Коран. Сура 29-7

Как вы думаете, когда у человека окончательно формируется характер?

Некоторые, например, считают, что это обусловлено генетически, другие считают, что это происходит с наступлением совершеннолетия, многие придерживаются того мнения, что это случается после получения человеком первой зарплаты. Одна часть мужчин думает, что для них в этом деле решающую роль играет служба в армии.

Между прочим, есть даже такие люди, которые наивно полагают, что ярким свидетельством этому является зуб мудрости, а вот определенная группа мужчин и женщин единодушно утверждает: только встреча с жизненными трудностями – вот ответ на этот вопрос.

Все эти предположения небеспочвенны и все они, действительно, в той или иной мере оказывают влияние на окончательное формирование характера человека. И существует еще множество причин, перечень которых можно продолжить, но я склоняюсь к тому мнению, что какой-то определенной и конкретной причины нет, однако совместная жизнь в браке незаметно, но обязательно оказывает влияние на изменение характера супругов, хотя не все могут в этом признаться (особенно, мужчины!).

Вызывает изумление, какие метаморфозы происходят с людьми, вступившими в брак!

Вчерашний сумасброд и разгильдяй вдруг становится заботливым сыном и чудесным отцом, а в прекрасной хозяйке и воркующей с детьми молодой женщине мы вдруг узнаем не вылезающую в прошлом с дискотек девицу. Иногда просто диву даешься, глядя на то, как спокойная тихая девушка после замужества превращается в хитрую, коварную, расчетливую женщину и остается такой до конца жизни. В то же время хороший парень и примерный сын со штампом Гименея в паспорте постепенно делается безразличным человеком и подчас забывает, что у него есть родители.

Я далека от мысли навязывать всем свое мнение, тем более что не все будут с ним согласны, просто на подобные размышления меня натолкнула история одной семьи, которая, возможно, будет интересна и для вас.

Чимназ очень рано потеряла мужа: он умер от лейкемии, когда ей исполнилось сорок лет. Четверо сыновей и малолетняя дочь остались без отца. Старший сын только поступил в институт и учился на первом курсе, трое сыновей еще ходили в школу.

Содержать такую семью на зарплату кассира НИИ было не просто. Правда, администрация и профсоюзный комитет института оказывали ей всяческое содействие: она всегда была в списке получающих премии и так называемой тринадцатой зарплаты, детям Чимназ выделялись бесплатные путевки в пионерские лагеря: в безвыходной ситуации помогали ссуды из кассы взаимопомощи, которые в то время существовали во многих организациях. Она экономила каждую копейку, сама шила детям одежду, тщательно продумывала рацион питания, но денег все равно не хватало: Несмотря на то, что физически, впрочем, и морально Чимназ было тяжело, она стала брать белье на стирку, а летом стирала ковры и паласы, стегала одеяла и матрасы. С таким объемом работы Чимназ не доедала, не досыпала, но делала все, чтобы ее дети ни в чем не нуждались.

Старшие сыновья Мехти и Аслан (между ними была разница в четыре года) были очень сознательными и во всем помогали матери. Вообще, обычно, в семье, рано потерявшей кого-то из родителей, старшие дети быстро взрослеют. Так было и в семье Чимназ. Мехти видел, каких усилий стоит матери поднимать их на ноги, и считал, что он должен что-то предпринять, чтобы облегчить ее труд. Случай помог ему устроиться ночным сторожем в поликлинику. Зарплата была не бог весть какая, но все-таки эти деньги в доме не мешали. Чимназ пыталась противиться работе сына, но он настоял на своем. Позже он перешел работать мойщиком машин в таксопарк и зарабатывал значительно больше. Мать боялась, что сын забросит учебу, но этого не произошло. Мехти учился хорошо и даже получал стипендию.

Так незаметно в трудах и заботах прошло еще несколько лет. И вот уже Аслан поступил в тот же институт, который закончил Мехти, призванный, как офицер, в Армию. Чимназ очень гордилась старшим сыном и надеялась, что после окончания службы он вернется домой, и будет работать по своей специальности: инженером - нефтяником, однако она была удивлена, когда спустя месяц Мехти вернулся, комиссованный врачебной комиссией. У него, как у отца, была обнаружена та же страшная болезнь, предотвратить которую врачи не могли. Он умер через полгода.

Чимназ себе места не находила от горя, но она даже поплакать как следует не могла: на нее смотрели три пары глаз, и мать, стиснув зубы, продолжала жить ради оставшихся детей.

Аслан старался во всем подражать умершему брату, который, зная о приближающейся смерти, поручил ему заботиться о матери и детях. Он не только зарабатывал деньги, но и решал в семье вопросы младших. С сестрой Гюнай и братом Гиясом у него особых проблем не было: они прекрасно учились и хорошо себя вели. Что касается среднего брата Агалара, то он оказался таким озорным ребенком, что с ним было трудно справиться. Будучи умным и способным мальчиком, он очень плохо учился, и заставить его заниматься было практически невозможно. Его шалостям не было конца. Он постоянно убегал с уроков, грубил педагогам, дрался с детьми, как в школе, так и на улице. То он разбивал окно в классе, то кверху ногами вешал наглядные пособия или (еще хуже) разрисовывал их. Редкий день обходился без происшествий, поэтому периодически из-за него матери или Аслану приходилось выслушивать жалобы учителей и воспитателей школы.

Справедливости ради следует отметить, что он беспрекословно подчинялся матери и старшему брату и дома вел себя прилично. Он очень любил мать, братьев и младшую сестренку, которую даже баловал. Он собирал деньги, выдаваемые ему на завтрак, и покупал ей то игрушки, то детские книги, то сладости.

Но ни матери, ни Аслану так и не удалось приструнить Агалара. С гре­хом пополам окончив десятилетку, он даже не помышлял поступать в какое-то учебное заведение. Он проходил без дела три месяца, а осенью его забрали в армию. Он попал в морской флот и по законам того времени прослужил три года, причем, на Тихом океане. Писал он редко, но всегда присылал кучу фотографий, по которым можно было предположить, что он здоров и весел.

Когда он вернулся из армии, Аслан уже работал на буровой в нефтедобы­ва­ю­щем управлении, а младший брат учился в политехническом институте. Сест­ренка еще бегала в школу. Мать заметно постарела, и у нее был букет раз­лич­ных заболеваний. Аслан зарабатывал хорошо, и семья жила намного лучше.

Агалар после службы внешне очень изменился: он возмужал, вытянулся, раздался в плечах, но внутренне остался таким же шалопаем. Он не торо­пился устраиваться на работу, и целыми днями где-то пропадал с друзьями, а в это время ему звонили тысяча девушек, которым он раздавал номер своего телефона. Мать и старший брат сначала не вмешивались, давая возможность Агалару вволю нагуляться, но спустя четыре месяца Аслан решил вернуть брата к реальной действительности.

– Агалар! Ты, по-моему, уже отдохнул и тебя пора искать подходящее дело. У нас нехватка рабочих. Если хочешь – поедем завтра со мной на буровую, понравится – возьмем тебя в бригаду.

