Кто больше, господа? !

– Напрягись, полковник! Я понимаю, что это для тебя лишние хлопоты и тебе проще как боевому офицеру бегать со стволом в руке где‑нибудь по чердакам да крышам. Но ты должен понять, что находиться здесь тоже служба!

Сегодня к этому мероприятию прикованы объективы всех тележурналистов. Если выйдет что‑нибудь не так, так мы с тобой обкакаемся на всю Россию!

– Понимаю, товарищ генерал‑лейтенант! – вытянулся моложавый полковник.

– Я знаю, что ты дожидаешься высокого назначения, но если произойдет что‑нибудь не так, можешь на генеральские погоны не рассчитывать.

Хлопот у начальника управления МВД прибавилось. Одних только взрывов в Санкт‑Петербурге за последние две недели насчитывалось с добрый десяток, не считая того, что едва ли не каждый день происходит какая‑нибудь пальба.

Несколько человек из службы безопасности дежурили в самом здании.

На первый взгляд весьма странным выглядел этот симбиоз из вневедомственных служб и охраны правопорядка, причем последним отводилась роль едва ли не младших братьев. Лукьянов, попыхивая сигаретой, через окно автомобиля с интересом наблюдал за возней милиционеров. Скоро подошел Кириллов.

– В лимузине действительно сидит Шевалье. Судя по той трепотне, что нам удалось разобрать, они не сомневаются, что аукцион будет плясать под их скрипку, – сообщил Кириллов.

Лукьянов неприязненно усмехнулся:

– Откуда такая самоуверенность?

– Они как будто бы купили пару десятков акционеров.

– Ладно, посмотрим, что там выгорит, – отмахнулся вице‑губернатор.

– Иди проследи там…

Аукцион начался ровно в пятнадцать часов. Огромный концертный зал был заполнен всего лишь на четверть. Кроме участников аукциона, здесь присутствовало несколько журналистов из центральных газет, разместившихся в первых рядах, и пара телевизионщиков, снимать им разрешалось только начало торгов. Так что генерал‑лейтенант погорячился, говоря о всех «объективах». Вел торги седовласый мужчина лет пятидесяти.

– Итак, леди и джентльмены, разрешите поздравить вас с началом аукциона… – начал он. – Хочу сразу предупредить вас, мы очень сильно ограничены в сроках. Вместо объявленных двух недель мы должны будем уложиться всего лишь в три‑четыре дня.

По залу пробежал неодобрительный ропот. Кириллов понимал, что это был очень сильный ход со стороны хозяина и нокаутирующий удар по всему воровскому сообществу Питера. Не сразу они очухаются после этого. У Ефимовича с Ангелом просто не будет времени для маневра. Оставалось только удивляться, каким это образом губернатору удалось изменить сроки. Силен мужик, нечего сказать!

– Я понимаю, что для вас это не очень приятный сюрприз, и поэтому я приношу извинения от лица организаторов. Итак, наш первый лот – морской прогулочный катер! Совершенно новый, господа, всего каких‑то три года.

Стартовая цена – сто тысяч долларов!

На лицах большинства участников аукциона не отразилось даже намека на движение мысли. Большинство из них явились для того, чтобы купить суда водоизмещением в тысячи тонн. Ну, по крайней мере, комфортабельные океанские лайнеры, которые могли бы порадовать средний класс круизами по Средиземному морю. А первый лот, объявленный столь торжественно, у осведомленного человека мог вызвать только великодушную улыбку. Однако в дальнем конце зала возникло оживление, и тут же над головами собравшихся взметнулась ладонь, сжимавшая номер.

– Сто десять тысяч долларов, господа! Это совсем немного за такой роскошный катер, он стоит значительно дороже! – завопил ведущий.

В третьем ряду подняла руку крошечная дама. Нужно было крепко поломать голову, чтобы понять, для каких целей этой Дюймовочке понадобился прогулочный катер!

– Сто сорок, господа! – взмахнул аукционщик молоточком. – Вижу мужчину в восьмом ряду… Сто шестьдесят! Сто восемьдесят!

Новая буржуазия за катерок решилась взяться всерьез.

– Двести тысяч, господа!… – Аукционщик победно обвел взглядом зал. – Двести тысяч… Раз! Двести тысяч, два! Двести тысяч… три! Продано, господа! Я вас поздравляю, – посмотрел он в дальний конец зала. – Это очень выгодная покупка!

По залу прокатился восторженный возглас обладателя морского катера. Кириллов усмехнулся.

