописи Красинского перечислены четыре герба, но вместо «Рожи»

назван герб «Оургы», а в летописи Рачинского вместо «Урсеин» — «Руси». Что касается «Начал» Стрыйконского, то там говорится не о че­тырех представителях разных гербов, а о пяти: Дорспрунг герба Кен­тавр, Проспер Цезаринус герба Колюмны, Юлиан герба Урсеин и Компан герба Розы, а далее сообщается, что с ними же прибыл Гаштольд герба Гектор (Начала, с. 88—89).

Однако впоследствии и к представителям четырех родов оказывает­ся совсем неодинаковое внимание. Члены гербов Урсеин и Рожи упо­минаются только один раз в качестве родоначальников знатных фа­милий: от Эйкша, представителя герба Урсеин, произошла фамилия Довойнов, а от Гровжа, принадлежавшего к гербу Рожи,— Монивиды <т. -XXXV, с. 129, 147, 174, 195, 215; т. XXXII, с. 130). Зато о членах родов Китоврас и Колюмнов летописи упоминают очень часто, а так как Китоврас (Кентавр) был гербом князей Гольшанских, а Колюмны (Колонны) — гербом Гаштольдов, то реально это означало, что ска­зание стремилось подчеркнуть выдающееся положение в истории Великого княжества Литовского деятелей, принадлежавших к этим фамилиям, и только их. Так, литовский князь Гирус принадлежал к Китоврасам(т. XXXV, с. 130, 146, 174, 196,216). Князь Живибунд — это тот, «што вышол с Китаврус» (там же). «С Китаврусу» же был и сын Утенуса Свинторог, или Швинторог, возглавивший Великое кня­жество Литовское после объединения всех его трех частей (т. XXXV, с. 131).

Представители Колюмнов в начальной части летописей упомина­ются гораздо реже, чем Китоврасы, и притом всегда на втором месте. Впоследствии же Колюмны берут реванш — Китоврасы даже уступа­ют им великокняжеский трон (в Евреиновской летописи, хронике Быховца и хронике Литовской и Жмойтской не сказано, что Витень принадлежал к Колюмнам; т. XXXII, с. 34, 136; т. XXXV, с. 220). Преимущество Колюмнов перед Китоврасами какое-то время подчер­кивалось и далее (после того как Витень занял великокняжеский трон). Из дальнейших сообщений следует, что Гедимин и все его по­томки, включая Ягеллонов, находились в родстве с Гаштольдами.

Гаштольды в начальном периоде правления Гедимина — ближай­шие помощники великого князя, выполнявшие самые ответственные поручения. Так, в летописях Археологического общества, Рачин­ского, Ольшевской, Румянцевской, Евреиновской и хронике Быховца при описании отправки отряда для обороны от немцев Ковно отме­чается, что командующим отрядом был назначен Гаштольд «з рожаю Колюмнов» (т. XXXV, с. 95, 152, 179, 199, 220; т. XXXII, с. 136). Далее летописи сообщают, что как только был основан город Вильно, Гедимин назначил туда «першим воеводою» того самого «Кгаштолта Колюмнов», о котором писалось ранее (т. XXXV, с. 96, 153, 181, 201, 222; т. XXXII, с. 41). Однако за пределами раздела о Гедимине, при многократных упоминаниях о Гаштольдах, никогда не отмечается, что они из «рожаю Колюмнов». Следовательно, настойчивое повторение о принадлежности двух фамилий к определенным гербам свойственно почти исключительно легендарной части, причем авторы сказания придавали этому очень большое значение, тогда как составители

реальной части летописей обращали на принадлежность к гербам го­раздо меньше внимания. Вместе с тем летописи ни одного из Гаштольдов не назвали князем.

Раздел летописей, в котором говорится о правлении Гедимина и где упоминается «рожай» Гаштольдов — Колюмнов, содержит об этом «рожае» маловероятные данные. Гедимин, который, согласно летописи, назначил Гаштольда (имя Гаштольда не названо) «першим воеводою» в Вильно, умер в 1341 г. Реально же первым виленским вое­водой стал Ян Гаштольд в 1412 г., первым же виленским старостой был Андрей Гаштольд в 1387 г.²⁴ Вместе с тем возможно, что Гаштольды занимали подобный пост и ранее, но назывался он иначе.