– Может ему поискать что-нибудь другое? – вмешалась в разговор мать, может не стоит ему идти сразу рабочим, – добавила она уже менее уверенно, взглянув на лицо старшего сына.

– Чем тебя не устраивает такая работа? – возмутился Аслан, – мама, тебя, что, испугало слово «рабочий»? А куда он может устроиться, не имея никакой специальности и образования? Прием в учебные заведения уже закончен и я, честно говоря, сомневаюсь в том, что он имеет желание учиться. А у нас хорошее управление и даже у рабочих очень высокие заработки. С чего-то же надо начинать! А ты что молчишь, Агалар, – обратился он к брату, – что ты обо всем этом думаешь?

– Ничего не думаю, завтра пойду с тобой, – обреченно произнес Агалар. – Мне тоже надо встать в шесть часов утра? – спросил он.

– Конечно! Тебе же не подадут персональную машину! Мы должны успеть на служебный автобус.

Когда Чимназ вернулся с работы, была уже половина пятого. Аслан с Агаларом еще не вернулись. Гюнай принесла ей и Гиясу чай.

– Что-то я беспокоюсь за Агалара, придет ли ему по душе работа на буровой, – сказала Чимназ.

– Да не волнуйся ты, мама, все будет хорошо, – попытался успокоить мать Гияс, – не понравится на буровой – пойдет работать в другое место! В конце концов, ему же нужны деньги на развлечения!

Она погладила сына по голове. Все дети были для нее равны, но Гияс был ей ближе других и отличался от всех. Он был душевным, внимательным и заботливым мальчиком и, несмотря на то, что был младшим из сыновей, Чимназ всегда с ним делилась, обсуждала семейные проблемы и даже советовалась в чем-то. Это вовсе не означало, что она любила Гияса больше других своих детей. Ни в коем случае! Просто Гияс сам относился к матери иначе, может чуточку теплее и сердечнее.

Они попили чай, мать прошла на кухню, занялась обедом, а Гюнай стала накрывать на стол. Тут в квартиру с шумом ввались Аслан и Агалар. Их лица раскраснелись от холодного бакинского ветра. Через полчаса все уже сидели за обеденным столом, слушая рассказ Агалара о том, что его приняли на ра­бо­ту помощником бурильщика, о том, какое впечатление произвела на не­го бу­ровая и о том, какие хорошенькие девушки ведут учет кадров в управлении.

– Честно говоря, я даже не ожидал, что ему у нас понравится, – сказал Аслан.

Так Агалар стать работать в нефтедобывающем управлении. Его так увлекла профессия бурильщика, что впоследствии он стал знатным нефтяни­ком, хорошо известным в системе «Азнефти». Он внес немало рациона­лизаторских предложений и всегда был полон различных идей. Однако если в профессиональной деятельности у него складывалось все хорошо, то в личной жизни он оставался таким же беспечным сумасбродом и не обходился без приключений. Его чрезмерные увлечение женским полом, по-прежнему, доставляли, мягко говоря, неудобства ему и, соответственно, его семье. Причем, каждый раз он ухитрялся попадать в невероятные ситуации.

То он ухаживал за девушкой, которая оказалась дочкой начальника их управления, то он волочился за красоткой, и выяснилось, что она единственное чадо известного академика, то он несколько месяцев встречался со студенткой консерватории, отец которой занимал очень высокий пост в военном ведомстве республики. Одно из очередных увлечений Агалара неожиданно резко завершилось, так как, общаясь со своей новой пассией, он обозвал несколько раз народного певца, сестрой которого, оказывается, была его избранница.

Уму непостижимо, как он умудрялся заводить подобные знакомства! Ког­­да семья какой-нибудь из девушек узнавали, что их дочь, сестра или племян­ница встречается с обычным рабочим, помощником бурильщика, то разгорался непременный скандал и Агалар едва успевал унести ноги, а ма­тери и Аслану приходилось выслушивать неприятные слова, оскорбления, назидания, а иногда даже и откровенные угрозы. Ведь, в большинстве слу­чаев, в знаменитых семьях к вопросу о равноправии рабочего класса с другими слоями общества относятся только теоретически, когда это их не касается и не имеет к ним никакого отношения.

– Где ты находишь таких девушек? – возмущался Аслан, – ты, что не можешь общаться с обыкновенными?

– Откуда мне знать кто из них, чья дочка?! Да я вообще никогда не говорю с девушкой о ее семье! Зачем мне это нужно, если есть много других интересных тем! Все выясняется потом, когда вдруг внезапно появляются их родители! Я же ни от кого не скрываю, где работаю! Кстати, я и с обыкно­вен­ны­ми, как ты выразился, девушками встречаюсь, и все обходится без проблем!

– Казанова несчастный! Умерь ты свой пыл! Я же не говорю, совсем не смотри на женщин! Просто найти себе пару!

– Что ты меня ругаешь?! Мне, что теперь и разговаривать с женщинами нельзя? Я же не обещаю на них жениться! Пусть на меня не смотрят!

Но это было невозможно! Редкая женщина могла не обратить внимания на такого красавца как Агалар! Высокий, широкоплечий, со жгуче черными глазами он как магнит притягивал женщин. К тому же, хоть он и не имел образования, но был достаточно начитан, потому что еще в ранней юности начал знакомиться с классиками азербайджанской, русской и мировой литературы, вообще был человеком любознательным и с удовольствием чи­тал популярные в те годы «Литературную газету» и «Литературную Россию», «Неделю», научно-популярные журналы. Обладая прекрасной памятью он, как губка, впитывал в себя любую информацию. Его любимым занятием было чтение энциклопедического словаря, большую часть содержания которого он помнил наизусть. Он неплохо играл на гитаре, а в армии у него обнаружилось умение складывать рифмы, и он за несколько минут мог устно сочинить небольшое стихотворение и на известный мотив пропеть его, аккомпанируя себе на гитаре. Если бы он нормально учился в школе и не отлынивал от занятий, то обязательно поступил бы в вуз, и он не стал бы в процессе работы над очередным изобретением обращаться к кому-нибудь за помощью, чтобы произвести необходимые расчеты. К сожалению, он осознал это слишком поздно и уже в тридцатилетнем возрасте, понимая, что без образования ему не обойтись, поступил на вечернее отделение института нефти и химии и, закончив его, стал высококлассным специалистом, имеющим хорошую практику.

И вот поэтому такой необычный рабочий с промыслов, прекрасно чувствовавший себя в любой компании, и умеющий поддержать разговор на какую угодно тему, мог уболтать любую женщину. И это обстоятельство часто доставляли ему большие неприятности. И если раньше при выяснении отношений вспыхивающий инцидент можно было списать за счет молодости Агалара, то в более зрелом возрасте это было сделать невозможно. Он соблазнял даже семейных женщин, и два раза это чуть не закончилось трагически, так как один из оскорбленных мужей ударил его ножом, а другой ранил из пистолета. Чимназ и Аслану стоило громадных усилий замять эти истории, ведь Агалар тоже был виновен, но это все равно не стало ему уроком и неизвестно, сколько это продолжалось, если бы не внезапная смерть Аслана, который погиб на работе от несчастного случая.