Следующим лотом был объявлен речной «трамвайчик», который без особой борьбы достался милой даме средних лет. Свою победу она восприняла на удивление сдержанно – лишь слегка улыбнулась.

За полтора часа аукциона было продано два теплохода, восемь судов на воздушной подушке, четыре судна на подводных крыльях. Но все присутствующие понимали, что это сущая безделица по сравнению с тем, что должно быть представлено. Кириллов знал, что где‑то среди собравшихся должен сидеть человек Ангела, его, так сказать, глаза и уши. Но кто именно? Угадать его среди присутствующих было невозможно.

– Пятнадцатый лот… Танкер водоизмещением семьсот тысяч тонн. – Аукционщик выждал паузу. Лицо его в этот момент сделалось торжественным. – Стартовая цена, господа, пятьсот тысяч долларов. Прошу!

По залу тихим шелестом прокатился сдержанный гул. Интересная картина, право! Никто не ожидал, что один из главных лотов аукциона, принадлежащих судостроительному заводу, будет разыгрываться в первые же часы. В первом ряду взметнулась изящная женская рука.

– Пятьсот пятьдесят тысяч! – мгновенно отреагировал аукционщик, направив на хрупкую дамочку молоточек.

Вслед за этим в самом центре зала взметнулась еще одна рука. Этот человек Кириллову был хорошо знаком – он играл на поле господина Лукьянова.

– Шестьсот тысяч! – живо отозвался аукционщик, поправив на шее малиновую бабочку. Лицо его просветлело. Наверняка в эту минуту он мысленно пересчитывал положенный процент, что принесли ему уже первые часы аукциона. – Поверьте мне, господа, шестьсот тысяч долларов за такое судно сущая безделица.

В длину танкер составляет почти четыреста метров. Это судно – сплошная электроника. За последние годы в России было изготовлено только три таких танкера. У судов подобного класса потрясающая живучесть. По существу, он непотопляем.

– Полтора миллиона, – скромно проговорил лысоватый мужчина средних лет в клетчатой рубашке.

Вот о нем Кириллов мог сказать почти все. Начиная с того, кого тот поимел вчера вечером и какие запчасти приобрел на авторынке для своего потрепанного «жигуленка». Человек в клетчатой рубашке был одним из подставных лиц Валерия Валентиновича. Держался мужчина с большим достоинством, как будто участвовал в аукционах с двенадцатилетнего возраста. В зале никто не посмел бы даже предположить, что у лысого вообще нет денег, не считая, конечно, той заначки, которую он ежемесячно укрывает от жены.

– Полтора миллиона семьсот! – прозвучал звонкий голос.

Это был человек Шевалье. На нем, несмотря на июльскую жару, был костюм из тонкой черной шерсти и очки в золотой оправе. Этот молодой человек был одним из директоров коммерческого банка. Обладая безукоризненной репутацией, он был явным сторонником законных и о каждой серьезной сделке, что проходила в стенах его банка, лично сообщал Шевалье. Банкир имел авантюрную жилку, которую не без успеха использовали для своих целей воры в законе.

– Два миллиона, господа! – торжественно выкрикнул аукционщик.

– Два миллиона двести! – молоток вновь указал на лысого.

Как и предполагал Кириллов, спор развернулся именно между этими двумя покупателями. Поочередно, словно соревнуясь в упрямстве, перебивали они друг у друга цену, и молоток аукционщика метался из стороны в сторону.

– Три миллиона! – раздался возглас, и зал притих.

– Три миллиона… раз! Три миллиона… два! Три миллиона…

– Три с половиной миллиона, – простенько и безо всяких эмоций перебил лысый. Создавалось впечатление, что и сто миллионов он будет произносить точно таким же безрадостным голосом.

– Три семьсот, – банкир произнес это тоже довольно равнодушно.

– Четыре, – тоскливо издевался лысый.

– Четыре миллиона, раз!… Четыре миллиона, два!… Четыре миллиона… три! Продано, господа! Поздравляю вас!

«Спекся очкарик!» – злорадно подумал Кириллов и поймал себя на том, что порадовался за Лукьянова.

* * *

Малява была короткой, но смысл ее поверг Варяга в состояние глубокой депрессии. Владислав в последний раз перед тем, как сжечь, прочитал записку: "Заводы ушли. Казначей проиграл. Законные хотят получить деньги.

Скажи, что делать. Грач".

Да, известия не самые приятные. Значит, кто‑то все‑таки посмел бросить вызов законным, а оставлять это безнаказанным смотрящий просто не имел права – сход не поймет.