В противоположность Гаштольдам Гольшанские всегда именуются князьями, но за пределами сказания (включая разделы, посвященные деятельности Гедимина) никогда не упоминается об их принадлежно­сти к Китоврасам и ничем особым не отмечается участие в жизни страны.

Каким образом или чем был связан Новогрудок с Гаштольдами или с какой-либо другой знатной фамилией? С 1341 г. этим городом владел в качестве столицы удельного княжества Кориат — Михаил Гедиминович, затем его сын Федор, в конце XIV в. Корибут — Дмит­рий Ольгердович. После 1394 г. Новогрудок становится великокняже­ским доменом. Следовательно, непосредственно к Гаштольдам в этот период Новогрудок отношения не имеет, но ведь и легенды в то время, видимо, не существовало — она создавалась позже. Впоследствии, в особенности в первой половине XVI в., связь Гаштольдов с Новогрудком стала очень тесной. С того времени, когда в Новогрудке появились наместники, а после 1507 г. (год образования воеводства) воеводы, и до 1542 г. (в том году род Гаштольдов угас) Новогрудком правили следующие лица (те, о которых имеются известия): Монтигирдович Петраш (1431 —1452), Гаштольд (Гаштольдович) Мартин (1464—1471), Монивид (Монивидович) Войтех Янович (1471—1475), Монтовтович Михаил (1483—1484), Солтан Александрович (1486— 1487), Радивилович Николай (1488—1490), Пац (Пацевич) Юрий (1492—1496), Заберезинский Ян Юрьевич (1496—1498), Хрептович Ян Литавор (1498—1500), Гольшанский Семен Юрьевич (1500), Глебович. Петр (1500), Гаштольд Альбрехт Мартинович (1503—1506). Гаштольд Станислав Альбрехтович получил назначение в 1522г., но реально стал новогрудским воеводой в 1530 г. и был таковым до 1542 г.²⁵

Значит, из первых 13 наместников и воевод в Новогрудке четыре раза этот пост занимали Гаштольды, все остальные — по одному разу. Гольшанский был новогрудским воеводой очень непродолжительное время, в сущности замещая воеводу в связи с тем, что наместник Хреп­тович попал в 1500 г. в плен. Стоит обратить внимание и на то, что Гаштольды не только четыре раза были наместниками и воеводами в Новогрудке, но и занимали пост воеводы почти непрерывно начи­ная с XVI в.

^-------

²⁴ Wolff J. Senatorowie i dygnitarze Wielkiego ksiestwa Litewskiego. 1386—1795. Krakow, 1885, s. 71.

²⁵ Ibid., s. 34—37.

Однако если инициатором создания легенды в целом были Гаштольды, то в отдельных деталях легенда существовала в работах поль­ских хронистов и до XVI в., но в краткой редакции. Здесь жеразговор идет о том виде легенды, который зафиксирован в летописях, а через них в работах Стрыйковского. Поэтому наиболее вероятным инициа­тором создании легенды представляется Станислав Альбрехтович Гаштольд, первый муж Варвары Радзивилл, позже жены последнего Ягеллона — Сигизмунда-Августа ²⁶. Он дольше всех был воеводой в Новогрудке, конечно, знал все реальное и легендарное о своих пред­ках. Кроме того, легенда в том виде, в каком мы ее знаем теперь, была записана не позже 1542 г. (год смерти Станислава Гаштольда),

Уже отмечалось, что легенда четко разделяется на две части, в пер­вой из которых говорится о прибытии беглецов из Рима в Жемайтию и движении их потомков на восток, в Литву, вторая же целиком посвящена Новогрудку (деятельности великих князей новогрудских). Исходя из этого допустимо предположение, что к краткому первона­чальному тексту было добавлено все остальное, т. е. раздел, в котором Новогрудок представлен в качестве центра могущественного государ­ства. Управлять городом и воеводством с таким прошлым было, ес­тественно, весьма престижно. Располагая данными, которые есть сей­час, деление на две части имеет характер гипотезы. Однако, учитывая, что из населенных пунктов возвеличивается только Новогрудок, а из деятелей — особенно Гаштольды и то обстоятельство, что как раз дея­тельность ряда Гаштольдов была связана с Ново груд ком, выдвижение такой гипотезы правомерно. Из Гольшанских — Китоврасов, которых наряду с Гаштольдами возвеличивала легенда, только один, и то самое краткое время, был новогрудским воеводой. Что касается таких второстепенных героев легенды, как Монивид, потомок Гровжа, то он был новогрудским наместником в 1471 —1475 гг. Другой Монивид (Монивидович), Ивашко, в 1443 г. стал воеводой трокским, позже виленским; к Новогрудку он никакого отношения не имел. Станислав Станиславович Довойна, потомок Эйкша, был полоцким воеводой, в 1563 г. попал в плен, где и умер ³⁷.