Смерть брата как будто встряхнула Агалара. Он, казалось, упал во время стремительного бега, потому что теперь он, в прошлом баламут и разгильдяй, стал главой семьи, и теперь стал нести ответственность за убитую горем мать, брата и сестренку.

Чимназ, перенесшая инфаркт после смерти второго сына, долгое время не приходила в себя и как тень бродила по квартире. Она уже несколько лет была на пенсии. Гияс, как обычно, духовно поддерживал мать. В семье опять наступили трудные времена, так как они теперь жили практически на зарплату Агалара. Гияс, окончивший институт, работал лаборантом в НИИ и получал смехотворную зарплату, а стипендии первокурсницы Гюнай, поступившей в пединститут, едва хватало на книги и тетради.

Но через несколько месяцев Гияс вдруг объявил, что хочет жениться. Его избранницей была тихая добрая девушка Халида, с которой они вместе учились в институте и теперь работали в одной лаборатории. Еще не вышла годовщина умершего Аслана, поэтому Чимназ предлагала Гиясу немного повременить, кроме того, и Агалар еще не был женат, но Агалар сообщил, что жениться пока не собирается, так что ждать его не имеет смысла. Ко всему прочему выяснилось, что Халида беременна, поэтому после небольшого торжественного приема по случаю бракосочетания, Гияс привел Халиду в дом.

Молодоженам выделили одну из двух имеющихся комнат. Агалар, при­хо­див­ший домой очень поздно, спал теперь в шушабенде.*

Вскоре Халида родила чудесную девочку. Ребенок превратился в игрушку. Его баловали и лелеяли не столько мать с отцом, сколько бабушка, дядя и тетя. Чимназ целый день возилась с внучкой, общение с которой доставляло ей огромную радость.

– Халида, дочка, если хочешь выйти на работу, я с удовольствием присмотрю за девочкой, – сказала как-то она. Ответ невестки поверг ее в шок.

– Вы считаете, что я не могу, как вы сидеть дома, а обязательно должна заработать себе деньги на пропитание? Может, я вам мешаю? Тогда скажите – и мы с Гиясом уйдем и снимем квартиру.

– Бог с тобой, Халида! Что ты такое говоришь?! Как ты можешь мне мешать?! Обычно молодые женщины стремятся работать. Я тебе это предложила, чтобы ты находилась среди людей, успеешь еще насидеться дома! А что до твоих денег, то нам они не нужны, мы сумеем как-нибудь прокормить нашу невестку. Поступай, как знаешь!

Вечером этот разговор, однако, в другом контексте, был передан Гиясу с намеком на то, что они не дают в дом денег, являются дармоедами и сидят на шее у брата. Гияс, действительно, после женитьбы перестал отдавать матери зарплату, вручая ее своей законной хозяйке Халиде, но никто в доме об этом даже словом не обмолвился, поэтому, когда Агалар застал младшего брата, выражающего недовольство матери, то он очень возмутился:

– Гияс! Йекя кишисян! Арвадын сюзц иля анамызла мцбащися елямя, айыбды! Эет, ишинля мяшьул ол! *

Но от всего этого остался неприятный осадок. Чимназ не ожидала такого пос­тупка от сына, самого ласкового из всех ее детей. В душе она была оби­же­на на Гияса, который не только не разобрался, но даже не подумал о том, мо­жет ли его мать сказать подобные слова. Но она продолжала сох­ранять хо­рошие отношения с сыном и невесткой, списав их поведение на молодость.

Однако в доме все равно происходили различные изменения, связанные с желаниями невестки. Чимназ не вмешивалась, наоборот, предоставляла Халиде полную свободу. Старший сын приходил поздно вечером, дочь – во второй половине дня, и дом весь день был в распоряжении снохи, которая, не почувствовав сопротивления, делала все, что ей вздумается.

Прежде всего, она заставила Чимназ поменяться комнатами, ссылаясь на то, что в их комнате есть только окно, а балкон отсутствует, из-за чего ребенку не хватает воздуха. Чимназ даже не пыталась ее переубедить, так как испугалась, что ее могут обвинить в плохом отношении к внучке, которую она безумно любила. Она молча наблюдала за тем, как братья Ха­ли­ды перетащили мебель и вещи сестры в другую комнату, выставив мебель Чимназ в коридор, где она простояла до вечера. Пришедший с рабо­ты Гияс спокойно поужинал и пошел к себе смотреть телевизор и к удив­лению Чим­наз не только не стал переносить вещи матери, а даже не спросил, почему они стояли в коридоре. Это сделал Агалар, явившийся в десятом ча­су и зас­тав мать с сестрой за просмотром телевизора, стоящего на кухонном столе.

Гияс! – позвал он брата, – я не понял, почему все это выставлено в галерею?

– Мои братья очень торопились, поэтому не успели закончить работу! – ответила за мужа Халида.

– Надо полагать, они придут и доделают свою работу завтра, – сказал Агалар, глядя в глаза невестке.

– Вряд ли! – изобразила Халида подобие смущения, – завтра и после­завтра они очень заняты.

– Гияс! Я опускаю даже то, что, меняя, комнату вы не спросили моего согласия и даже не могу понять для чего, так как обе комнаты одинаковые…

– Там балкон, а ребенку нужен воздух, – быстро вставила Халида.

– …меня интересует, почему наши вещи не занесены в комнату, – продолжал Агалар, – что же касается балкона, то ты мог бы объяснить своей супруге, что в нашем доме у всех двери на балконы забиты, так как они в аварийном состоянии. И никто из соседей ими не пользуется.

– Я собирался занести вещи, – стал оправдываться Гияс, – просто после работы сильно устал.

Они вдвоем быстро перетаскали мебель и вещи в пустую комнату.

Направляясь после ужина мыть руки, из-за неплотно прикрытой двери Агалар услышал, как Халида распекала Гияса за то, что Агалар вертит им, как хочет, командует, а он молчит.

– Он старший в доме! – заметил Гияс.

– Ты уже женатый человек и сам теперь старший в своей семье, поэтому он не имеет права тобой помыкать!

– Он же не вмешивается в нашу жизнь! – сказал Гияс.

– Да пусть только попробует!

– Какое прелестное создание эта тихоня Халида, – улыбаясь, подумал Агалар.

Однако обменом комнат нововведения не завершились. Ссылаясь на то, что она не может есть блюда, которые готовит свекровь, Халида взялась готовить их сама, но эта затея долго не продолжалась, так как она оказалась бездарным поваром и только переводила продукты. Один Гияс ел то, что она готовила, похваливая жену. При небольшом бюджете семьи пускать Халиду на кухню было нецелесообразным, и обедом вновь занялась Чимназ.

Но неуемная Халида без дела не осталась. Она задалась целью настелить в их комнате утепленный линолеум, опять же спекулируя именем ребенка, которому просто на деревянном полу будет холодно.

– Если тебе хочется, дочка, купи! – согласилась Чимназ с решением невестки.

