Единицы перевода как кванты переводческих решений

Производство нового текста — текста перевода — разверты­вается во времени так же последовательно и поэтапно, как и его осмысление. Пройдя фазу осмысления, или ориентирования, пе­реводчик принимает решение о выборе речевой формы, в кото­рую следует облечь понятые смыслы. На этом этапе и происходит установление соответствий между смыслами исходного текста и порождаемого текста оригинала. Переводчик может идти по пути точной передачи каждого понятия, если языковые средства пере­водящего языка в ограниченном количестве случаев позволяют это, частично менять содержание понятий, опускать или добав­лять некоторые понятия, стремясь найти оптимальную форму выражения осмысленного фрагмента исходного текста. Так, столк­нувшись с французской фразой Les Étrusques avaient été les véritab­les fondateurs de Rome, переводчик изначально будет следовать ее понятийной структуре, то есть передавать в переводе каждое по­нятие отдельно:

Les Étrusques → Этруски

avaient été → были

les véritables → истинными (или настоящими)

fondateurs → основателями

de Rome → Рима.

Но не всегда отдельное понятие можно использовать в каче­стве единицы смысла. Наряду с простыми понятиями существуют сложные, не связанные непосредственно с языковыми формами. Такие сложные понятия рождаются из высказываний. Рассмот­рим следующий случай. Переводчик сталкивается с высказывани­ем Qui bête va à Rome, tel en retourne, где фигурирует то же имя собственное — Rome. Переводчик может перейти к принятию ре­шения, только осмыслив то, что означает это высказывание в це­лом. Поняв, что в высказывании заключенно понятие «неизмен­ности вопреки внешнему воздействию», он должен выбирать: либо попытаться перевести каждое понятие отдельно, надеясь оказать на получателя соответствующее воздействие, либо использовать другие формы, сочетание которых способно выразить тот же смысл. Первое решение вряд ли удачно — Кто дураком идет в Рим, та­ким же и вернется. Непривычность образа затруднит восприятие идеи. У переводчика будет еще один выбор, а именно из двух русских пословиц, содержащих аналогичное сложное понятие." Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит и Горбатого могила исправит. Что выбрал бы переводчик в конкретном акте перево­да — одному Богу известно. Это зависит от того, каким будет об­щая коммуникативная ситуация, а если речь идет об устном пе-

реводе, то во многом и от того, что придет ему первое в голову. Во всяком случае форма Rome, связанная смыслом всего выска­зывания, теряет свою соотнесенность с конкретным понятием — Рим и не участвует в порождении текста перевода. Разумеется, возможна ситуация, когда переводчик попытается калькировать французскую поговорку, оставив в ней и соответствующий топо­ним. Но и в этом случае полной актуализации имени собственного непроизойдет. В русской кальке Рим воспринимался бы так же, как Флоренция, Прага или любой другой европейский город, куда можно пойти поучиться уму-разуму.

Я.И. Рецкер, определяя критерии для выбора языковых средств в процессе перевода, отмечал, что «уже в ходе анализа текста в нем выделяются такие "единицы перевода", будь то отдельные слова, словосочетания или части предложения, для которых в данном языке в силу создавшейся традиции существуют посто­янные и незыблемые соответствия. Правда, в любом тексте, — продолжал он, — такие эквивалентные соответствия составляют незначительное меньшинство. Неизмеримо больше будет таких "единиц перевода", для передачи которых переводчику придется выбирать соответствия из богатейшего арсенала средств того или иного языка, но и этот выбор далеко не произволен»¹.

На этапе принятия решения мы вновь сталкиваемся с глав­ной категорией теории перевода — категорией эквивалентности. Осознанные понятия исходного текста должны найти свое экви­валентное выражение в тексте перевода. Но осознание это, как мы видели, происходит при восприятии переводчиком разных по своей линейной протяженности и идиоматичности отрезков ис­ходного текста.

Р.К. Миньяр-Белоручев, опираясь на идею А.М. Пешковского о том, что язык не составляется из элементов, а дробится на эле­менты, что первичными для сознания фактами являются не са­мые простые, а самые сложные, не звуки, а фразы, утверждал, что «переводчик, за исключением только синхронного перевода и в некоторой степени перевода с листа, также воспринимает нечто смысловое целое и лишь потом, в процессе перевода, дробит это целое на части в зависимости от тех действий, к которым он вы­нужден прибегать для выполнения своей задачи»². Но его оговор­ка об исключении синхронного перевода из этого процесса на­стораживает. Во-первых, если хотя бы одна разновидность пере­вода будет исключена из общей модели, то может ли эта модель

¹ Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика. М., 1974. С. 9
(выделено мною. — Н.Г.).

² Миньяр-Белоручев Р.К. Теория и методы перевода. С. 77 (выделено мною. —
Н.Г.).