Очевидно, нет оснований считать, что кто-либо из Гаштольдов сам написал сказание. Судя по знанию отдельных местностей, первую часть ее мог написать уроженец древней Девялтвы, вторую — уроже­нец Новогрудка.

Из вопросов, которые затронуты (или, наоборот, не затронуты) в легенде, в данном случае важнейшими можно считать четыре: 1) пре­обладающий интерес к «руси», т. е. к Новогрудку; 2) отсутствие дан­ных о борьбе с немцами; 3) отсутствие данных о борьбе с поляками; 4) безразличие к вопросам религии.

Вопрос национальный представляется простым: решающее значе­ние в сказании придается не населению княжества (руси), а князьям, которые на всем протяжении остаются литовцами или жемайтами, но главное — прямыми потомками Палемона. Поэтому противоречия

^{--------------}

²⁸ Ibid., s. 58—59.

²⁷ Ibid., s. 34, 46, 56.

между литовским происхождением Гаштольда и «руским» характером Новогрудского княжества нет. Из всех потомков Палемона, правив­ших в Белоруссии, только Гинвил, осевший в Полоцке, стал «руси­ном», но повесть о Полоцке стоит как-то в стороне от всего остального сказания. Вообще, до появления в Великом княжестве иезуитов рели­гиозный вопрос там не был обострен. Как известно, сам Сигизмунд-Август относился к вопросам религии равнодушно. Равнодушие легенды, никак не осуждавшей языческие обычаи легендарных литовских кня­зей, а затем не реагировавшей на то, что в православном Новогрудке столетия сидят князья-язычники, в какой-то мере согласуется с об­становкой в Великом княжестве в первой половине XVI в.

Непонятным остается только полное игнорирование борьбы с нем­цами, хотя в полулегендарной части летописей именно Гаштольд выступает в героическом плане в начальный период правления Гедимина (легенда ограничивается упоминанием, что в земле «латыголы» появились из-за моря немцы).

В легенде преобладают фантастические данные {прибытие из Рима 500 семей шляхты и пр.), другие же данные основаны на преданиях, но ряд сообщений отражает действительность. Возьмем Новогрудок, длительное время находящийся в центре внимания легенды. Согласно сказанию, жемайтский князь нашел «гору красну» и окрестность пустынными.

Исследования последних лет, в частности раскопки Ф. Д. Гуревич, показывают, что местность около Новогрудка была густо (по тем, конечно, временам) заселена славянским населением еще в X в. Сам Новогрудок возник в конце X в. и был обнесен валом уже тогда. Во второй половине XI в. Новогрудок — зрелый ремесленный и торговый город и одновременно крепость с мощными оборонительными соору­жениями. Мало того, Новогрудок был наводнен товарами привозны­ми, в основном утварью и предметами роскоши. В этом смысле он яв­ляется исключением, так как хотя импортные изделия встречались и в других городах, но далеко не в таком количестве и не в таком ас­сортименте. Особенностью Новогрудка было и то, что в нем до XII в. не обнаружено следов христианства ³⁸.

Работа М. А. Ткачева показывает, что с начала XI в. до середины XIII в. «на валах древнего Новогрудка не менее пяти раз подновля­ли деревянные стены», а во второй половине XIII в. на смену часто­колу пришли крепкие дубовые срубы — городни с двойной передней стеной. Тогда же в замке была построена первая каменная башня ²⁹.

Важнейшим местом легенды является рассказ о победах, одержан­ных новогрудскими князьями над татарами и волынскими князьями. Современная историография рассматривает вопрос о битвах с татара­ми по-разному. В. Т. Пашуто писал, что «источники не знают о втор­жении татарских войск ни в Литву, ни в земли, захваченные немец-

^------------

²⁸ Гуревич Ф. Д. Детинец и окольный город древнерусского Новогрудка в свете ар­хеологических работ 1956—1977 гг.—Советская археология, 1980, № 4, с. 88— 89.