– Но у меня же нет денег, тетя Чимназ! – чуть не плача сказала Халида, – а ребенок будет мерзнуть!

– Гызым!*, у нас никогда не было возможности откладывать даже небольшие суммы – семья большая, расходов много, поэтому я не могу помочь тебе. Сейчас у меня есть только сорок рублей – мы копили, чтобы Гюнай купить сапожки. Конец ноября, а она еще в туфлях бегает. На днях я получу пенсию – мы решим проблему Гюнай, а затем начнем собирать деньги вам на линолеум. Наша Арзуша станет ходить только к весне, а у нас к тому времени наберется нужная сумма.

Чимназ видела, что сноха расстроилась, но, уже изучив ее характер, знала, что она так просто не отстанет. Так и произошло. Гияс, посланный к матери, выклянчил у нее деньги, обещая вернуть их через неделю, как только получит выписанную ему премию. Прошло три недели – Гияс и Халида молчали, Гюнай ходила в туфлях, а Чимназ стеснялась спрашивать сына о деньгах, тем более что линолеум, на который были взяты деньги, так и не был куплен, но вероятно вместо него, на ногах у Халиды появились хорошенькие ботиночки, отороченные мехом, хотя обуви у нее было предостаточно. В субботу, когда с утра шел снег, Агалар был дома, и он обратил внимание на то, что сестра ходит в туфлях.

– Мама, почему Гюнай все еще в туфлях, я ведь дал тебе недостающие деньги, чтобы вы купили ей сапожки, – сказал он.

Чимназ не дала возможности Гюнай открыть рот: и опередила ее:

– Да, я их потратила, сынок.

Агалар, зная, что покупка сапожек для сестры, усиленно обсуждаемая в последнее время, была очень важным вопросом для матери, был убежден, что она говорит неправду. Тут в коридор вышли одетые Гияс и Халида и Агалар, естественно, заметил обновку на ногах невестки.

– Мама, скажи честно, ты ей отдала деньги? – спросил он после их ухода.

Чимназ увильнула от ответа, но Гюнай, несмотря на предупреждение матери, обо всем рассказала старшему брату, который неизвестно каким чудом достал и привез домой красивые сапоги с пряжкой, вызвавшие бурю восторга у сестры.

– Где ты взял деньги? – спросила Чимназ сына, зная, что у него нет никаких сбережений.

– Взял у ребят, понемногу рассчитаюсь. Разве это не стоит такой радости девочки?

Нет смысла описывать множество подобных случаев и мелких, на первый взгляд, безобидных инцидентов, которые стали происходить в доме с появлением Халиды.

Читатели могут вспомнить тысячу других историй, подобных этой, потому что невестка в доме – это человек из другой семьи, со своими, часто отличающимися привычками, не совпадающими с обычаями и правилами дома мужа.

Вне всякого сомнения, в идеале молодожены должны жить отдельно, но если такой возможности нет, то всем членам семьи мужа и самой невестке нужно уметь выбрать правильную модель поведения. И свекровь с учетом жизненного опыта и накопленной мудрости должна всем в этом помочь. Но, мне кажется, что так не бывает! В большинстве случаев или у свекрови это плохо получается или невестка не имеет желание принимать новые законы и порядки, органично вписываясь в семью мужа, поэтому ее появление обязательно отражается на взаимоотношениях внутри дома.

Семья Чимназ как раз и относилась к этому большинству. И как она не старалась, ей так и не удалось сохранить семью от раскола, который внешне не был заметным.

В доме не было никаких скандалов, никто ни с кем не ссорился, но само собой так получилось, что Гияс и Халида почти перестали разговаривать с Чимназ и ее детьми. Возвращаясь с работы, Гияс направлялся в свою комнату и почти не выходил оттуда. Из-за их двери слышалась оживленная беседа, изредка прерываемая хохотом Гияса и ржаньем Халиды, который никак нельзя назвать смехом, и поначалу приводившим всех в ужас. Гияс практически не заходил в комнату Чимназ и если не встречался с ней в коридоре, то он мог неделями не видеть мать. Было время, когда ее это обижало, потом она привыкла. Чимназ задавала себе вопрос, как произошло и что стало причиной резкого изменения характера сына и его такого равнодушия к матери и сестре?! Что касается Агалара, то уважение Гияса к нему превратилось в ненависть.

Через год Халида родила сына, а еще через год – девочку. Чимназ, по-прежнему, помогала невестке. Она готовила обед, возилась с малышами, а старшая внучка вовсе была переселена в комнату бабушки, потому что Халида с трудом управлялась с двумя детьми, которые оказались очень болезненными и всю ночь напролет плакали. Бывали дни, когда их успокаивали всей семьей, а старший мальчик, названный в честь дедушки Алхасом, засыпал только на руках Агалара, в то время как его отец преспокойно спал. Вообще, поведение Гияса и Халиды невозможно было понять: с одной стороны они почти не замечали семью Чимназ, но с другой стороны жили за их счет и принимали их помощь.

– Как можно жить в одном доме и не разговаривать друг с другом? – сокрушалась Чимназ.

– Мама, он еще молодой – образумится, – успокаивал Агалар мать.

Но время никак не действовало на Гияса, наоборот, он стал совершенно другим человеком: злым, безразличным и не имеющим собственного мнения. Он говорил и действовал по подсказке Халиды. Это было даже смешно: Гияс, высокий, в общем-то, не худой парень, человек с широким кругозором, а им управляет Халида – маленькая, щупленькая, недалекая женщина.

Как-то раз перед днем рождения Чимназ Агалар предложил Гиясу сложиться и купить матери торшер, который ей очень нравился. Агалару, содержащему теперь семью из восьми человек было нелегко это сделать одному. Гияс ответил, что он в принципе не возражает, но должен посоветоваться с «командиром». Так он в шутку называл Халиду, не задаваясь о том, что это соответствует действительности. Агалар успел выкурить две сигареты, прежде чем он дождался Гияса.

– Понимаешь, – сказал он, – нам с тремя детьми тяжело, им всегда чего-то не хватает, поэтому мы не можем дать денег.

– Я все понимаю, – усмехнулся Агалар и, заняв где-то нужную сумму, купил торшер сам.

Интересно то, что Халида с первого же дня стала им пользоваться, а возмущенному Агалару, когда он это обнаружил, ответила, что берет торшер только на ночь и не для себя, а для детей. Аргумент был убедительный! Но мало, кто пользуется торшером днем.

– Я даже не верю, что это мой брат, – рассказывал Агалар Тамаре, женщине с которой он вот уже пять лет, как не расставался. Из-за отсутствия квартиры они не могли узаконить свои отношения, так как и Тамара, жила у родителей, и у них была всего одна комната.

– С твоих слов я знаю, что семья у вас дружная, поэтому поведение Гияса нетипично. Наверное, он очень сильно любит свою жену.

– Мама тоже его любит, и я вижу, как она страдает от его бездушия. Ей же ничего от него не надо, только чуточку внимания.

