Волшебная раковина 1 страница

В книге Я.Голосовкер «Сказание о титанах» почти все ми-фы собирались под определенным углом зрения. И та-кое впечатление: что не случайно. Все, что нужно для данной темы, все здесь. Не надо даже рыться в других источ­никах. Ох, уж этот «казан»! Все в нем есть. Почему «казан»? Да потому, что это слово входит в другое: в «сказание». Как же много в этом «котле» заложено. Совсем непрост нарисо­ванный холст в каморке Папы-Карло. Только и знай, что сни­май обильные оболочки-шифры, да успевай их разматывать: слой за слоем.

Да и узнается направляющая рука богини Паллады... Одним из ее атрибутов была сова. Сей реквизит присутствует в имени автора этой книги. «Голосовкер» — то же, что и «Голос Совы».

Изучая мифы, все время сталкиваемся с повторением од­них и тех же тем. Но они предстают уже совсем в другом ви­де, вырисовываются в другом свете, и остаются не узнанны­ми нами... Почему так много вариантов одного и того же? Де­ло в том, что в одном рассказе нельзя обобщить сразу все де­тали: тогда и дураку станет понятно, о чем идет речь. Да и на одну и ту же канву — во много слоев шифры не наложить. А надо так, чтобы затрагивались разные уровни жизни, разные ее сферы — от политики до генетики. Вот тут-то и смотрят со­чинители мифов: на какую канву — какие аналоги наложить.

В этой главе мы снова разберем материал по зашифров­ке, относящийся к ушной раковине, змее Ладе и ко всему то­му, что с этим связано. Итак, впереди раскладка историй о раковине Айгипана и о Змеедеве Ехидне, из этой же книги «Сказание о титанах».

«Диковинной была коза Айга, кормилица Зевса, но еще диковиннее был ее детеныш, молочный брат Зевса, по про­званию Айгипан. Нашел он как-то на берегу моря небыва­лую раковину. Дунул в нее и от радости уронил: такой звук вырвался из раковины. Другой бы испугался, а Айгипан об­радовался. Разлетелись мигом все птицы. Все звери кину-

Ключи к тайнам жизни

лись бежать кто куда. Рыбы и те нырнули на самое дно. Ну и раковина!

Поднял ее Айгипан с земли, дунул в нее еще раз — и оглох. Вот и стал он в нее дуть и дуть, и до тех пор дул, пока камни в драку с ним не полезли. Осмотрелся трубач и видит: все деревья кругом вповалку лежат, травы стали врастать обрат­но в землю, и волны удирают скачками от морского берега в открытое море.

Заглянул Айгипан в пустую глубь моря у берега, затрубил в раковину и гогочет: заметались по дну моря всякие клешни, ищут, где бы укрыться, наскакивают, сталкиваются друг с другом, и вот, смотри, рак на рака, пятясь, налезает. Куда ни оглянешься, повсюду так и пялит на тебя глаза разное двура-чье, трехрачье, пятирачье... Ну и звук! Затрубил Айгипан в облака — и понеслись со всех ног облачные коровы урага­ном по небу. Черными стали сивые коровы от бега...»

Айгипан был молочным братом Зевса, но он был непохож на других богов. Айгипан имел явное сходство с козлом. На голове он имел козлиные рога, на ногах — копыта, на коже — шерсть. Молочный брат Зевса явно демонстрирует свое происхождение из животных. Он сын Меркурия и нимфы Дриопы. Но он бог и относился к пантеону богов Олимпа. Ай­гипан (Пан или Фавн — имена одного и того же божества) — то древнее божество, которое находится на пути к очелове­чиванию в высоком смысле этого слова. На образе этого бо­га показаны переходные стадии формирования человечес­кого тела из тела животного. Пан имел происхождение из животного, в частности — из козла.

Согласно мифологии Пан — бог лесов и пастбищ, он по­кровитель пастухов и охранитель стад. Пан олицетворяет об­щество специалистов по фауне. По-другому — он Фавн — от слова «фауна». Вот такие шутники на Олимпе по классу фау­ны. Взяли да и загримировались под этаким символом. Гля­дя на внешний вид Фавна, сразу можно писать диссертацию о происхождении человека. Только почему-то никто не дога­дался до сих пор это сделать. Образ почти не был востребо­ван нашими философами. А какими красочными мазками он описан в мифологии — налицо сразу вся эволюция человека. Бог не зря имеет три имени, три характера, три внешности — почти как три ступени своего развития. В каждом из этих имен он разный. Описан он также и под именем Сатира Ар­кадского, где получает прозвище — страшного Сатира.

