Глава вторая. НАХОДКА

Мариус по-прежнему жил в лачуге Гербо. Никто не привлекал там еговнимания. Правда, к тому времени в лачуге не оставалось других жильцов, кроменего да тех самых Жондретов, за которых он как-то внес квартирную плату, ниразу, впрочем, не удосужившись поговорить ни с отцом, ни с матерью, ни сдочерьми. Остальные обитатели дома или выехали, или умерли, или быливыселены за неплатеж. Однажды, той же зимой, солнце выглянуло на минутку после полудня, ислучилось это 2 февраля, в самое Сретенье, коварное солнце которого,предвестник шестинедельных холодов, вдохновило Матье Ленсберга на двустишие,ставшее классическим: Пусть светит солнце, пусть сияет, - Медведь в берлогу уползает. А Мариус только что выполз из своей берлоги. Смеркалось. Пора было идтиобедать, ибо - увы, таково несовершенство самой идеальной любви! - пришлосьопять начать обедать. Он вышел из своей комнаты, у самого порога которой мамаша Ворчунья мелапол, произнося одновременно нижеследующий знаменательный монолог: - Что нынче дешево? Все дорого. Дешево одно только горе. Вот его,горе-то, купишь задаром! Мариус медленно шел по бульвару к заставе, направляясь на улицу Сен-Жак. Он шeл задумавшись, понурив голову. Вдруг он почувствовал, что кто-то толкнул его в полутьме. Он обернулсяи увидел двух девушек в лохмотьях - одну высокую и худую, другую поменьше;тяжело дыша, они пронеслись мимо, словно от кого-то спасаясь в испуге;девушки бежали ему навстречу и, поравнявшись с ним, нечаянно задели его.Несмотря на полумрак, Мариус разглядел их иссиня-бледные лица, распущенные,растрепанные волосы, уродливые чепчики, изорванные юбки, босые ноги. На бегуони разговаривали между собою. Та, что была выше ростом, приглушеннымголосом рассказывала: - Легавые пришли. Меня чуть было не зацапали. - Я их заметила, - сказала другая. - И как припущу! Как припущу! Из этого зловещего жаргона Мариус понял, что жандармы или полицейскиеедва не задержали обеих девочек и что девочкам удалось убежать. Они скрылись под деревьями бульвара, позади Мариуса; мелькнув белымпятном, их фигуры спустя мгновение исчезли. Мариус приостановился. Не успел он двинуться дальше, как заметил на земле у своих ног пакетиксероватого цвета. Он нагнулся и поднял его. Это было что-то вроде конверта,содержавшего, по-видимому, какие-то бумаги. "Верно, этот сверток обронили те несчастные создания", - подумалМариус. Он вернулся, стал звать их, но никто не откликнулся; решив, что они ужедалеко, он положил пакет в карман и пошел обедать. По дороге, в узком проходе на улице Муфтар, он увидел детский гробикпод черным покрывалом, поставленный на три стула и освещенный свечой. Емувспомнились две девушки, выросшие перед ним из полумрака. "Бедные матери! - подумал он. - Еще печальнее, чем видеть смерть своихдетей, видеть их на дурном пути". Потом тени, нарушившие однообразие его грустных мыслей, выскользнули унего из памяти, и он снова погрузился в привычную тоску. Он вновь предалсявоспоминаниям о шести месяцах любви и счастья на вольном воздухе, под яркимсолнцем, под чудесными деревьями Люксембургского сада. "Как мрачна стала моя жизнь! - говорил он себе. - Девушки и теперьвстречаются на моем пути, но только прежде "то были ангелы, а теперьведьмы".