* * *

…Время летит быстро. Прошло более пятнадцати лет. За это время дети Гияса выросли не без помощи бабушки и дяди. И надо отдать им должное: внуки, они же племянники очень любили няня и ями.* Няня состарилась, но и в свои семьдесят лет продолжала возиться по хозяйству, провожала и встречала внуков, сначала в школу, затем в институт. Когда Алхаса приз­вали в армию, она не находила себе места, собирала свою пенсию и вместе с Агаларом, а иногда и одна ездила к нему в Ленкорань, где он служил.

Гюнай была замужем. Ее муж был военным врачом и с первых дней Ка­ра­бахских событий находился на фронте. У них росла пятилетняя дочь Фи­дан. Свекрови у Гюнай не было, но зато были четыре золовки, которые почему-то не раз­деляли выбор брата. Гюнай не могла дождаться, когда муж получит квартиру.

Агалар с Тамарой и восьмилетним сыном уже несколько лет жил в однокомнатной квартире, которую ему выделили с работы. Она находилась в Бинагадах в общем дворе старого дома, но и это их устраивало.

Неожиданно дом, где жила Чимназ стали сносить. Гиясу дали в Ахмедлах четырехкомнатную квартиру, а Чимназ – однокомнатную, куда к ней с одобрения мужа переселилась Гюнай с дочерью.

К тому времени Агалар с Тамарой развелись и Тамара, продав квартиру, уехала с сыном в Израиль. Агалар теперь снимал небольшую комнату там же в Бинагадах.

Вскоре приехал муж Гюнай, Малик. У него было легкое ранение, но он выглядел очень плохо, жаловался на сильные головные и сердечные боли, поэтому был направлен в госпиталь на обследование.

– Моя очередь на квартиру еще не подошла, а сестры хотят продать наш дом, при дележе мне достается четыре тысячи долларов. Я даже не знаю, как мне быть, – рассказал Малик теще.

Чимназ хотела лучшего для своей дочери, которая мечтала об отдельной квартире. В то же время у нее душа болела за старшего сына, который уже в пожилом возрасте не имел своего угла.

– Соглашайся, сынок! – сказала Чимназ Малику, – заодно продайте и мою квартиру тоже. Деньги поделим. Купим и вам и мне с Агаларом по одной комнате в старых домах. Только Агалару пока ничего не говорите, а то он не согласится. Сказано – сделано. Малик получил свою долю от продажи родительского дома, затем была продана квартира Чимназ. Гюнай с Мали­ком весь день занимались поисками новой квартиры. В их рас­поряжении был только месяц, после чего они должны были освободить старое жилье. Малик пока жил с сестрами и там тоже руководил вопросами покупки и переселения в новые квартиры.

Через десять дней случилось беда: утром старшая сестра Малика, не дозвавшись брата, обнаружила его в постели мертвым.

– Хорошая смерть, – говорили многие на похоронах, а Гюнай сходила с ума, не понимая, как смерть может быть хорошей.

Смерть зятя была и для Чимназ страшным ударом.

– На что мы теперь будем жить, – спрашивала Гюнай мать, собирая вещи в коробки. Она работала в школе педагогом истории и получала очень низкую зарплату.

– Все утрясется, – успокаивала Чимназ дочь, – ты работаешь, я получаю пенсию, и девочке пособие полагается, братья помогут.

– Мама! Гияс с Халидой пришли только один раз, в какой-то четверг и ко мне даже не подошли. Что я им сделала плохого?

– Наверное, они были заняты, – Чимназ воздержалась от комментариев по поводу сына и невестки, – Вечером придет Агалар, положим перед собой деньги и подумаем, что нам делать и как поступить. Нам уже пора съезжать с квартиры. Перед новыми хозяевами неудобно, они и так сделали нам уступку на две недели.

Однако мать с дочкой не предполагали, какие неприятности их еще ожидают.

– Сколько всего денег осталось? – спросил вечером Агалар сестру.

– Я ничего не расходовала, все сделали сестры Малика, – сказала Гюнай. – Те деньги, которые дали ты, родственники, его сослуживцы, я все передала золовкам. Вот только если мама что-нибудь потратила.

–Я ничего не тратила, я даже не знаю, где деньги лежат, – услышали они из кухни голос матери, кормившей там внучку.

– Так у кого находятся деньги? – с тревогой в голосе спросил Агалар.

Вошедшая в комнату мать внимательно смотрела на Гюнай.

– Я думала, что деньги у мамы, – сказала Гюнай.

– Как это «у мамы», дочка? – воскликнула Чимназ, – я же передала их вам!

– Я не знаю, куда Малик положил деньги.

– Как это ты не знаешь, Гюнай? – спросил, Агалар, – Они где-то должны быть, ищите! – приказал он.

Тщательные поиски ничего не дали, деньги не нашлись. Агалар с Гюнай поочередно обошли квартиры сестер Малика. Никто из них ничего не знал. Все божились, клялись, что не имеют никакого понятия, где мог хранить деньги Малик. Агалар просил и умолял сестер поискать и внимательно просмотреть все вещи. Они обещали, но никто так ничего и не нашел.

– Девочки! Побойтесь Бога! Мы же оказались на улице без гроша в кармане! Черт с нами, мы вам посторонние, но Фидан – дочь вашего брата, ваша родная племянница – тоже осталась без крыши над головой! В сентябре она должна идти в школу. Как же деньги могли исчезнуть из дома?!

Слова Гюнай были пустым звуком: тети ничем помочь не могли, а может, страшно даже подумать, не захотели. Доказательств не было, поэтому жаловаться куда-либо не имело смысла. Деньги бесследно пропали и их так и не нашли.

Ситуация была катастрофическая! Комната, которую снимал Агалар, годилась только в качестве ночлежки для одинокого человека, немного­численные родственники не имели возможности поселить их у себя.

Огромное количество вещей из квартиры матери, многочисленные ко­роб­ки и мебель Гюнай, перевезенная от мужа – все это и так еле-еле по­мещалось в малогабаритную «хрущевку». Спасал небольшой застекленный балкон.

Агалар, на плечи которого свалилась такая трудноразрешимая задача, не знал, как ему поступить. У него уже не осталось времени что-нибудь придумать, так как покупатели их квартиры требовали немедленно ее освободить. Агалару было необходимо куда-нибудь приткнуть мать с сестрой, чтобы спокойно попытаться решить эту проблему. Денег, чтобы купить и даже снять квартиру, у него не было, а время оставалось в обрез: три дня. Агалар позвонил Гиясу в лабораторию и попросил его после работы срочно заехать к матери.

– У нас крупные неприятности, – рассказал он вечером брату обо всем, что произошло.

– Как они могли вляпаться в такую историю? – возмутился Гияс, – столько они хвалили этого Малика, а он им устроил: спрятал деньги и умер!

– О чем ты говоришь?! Малик действительно был хорошим парнем, а происшедшее – это стечение обстоятельств, но сейчас дело не в этом – им надо помочь. Это наши мать и сестра!

– А что я могу сделать? У меня нет денег!

– У тебя никто и не просит денег! Ты, что? Не понимаешь о чем речь! – раздраженно сказал Агалар, – возьми их на время к себе, а я потом что-нибудь придумаю и заберу их. Я удивлен, что ты сам это не предложил.

