Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | ||
|
Даже и сейчас я словно вижу, как потемнело лицо Ральфа Бимиша, тренера скаковых лошадей, когда я вылез из машины.
– А где мистер Фарнон? – сердито буркнул он.
Я стиснул зубы. Сколько раз слышал я этот вопрос в окрестностях Дарроуби, особенно когда речь шла о лошадях!
– Извините, мистер Бимиш, но он уехал на весь день, и я подумал, что лучше приеду я, чем откладывать на завтра.
Он даже не попытался скрыть своё раздражение, а надул толстые, в лиловатых прожилках щёки, сунул руки поглубже в карманы бриджей и с видом мученика устремил взгляд в небеса.
– Ну так идём! – Он повернулся и, сердито вскидывая короткие толстые ноги, зашагал к одному из денников, окружавших двор. Я сдержал вздох и пошёл за ним. Ветеринар, не питающий особой страсти именно к лошадям, в Йоркшире частенько попадает в тягостные ситуации, и уж тем более в скаковых конюшнях, этих лошадиных храмах. Зигфрид, не говоря уже о его профессиональных навыках, великолепно умел объясняться на языке лошадников. Он с лёгкостью и во всех подробностях обсуждал особенности и стати своих пациентов. Он хорошо ездил верхом, участвовал в лисьих травлях и даже внешне – длинным породистым лицом, подстриженными усами и худощавой фигурой – соответствовал популярному образу аристократического любителя лошадей.
Тренеры на него просто молились, и многие – вот как Бимиш – считали чуть ли не личным оскорблением, если сам он почему-либо не мог приехать к их дорогостоящим подопечным.
Бимиш окликнул конюха, и тот открыл дверь.
– Он тут, – буркнул Бимиш. – Охромел после утренней разминки.
Конюх вывел гнедого мерина, и с первого взгляда стало ясно, какая нога у него не в порядке, – то, как он припадал на левую переднюю, говорило само за себя.
– По-моему, он потянул плечо, – сказал Бимиш.
Я обошёл лошадь, приподнял правую переднюю ногу и очистил копытным ножом стрелку и подошву, однако не обнаружил ни следов ушиба, ни болезненности, когда постучал по рогу рукояткой ножа.
Я провёл пальцами по венчику, начал ощупывать путо и у самого конца пясти обнаружил чувствительное место.
– Мистер Бимиш, дело, по-видимому, в том, что он ударил задней ногой вот сюда.
– Куда? – Перегнувшись через меня, тренер поглядел и тут же объявил:
– Я ничего не вижу.
– Да, кожа не повреждена, но если нажать вот тут, он вздрагивает.
Бимиш ткнул в болезненную точку коротким указательным пальцем.
– Ну вздрагивает, – буркнул он. – Да только если жать, как вы жмёте, он и будет вздрагивать, болит у него там или не болит.
Его тон начал меня злить, но я сказал спокойно:
– Я не сомневаюсь, что дело именно в этом, и рекомендовал бы горячие противовоспалительные припарки над путовым суставом, перемежая дважды в день холодным обливанием.
– А я не сомневаюсь, что вы ошиблись. Никакого там ушиба нет. Раз лошадь так держит ногу, значит, у неё болит плечо. – Он махнул конюху:
– Гарри, поставь-ка ему припарку на это плечо.
Если бы он меня ударил, я возмутился бы меньше. Но я не успел даже рта открыть, как он зашагал дальше.
– Я хочу, чтобы вы взглянули ещё и на жеребца.
Он провёл меня в соседний денник и показал на крупного гнедого, у которого на передней ноге были видны явные следы нарыва.
– Мистер Фарнон полгода назад поставил ему вытяжной пластырь. С тех пор он тут так и отдыхает. А теперь вроде бы совсем на поправку пошёл. Как, по-вашему, можно его выпускать?
Я подошёл и провёл пальцами по всей длине сгибательных сухожилий, проверяя, нет ли утолщений, но ничего не обнаружил. Тогда я приподнял копыто и при дальнейшем исследовании нашёл болезненный участок на поверхности сгибателя. Я выпрямился.
– Кое-что ещё осталось, – сказал я. – Мне кажется, разумнее будет подержать его тут подольше.
– Я с вами не согласен, – отрезал Бимиш и повернулся к конюху:
– Выпусти его, Гарри.
Я поглядел на тренера. Он что, нарочно надо мной издевается? Старается кольнуть побольнее, показать, что я не вызываю у него доверия? Во всяком случае, я еле сдерживался и надеялся только, что мои горящие щёки не слишком заметны.
– Ну и последнее, – сказал Бимиш. – Один из жеребцов что-то покашливает. Так взгляните и на него.