Имя «Айгипан» составлено из трех составляющих: «ай», «ги», «пан». «Ай» — междометие, выражающее боль, испуг,

Волшебная раковина

удивление. «Ги» — крик наступления, крик облавы, крик стремительного натиска и т.п. «Пан» — то же, что и барин, дворянин, господин. А все вместе будет близко к понятиям: «Пан в атаке», «Пан на охоте», «Нападающий Пан» и т.п.

Имя «Сатир» — от слова «сатира». Сатира — насмешливое сочинение, высмеивающее слабости и порок. Тогда, когда в повествовании будет присутствовать это имя — Сатир, — тогда и следует отнестись к действиям Пана с юмором и сати­рой. Он высмеивает самого себя и то общество, и его уровень интеллекта, который он представлял. Пан-Сатир Аркадский уже довольно заносчивая и назойливая личность. Эпитет «Ар­кадский» получен им потому, что этого бога «обожали» на крайнем западном меридиане южных широт Квантового ми­ра. А если вернее, то его боялись...

По этому мифу, Зевса и Айгипана вскормила коза Айга, от­куда и получил бог свое имя. Но молоко-то они получили не от коровы, их вскормила все-таки коза. Обратите внимание, уважаемый читатель: уже с первых строк миф начинает уда­рять по определенным деталям ушной раковины — по надко-зелковому бугорку и собственно — козелку. То бишь извлеки корень с корнем «коза»... А в ушной раковине есть еще обла­сти с названиями: противокозелок и межкозелковая вырез­ка. А в самом ухе есть органы и с такими названиями: моло­точек, наковальня, полукружные каналы, улитка — и по этим деталям нашего слухового аппарата написаны тоже сказки, но это уже особый разговор, не сегодняшний.

И вот на такую «раковину» напал Айгипан. Скажем прямо — на не совсем обычную, издающую странный звук. Можно уди­виться, можно и испугаться. И для того, и для другого — есть причины. Во-первых, что за странный звук вырывается из та­кой раковины? Во-вторых, почему это все живое стало разбе­гаться? Почему даже зеленая поросль стала врастать назад — в землю? Задумался Айгипан... А с ним вместе — и специали­сты по фауне на высоком Олимпе. Напасть-то напали, откры­ли нечто незнакомое, а уразуметь не могут. Для чего такой ор­ган в ушной раковине: фен — не фен, веялка — не веялка... На­жмешь (в смысле — дунешь) — шипит... Что-то такое извлека­ется, от чего все убегает, старается подальше укрыться.

Задумался Айгипан, а с ним и весь центр специалистов по фауне. И больше всего те, которые специализируются по са­мому пану, то бишь по человеку. Что за содержимое такое, от которого все живое сохнет? Ну и звук! И, конечно же, Айги­пан заглянул «в пустую глубь моря у берега». А каким обра­зом? Конечно же, через высокочувствительную оптическую

Ключи к тайнам жизни

технику. Стал рассматривать содержимое этого «звука», из чего оно состоит. Вот и обнаружил Айгипан, что на дне кол­бы, в которую дунули из такой раковины, жутко много всякой живности, но живности опасной: всякое «двурачье, трехра-чье, пятирачье»... И все это двигается, мечется, в непривыч­ной свободе и обстановке.

Почему действие происходит на берегу моря? А как иначе это все зашифруешь? На таком уровне материи — все энер­гии живой жизни — самый настоящий субстрат, и их суспен­зия — это воды. А в применении ко всему телу человека — океаны, моря, озера и реки. Почему на берегу? Да потому, что на границе сред: внутри ушной раковины и вне ушной ра­ковины... Что за содержимое «звука»? Только то, что изверга­ется из змеевика мертвой системы человека: всякая патоло­гия на генном уровне... Всякое «рачье» — модификации ра­ковых генов; и их оказывается в этой копилке превеликое множество. Вся патология эдакого плана — в пробе «звука», а его отражение- на дне исследовательской колбы.