– А - а - а! – протянул Гияс, – вообще, у нас одна комната совсем пустая могут пожить пока там. И дети будут рады!

– Ну, слава Богу! – вздохнул Агалар с облегчением,м честно говоря, я думал, что ты не согласишься. Тогда Гюнай завтра приедет, подготовит комнату: помоет пол, почистит стекла, а мы после обеда переедем.

– Зачем? В доме две взрослые девочки, они сами все сделают, а вы можете переезжать завтра в любое время.

– Спасибо, Гияс, ты нас здорово выручил, – сердечно поблагодарил Агалар брата.

− Ладно! Не чужие!

День прошел в сборах. Утром в десять часов должен был подойти грузовик, но до его приезда явился Гияс.

– Ты пришел помочь? – обрадовался Агалар, не ожидая от брата такого поступка, но, взглянув на него, понял, что дело вовсе не в этом…

– Агалар, мы подумали …, я решил…, вчера мы посмотрели… я даже не знаю…, – Гияс никак не мог подобрать нужные слова.

– Что ты решил? Что произошло? Ты передумал? – почти прокричал Агалар, – ты отказываешься помочь матери и сестре в такой ситуации?!

– Да! Нет! Просто…, – он немного помедлил.

– … Халида не хочет, – подсказал Агалар.

– Да! Не хочет! – резко сказал Гияс, пряча глаза.

Агалар лихорадочно соображал, что ему делать. Сегодня вечером они должны были передать ключи новым хозяевам квартиры, поэтому ему некогда было возмущаться поведением Гияса.

– Возьмите хотя бы мебель и вещи на хранение – комната же пустая, – сказал он.

– Хорошо, мебель возьмем, – ответил Гияс.

– Пусть сначала позвонит Халиде, – вмешалась в разговор Гюнай, – а то придется везти все обратно.

– Правильно! Позвони и спроси, – кивнул Агалар на телефон.

Гияс прошел на кухню и закрыл дверь. Прошло две-три минуты. Когда он вернулся, Агалар его опередил:

– Можешь ничего не говорить – все ясно!

Товарищи Агалара по бригаде, пришедшие помочь с переездом и зас­тав­шие последнюю сцену не могли сдержать своего возмущения. Гияс, кото­ро­му, может – быть, было стыдно, не попрощавшись, вышел в открытую дверь.

– Успокойтесь! – сказала Чимназ, – Бог ему судья! Но что же нам сейчас делать?

Тут Юсиф худенький парень в очках по прозвищу «студент» обратился к бригадиру:

– Дядя Агалар! Я вчера говорил с бабушкой. Она живет в «Ичяри шящяр»* одна в трех комнатах: дядя забрал семью, уехал на заработки в Россию так и остался там. Бабушка просила вам передать, чтобы вы не снимали никакую комнату и прямо переезжали к ней.

– Şükür sənə, ya Allah!** Поистине – мир не без добрых людей! Спасибо, сынок! – обняла Чимназ парня, – дай Бог здоровья тебе и твоей бабушке!

– Молодец, «студент», – все шлепали по плечу и благодарили смущенного Юсифа.

– Ya Allah! Durun ayağa, vaxt azdır!* – привел всех в чувство Зияд, близкий друг Агалара. Он же передал Агалару конверт с деньгами, которые собрали ребята.

– Здесь не много, но на первое время хватит, а там что-нибудь придумаем! – сказал он.

Чимназ с дочкой и внучкой через несколько часов была благополучно перевезена к бабушке Юсифа, Рейхан – ханум, которая с радостью приняла Чимназ, оказавшейся ее «землячкой», родившейся и выросшей в «крепости»**

Они прожили у Рейхан–ханум три года, и эта благородная женщина даже не разрешила им говорить об оплате за кров.

У нее были прекрасные соседи.

Изумительная женщина Лятифа-ханум, невестка знаменитой в Ичери–шехер Мешади Зулейхи, чудная мать и первоклассная хозяйка. У нее был нео­бычный певучий голос, буквально завораживающий любого, кто с ней говорил, и забыть который было невозможно. Она каждый день наведывалась к Рейхан-ханум, чтобы узнать, не нуждаются ли она и ее новые домочадцы в помощи.

Периодически во двор стремительно врывалась другая соседка Назакят, боевая симпатичная женщина лет тридцати пяти. Она вечно куда-то торопилась и даже разговаривала очень быстро. Наза знала обо всем, что творится не только в «крепости», но и в масштабах города и на ходу сообщала новости. Казалось, она ни на что не обращает внимания, но вечером того же дня она приносила сама или посылала с детьми продукты или предметы, отсутствие которых она замечала. У нее была прекрасная душа и доброе сердце. Она часто приглашала Гюнай с дочкой к себе на девичник, так как после гибели мужа в автокатастрофе, жила одна с тремя детьми.

Часто приходила Ирада, соседка из дома напротив. Она временно проживала у матери, потому что ее муж работал в Турции. Она была одного возраста с Гюнай и отличалась спокойным уравновешенным характером. Ирада держалась с достоинством и говорила, взвешивая каждое слово. Она никогда не приходила с пустыми руками и всегда приносила для Фидан сладости, а для Рейхан-ханум продукты. Она помогала Рейхан-ханум еще до переезда к ней Чимназ, но, узнав в какую беду попала ее новая жиличка, Ирада просто увеличила количество продуктов. Она невзначай брала с собой в парих­махерскую Гюнай и оплачивала оказанные ей услуги.

Соседи были люди с разными характерами, но всех их объединяла доброта, понимание и сочувствие чужому горю. Их помощь нельзя оценить и потому, что они оказывали ее незаметно, как что-то само собой разу­меющееся.

Чимназ была бесконечно благодарна своим соседям, но ее сердце обливалось кровью, когда она вспоминала Гияса, который за три года не переступил порог ее временного пристанища. Не сделали этого и его дети, хотя были уже довольно взрослыми и окружающие ее люди даже не знали, что у нее есть еще один сын.

Агалар и Гюнай тоже были потрясены безнравствен­ным поступком брата и откровенно выражали свой гнев. Мать же говорила:

– Гияс-несчастный человек! Он мой сын и я не желаю ему ничего плохого. Проклятья матери опасны! Пусть будут здоровы он и его дети, но я все же очень по ним скучаю, – эти слова Чимназ произносила с большой горечью и из ее глаз капали слезы.

– Мама! Как ты можешь его защищать?! Твой сын в трудную минуту отказался приютить тебя и свою сестру, ему нет оправданья!

– Он не виноват! Этого не хотела Халида, а он ей противостоять не может! Аллах нам помог и послал эту прекрасную женщину Рейхан, которая согрела нас своим теплом. Я уверена, что скоро умру, поэтому завещаю вам заботиться о ней до последнего вздоха. Чимназ перенесла инфаркт и чувствовала себя очень плохо − события последних лет отразились на ее здоровье.

– Мама, прекрати говорить о смерти! Скоро мы переедем в свою собственную квартиру, и все будет хорошо! – сказала Агалар.