Через узкий проход мы вышли во двор поменьше; Гарри открыл денник и взял жеребца за недоуздок. Я пошёл следом, доставая термометр. При моём приближении жеребец прижал уши, фыркнул и затанцевал. Я заколебался, но потом кивнул конюху.
– Пожалуйста, поднимите ему переднюю ногу, пока я измерю температуру, – сказал я.
Конюх нагнулся и взял было ногу, но тут вмешался Бимиш:
– Брось, Гарри, это ни к чему. Он же тихий как ягненок.
Я помедлил, чувствуя, что тревожился не напрасно, но со мной тут не считались. Пожав плечами, я приподнял хвост и ввёл термометр в прямую кишку.
Оба задних копыта ударили меня почти одновременно, но, вылетая спиной в открытую дверь, я (отлично это помню) успел подумать, что удар в грудь на какой-то миг опередил удар в живот. Впрочем, мысли мои тут же затуманились, так как нижнее копыто угодило точно в солнечное сплетение.
Растянувшись на цементном покрытии двора, я охал и хрипел, тщетно стараясь глотнуть воздух. Секунду я уже не сомневался, что сейчас умру, но наконец, сделал стонущий вдох, с трудом приподнялся и сел. В открытую дверь денника я увидел, что Гарри буквально повис на морде жеребца и смотрит на меня испуганными глазами. Мистер Бимиш, однако, оставив без внимания мою плачевную судьбу и заботливо осматривал задние ноги жеребца – сначала одну, потом другую. Без сомнения, он опасался, что копыта пострадали от соприкосновения с моими недопустимо твёрдыми рёбрами.
Я медленно поднялся на ноги и несколько раз глубоко вздохнул. Голова у меня шла кругом, но в остальном, я как будто отделался благополучно. И вероятно, какой-то инстинкт заставил меня не выпустить термометра – хрупкая трубочка всё ещё была зажата в моих пальцах.
В денник я вернулся, не испытывая ничего, кроме холодного бешенства.
– Поднимите ему ногу, как вам было сказано, чёрт вас дери! – закричал я на беднягу Гарри.
– Слушаю, сэр! Извините, сэр! – Он нагнулся, крепко ухватил переднюю ногу и приподнял её.
Я поглядел на Бимиша, проверяя, скажет ли он что-нибудь, но тренер глядел на жеребца ничего не выражающими глазами.
На этот раз мне удалось измерить температуру без осложнений. Тридцать восемь и три. Я перешёл к голове, двумя пальцами раскрыл ноздрю и увидел мутновато-слизистый экссудат. Подчелюстные и заглоточные железы выглядели нормально.
– Небольшая простуда, – сказал я. – Я сделаю ему инъекцию и оставлю вам сульфаниламид – мистер Фарнон в подобных случаях применяет именно его.
Если мои слова и успокоили его, он не подал вида и всё с тем же ледяным выражением наблюдал, как я вводил жеребцу десять кубиков пронтозила.
Перед тем, как уехать, я достал из багажника полуфунтовый пакет сульфанидамида.
– Дайте ему сейчас три унции в пинте воды, а потом по полторы унции утром и вечером. Если через двое суток ему не станет заметно лучше, позвоните нам.
Мистер Бимиш взял лекарство с хмурым лицом, и, открывая дверцу, я почувствовал огромное облегчение, что этот омерзительный визит подошёл к концу. Тянулся он бесконечно и никакой радости мне не доставил. Я уже включил мотор, но тут к тренеру, запыхавшись, подбежал один из мальчишек при конюшне:
– Альмира, сэр! По-моему, она подавилась!
– Подавилась? – Бимиш уставился на мальчика, потом стремительно повернулся ко мне:
– Лучшая моя кобыла! Идём!
Значит, ещё не конец. Я обречённо поспешил за коренастой фигурой назад во двор, где другой мальчишка стоял рядом с буланой красавицей. Я посмотрел на неё, и моё сердце словно сжала ледяная рука. До сих пор дело шло о пустяках, но это было серьёзно.
Она стояла неподвижно и смотрела перед собой со странной сосредоточенностью. Рёбра её вздымались и опадали под аккомпанемент свистящего булькающего хрипа, и при каждом вдохе ноздри широко раздувались.
Я никогда ещё не видел, чтобы лошадь так дышала. С губ у неё капала слюна, и каждые несколько секунд она кашляла, словно давясь.
Я повернулся к мальчику:
– Когда это началось?
– Совсем недавно, сэр. Я к ней час назад заходил, так она была как огурчик.
– Верно?
– Ага. Я ей сена дал. И у неё все было в порядке.
– Да что с ней такое, чёрт подери? – воскликнул Бимиш.