«Рад Айгипан. Прискакал на козлиных ногах с раковиной к юному Зевсу в пещеру. Говорит: «Погоним теперь горных ти­танов. Дуну я в эту раковину — и пустятся все титаны в бегст­во. Как сказал, так и случилось. Поднял юный Зевс клич в го­рах. Собрались на клич толпы титанов. Говорит им Зевс: «Уходите с гор в низины ущелий. Не нужна земле ваша прав­да. Нужна миру моя сила. Не сойдете с гор сами — без памя­ти с них сбежите».

Выслушали могучие титаны Зевса. Сурово их племя. Ска­зали: «Наши грозы-титаниды пострашнее твоих угроз. Хва­тит на тебя их силы. Мы же с гор взбежим на небо. Не тебе оно достанется. Издревле живут на нем солнечные титаны».

Ответил им трехлетний бог: «Слепы вы» Но не для слепых моя сила, а для зрячих. Поборитесь сперва с моим молоч­ным братом». И ушел Кронид. Тогда приложил Айгипан рако­вину к губам и затрубил. Как услышали титаны звук ракови­ны, кинулись они слепо в бегство, укрылись в самых низинах ущелий. Одолел горных титанов юный Зевс без боя. Свобо­ден стал ему путь на небо. И прозвали титаны Айгипана Страшным Паном. Вот она паника титанов! А в Аркадии про­зывали его Страшным Сатиром».

Что это за термин «горные титаны» и кто под ними подра­зумевается? «Горные титаны» — это вожди Аида, имеющие своих сторонников и свои центры, вокруг которых все это со­средотачивается и объединяется. На нашем языке это то же самое, что и вожди партий, лидеры противостояний, имею-

Волшебная раковина

щие своих единомышленников и фронт борьбы. Против этих вождей и обратили оружие раковины малолетки Зевс и Айги­пан. Больно молоды были боги; Зевсу всего-то только три года... Считай, что дело происходило на заре зарождения Олимпа, тогда, когда титаны Аида делились на «небо» и «землю», на «верх» и «низ», «свет» и «тьму», «на прогресс» и «регресс»... И уже тогда Айгипану посчастливилось напасть на тайну змеевика мертвой системы,.. на тайну ее содержи­мого. И надо сказать, грозного содержимого...

Ведь если его где-то в организме вскрыть хотя бы на две, три, четыре секунды, — то обеспечена серьезная болезнь. Я говорю о человеке в белковом теле. Это оружие считается биологическим, и совсем незаметно можно применить как в мире тонком, так и в мире белковом. Много и не нужно: вы­вел из строя вождей неприятеля, уложил их в постель, нейт­рализовал их царей и королей, и считай, что дело сделано, победа обеспечена. Ведь вся борьба только та и засчитыва-ется, что одержана на белковом плане... И хотя Айгипан больше считался жителем полей и лесов, но он был тогда предан Зевсу, которому назывался молочным братом, и ла­боратория Айгипана вполне могла серьезно помогать начи­нающим олимпийцам в борьбе с другими титанами Аида. На­ука всегда играла в таких делах не последнюю роль. А Зевс... что Зевс!? Он предоставил своему молочному брату полную свободу пользования этой раковиной: поборитесь, мол, сперва с моим молочным братом... И очень хитренько ото­шел в сторону: мол, не для слепых моя сила, а для зрячих... И началась паника титанов на горах. А в Аркадии Айгипана прозвали Страшным Сатиром,..то бишь в южных широтах западного меридиана.

Надо отметить, что под Аркадией можно называть любой регион, лежащий в промежутке нескольких, близко распло­женных друг к другу друг-меридианов. Арка — это перекину­тая через промежуток дуга. Аркада — это уже целый ряд та­ких перемычек: они могут идти, как по вертикали, так и по го­ризонтали. А в применении к земному шару — они подразде­ляют его пространство в объемном делении на сектора. Тер­мин «аркада» может быть применен к любому пространству земного шара. Аркада может быть и в самой верхней кроне атмосферы, и тогда она будет иметь следующий эпитет: ок­руглая сверху аркада и т.д. Но в данном мифе речь идет об Ар­кадии юных широт западного меридиана Квантового мира.