Ефимович рискнул играть в слишком опасную игру и проиграл. И куда только смотрел Ангел? Хотя, в общем‑то, его дело было только следить за процессом, особо не вмешиваясь, а тем более не пересекаясь с потенциальными конкурентами.

Коротко вздохнув, Варяг поднялся и громко стукнул три раза в дверь.

– Что вам, Владислав Геннадьевич? – Дверца окошка отворилась, в нем показалось лицо молодого охранника.

– Ручку и бумагу, быстро, – распорядился Варяг.

– Сейчас.

Окошко закрылось. Охранника не было минут пять, наконец он принес авторучку и большой лист лощеной бумаги.

Варяг забрал письменные принадлежности, уселся за стол и принялся быстро писать.

– Что‑нибудь еще? – поинтересовался охранник.

– Нет, ничего не нужно.

Лицо тюремщика тут же скрылось. Охранник понял, что сейчас смотрящего вряд ли стоит доставать глупыми вопросами.

Варяг тем временем написал маляву и перечитал написанное: "С казначея требовать долги. Собрать сход. Виноватых не ищите, сами объявятся.

Живите по закону. Варяг". Да‑да, именно так: «Живите по закону» – это его, Варяга, заповедь.

Получилось как раз то, что было нужно. Ничего лишнего, но и сказано достаточно. Хотя у законных наверняка могут возникнуть еще великое множество вопросов, однако всему свое время. Когда оно придет, тогда и будем решать.

Вечером малява уже была передана в надежные руки и отправилась к адресату.

* * *

Ночной звонок прозвучал как‑то зловеще. Шевалье поднял трубку.

Зловещий голос вежливо и вкрадчиво поинтересовался:

– Как тебе живется, Виталик?

В прежние времена за Ефимовичем подобной любезности не наблюдалось. Виталий Шмыков поежился, подумав о том, что где‑то пьяные камнетесы уже высекают из куска гранита памятник ему, чтобы торжественно водрузить на могиле. Аукцион воры проиграли вчистую. Судостроительный и сталелитейные заводы ушли куда‑то на сторону. Все, что удалось отвоевать, так это несколько ветхих барж да теплоход, который годился только для того, чтобы проводить на нем воскресные экскурсии. Самое обидное заключалось еще и в том, что воров подвело внезапное сокращение сроков продажи. Большая часть денег должна была поступить к разгару торгов, когда намечалось выставить серьезные лоты, – предположительно дней через пять. Никто даже не мог предполагать, что условия торгов будут грубо нарушены, и поэтому на аукцион представители воров явились почти без средств. Непонятным оставался факт неучастия в аукционе почти тридцати процентов важнейших лотов. И тем не менее каким‑то образом эти лоты приобрели хозяев.

Шевалье просто не знал, что отвечать Ефимовичу. Казалось, что достаточно произнести всего лишь одно слово и из гортани брызнет струя крови и зальет телефонную трубку. Пауза растягивалась в вечность. А Ефимович ласково торопил:

– Виталик, уж не язык ли ты проглотил часом?

– Нет, – вяло отозвался Шевалье.

– Вижу, что разговора не получится. Раньше ты горазд был трепаться и раздавать обещания, а сейчас молчишь. Собери себя по кускам. Утром я жду твоего звонка. Спокойной ночи! – И Ефимович бросил трубку.

Издевается, падла! Виталий Шмыков вытер со лба холодный пот и аккуратно положил телефонную трубку на рычаг.

* * *

После разговора с Шевалье Ефимович отдал последние распоряжения Ильфану. Ильфан был киллером, причем киллером с большой буквы.

– Ты должен сделать это быстро и, самое главное, тихо, – методично втолковывал Станислав Казимирович.

Ильфан улыбнулся собственным мыслям. Уж что‑что, а тишину при исполнении своей работы он любил. В этот раз он решил использовать «БПБ». Перед многими пистолетами тот выигрывал тем, что в него был встроен шумопоглотитель.

Но даже этого Ильфану казалось мало, и он частенько вворачивал в ствол дополнительный глушитель.

