Послание тринадцатое

28. 02. 2005.

Милые и хорошие мои. Изметалась между прошлым и современностью. Решила уйти с головой в "школьные годы чудесные". И вдруг передача по телевизору о художнике Сарьяне. Очень солнечный, своеобразный художник. Люблю его. Начался тоже в начале века. Как-то его спросили: "Что Вы сейчас рисуете?" Он: "Не знаю. Я, чтобы не рисовал, получается все равно - Армения". Как хорошо сказал. Я тут же подумала: "А я о чем бы не писала, не тосковала в своих воспоминаниях, получается все равно о Борском». Так тоскую о нем! Тоскую о его синих зимних утрах, когда мы бежали в школу. И даже воздух был синь. А из труб белой струйкой вертикально шел дым. Значит был мороз. Тоскую о теплыни летних борских тихих вечеров, о Самарке и Потапке, о нашем боре с весенними фиолетовыми подснежниками и осенними маслятами и рыжиками, о голубых полынных полянах, что за ручейком "Мирончиком", и о "гвардейской" Самарке, которая причудливо извивается за ним. Сколько троп там было исхожено и зимой, и летом, и в детстве, и в юности.

В прошлом послании я дошла в своих воспоминаниях до 7 класса. А это четырнадцать лет - особый, переломный - пубертатный возраст - между детством и взрослостью. В эти годы начинаются уже настоящие дружбы. Они и начались. Зоечка Шашкова так и осталась у меня на всю жизнь. Но появилась еще и Галя Лишова, красивая и остроумная девушка. Она приехала в 3-ем классе из Свердловска. В 7 и 8 классе она уезжала к теткам в Семипалатинск, а 9 и 10 класс заканчивала в Борском. И к 7-ому классу приехала в Борское с Дальнего Востока племянница нашей первой учительницы - Анастасии Ильиничны. Кунавиной - Аля Потинцева - очень женственная и милая девочка. Анастасия Ильинична привела ее к нам и познакомила перед школой. Так мы в основном вчетвером и дружили. Были еще Ада Осипова, Валя Вавилова, но тут скорее приятельские отношения, или, что называется, - компания. В 7 классе мне кажется, что мы уже начали бегать на танцы в Дом культуры. Не часто, конечно. Учеба шла, как учеба. Училась, как всегда хорошо, со вкусом. Но были и курьезы. Озорство, например. В 7-ом классе к нам пришел преподавать немецкий язык не специалист, а демобилизованный после войны офицер, на войне немножко узнавший язык - некто Чернышов. Он потом женился на глазном враче Ольге Васильевне Бакшеевой. Она приехала в Борское после окончания института в Ленинграде. Даже помню, как он за нею ухаживал. Повел ее по Ташкентской улице в Елхи. Она была в вишневом платье, а он собирал ей цветы. Потом у них родилось два сына и дочка. И один из сыновей - Саша, за тобой Света ухаживал. А второй, Леша, бывая в Борском, всегда к нам заходил. А тогда педагог Чернышов был неумелый. Он потом финансовый институт кончил и ушел из школы. А тогда его усики нас смешили. И вот я открыла учебник литературы, где на страничке была картинка из повести Пушкина "Капитанская дочка" - мосье Трике. Мосье Трике спал, был со скомканным лицом и с висячими усиками. Я страничку с картинкой повернула к классу, кажется к Гале Лишовой, так как сама всегда сидела с Зоей Шашковой за первой партой, и сказала: "Не отличишь". Чернышов мне: "Целищева, что не отличишь?" Я, не моргнув глазом: "Перфект, от Имперфекта". Он: "Ну, ничего, надо отличать". Вот так озорничала (скорее безобразничала).

В это время у нас началось серьезное увлечение коньками и лыжами. Коньками у нас сначала увлекалась сестренка Галинка. У нее была компания девчонок-живчиков, которые, подбув коньки веревками на валенки, катались по осени на маленьких озерцах перед Потапкой. В позднее осеннее время, когда были уже морозы, а снега еще не было, эти озерца замерзали первыми, и на них можно было кататься. Одежки одевали, какие не жалко, вроде телогреек или старых пальто. Коньки подбували на берегу, телогрейки бросали на берег. Никого не боялись, ведь все свои были. Были какие-то мальчишки, их ровесники. И вот катались на этих озерцах. Взяли как-то и меня. Я была очарована. Лед замерз, вода прозрачная и видно, как под ним плавает рыба. Вокруг озера - деревья (осинки), а сверху идет реденький снежок. У меня аж сердце «зашлось». Так это было красиво. И сумерки. Очень запомнился этот день. А потом, когда попозже замерзла и Потапка, меня взяли с коньками и туда. Это тоже был счастливый день и вечер. Озеро Потапово ведь узкое и длинное. Километра два в длину. Также порошил снежок. Сумерки. И вот я одна покатила вдоль озера. Ребятня сестры бегали и играли в начале озера, в широкой его части. А я ехала и напевала модную тогда песенку: «Вьется легкий вечерний снежок». Темнело. По берегам серели деревья, а впереди, сколько видно, белел ледяной путь. Шел снежок, но ехать было хорошо. Происходило какое-то единение с природой. Красивое и счастливое одиночество. Я доехала до конца Потапки, когда она стала ручейком. Обратный путь хоть и тот же, но все-таки другой. Да и темнеть сильнее стало. Приехала к детворе. Ребятня еще играла. Потом всей гурьбой пошли домой. А это красивое катание осталось в памяти. Летом, когда Потапка – глубокое озеро, до конца ее я никогда не плавала, даже на лодке.