Трудно сказать, как долго преследовал Айгипан горных ти­танов, но ясно стало только одно: он слишком этим увлекся.

Ключи к тайнам жизни

И увлекся не на шутку. Слишком большую свободу дал ему Зевс. Но остановиться и соблюдать меру, держать какое-то равновесие Айгипан уже не мог. Его характер вконец испор­тился. Он перегибал палку. А это значило: что он вот-вот сле­тит с высокого Олимпа. И хорошо, что Айгипан был всего лишь частью Фавна: ведь мы говорим об одной личности, а подразумеваем всегда некое общество. Так вот, те специа­листы из центра Фавна, которые увлекались устрашением с помощью этой раковины, шли под кодом Айгипана. Им-то и не повезло. За многие века работы они изменились в худ­шую сторону. И спасти их было уже невозможно. Айгипану понравилась власть и устрашение. Вовремя бы остановить­ся и переквалифицироваться, но не догадался. А такая рабо­та может испортить каждого.

Вот и стал Айгипан не похож на себя. И уже не служение Зевсу он ставил превыше всего, а свое собственное удовле­творение и упоение властью. Служение Олимпу становилось лишь прикрытием для его корыстных интересов. Вот тут-то и подняла голову Гера, супруга Зевса, его законная оппозиция на Олимпе.

«Ненавидела Гера Страшного Сатира, погубившего горных титанов. И когда поднялся Кронид на небо, сказала ему Гера: «Слишком силен Айгипан со своей раковиной. Когда-нибудь он заставит бежать и богов. Отбери у него эту игрушку». Знал Кронид, что никому не отдаст Айгипан той раковины, побе­дившей титанов. Но ответил лукаво Гере: «Пошли Аргуса. Пусть возьмет он у Сатира раковину».

. И предстал перед Герой звездный Аргус. «Отними у Страшного Сатира его раковину, — повелела Гера, — и отдай мне. Пусть умолкнет ее трубный звук. И без того силен Зевс. Что трубить во славу лютой злобы, ужасая стада и титанов! Но найдешь ли ты его, Панопт?» И ответил многоглазый Ар­гус: «Я увижу его». И нашли Сатира глаза Аргуса. Сидел он на краю утеса над морем, свесив к морю козлиные ноги, и блуж­дал человечье-козлино-змеиными глазами по земле, морю и небу, выискивая, кого бы ему ужаснуть...»

Да, Зевс прав. Айгипан бы добровольно свое место рабо­ты не уступил. Оппозиция-Гера была права. Да и Олимп к этому времени был уже достаточно силен, чтобы прибегать к такой защите своих интересов. Это уже не делает чести сильному. На Олимпе это стали понимать. А кто такой Аргус с тысячами глаз? Он всегда служил только Гере. «Аргус» — это пульт слежения, пульт сбора информации, принадлежа­щей оппозиции. «Аргус» — от слов: аргумент, аргументация;

Волшебная раковина 157

что означает — основание, довод, доказательства, веские подтверждения. И Аргус их нашел. Айгипан был взвешен на звездных весах оппозиции и найден был несостоятельным, ему был предъявлен аргумент: несоответствие с должнос­тью... и положением на иерархической лестнице.

«Посмотрел звездный Аргус своими неисчислимыми гла­зами на Страшного Сатира Айгипана и увидел его всего и все в нем: каждый его волосок увидел, и его лютость, и жад­ность, и злобу, коварство и насмешку. Словно сорвал он с не­го мохнатую шкуру и оголил нутро: увидел Аргус и тройную душу, и тройные мысли, и всю тройную лживость Айгипана. Хотел было Сатир спрятаться в свою шкуру, но сверху, снизу, с боков, спереди и сзади — отовсюду смотрели на него гла­за Аргуса, и некуда было страшилищу деться — весь открыт он для этих звездных глаз.

Обомлел, смутившись лютый Дракон-Сатир. Выронил из рук раковину, издающую ужасный Звук и упала раковина в море... Вернулся Аргус на небо Кронидов, а упавшую рако­вину проглотила в море большая рыба. И побрел Страшный Сатир Айгипан на край света искать ту рыбу и чудную ракови­ну. Не нашел он нигде раковины, зато нашел на краю земли Змеедеву Ехидну...»