²⁹ Ткачоу М, А. Замкі Беларусі Мінск, 1977, с. 15.

кими рыцарями», ни в Белоруссию ³⁰. Очевидно, это высказывание следует понимать так, что татары не дошли до Литвы во время первого похода в 1237—1240 гг., так как далее тот же автор отмечает, что в 1258—1259 гг. рать Бурундая нанесла «тяжелый удар по литовским землям с юга». Пашуто отмечает, что, согласно Новгородской I ле­тописи, «взяша татарове всю землю Литовьскую, а самех избиша». К словам «воеваша землю Литовьскую» Пашуто делает примечание, что, следовательно, татары «воевали в Аукштайтии» ³¹. Но это может быть только предположением.

Со ссылкой на ряд летописей (ПСРЛ, т. X, с. 142; т. XXV, с. 143; т. II, стб. 846; Новг. I, с. 82, 310) С. А. Щербаков говорит о нападе­ниях татар в 1258—1259 гг. на западнорусские и литовские земли, не поясняя, однако, что следует понимать под названными землями, т. е. не отвечает на вопрос, были ли в те годы татарские войска на терри­тории Белоруссии ³². Кроме того, автор не обратил внимания на то, что использованные им источники изображают обстановку в указан­ные годы неодинаково.

В Новгородской I ³³ (а также в Новгородской IV³⁴, данные которой Щербаков не приводит) сказано, что татары в 1258 г. «взяша... всю землю Литовьскую, а самех избиша», тогда как согласно Никоновской (ПСРЛ, т. X, с. 142 — это место автор цити­рует) летописи татары, пройдя по всей Литовской земле, «со многим полоном и богатством идоша во свояси».

Даже не принимая сообщения обеих новгородских летописей бук­вально (так как вообще не бывало, чтобы население какой-либо стра­ны истреблялось поголовно) и учитывая лишь массовое истребление жителей, политическая активность Литвы в последующие годы была бы необъяснимой. Поэтому гораздо более вероятными представляются данные Никоновской, т. е. что страна была разорена и масса жителей уведена в плен. Однако в какой мере татарское нападение тех лет кос­нулось собственно Литвы? Ведь источники того времени не дают ясного представления о территории этого государства.

Наиболее основательно вопрос о борьбе литвы с татарами изучил Р. Батура, но у него встречается ряд неясных мест. За период, которого касается этот автор (1238 г.— конец XIV в.), небольшое Литовское го­сударство выросло в огромное Великое княжество Литовское, с вклю­чением в его состав Белоруссии, большей части Украины и ряда рус­ских земель. При таком положении неясно, каким был территориаль­ный состав Литовского государства в середине XIII в., т. е. в пору первых столкновений с татарами. Неясна и точка зрения автора на то, каким образом были присоединены к Литве те или иные земли, т. е. была ли это прямая военная оккупация, когда население захвачен­ных территорий должно было относиться к завоевателям враждебно, или иная форма.

По предположению Батуры, столкновения литовцев с татарами

^{------------------}

³⁰ Пашуто В. Т, Указ, соч., с. 375.

³¹ Там же, с. 381.

³² Гісторыя Беларускай ССР. Мінск, 1972, т.!, с. 121.

³³ Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950,

³⁴ ПСРЛ. СПб., 1915, т. IV, ч. 1, вып. I, с. 232.

происходили уже в 1238—1240, 1240—1241 и 1242 гг., при возвраще­нии Батыя (Бату) из Центральной Европы, когда отряды татар под командой Кадана (или Кайду), Бала и, может быть, других полковод­цев «опустошили окраины Литовского государства», однако нападение это было, видимо, отражено ³⁵. Что такое «окраина», автор здесь не говорит, но далее, анализируя данные летописей за 1258 г., он утверж­дает, что «в опустошенной „Литве" нужно видеть государство (!), что разорялась ее юго-восточная часть — Новогрудское княжество, а также территория севернее верхнего Немана, включая, видимо, и Гальшю (Гольшаны), а также Ятвягию» ³⁶. Таким образом, Батура считает, что в данный период татары до собственно Литвы не доходили, окраина же Литвы — это западная Белоруссия. Вместе с тем из ра­боты следует, что борьба с татарами велась исключительно силами литовцев.