Еще через двадцать минут киллер уже был возле дома Шевалье. Ильфан отметил, что Ефимович, как, впрочем, и всегда, рассчитал все до последней секунды. Как и предполагал законный, уже через пятнадцать минут после его звонка из подъезда вышел Шевалье. В руках он держал небольшой кейс, в общем‑то, и все, что нужно для дальней дороги, – деньги, паспорт. Нервно посмотрев по сторонам, Шмыков торопливо пересек двор. Арку двора загораживал какой‑то нелепый, заляпанный грязью грузовик. Шмыков вынужден был прижаться к стене, чтобы обойти его. В этот момент Ильфан распахнул дверцу кабины, вытянул руку и выстрелил в затылок Шевалье. Отъезжая от дома, Ильфан набрал нужный номер и, услышав знакомый голос, произнес единственную фразу:

– Он упакован.

Сначала в трубке послышалось глуховатое покашливание, а потом глухой голос сдержанно и удовлетворенно произнес:

– Хорошо. – В трубке послышались короткие гудки.

* * *

Проигрывать всегда тяжело, а неведомому противнику обиднее вдвойне. Тем более что действовал противник необыкновенно нагло и напористо, было убито сразу три банкира, которые находились под крышей законных, что само по себе уже немалый вызов. А проигранный аукцион стал для воров в законе чем‑то вроде ушата колодезной воды, опрокинутого на разгоряченную голову. Законные осознали, что, кроме них, в городе существуют еще какие‑то структуры, способные крепко прижать конкурентов.

Станислав Казимирович с тоской ожидал неприятного разбирательства с партнерами, которые уже успели вложить в эту проигранную акцию очень большие деньги и, естественно, рассчитывали на скорые дивиденды. Первым к Ефимовичу заявился Джамал. Он был в черном костюме, тем самым как бы подчеркивая трагичность создавшейся ситуации.

– Послэ того, что произошло, остается толко «сплэсти лапти». Но я вор, а нэ крыса! Мнэ надо расплатица с людми. Развэ ты так нэ считаэшь, уважаэмый Станислав? – начал нелегкий разговор Джамал.

– Считаю, – выдавил из себя Ефимович.

– Когда ты мнэ вэрнеш дэнги, что я дал тэбэ? – Внешне Джамал выглядел необыкновенно мягким и учтивым. Во всем его облике проглядывало нечто такое, что мгновенно располагало к нему собеседника. Его нетрудно было представить развалившимся на тахте, в мягких тапочках, перелистывающим свежий номер вечерней газеты.

Возможно, в этом и состоял секрет его обаяния. Женщины влюблялись в него без памяти, стоило им только заглянуть в его добрые глаза; мужики безоговорочно доверяли Джамалу, стоило им переброситься с ним парой фраз. И, надо сказать, он никому не давал повода для разочарований. Где‑то Ефимович даже понимал своего старинного приятеля – случись подобная ситуация с ним, он действовал бы точно таким же образом.

– Дай мне две недели, Джамал, – попросил старик. Старый вор отрицательно покачал головой и мягко произнес:

– Я могу дать один дэн… И то потому, что ми с табой харошие друзья. И не разочаруй мэня, Станислав, – произнес вор, поднимаясь, – иначэ я буду очень расстроен.

О деталях приватизации все выяснилось очень скоро. Достаточно было привезти в лес парочку удачливых акционеров и положить их живыми в могилу, чтобы бизнесмены за радость общения с солнцем выложили все, что знали. Господин Лукьянов, несмотря на свой незаурядный ум, не учел такого фактора человеческой сущности, как нежелание подставлять свою шею за чужие интересы. Кроме того, имелся маленький нюансик – они хотели хоть как‑то досадить человеку, доставившему им такие неприятности. Проследив всю цепочку посредников, воры без труда вышли на Лукьянова. Впрочем, это не было для них неожиданностью – Валерий Валентинович выпирал всюду, как гранитный, монолит посреди песчаной пустыни, при этом он был таким угловато‑колючим, что за версту излучал опасность.

Ворам до слез было обидно, что они не сумели разглядеть его и его возможностей раньше, воспринимая шаловливые чудачества на видеозаписи как некоторые прихоти сиятельного вельможи. Кто тогда мог предположить, что за всем этим спектаклем с аукционом стояла умелая режиссерская рука Лукьянова?

Оставляли вице‑губернатора на «крайний случай». И вот на тебе, вляпались!

Единственное, что могло насторожить, так это внезапное его исчезновение.

Лукьянов пропал с глаз за неделю до начала аукциона: никуда не звонил, нигде не объявлялся. А потом хапнул тишком кусок почти в полмиллиарда долларов и упал камнем в тину. Были основания подозревать, что это именно он заказал троих банкиров. Так что вопросов к нему у воров накопилось предостаточно.