Да, Айгипан по требованию оппозиции был взвешен на предмет интеллекта... И, увы! Оказался легче положенного. А за этим последовала смена жилья и прописки. Согласно ин­теллекта ему подошел сектор Змеедевы Ехидны, тот самый... что на крою земли в южных широтах западного меридиана Квантового мира. Там, где Сирены, Гарпии, Грайи, Горгоны... а выше их — сектор Атланта... А раковину проглотила рыба... большая рыба, под кодом которой идет Небо. Айгипан под гипнозом забыл о своем «Звуке», издаваемом раковиной и успокоился в объятиях Змеедевы. И вот как это произошло,.. но вначале о самой Змеедеве — что это за личность?..

Матерью Змеедевы была змея-океанида Каллироэ (пре­красно текущая), ее отцом — Золотой Лук (Хрисаор). Ее мать приняла образ змеи и выкормила ее в Змеином ущелье. Дочь очень быстро впитала нравы той стороны и очень скоро ее стали называть Владычицей Змей. Была она в ранней юности прекрасна и тогда ее называли Чудодевой. Была она умна, хитра, смела, сильна. Никто не осмеливался с ней ме­риться силой. И, конечно же, ею заинтересовались боги Олимпа. Зная, что Зевс вот-вот заинтересуется красотой не­сравненной Змеедевы, Гера решила его опередить: ей очень хотелось видеть оную красавицу в своем стане, в своем кру-

Ключи к тайнам жизни

гу, среди оппозиции Зевсу. Уж очень боялась Гера, что Вла­дычица Змей, взойдя на небо, станет ей наперекор и очень сильно подорвет ее мощь в союзе с Зевсом. И Гера реши­лась опередить своего супруга.

«Только недавно поднялись победители-боги Крониды с почвы земли на твердь неба и ступили на небесную дорогу. Стала тогда титанида Гера небесной богиней, и звездным стра­жем — хранителем стоял над ней всевидящий титан Аргус Па-нопт, сверкая на краю темного неба. Чудо-глазами было усыпа­но тело Аргуса. И тысячи тысяч земных глаз смотрели с земли на небо, на его глаза и дивились чудной тайне их мерцания... Бывало, к вечеру, после заката, ложился огромный Аргус над морем на хребет гор, и видели корабли издалека в открытом море, как мерцает его тело, словно звезды при матери Ночи. Вот взмахнет он усыпанной глазами рукой по небу, и кажется, что посыпались с неба дождем звездные ресницы...»

Из мифа видно, что повествование идет от времени за­рождения Олимпа, от его первых шагов. И совершенно оче­видно, что оппозиция в образе Геры уже имела в своем цен­тре мощный отдел по сбору информации, слежению и на­блюдению. Он представлен в образе Аргуса-Панопта. По­том, после падения Айгипана, его деградации, на этот отдел лягут и функции по устрашению «Звуком» раковины. Отдел Аргуса считался как бы секретным, поэтому он работает не днем, а ночью — все время под прикрытием темноты, коя всегда является синонимом скрытности. В мифе много уде­ляется внимания его золотым ресницам: под этим чудом всего навсего скрывается процесс фотосъемки — моргнул... и снято. Для архива, для истории, для доказательства.

«Верным слугой был Аргус Гере. И сказала ему владычица неба: «Приворожи титаниду Ехидну и скрой во мгле. Пусть забудет о ней Кронид и все живое. Сверкнул Аргус золотыми ресницами. Взглянул на море и на сушу, и явился вечером на далеком холме Чудодеве. Стояла Ехидна перед входом в пе­щеру и увидела звездный покров, разостланный на скате холма, по вершинам сосен и елей. И казалось, текут его звезды к ее пещере.

Так каждый вечер являлся ей на холме Аргус, все на том же месте, и каждый вечер невольно поднимала Чудодева глаза к холму, любуясь невиданным мерцаньем. Решил Аргус сперва издалека привораживать ее звездным блеском неис­числимых глаз, возбуждая в земной чаровнице Ехидне любо­пытство и изумление пред небесным чародеем. Удивить хо­тел Аргус Чудодеву. И уже ждала она его жадно...»

