Новый историзм / культурный материализм

В Великобритании и Соединённых Штатах 1980–1990-е годы были от­мечены возникновением мощной, теоретически обоснованной исто­рической критики. С одной стороны, появился британский культур­ный материализм, который Реймонд Уильяме определил как «анализ всех форм значения, в том числе и центральной, то есть письма, в кон­тексте конкретных средств их создания и условий возникновения». Под влиянием Фуко специалисты по эпохе Возрождения, как, напри­мер, Кэтрин Белей, Джонатан Доллимор, Алан Синфилд и Питер Стол-либрасс, обратили особое внимание на исторический процесс фор­мирования субъекта и на оппонирующую роль литературы в эпоху Ре­нессанса. В то же время в Соединённых Штатах появился новый историзм. Это течение было в меньшей степени склонно выстраивать иерархию причинно-следственных отношений. Свою основную зада­чу оно видело в обнаружении связей между текстами, дискурсами, властью и формированием субъективности. При этом в центре внима­ния нового историзма также оказалась литература Ренессанса. Сти­вен Гринблатт, Луис Монтроуз и другие исследователи задавались воп­росом о том, какое место занимали литературные тексты среди иных дискурсов и институтов эпохи Возрождения, считая литературу не от­ражением или продуктом социальной реальности, а одним из несколь­ких, подчас антагонистических, видов деятельности. Ключевым вопросом нового историзма была диалектика «ниспровержения и сдер­живания»: насколько радикальная критика религиозной и политичес­кой идеологии содержалась в ренессансных текстах и насколько ли­тературный дискурс, при его всей разрушительной силе, является ин­струментом сдерживания разрушительной энергии?