И еще одно зимнее детское (вернее подростковое) удовольствие – лыжи. Лыжник я не ахти какой, но мы тянулись, как все и по выходным делали вылазки покататься с горок. Помню это сногсшибательное путешествие. Поехали за Елхи. Как выедешь к Елхам, так налево, мимо часовни по направлению к бору. Далее подъем по диагональке вверх. Это не доезжая бора, но как поднимешься на горку, бор виден. Потом немножко поверху проезжаешь и подъезжаешь к месту спуска с горы в противоположную от Елхов сторону. Спуски там разные. Есть поположе, а один такой крутой (почти отвесный) и такой длинный, что спустившиеся кажутся маленькими точками. И вот я отважилась спуститься с этого крутого спуска. Поехала и в какой-то момент я почувствовала, что лечу по вертикали. Мне показалось, что лыжи оторвались от земли и летят вниз параллельно горе с ускорением свободного падения. Я испытала скорее страх, чем ликование. Этот миг я помню. Но потом гора стала положе, лыжи поехали по горе, и далеко внизу я остановилась, даже не упала. Но вот не помню, чтоб я еще раз с этой высоты съезжала. Каталась, наверное, с более пологих мест.

Хотя похожий страх я испытала и в г. Подольске. Тогда у меня уже была ты, Светочка. Тебе было месяцев восемь. И вот, оставив тебя на папу, я сделала первую лыжную вылазку после родов за реку Пахру. Там тоже была крутая горка, правда, не такая длинная. Я тоже отважилась съехать. Съехала и не упала. Но испытанное чувство страха было сильнее удовольствия. Вот такая ваша бабушка была в детстве и юности – отчаянная.

И еще почти смехотворный случай в Подольске. Я одна летом была на Пахре. Наверное, это было, когда тебе, Светочка, был годик, иначе чего бы я одна оказалась на реке. И вот я отважилась прыгнуть с вышки, не такой уж высокой. Охота охотой, а опыта нет?! И я прыгнула. Но не прыгнула, а шлепнулась в воду с распростертыми руками. Конечно, отбила их ужасно. А здесь в Видном я переплывала озеро Суханово. Здесь была гордость, что переплыла такое большое озеро туда и обратно.

Все мои описания Борских походов косвенно Вам, кроме Рафаэля, будут понятны, так как и ваше детство прошло в любимом вами Борском.

И еще я хочу вам рассказать о событиях, которые вы в Борском не видели. Это разливы реки Самарки. Самарка в наши годы была глубокой. Это теперь она обмелела. В ней даже тонули. И около моста она была сильно глубокой, и у яра, на который выходишь, если идти к Самарке по улице Карла Либкнехта. Там крутило, и я помню, что там тонули люди. А вот разливалась Самарка величественно. Она выходила из берегов и подходила к самому селу. И по Ленинградской, и по нашей Первомайской улицам вода подходила к домам. По основному руслу шел ледоход. Некоторые огромные льдины вставали вертикально. За Самаркой все бывало затоплено. Все огородные земли, Елхи включая, были в воде, и можно было кататься на лодке, конечно, кроме основного русла - там опасно. Вот старшеклассники: Ниночка Овчинникова, Галя Шашкова, Рита Афонина, Люба Антимонова, та, что так хорошо пела, очевидно, с мальчиками из их класса катались на лодке по Елхам. А Ниночка Овчинникова выпала в новом зимнем пальто в воду. Потом они сушили его и ее в доме у Любы Антимоновой, чтоб тетя Настя не догадалась.

Зрелище разлива было грандиозным, завораживающим. Разлив был долгим: недели две. То прибывала вода, то убывала. И на улице теплело, а люди в выходные, да и в будни вечерком, приодевшись, семьями ходили смотреть разлив и ледоход. Это была достопримечательность года.

Так прошел мой 7-й класс. Я получила семилетнее образование, и был у нас первый выпускной бал. После седьмого класса ведь многие уходили в техникумы. На балу наши мамы угощали нас пирогами и чаем. А мы танцевали. Мама сшила мне ситцевое в розовые цветочки платьице. Мне к концу 7-го класса исполнилось пятнадцать лет.

Целую Вас. Ваша мама.