Последние два с половиной года он работал в известной нефтяной компании и скопил сумму, на которую и купил в районе Баксовета две комнатки с галереей. Квартира была дешевая, потому что находилась в крайне запущенном состоянии. Вот уже несколько месяцев Агалар, которому помогали друзья, ускоренными темпами делал в ней ремонт. Он хотел сделать матери сюрприз, и ему это удалось. Радости Чимназ и Гюнай не было предела: как-бы хорошо не жилось им в гостях у Рейхан-ханум, все-таки они хотели иметь свою собственную квартиру.

– По мне я вас никогда не отпустила бы от себя, – сказала Рейхан-ханум, – но в душе, Чимназ, я тебя понимаю, поэтому желаю здоровья и удачи на новом месте. Меня утешает только то, что ваша новая квартира рядом, и я могу рассчитывать на частые встречи.

Еще в недалеком прошлом, будучи совершенно незнакомые друг с другом эти две женщины преклонного возраста за последние два-три года так подружились, что считали себя родным сестрами.

Провожать семью Чимназ собралось много народу. Напоследок она выразила всем сердечную благодарность:

– Ни я, ни мои дети никогда не забудем все то, что вы для нас сделали, – сказала она, прослезившись, – а тебе, Рейхан-баджи, я обязана до конца своих дней.

Они крепко обнялись, многие плакали. В самый разгар прощания во двор буквально влетела Наза:

– Ağız! Bu nə ağlaşmadu, ölü-ölüb begəm?! Hələ bil bunlar Amerikaya köçürlər – bir tin yuxarı çıxırlar da! Çimnaz-bacı, bu qutı gedəjək?* – и, не дожидаясь ответа,она подхватила одну из тяжелых коробок стоящих на полу и легко понесла ее к машине, обогнав спокойно идущего Юсифа, которому по ходу тоже досталось: «Adə! Taxtabitisən?! Bir az tez ol də!»**

Все уже смеялись, а Наза не обращая внимания на смех и сопротивление мужчин, уже несла вторую коробку:

– Mən olmasam – səhərə qədər eşələnəcəksüz! Ağız, – обратилась она к Гюнай, – mən hindi tələsirəm, amma axşam uşaqlarla sizdəyəm,*** – и с этими словами она опять вылетела со двора.

– Qız döyür – od parçasıdır!**** – сказала, улыбаясь Рейхан-ханум.

Чимназ была счастлива. Она ходила по новой квартире, гладила рукой окна, двери, стены и спрашивала:

– Неужели это наша собственная квартира? Я не могу в это поверить! А Гияс даже не знает, куда я переехала, – тихо заметила она.

– Мама! Гияс три года тобой даже не интересуется, а ты опять о нем вспоминаешь! – сказала Гюнай.

– Плохой, хороший – он мой сын, я его люблю и не держу на него зла.

Чимназ прожила в новой квартире почти год. После очередного приступа она слегла и потом уже не вставала с постели. Она не говорила об этом вслух, но всегда прислушивалась к стуку входной двери, надеясь увидеть в ней Гияса с детьми. Когда кто-нибудь из родственников предлагал Агалару съездить за братом он, будучи крепко обижен на него, отказывался:

– Я не переступлю порог его дома, куда он не пустил мою мать, – отвечал он, – к тому же я ничего о нем не знаю. Мы не видимся более четырех лет. Может, он уехал из города.

Чимназ умерла, так и не дождавшись Гияса.

Родственники, не увидев его на похоронах матери, настаивали, чтобы Агалар поехал за ним. Его домашнего телефона никто не знал, а в Академии наук им сообщили, что он уже там не работает. Всех возмущало отсутствие Гияса, но Агалар не мог себя побороть. Двоюродный брат матери, дядя Ширали, авторитет которого был неоспоримым, и, ослушаться которого, никто не смел, сказал Агалару:

– Одевайся, поедем к нему. Ты можешь даже не подниматься со мной или молчать. Что надо – я скажу сам!

Было уже одиннадцать часов вечера, когда они позвонили в дверь Гияса, однако им никто не открыл. Из соседней квартиры вышел мужчина и, увидев их, спросил:

– У них никого нет, они все в Доме торжеств. Он находится через дорогу, если хотите, можете пойти туда.

– А что случилось, что они там делают? – спросил Ширали.

– А вы разве не знаете? Сын Гияса женится и сегодня у него свадьба!

– Боже! Какой ужас! – простонал Агалар.

– Почему «ужас»? – возмутился сосед, – у человека сегодня такой счастливый день, он справляет ребенку свадьбу, а вы говорите «ужас»!

– Пошли, – Ширали потянул за рукав Агалара, – интересно, – сказал он, спускаясь по лестнице, – у него с вами проблемы, а почему это он из других родственников никого не пригласил? С нами-то он не ссорился! Получается, что на свадьбе присутствуют только родственники его жены, а с его стороны никого нет?!

– Дядя Ширали! Какой смысл с ним встречаться, – проговорил Агалар, – ему сейчас не до этого!

Они стояли во дворе и с противоположной стороны улицы, из расцвеченного огнями Дома торжеств до них доносилась музыка.

– Свадьба уже на исходе, – сказал Ширали, вскидывая руку, чтобы посмотреть на часы, – слышишь, уже играют «Vağzalı»*

Действительно, через две-три минуты они увидели выходящих из здания молодоженов и группу лиц, суетившихся возле них. Слышались возгласы, хлопанье автомобильных дверей, звук заводимых моторов и отъезжающих машин. Наряженные люди выходили на улицу, оживленно перекидываясь словами. Какая-то дама громко смеялась, кто-то искал потерянный шарфик, пьяный мужчина танцевал перед лестницей, мешая всем выходящим, несколько молодых парней говорили по мобильным телефонам, делая вид, что они решают важные вопросы. Короче, царила обычная свадебная суматоха.

Ширали с Агаларом перешли дорогу и поднялись по лестнице. Миновав вестибюль с зеркалами, они вступили в зал, где проходило торжество. Основная масса гостей уже рассеялась, и остались только самые близкие. Агалар узнал мать и братьев Халиды, каких-то их родственников. Музыканты играли быструю мелодию, а посреди зала с рюмкой в руках танцевал изрядно подвыпивший Гияс.

На вошедших сначала даже никто не обратил внимания, но вот брат Халиды увидел их, что-то сказал на ухо сестре, и она обернулась. Не зная, как себя вести, она несколько мгновений стояла в нерешительности, но потом прошла вперед и окликнула мужа:

– Qiyas, qardaşın gəlib! *

Гияс тоже заметил брата, но не останавливался и продолжал плясать, он лишь повернулся лицом к незваным гостям.

– Ну, что, явились?! Хотите на меня посмотреть?! Смотрите! Смотрите, как я счастлив! – выкрикивал он, – я сегодня женил сына! Это самый счастливый день в моей жизни! Слышите? Сегодня для меня самый счастливый день!