Волшебная раковина

Конечно же, Гера рассчитывала, что Ехидна увлечется Арг­усом и за ним последует на небо. Чего только не делает лю­бовь. Боги всегда стремились к расширению своих рядов. Но световые манипуляции в свою честь на небе Чудодева при­няла за послания звезд, но никак не Олимпа. Сие небо Зме­едева не признавала. Она была титанидой и воспитывалась в неуважении к богам Олимпа: Ее мировоззрение не проника­ло дальше Змеиной пещеры, где она была Владычицей Змей. Гера рассчитывала, что Аргус справится с заданием, но ошиблась. Аргус влюбился сам, Змеедева же не повино­валась чарам любви, как только узнала, что он с Олимпа...

«С той ночи не раз посещал звездный чародей Аргус кра­савицу титаниду в пещере и незаметно сам поддался чарам ее красоты. Уже и его, небесного, притягивала к себе земная сила, исходящая от титаниды, как аромат от цветка. И за­мыслил он взять ее на небо, в мир богов и звезд. Но не воз­носятся с земли на небо в мраке ночи. И предстал Аргус пе­ред Чудодевой в светлое утро, протянул к ней руки и сказал: «На небо богов подниму я тебя титанида. Будешь ты там пре­бывать как боги, со мною». Смотрела на Аргуса титанида и молчала... «Ты ли это, Аргус? — спросила Чудодева в удивле­нии. — Где же твои сияющие звезды и песни? Блеклый, туск­лый стоишь ты передо мной, испещренный мрачными зрач­ками, словно весь источенный пушистыми гусеницами. Это ли твои золотые ресницы? И так холодно близ тебя, Аргус. А земля так тепла. Нет, не Аргус ты. Отойди от меня, обман­щик, или метну я тебя на эту тучу...»

Как видите, Чудодева от Олимпа отказалась. Работать вместе с Аргусом в центре Геры — тоже. Не престижным ока­залось ей это служение. В Змеином ущелье она обладала властью, все угождало ей, и она упивалась своим исключи­тельным положением. Нет, она была не готова, чтобы обме­нять свой комфорт на холодные, как ей казалось, небеса. И была тогда еще Чудодева на заре своей юности. Не знала она, что положение владычицы змеиного ущелья еще и на­кладывает свои обязанности, а это ведет к порче характера, к черноте нутра, к потере качества и интеллекта. Ей предо­ставили выбирать: землю или небо, тьму или свет, зло или добро. Не смогла она правильно сделать выбор, и от того так сильно потом изменилась ее судьба и положение.

Чудодева сделала выбор, и боги на Олимпе некоторое время определяли ее место проживания. Решал и Зевс. Под благовидным предлогом — укрыть ее от преследований Геры и Аргуса — решено было поместить ее на краю земли под

Ключи к тайнам жизни

скалою над тартаром. Под, якобы, благовидным и доброже­лательным... Совет, где разместить Чудодеву, дал сын Ночи, Мом-насмешник. Советник от неба Аида хорошо знал, где кому надлежит быть, исходя из степени разумности и уровня интеллекта. И с ним никто не стал спорить: ни Гера, ни Зевс. «Скрой ее в подземной пещере, под скалою над тартаром, на краю земли. Глубоки там пещеры. Не увидит ее там Аргус». — Сказал Мом Зевсу.

А Гере насмешник Мом сказал следующее: «Скрой ее в подземной пещере, под скалою над тартаром, на краю зем­ли. Не придет туда за ней Зевс. Не будет она тебе больше со­перницей. Там только змеи-драконы бескрылые ползают. Станет там, во мраке земли, и она змеей». И усмехнулся Мом, сын Ночи, правдивой ложью. Сказала Гера Зевсу: «Околдовала титанида Чудодева звездного Аргуса. Потуск­нели звезды его глаз и не будут так радовать мир богов, как прежде. Изгони ее из живой жизни». Удивился Зевс словам Геры. Знал он в чем таится коварство. Но уже сам так решил и не мог перерешить ее участь. Сказал: «Пусть Аргус испол­нит». И унес Аргус ночью спящую титаниду в пещеру над тар­таром, на край земли».

