Глава третья. Чем светлее, тем мрачнее

Анжольрас отправился на разведку. Он вышел незаметно через переулокМондетур, проскользнув вдоль стен. Повстанцы, надо сказать, были полны надежд. Удачно отразив ночнуюатаку, они заранее относились с пренебрежением к новой атаке на рассвете.Они ждали ее посмеиваясь. Все так же верили в успех, как и в правоту своегодела. Кроме того, к ним, бесспорно, должны прийти подкрепления. На это онитвердо рассчитывали. С тою легкой уверенностью в победе, которая составляетодно из преимуществ французского воина, они разделяли наступающий день натри фазы: в шесть утра "соответствующим образом подготовленный" полкперейдет на их сторону, в полдень - восстание всего Парижа, на закате -революция. Они слышали набатный колокол Сен-Мерри, не замолкавший ни на минуту совчерашнего дня; это доказывало, что вторая баррикада, большая баррикадаЖанна, все еще держалась. Все эти чаянья и слухи передавались от группы к группе веселым игрозным шепотом, напоминавшим воинственное жужжанье пчелиного улья. Появился Анжольрас. Он возвратился из своей отважной разведки в угрюмойокрестной тьме. С минуту он молча прислушивался к оживленному говору,скрестив руки на груди. Потом, свежий и румяный в лучах разгоравшегосярассвета, он сказал: - Вся армия Парижа в боевой готовности. Треть этой армии угрожает нашейбаррикаде. Кроме того, там национальная гвардия. Я разглядел кивера пятоголинейного и значки шестого легиона. Через час нас атакуют. Что касаетсянарода, он бунтовал вчера, а нынче утром не тронется с места. Ждать намнечего, надеяться не на что. Ни на одно предместье, ни на один полк. Наспокинули все. Эти слова прервали гул голосов и произвели такое же впечатление, какпервые капли дождя на пчелиный рой перед началом грозы. Все онемели. На мигнаступила невыразимая тишина; казалось, слышался полет смерти. Но этот миг был краток. Из дальней группы, стоявшей в самом темном углу, чей-то голос крикнулАнжольрасу: - Будь что будет! Подымем баррикаду на двадцать футов выше и останемсяздесь все до одного. Граждане, поклянемся клятвой мертвецов! Докажем, чтоесли народ предает республиканцев, то республиканцы не предают народ! Слова эти рассеяли гнетущий туман личных тревог и страхов и быливстречены восторженными криками. Никто так и не узнал имени человека, произнесшего эти слова. То былбезвестный рабочий, никому неведомый, забытый, незаметный герой, тот великийнезнакомец, который всегда появляется при исторических кризисах, призарождении нового общественного строя, чтобы в нужную минуту властнымголосом произнести решающее слово и вновь кануть во мрак, воплотив в себе накраткий миг, при блеске молнии, дух народа и божества. Это непреклонное решение было настолько в духе 6 июня 1832 года, чтопочти одновременно на баррикаде Сен-Мерри прозвучал возглас, который вошел висторию и упоминался на судебном процессе: "Придут к нам на помощь или непридут, не все ли равно! Погибнем здесь все до последнего!" Очевидно, обе баррикады, хотя и разобщенные внешне, были объединеныдуховно.