О результатах торга во всех подробностях следовало отписать Варягу, и надо признать, что эта новость вряд ли порадует смотрящего. Теперь Лукьянова пасли крепко: во всех местах, где он обычно появлялся, были выставлены дозоры. Пехота Аркаши Тарханова усердно, как раньше солдаты у Мавзолея, передавала вахту друг другу. Искали его и у любовниц, но, как выяснилось, их было такое огромное количество, что для помощи пришлось бы мобилизовать всю питерскую шпану. Ничего, рано или поздно найдется…

Домой Ангел возвращался усталым и, едва перевалившись за порог, валился спать. В эти дни Зинаида выглядела необыкновенно покладистой и старалась не замечать его раздражения. А он вдруг сделал для себя неожиданное открытие – бывшая шалава была хороша в роли домашней хозяйки. Ангел осознал, что с Зиной можно было бы прожить добрый десяток лет, а то и больше, без боязни, что когда‑нибудь утром откроешь глаза и поймешь, что тебя более ничего не связывает с этой женщиной.

Ангел открыл дверь своим ключом. В прихожей, набросив цветастый шелковый халат, его встречала счастливая Зина.

– Послушай меня, девочка, я не хочу выворачивать тебе руки, хлестать тебя по щекам, отдавать твои классные ножки на потеху хороводу… Мне это не нужно, и думаю, что ты по достоинству оценишь мое великодушие. – Ангел прикрыл за собой дверь. Его распирал странный коктейль из ненависти и любви к этой женщине. – Мне нужна голая правда. Ты знаешь привычки Лукьянова, как никто лучше. Где он сейчас может быть?

– Володя, мы же с тобой уже говорили. Я не имею об этом ни малейшего понятия! Он всегда находил меня сам! – недоуменно вскинула брови Зинаида.

Ангел нахмурился:

– Странно ты рассуждаешь, детка. Неужели он наведывался к тебе домой и говорил, что скучает по тебе?

– Вовсе нет. Он присылал за мной своих людей. Иногда звонил…

Господи! Почему я тебе все это должна объяснять? Или ты считаешь меня обыкновенной подстилкой, которую можно не только трахать, но еще и задавать всякие дурацкие вопросы?! Так вот, я не желаю! Если я тебе не нужна, так выстави меня за дверь! Я не обижусь, такова наша бабья доля. Как‑нибудь проживу, мир не без добрых… мужиков! Может, кто‑нибудь и приютит! – Зина развернулась и решительно направилась по коридору.

– Не ломай комедию! – грозно рявкнул Ангел.

– Я не могу жить с мужчиной, который спит со мной и при этом называет меня шлюхой! Ищи себе девочку‑паиньку, которая даже не знает, что у нее находится между ног! А я не такая! Слышишь, ты, не такая! Я люблю мужиков и привыкла к тому, чтобы они меня тоже любили!

В спальне раздавалось хлопанье дверей шкафа – Зина торопливо складывала свою одежду. Похоже, что она собиралась уходить всерьез. Когда Ангел вошел в комнату, то увидел ее среди вороха разбросанных платьев. В распахнутую сумку она кидала все, что попадалось под руки, – блузки, кофточки, чулки…

Сейчас Зинаида выглядела настоящей фурией. Ангел вошел в комнату, поднял сумку и молча вытряхнул из ее нутра собранную одежду.

– Что ты делаешь?! – завопила женщина.

– Никуда ты не пойдешь, – спокойно отреагировал Ангел. – Ты нужна мне, девочка, так, как никто и никогда не был нужен. Не для того я искал тебя всю жизнь, чтобы вот так бездарно расстаться. Слезы? Я был не прав. Забудь!

Сильная рука Ангела уверенно обвила девичью талию и осторожно, будто бы опасаясь отказа, ласково притянула к себе. Зинаида не возражала, тела их нежно соприкоснулись, и электрический разряд, пробивая грубые одежды, разжег в них желание.

– Погоди… – отстранила девушка нетерпеливые мужские руки.

Но Ангел, не обращая внимания на ее сдержанное сопротивление, полез под халат.

– Хорошо, хорошо… – просипел Ангел, улыбаясь. Под его пальцами затрепетало сильное девичье тело, истосковавшееся по мужской ласке. А когда в сторону был отброшен последний предмет, разделяющий любовников – полупрозрачные трусики, – он бережно положил женщину поверх груды разбросанного белья и посоветовал:

– А теперь расслабься…

Через час Ангел поднялся и начал одеваться.

– Ты даже не полежишь со мной? – несмело возмутилась Зинаида.