претендовать на статус общей? Во-вторых, как мы видели, имен­но синхронный перевод позволяет материализовать процесс пере­вода, реально ощутить и измерить те «порции» перевода, те кван­ты смысла, которые выдает переводчик. Вероятно, исследователь слишком идеализировал картину перевода, полагая, что «перевод­чик начинает свою сложную деятельность с получения речевого произведения в целом»¹. Он, разумеется, прав, но ровно настоль­ко, насколько можно понимать под термином «нечто смысловое целое» именно единицу ориентирования, а не речевое произведе­ние в целом. Даже в письменном переводе, когда у переводчика есть возможность неоднократно обращаться к тексту оригинала и изначально воспринять его как некое смысловое целое, собствен­но процесс перевода разворачивается поэтапно. Прочитав весь текст от начала до конца и уяснив его систему смыслов в целом, точнее, в общих чертах, переводчик возвращается к первой стра­нице, к первому предложению и начинает «по порциям» вникать в смысл составляющих текст языковых знаков, делая остановки там, где можно принимать решение на перевод и начинать вос­производить понятые смыслы на другом языке.

Сам процесс чтения письменного текста, имеющего опреде­ленную линейную протяженность, разворачивается во времени поэтапно. Специалисты в области разных видов чтения могут возразить, что есть такое чтение, которое предполагает одновре­менный охват зрением и, вероятно, сознанием всего текста, есть чтение «по диагонали», по опорным вехам и т.п. Но все эти виды скоростного чтения несовместимы с переводческим восприятием исходного текста, так как предполагают лишь поверхностное озна­комление с содержанием речевого произведения. После такого прочтения переводчик в лучшем случае может сказать на языке перевода, о чем идет речь в исходном тексте, но это уже не будет переводом. Более того, даже такое просмотровое чтение предпо­лагает некоторые последовательные операции, ведь оно не может выйти за пределы одной страницы письменного текста. И страни­ца, которую необходимо просто переворачивать, уже составляет определенный этап даже такого комплексного восприятия текста.

Восприятие текста переводчиком во всех случаях осуществля­ется последовательно, по «порциям», независимо от того, в каких условиях и в какой форме осуществляется перевод. Но освоение смыслов исходного речевого произведения иногда требует вос­приятия значительных смысловых блоков, превышающих уровень отдельного понятия. Необходимый для освоения смысла и доста­точный для принятия переводчиком решения отрезок исходного текста составляет единицу ориентирования. Осмыслив эту едини-

¹ Миньяр-Белоручев Р.К. Указ. соч. С. 78. 262

цу смысла как нечто целостное, переводчик разлагает ее на от­дельные понятия, находя им соответствующие эквиваленты. Он может строить сложные понятия из более простых и находить в рыке перевода имена для этих сложных понятий.

Единица перевода предстает как сложное системное образо­вание, как элемент общей структуры целостного акта перевода. Она является подсистемой, иерархически подчиненной системе в делом. Эта подсистема отчетливо разлагается на три составные части: накопление информации, необходимой для принятия пе­реводческого решения до определенного «пика», позволяющего сделать вывод о том, что воспринятый фрагмент понят (фаза по­нимания, осознания содержания понятий). Эта фаза процесса пе­ревода называется единицей ориентирования. За ней следует фаза многократного перебора вариантов в поисках форм, способных оптимально выразить осознанные смыслы на языке перевода. На этой фазе переводчик оперирует единицами эквивалентности. Принятие окончательного решения, т.е. остановка на одном из возможных вариантов и его выведение в речь, знаменует завер­шение микропроцесса перевода, т.е. переход от одной единицы перевода к другой.

Единица перевода — это сложная подсистема в целостной системе процесса перевода, строящаяся в своем внешнем прояв­лении на основе единицы ориентирования, но включающая в себя одну или несколько единиц эквивалентности, соотносящих понятия исходного текста с соответствующими формами текста перевода.

Глава 5

КАТЕГОРИИ ТЕОРИИ ПЕРЕВОДА: ЭКВИВАЛЕНТНОСТЬ И АДЕКВАТНОСТЬ

§ 1. Эквивалентность. К определению понятия

Проблема верности перевода, давно изучавшаяся филолога­ми, в настоящее время излагается в иных терминах, центральным из которых является термин «эквивалентность». Эквивалентность предстает как довольно сложное и многогранное понятие, которое не может быть однозначно интерпретировано в теории перевода. «Понятие эквивалентности, — утверждает В.Н. Комиссаров, — раскрывает важнейшую особенность перевода и является одним из центральных понятий современного переводоведения»¹.

Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. С. 134.

Считается, что термин «эквивалентность» стал употребляться в современной теории переюда сравнительно недавно. Так, П.М. То-пер, отмечая разнообразие мнений о том, когда и откуда вошел в теорию перевода термин «эквивалент», полагает установленным, что «впервые термин "эквивалент" стал употребляться в совре-менном переводоведении по отношению к машинному переводу, а к переводу "человеческому" его предложил принять Р. Якобсон в статье "О лингвистических аспектах перевода" (1959)»¹.