Что получилось? Все хотели спрятать Чудодеву друг от друга, а вместе, Зевс с Герой — от влюбленного Аргуса. Но именно Аргусу и поручается перенос тела... Весь Олимп пре­зирал Мома, сына Ночи, но, тем не менее, он на Олимпе был — как официальный представитель Ночи, посол от Аида... Да, чтобы положить на канву мифа некоторые детали и сведения, от автора требовалось большее мастерство. Ка­ких только хитросплетений не увидишь! Автор вроде бы и на стороне Чудодевы, а потом, глядишь, так разденет, что и жи­вого места не остается.

«Долго спала титанида. Проснулась, как всегда, в пещере. Но не та это пещера, что у моря... И слышит сквозь сон Ехид­на из подземной глубины под скалой стон древних, низвер-женных в тартар титанов. Хочет встать и поспешить к ним на помощь и не может. Взглянула себе на ноги: что с ними? По­чему так плотно прижато колено к колену, и голень к голени, и ступня к ступне и так стиснулись бедра? Почему засереб­рилась на них кожа чешуей. Да ноги ли это? В пышный дра­коний хвост, огромный, почти до поясницы, обратились ноги титаниды. И железным они покрыты панцирем. Змеедевой стала Чудодева...»

Вполне понятно, что Змеедева переместилась на несколь­ко уровней ниже, но что это за драконий хвост вместо ног?

Волшебная раковина 161

Во-первых, на теле титаниды были поставлены в виде клей­ма знаки этого сектора; во-вторых, Змеедева уже не была вольной Владычицей змей — она стала рядовым членом ни­жестоящего региона, а это значит, что она должна теперь подчиниться целому ряду незнакомых правил, уставу драко-ньева царства. На ее теле были амулеты с драконами. Ниже были только тартары, дно Аида. «С той ночи стала Ехидна пленницей своей подземной пещеры. И если прежде на­зывали ее Чудодевои, то теперь прозвали ее Змеедевой. Вот откуда и ее имя Ехидна — Змея». Что интересно: наряду с потерей места на ступеньке иерархической лестницы в человеке активизируются процессы атавизма: — назад, к животному облику... назад, к животному образу жизни... У регресса свои законы, каждый возвращается на круги свои.

Тут бы опомниться, подобреть, посмотреть на себя со сто­роны... но Змеедева лишь еще больше укрепилась в своей ненависти к Олимпу. «И посылала Ехидна проклятие звез­дам, ненавидя их и томясь по ним. О, хотя бы луч Луны-Селе-ны заглянул к ней в эту пещерную мглу! Разве не любила ее прежде титанида Селена? И в тоске обращалась Ехидна с мольбой к матери Гее — Земле: «Верни мне, мать, мои ступ­ни! Верни мне мои девичьи голени! Дай вновь согнуться мо­ему колену. Отними от меня этот змеиный хвост: тянет он ме­ня в твою глубь. Тяжко мне! Но безмолвна была Гея-Земля».

«Драконий хвост» — это жизненный путь и дорога в колесе этого региона, в среде его программ, стратегий и тактик. Это будущая судьба — воедино связанная с поступью, нахо­дящегося там общества. Вот чего испугалась Змеедева. «Ехидна» — то же, что и ядовитая змея; подходит термин — злая, злобная, злорадная, лукавая. Ехидствовать — то же, что и творить умышленное зло. Змеедева посчитала, что она достойна более высокого места, чем Олимп — и получила по себестоимости. «Вверх вытягивала Змеедева свои руки, ру­ки титаниды, истомленная мечтой о свободе. И вдруг нена­вистью наливалась ее тоска, такой ненавистью к богам Кро­нидам и к коварной Гере, заточившей ее в подземную мглу! И зачем не вступила она в борьбу с богиней?..»

Что из этого следует вывести? Иерархическая лестница в Аиде распределяется в зависимости от отрицательных ка­честв человека, а еще точнее — от их степени. В зависимос­ти от того, на какую месть и ненависть способен человек, та­кое он и получает место в Аиде. И еще: более древние и бо­лее умные рассредоточиваются ближе к западному мериди­ану. Это очень хорошо видно по мифу. И не по одному.