Агалар и Ширали молча наблюдали за танцующим Гиясом. Ведь только им было известно, какую шутку сыграл злой рок с Гиясом. По иронии судьбы день смерти его матери оказался для него самым счастливым днем в жизни! Конечно, это было просто роковое совпадение, но кто знает, может, оно и являлось божеским наказанием!

Гияс залпом опрокинул рюмку и подошел к брату и дяде.

– Что стоите около дверей? Проходите – раз пришли! Разделите мою радость! Надо было прийти вовремя! Ты мой единственный брат, – обратился он к Агалару, – и сегодня должен был весь день быть рядом со мной, но ты, как всегда, был занят, творил добрые дела, – Гияс хохотнул, – и заявился под конец свадьбы... с ним, – он взглянул на Ширали, – и с кислым выражением лица портишь мне настроение. Давайте хоть выпьем за здоровье молодых! Эй, парень, принеси чистые рюмки, – крикнул он пробегающему официанту и схватил со стола бутылку недопитой водки.

Халида, наблюдающая эту картину со стороны, подошла к мужу, кивнула гостям и попыталась отнять бутылку у Гияса:

– Хватит! Ты слишком много выпил!

– Отстань! Сегодня у меня радостный день! Я хочу выпить со своими единственными родственниками. – Он разлил водку в бокалы, услужливо принесенными официантом и первым поднял рюмку, – ну, что же вы не пьете? – Гияс разошелся вовсю и уже кричал.

Оставшиеся гости подходили ближе, чтобы посмотреть, почему так кричит отец жениха.

Многие узнавали Агалара и здоровались с ним. Агалар молча кивал в ответ. Ширали, которому стало противно смотреть на эту сцену, снисходительно покачал головой и направился к выходу:

– Агалар! Я жду тебя на улице!

– Зачем же ты приходил? – крикнул ему вслед Гияс, – ты думал, что я, как все, буду преклоняться перед твоим дутым авторитетом?! Зачем ты его привел с собой? – набросился он на Агалара, – а, впрочем, черт с ним, пусть уходит! Давай выпьем вдвоем, мы же братья! Бери рюмку, Агалар! Что ты стоишь как истукан?!

А-а-а! Завидуешь! – «догадался» он, – конечно, завидуешь! Мои дети уже выросли, а твой еще в школу бегает, и ты его, наверно, сто лет не видел! Paxıl!* – заорал он.

– Хватит! Прекрати! – успокаивали Гияса со всех сторон.

– Оставьте меня в покое! – отбивался он, – пусть он со мной выпьет, – не унимался он. – Нет! – Гияс схватил со стола рюмку и попытался вручить ее Агалару, но он перехватил его руку:

– Поставь рюмку на место! Я не буду пить в день похорон моей матери! – сказал он и вышел из зала.

– П-п- похорен? Как похорон? Что он сказал? – Гияс медленно опустился на стул. – Моя мама умерла?

Стоящие вокруг шушукались. Один из родственников Халиды, работающий вместе с Гюнай в школе, вышел вперед:

– Да, Гияс, она умерла. Я был сегодня на похоронах.

– Почему ты мне не сказал? – тихо спросил он, обхватив обеими руками голову. Неожиданная весть его протрезвила.

– Я хотел, но Халида не разрешила омрачать день свадьбы.

– Халида, как всегда поступила правильно – прошептал он, – и вдруг набрав в грудь воздуха, закричал, на весь зал:

– Она всегда поступает правильно, сука!

... На следующий день, когда Агалар с группой мужчин направлялся к могиле матери, он еще издали заприметил сгорбленную фигуру Гияса, стоящего на коленях.

Приблизившись, они услышали его тихий плач и слова:

– Прости меня, мама...

[1] Отстань (азерб.)

* Дай блок сигарет (азерб.)

* Молодец, Майкл (азерб.)

[2] «Камень моего кольца из бирюзы» (азерб.)

* базарлыг (азерб.) - покупки

* выражение переводится, как безоговорочное согласие

* хватит, прекратите (азерб.)

* Эй! Эй, девка!(азерб.)

* очень похожа (азерб.)

* прохлада *(азерб.)

* падение редуцированных. В истории славянских языков фонетический процесс утраты Ъ(ер) и Ь(ерь), как самостоятельных фонем

* невестка (азерб.)

* Минавер! Ты убила моего сына! (азерб.)

* междометие в азерб.языке, выражающее безразличие

* да буду я жертвой Аллаха(азерб.)

* Сару в палату не пускай (азерб.)

* брат (азерб.)

** сестра (азерб.)

* территория в районе Баилово, именуемая так в просторечии

* дочка (азерб.)

* на здоровье (азерб.)

* хочешь умереть-умри! (азерб.)

* бабушка (азерб.)

** дочка (азерб.)

*** если у тебя плохой сосед, переезжай (азерб.)

* дочка (азерб.)

** азерб. национальное блюдо

*** дай два мороженных (азерб.)

**** Эй! Разве в такое время ночи можно кушать мороженое? (азерб.)

***** Пиво пить можно, а мороженое есть нельзя! (азерб.)

* Мужик!Не теряй ума!(азерб.)

** сирота (азерб.)

* непр. прочтение названия сигарет Vıceroy

* Бюро технической инвентаризации

** Мужик! На кого ты стал похож!(азерб.)

* Не бойся! Намика сюда Аллах послал. Аллах с его помощью помогает этому несчастному. Обещайте, что вы сделаете пожертвование в мечеть (азерб.)

** Обещали (азерб.)

* сын тети (азерб.)

* дать такую сумму незнакомому человеку (буквально: прохожему с улицы) (азерб.)

* Пусть Аллах хранит его ребенка! (азерб.)

* Сынок, мое дорогое дитя (азерб.)

** Бедный ребенок! (азерб.)

* Ребенок вышел купить мороженое(азерб.)

* * соседи (азерб.)

* Бедный Ариф, у него умер ребенок! (азерб.)

* молодой мужчина (азерб.)

* как мужчина (азерб.)

* застекленный балкон или веранда

* Гияс! Ты же взрослый мужчина! Стыдно спорить с матерью по наущению жены! Иди займись делом!

* дочка (азерб)

* бабушка и дядя (по отцу) (азерб)

* «Ичяри шящяр» - букв. «внутренний город»

** хвала тебе, Аллах! (азерб.)

* С именем Аллаха! Вставайте, времени совсем мало! (азерб.)

** «крепость» - русское обиходное название «Ичери-шехер»

* Эй, вы! Что это за плач? Покойник умер что ли? Как-будто, они в Америку уезжают, переселяются же одной улицей выше. Чимназ-баджи эту коробку брать? (азерб.)

** Эй, ты! Ты, что, клоп? Давай двигайся немного быстрей! (азерб.)

*** Если не я, вы тут до утра будете копошиться! Я сейчас тороплюсь, но вечером я с детьми – у вас. (азерб.)

**** Не девка-огонь! (азерб.) (Вся речь Назы-бакинский диалект азерб. языка)

* азербайджанская народная мелодия, под которую в начале и в конце свадьбы танцуют жених и невеста.

* Гияс! Твой брат пришел. (азерб.)

* Завистник (азерб.)