В самом деле, если современная теория перевода родилась в середине XX столетия, то понятно, что термин, означающий ее основную категорию, возник одновременно с ней. Но в некото­рых языках, например во французском, слово équivalent (эквива­лент) в том лингвистическом значении, в каком мы употребляем его сегодня (слово или выражение, которым можно заменить другое слово или выражение), зарегистрировано во второй поло­вине XIX в. (1864). Его можно встретить уже у Бодлера (1821 — 1867): «Le mot infini, comme les mots Dieu, esprit et quelques autres expressions, dont les équivalents existent dans toutes les langues» — «Слово бесконечность, как и слова Бог, дух и некоторые другие вы­ражения, эквиваленты которых существуют во всех языках».

Но для теории перевода важно скорее не то, кто и когда ввел этот термин в употребление, а то, с каким значением он функцио­нирует в научном аппарате конкретной науки и как коррелирует с другими терминами этой науки. Так, в работе Вине и Дарбель-не «Сопоставительная стилистика французского и английского языков» (1958) термины équivalent, équivalence, аналоги русских эквивалент и эквивалентность, употребляются не только в при­вычном нам значении некой равнозначности и подобия сравни­ваемых форм выражения, предполагающих их взаимозаменяе­мость, но и как обозначение одного из приемов перевода².

Поэтому прежде чем рассматривать категорию эквивалентности как главную категорию теории перевода, необходимо определить

¹ Топер П.М. Перевод в системе сравнительного литературоведения. М., 2000 С. 176. Автор ссылается также на некоторые работы, где исследуется история по­явления терминов «эквивалент», «эквивалентность» в теории перевода, в част­ности на работы В. Вилса, М. Снелл-Хорнби и др.

¹ «De cette situation doit naître un nouvel ensemble de signes qui sera, par définition. S'équivalent idéal, l'équivalent unique des premiers (Из этой ситуации должно произойти новое сочетание знаков, которое по определению будет иде­альным, единственным эквивалентом первых)... L'équivalence des textes repose sur l'équivalence des situations (Эквивалентность текстов основана на эквивалент­ности ситуаций) — р. 22. Équivalence — procédé de traduction qui rend compte de la même situation que dans l'original, en ayant recours à une rédaction entièrement différente» (Эквиваленция — это переводческий прием, который заключается в описании той же ситуации, что и в оригинале, но в абсолютно иной редакции). Vinay J.-R. Darbelnet J. Op. cit. P. 8.

содержание понятия, заключенного в термине эквивалентность, принятом именно в науке о переводе, отношение к этому поня­тию переводоведов разных направлений и попытаться выяснить, как соотностится понятие эквивалентности перевода с близкими понятиями адекватности, верности, точности. В русском языке слово эквивалентность обозначает свойство по значению прилагательного эквивалентный, т.е. являющийся эквивалентом, равноценный, равнозначный, равносильный, пол­ностью заменяющий что-либо в каком-либо отношении¹. Соот-ветственно эквивалент — это нечто равноценное, равнозначащее, равносильное другому, полностью заменяющее его². В определении слова эквивалентный следует обратить внима-ние на его некоторую противоречивость. В первой его части го­ворится о том, что сравниваемые объекты равны по ценности, значению, силе. Иначе говоря, они одинаковы, совершенно, т.е. абсолютно сходны. Во второй же части утверждается, что эквива­лентно то, что полностью заменяет что-либо в каком-либо отно­шении. Словарь русского языка, дающий определение приведен­ных выше слов, иллюстрирует значения слова эквивалент весьма интересным и важным для теории перевода примером из «Днев­ника старого врача» Пирогова: «Мое назначение в кандидаты профессорского института считалось уже эквивалентом лекар­ственного испытания»³. Очевидно, что две приведенные Пирого-вым ситуации не одинаковы и совершенно не сходны. Но в од­ном отношении (из некоторого множества) они имеют равную силу -- позволяют, видимо, занимать определенные должности.

Противоречие в определении слова и приведенный пример убедительно демонстрируют относительность понятия эквивалент­ности, что имеет принципиальное значение для теории перевода. В самом деле, эквивалентность предполагает взаимозаменяемость сравниваемых объектов, но взаимозаменяемость не абсолютную, а возможную только в каком-либо отношении.

Понимание относительности эквивалентности в теории пере­вода, с одной стороны, важно для отграничения возможного от невозможного. Это отграничение помогает нам положительно ре­шить вопрос о переводимости. Действительно, если рассматри­вать эквивалентность как основное свойство текста перевода в его отношении к тексту оригинала, то именно неабсолютный ха­рактер этого отношения позволяет избежать максимализма в оценке возможностей перевода.

¹ См.: Словарь русского языка / Под ред. Евгеньевой А.П.: В 4 т. М., 1984.
Т. 4. С. 747.

² Там же.

³ Там же.

С другой стороны, относительность, заложенная в самом по­нятии эквивалентности, ставит сложный вопрос о том, в каком отношении текст перевода оказывается равнозначным, равноцен-ным, равносильным тексту оригинала. Этот вопрос пытается ре­шить наука о переводе на протяжении многих столетий. Ведь именно характер отношений между ИТ (исходным текстом) и ПТ (переводным текстом) лежит в основе определения «верности» перевода и оценки правомерности переводческих действий.