От 12 до 14 лет

С 12 лет волна проявления феномена социального импринтинга идет как бы в обратную сторону, этапы повторяются в обратной последовательности. Но теперь речь идет не столько о запечатлении, сколько о закреплении и развитии запечатленного в новых действиях. То, что до этого времени не запечатлелось в своих глубинных основаниях, атрофируется. В это время даже вопреки воле и желанию активизируется на уровне подсознания и заставляет совершать неожиданные даже для самого индивида действия то, что сформировалось и закрепилось на предыдущих этапах.

Повторяется этап возраста 10–12, когда человеку надо попробовать, найти свое место среди разных по сущности и равных по возрасту. Авторитет взрослых в это время падает. Взрослые нужны – они часть обстановки, дающей возможности для действий. Но авторитет – уже не они, а сверстники. Усиленно проявляется запечатленное в возрасте 10–12, и в возрасте 0–3 года. Если человек ощущал тогда обиду, свою или своих близких, особенно матери, то сейчас он невольно ожидает таких действий со стороны других и старается их упредить по принципу «лучшая защита – это нападение».

Он прибегает к грубости раньше, чем возникнет повод к этой грубости. От 87 до 93% подростков в это время становятся очень жестокими, беспощадными, насмешливыми по отношению к взрослым. По отношению к сверстникам устанавливается жесткая иерархия: подчиняться сильнейшему и отыгрываться на слабейшем. (Не здесь ли «пересадочная станция» к «неуставным отношениям» в армии?)

Но 7–13% подростков как бы «выламываются» из этого жесткого диктата. Им очень важно в это время проявить свою заботливость, внимание, нежность. Большинство сверстников способно встречать проявление этих качеств насмешкой, в лучшем случае – снисходительным равнодушием как самооправдание собственной неготовности к таким действиям (зелен виноград!). А взрослые – ни родители, ни учителя – в подавляющем большинстве случаев не готовы ни к тому, ни к другому. Отсюда трагедии подростковой любви, не понятой ни сверстниками, ни взрослыми. Отсюда же резкое обострение проблемы «отцов и детей» и отсюда проблемы подростковой преступности. В это время с подростком нельзя работать один на один: он перестает слышать авторитет взрослого. «Внутренний голос» подталкивает его поступить наоборот, чтобы «отстоять свою независимость».

В это время очень эффективна работа с группой подростков при условии уважительной адресации к внутригрупповой иерархии без выделения отдельных индивидов взрослым (они их выделят сами!). Такой взрослый становится очень большим групповым авторитетом, и подростки готовы его всячески защищать, как необходимый им компонент среды обитания их группы. Это может быть тренер спортивной команды, это может быть руководитель театральной студии, а может оказаться и преступник-рецидивист.

Сегодня эта ситуация повторилась на религиозной основе: «Белое братство» Марии Цвигун, «Богородичная церковь» и ряд других религиозных сект умело использовали объективные закономерности, действующие в этом возрасте – готовность подростков индивидуально противостоять родителям и учителям и ориентированность группы подростков на взрослого-лидера. Мощно проявляется запечатленное в возрасте от рождения до 3 лет и в предыдущем периоде (10–12 лет), когда тщеславные родители пытались сделать из своего дитяти будущего спортсмена, музыканта, математика – и все помимо его устойчивого желания, доводя временные его увлечения до абсурда.

Это возраст, когда гибнут многие хорошие ростки, начавшей пробиваться необычной нежности, заботливости, стремление не к влюбленности, а к любви. Когда жесткий стиль отторжения взрослых и беспощадная борьба за иерархические места в подростковой группе не накладываются на психофизиологические процессы этого возраста – получается еще более трагичное положение, особенно с девочками.