Ключи к тайнам жизни

И вот в это место, в объятия Змеедевы был отправлен и Айгипан, которого в этой местности потом прозвали не ина­че, как Сатир Аркадский.

«Научилась Змеедева Ехидна выползать из мглистой пе­щеры и, цепляясь драконьим хвостом и руками за камни, под­ниматься на вершину отвесной скалы над тартаром. Смотрит в даль живой жизни Змеедева. Кругом мгла. Лишь порой ля­жет на мглу отсвет заката, и если забредет тогда полубог-ге­рой на край земли, видит он в недостижимом далеке дивную деву на скале, и под нею будто спит, свернувшись клубком, дракон. Следит Змеедева глазами за шагами героя, а он ми­мо, к берегам океана... Не услыхать ему ее зова, не дойти до нее, не подняться на скалу над тартаром... Как-то купал титан Гелий в водах океана солнечных коней ввечеру и забыл на бе­регу венец солнца. Осветились с земли косыми лучами венца далекие скалы пустыни и дороги, и в неверном вечернем све­те увидала Ехидна диковинного путника. Присмотрелась и уз­нала в нем Страшного Сатира Аркадского — Айгипана. И до того стосковалась она по чему-нибудь живому, что обрадова­лась даже Страшилищу: не ее ли оно ищет по свету.

И Страшилище увидело Ехидну. Загоготало оно, засвис­тало, завыло, зааукало... Не знала Ехидна, что потерял Сатир свою раковину. Думала: будет со мной Сатир — будет у меня и Страшный Звук. Дуну на небо, и сбегут тогда Кро­ниды с неба и Олимпа на землю: титаны взойдут на небо. Дуну на свой змеиный хвост, и сбежит с него змеиная кожа: снова превратится хвост в вольные ноги Титаниды. Обману­лась Змеедева...»

Произошло объединение. Часть людей, изгнанных с Олимпа, и окружение Змеедевы Ехидны образовали мощ­ный наступательный центр. У Змеедевы и Айгипана нашлось много общих интересов, и общими были — ненависть к небу, месть и жажда власти. Они стали жить вместе. Из мифа вид­но, как низко можно упасть с высокого Олимпа. Это хороший наглядный пример. С такой высоты и до самых тартар — поч­ти до дна Аида. Вот так падение! Ведь Айгипан мог задер­жаться в регионе Атланта, что намного выше по уровню, но он предпочел сектор Змеедевы. Конечно же, Айгипан под гипнозом, перед удалением с Олимпа, забыл о своей рако­вине. С памяти было удалено все, подчистую стерто. Но ему об этом незамедлительно напомнили в центре Змеедевы: что он обладал этим смертоносным оружием, что он был его носителем и распространителем...

И уже зная об этом, Айгипан стал искать пути к возвраще-

Волшебная раковина 163

нию раковины, пытаясь вспомнить методы и дознания. Но было тщетно. Именно та самая раковина и не находилась. Еще более высокое небо, чем Олимп, не позволяло это сде­лать. Видно, когда-то на заре зарождения Олимпа этот дар в руки Айгипана попал неспроста. Нужно было титанам Аида разделиться на небо и землю — и разделились... не без по­мощи еще более высокого пульта управления. И поэтому Айгипан свою раковину так и не нашел. Другие попада­лись... но не те.

Что же породил совместный брак Айгипана и Ехидны? Ка­кие же плоды приподнесли молодожены? «Во мгле пещер над тартаром жили вместе Змеедева и Страшный Сатир. И от тоски одиночества показался Змеедеве даже Сатир кра­сивым. Полузмеями были они оба. Лютой злобой и коварст­вом дышал Сатир, и перетекала его лютость в сердце Ехид­ны. Но в нем не оставалась. Стала она порождать детей в подземной пещере от Страшного Сатира. Им передавала она его лютость. Чудовищами были дети Ехидны. Породила она в наследие от львиной части Сатира — Льва-дракона, людоеда, прозванного Немейким львом. Породила она в на­следие от змеиной части Сатира многоголовую Гидру, про­званную Лернейской змеей. Но первенцем ее была Химе­ра...»