Ангел мягко улыбнулся:

– Я ведь пришел с тобой попрощаться. Сегодня уезжаю в Москву.

– А когда приедешь? – с тоской в голосе спросила Зина.

– Если все будет хорошо, то дня через два. Скоро должен заехать Касьян.

Для Зинаиды он со вчерашнего вечера находился в Москве. Спектакль был разыгран строго по системе Станиславского. Ангел выразил печаль по поводу расставания с любимой женщиной, и, чтобы рассеять последние сомнения в ее умной головушке, принялся укладывать свои вещички в любимый кейс. Она предприняла слабенькую попытку напроситься к нему в попутчики, но вор объяснил ей, что в Москве его ожидает очень серьезный разговор и у него не будет ни одной свободной минуты. Зина обиженно надула губы и фыркнула:

– Такое впечатление, что я тебе только мешаю. – В двенадцать часов ночи, как и было спланировано заранее, к Ангелу явился Касьян и, поигрывая ключами от машины, мягко напомнил:

– Дорога длинная. Надо бы выезжать.

Все должно было выглядеть естественно и обычно. Ангел не раз удивлялся способности Зинаиды подмечать в его поведении малейшую фальшь. А потому, как это было заведено всегда, смиренно посидел на дорожку с полминуты, хлопнул ладонями по коленям и решительно произнес:

– Теперь пора!

Почти полночи Ангел с Касьяном просидели неподалеку от подъезда в засаде, спрятавшись за кустами. Зина могла выйти в любую минуту. В девять утра дверь распахнулась, и Ангел едва узнал Зину. Теперь она была блондинкой.

Девушка сменила не только прическу, цвет волос, даже походка у нее теперь была иной. Огромные темные очки скрывали едва ли не половину лица. Голубая тонкая материя вокруг ее стройной талии казалась почти живой. Странным во всей этой истории было то, что Зину Ангел любил по‑прежнему, хотя и не желал признаваться в этом. Если у нее свидание – пусть! Втайне он желал, чтобы этим неизвестным был кто угодно, но только не тот человек, что так неожиданно встал на его пути.

Ангел всегда западал на красивых баб с едкой червоточинкой в душе.

Скорее всего, подобное происходило чисто интуитивно, он искал себе пару, исходя из собственного характера. Да и Зинаида была из того племени баб, что воспринимают «подвиги» в ее честь как нечто обыкновенное.

Зина проследовала на улицу. Вполне профессионально оглянулась, задержав взгляд на двух прохожих, и уверенно заторопилась по тротуару.

– Давай за ней! – скомандовал Ангел.

– Есть! – отозвался Касьян.

Стараясь держаться на почтительном расстоянии, джип поехал следом за Зиной. На перекрестке она неожиданно остановилась, опять осмотрелась по сторонам, будто бы выискивала в толпе прохожих знакомого, и, не отыскав, стала рыться в сумочке. Выудив пачку сигарет, закурила, нервно и глубоко затягиваясь.

Она явно кого‑то поджидала. Касьян сбросил скорость, потом остановился совсем, прижавшись к бордюру.

– Двигатель не глуши, – предупредил Ангел.

– Хорошо, – негромко произнес Павлов, поглядывая по сторонам.

– Ты не знаешь, куда делся Серебров? – задал вопрос Ангел, обеспокоенный пропажей телохранителя.

– Не знаю, кажется, у него девушка здесь появилась, – откликнулся Касьян.

– Предупредил бы, что ли. А то в этом городе и голову оторвать могут, – проворчал Ангел. Вообще‑то непорядок, совсем распустились его телохранители. Надо подтянуть.

Тем временем к перекрестку на большой скорости подкатил серебристый «Лексус». Резина скрипнула по асфальту, заставив оглянуться несколько прохожих. Задняя дверца автомобиля распахнулась, и чей‑то звонкий голос окликнул поджидавшую девушку:

– Зина, садись сюда!

Зинаида потеряла интерес к сигарете, зашвырнула ее на обочину и уверенно направилась к машине. Она юркнула в салон, дверца тотчас захлопнулась, и «Лексус», пренебрегая красным светом, уверенно пересек перекресток и сразу прибавил скорость.

– Газу давай! – закричал Ангел. – Поднажми!

«Гранд– Чероки» устремился следом за «Лексусом», но неожиданно из‑за поворота выехал грузовик. Не спеша, стараясь не зацепить прицепом припаркованные автомобили, он по широкой дуге въехал на перекресток, тотчас перегородив все движение, и Касьян, избегая столкновения, надавил на тормоз.