Покойника принесут, а яма‑то не готова

Маркелов был очень удивлен, когда после дежурства зашел в магазин и директриса без должного вступления сообщила, что его дружок находится на Ваганьковском кладбище. Он только и смог, что спросить:

– Кто же это его?

Толстушка прыснула мелким смехом в пухлый кулачок, напомнив счастливого объевшегося хомячка, и, отсмеявшись, произнесла:

– А никто, это он сам пожелал. В понедельник взял отгул и на кладбище пошел. Ты найдешь его среди могильщиков.

Искать пришлось долго. Кузьмича он встретил не среди могильщиков, от нечего делать развлекающихся вырытыми черепами, а рядом со свежей могилой, мудро покуривающим любимый «Беломор». Майор выглядел усталым и необыкновенно счастливым, подобное выражение лица можно было бы встретить у Сизифа, наконец вкатившего неподъемный камень на вершину.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – не стал скрывать изумления Маркелов.

– У нас в стране любой труд в почете. А потом, мне все едино, что ящики с водкой таскать, что могилы рыть.

Он был в своем рабочем костюме, только в этот раз перепачканном рассыпчатой супесью.

– Еле тебя нашел, – сказал Маркелов, осматриваясь. Вокруг сплошная ржавая глина, смешанная с черноземом. Не приметив ничего достойного, он опустился на корточки. – Ты среди могил прямо как демон среди покойников.

Кузьмич не опасался за собственный комбинезон – сидел на черенке лопаты, вытянув во всю длину ноги.

– Ты недалек от истины.

– Скажи мне, что тебя сюда занесло.

– У меня в магазине приятель объявился. Тоже грузчик. Иногда он здесь могильщиком подвязывается. Так бы его не взяли сюда, но он здешних ребят знает, говорит, что с некоторыми из них в одном дворе вырос. Так вот, он мне и предложил здесь с недельку поработать. Денег я должен получить столько, сколько за полгода коммунистического труда не заработаю, – и, швырнув окурок в яму, он продолжил:

– По всем законам жанра я должен был от удовольствия пустить слюну до колен и до конца жизни молиться на своего благодетеля. Если бы я отказался от такого предложения, то меня просто не поняли бы. Это выглядело бы подозрительно. Поэтому я и согласился.

– Ну и как, пустил? – очень серьезно спросил Маркелов.

– Чего?

– Ну, слюну.

Кузьмич слегка улыбнулся – все‑таки в чувстве юмора ему не откажешь.

– Я старался на совесть. Признаюсь, я здесь себя так зарекомендовал, что мне даже работу предложили, – не без гордости произнес Кузьмич.

– Соглашайся, – в тон ему отозвался Маркелов. – Место блатное, а потом, лишняя специализация никогда не помешает. Кто знает, как жизнь может повернуться. Вот ты на своей майорской должности сколько получаешь?

Кузьмич неопределенно махнул рукой:

– И не спрашивай, тоска берет, когда думаю об этом.

– А здесь у тебя солидный приработок.

– Ты что, думаешь, я против, что ли? – покосился Кузьмич на пожилую сгорбленную пару с цветами в руках, проследовавшую к просевшему холмику с крестом из обыкновенной арматуры. – Но как начальство еще на мое перемещение посмотрит. – Неожиданно его лицо посерьезнело. – Возможно, это тот самый случай, за который следует зацепиться крепко. Могильщики народ осторожный, просто так в свою среду никого не пускают. Попасть к ним можно только по рекомендациям проверенных людей. А вопросов у нас к этому кладбищу предостаточно. Что‑то в последнее время появилось очень много свежих незарегистрированных захоронений.

– Вон оно что.

– Так что не удивляйся, если мы с тобой будем встречаться и на кладбище.

Ноги затекли, Маркелов поднялся и теперь смотрел на Кузьмича сверху вниз:

– Начальство‑то тебя отпустит, с ним вопросов не будет, а вот что скажет твоя директриса?

– А‑а, вон ты о чем. Ну с ней я договорюсь, – доверительно протянул майор. – А вообще она баба классная, это с виду она такая твердокаменная, а как разомлеет, то как сахар тает. Хоть лакай!

– И ты лакал? – не сумел скрыть своего интереса старший лейтенант.

– И не однажды, – отвечал майор. – А ты, однако, любопытный. Ладно, давай теперь о деле поговорим. Да ты не дави на меня своим ростом‑то, – укорил Кузьмич, – присядь хоть на лопату, не запачкаешься… На природе все стерильно. Вот так‑то, – произнес он, когда Маркелов присел рядом. – Тут вот какое дело. Мне передали, что операция сворачивается. Похоже, что к оружию уже подобрались. Оставаться тебе там опасно. Тебя могут заподозрить, ведь это же ты вывел на Карася. А это такие люди, что обид не прощают.

– Рановато еще, я кое‑что нащупал.

Майор усмехнулся:

– Ты что, торговаться, что ли, будешь?

– Нет, но…

– Вот тогда считай, что завтра твой последний день.

– Но мне же надо что‑то объяснить. Не могу же я как‑то так сразу, ведь привык уже к ребятам, они ко мне стали неплохо относиться, кое‑какие шероховатости удалось утрясти.

Майор взял двумя пальцами махонький кусочек суглинка, растер его и аккуратно сдул красную пыль.

– Ну, если ты такой сентиментальный, то можешь сказать, что платят тебе маловато и ты решил уйти.

– А если все‑таки будут уговаривать остаться?

Майор хмыкнул:

– Однако, я смотрю, тебя крепко засосала вольная жизнь… Ладно, не обижайся. – Кузьмич примирительно хлопнул Захара по колену. – Это я так, никак не могу изжить в себе начальника. Скажи, что заработать здесь на стороне не так‑то просто, заработки всего лишь какие‑то разовые. Никакой стабильности. А ты уже подыскал нехилую работенку, где делать‑то ничего не нужно, а деньги платят офигенные.

– А если спрашивать начнут, где такая работа? – не сдавался Маркелов.

Кузьмич удивленно посмотрел на старшего лейтенанта.

– Ну ты и впрямь возомнил себя ценным работником. Что я тебе могу еще посоветовать… Загадочно улыбнись, и ответь, что сказать не можешь, потому что боишься конкуренции. Ну что, мне тебя учить, что ли?!

– Ладно, спасибо, Кузьмич, – крепко пожал Маркелов руку майору и, поднимаясь, шутя добавил:

– Ну, ты особенно‑то не засиживайся здесь, а то ведь тебе еще копать и копать. Покойника принесут, а яма‑то не готова.

– Да пошел ты! – буркнул Кузьмич. Однако поднялся и, взяв лопату, принялся ровнять стенки.