Вопрос более чем уместный, но только я и представления не имел, как на него ответить. Я растерянно обошёл кобылу, глядя на дрожащие ноги, на полные ужаса глаза, а в голове у меня теснились беспорядочные мысли. Мне приходилось видеть "подавившихся" лошадей – когда пищевод закупоривало грубым кормом, – но они выглядели не так. Я прощупал пищевод – всё чисто.
Да и в любом случае характер дыхания был иным. Казалось, что-то перекрывает воздуху путь и лёгкие. Но что?.. И каким образом?.. Инородное тело? Не исключено, однако таких случаев мне ещё видеть не доводилось.
– Чёрт подери! Я вас спрашиваю! В чём дело? Как, по-вашему, что с ней?
Мистер Бимиш терял терпение, и с полным на то основанием.
Я обнаружил, что осип.
– Одну минуту! Я хочу прослушать её лёгкие.
– Минуту! – взорвался тренер. – Какие там минуты! Она вот-вот издохнет!
Это я знал и без него. Мне уже приходилось видеть такую же зловещую дрожь конечностей, а теперь кобылка начинала ещё и покачиваться. Времени оставалось в обрез. Во рту у меня пересохло.
Я прослушал грудную клетку. Что лёгкие у неё в порядке, я знал заранее – несомненно, поражены были верхние дыхательные пути, – но в результате выиграл немного времени, чтобы собраться с мыслями.
Несмотря на вставленный в уши фонендоскоп, я продолжал слышать голос Бимиша:
– И конечно, это должно было приключиться именно с ней! Сэр Эрик Хоррокс заплатил за неё в прошлом году пять тысяч фунтов. Самая ценная лошадь в моей конюшне! Ну почему, почему это должно было случиться?
Водя фонендоскопом по рёбрам, слушая грохот собственного сердца, я мог только от всей души с ним согласиться. Почему, ну почему на меня свалился этот кошмар? И конечно, именно в конюшне Бимиша, который в грош меня не ставит. Он шагнул ко мне и стиснул мой локоть.
– А вы уверены, что нельзя вызвать мистера Фарнона?
– Мне очень жаль, – ответил я хрипло, – но до того места, где он сейчас находится, больше тридцати миль.
Тренер словно весь съёжился.
– Ну что же, значит, конец. Она издыхает.
И он не ошибался. Кобылка пошатывалась всё сильнее, её дыхание становилось всё более громким и затруднённым, и фонендоскоп всё время соскальзывал с её груди. Чтобы поддержать её, я упёрся ладонью ей в бок и внезапно ощутил небольшое вздутие. Круглую бляшку, словно под кожу засунули небольшую монету. Я внимательно посмотрел. Да, она прекрасно видна. А вот и ещё одна на спине... и ещё... и ещё. У меня ёкнуло сердце. Вот, значит, что!
– Как я объясню сэру Эрику! – простонал тренер. – Его кобыла сдохла, а ветеринар даже не знает, что с ней! – Он посмотрел вокруг мутным взглядом, словно надеясь, что перед ним каким-то чудом возникнет Зигфрид.
Я уже стремглав бежал к машине и крикнул через плечо:
– Я ведь не говорил, что не знаю, что с ней. Я знаю: уртикария.
Он бросился за мной.
– Урти... Это ещё что?
– Крапивница, – ответил я, ища среди флаконов адреналин.
– Крапивница? – Он выпучил глаза. – Разве от неё умирают?
Я набрал в шприц пять кубиков адреналина и побежал назад.
– К крапиве она никакого отношения не имеет. Это аллергическое состояние, обычно вполне безобидное, но изредка оно вызывает отёк гортани – вот как сейчас.
Сделать инъекцию оказалось непросто, потому что кобылка не стояла на месте; но едва она на несколько секунд замерла, как я изо всех сил вжал большой палец в ярёмный желоб. Вена вспухла, напряглась, и я ввел адреналин.
Потом отступил на шаг и встал рядом с тренером.
Мы оба молчали. Мы видели только мучающуюся лошадь, слышали только её хрипы.
Меня угнетала мысль, что она вот-вот задохнётся, и, когда, споткнувшись, она чуть не упала, мои пальцы отчаянно сжали в кармане скальпель, который я захватил из машины вместе с адреналином. Конечно, следовало сделать трахеотомию, но у меня с собой не было трубочки, чтобы вставить в разрез. Однако если кобылка упадёт, я обязан буду рассечь трахею... Но я отогнал от себя эту мысль. Пока ещё можно было рассчитывать на адреналин.
Бимиш расстроенно махнул рукой.
– Безнадежно, а? – прошептал он.
Я пожал плечами:
– Не совсем. Если инъекция успеет уменьшить отёк... Нам остаётся только ждать.
Он кивнул. По его лицу я догадывался, что его угнетает не просто страх перед предстоящим объяснением с богатым владельцем кобылы – он, как истинный любитель лошадей, гораздо больше терзался из-за того, что у него на глазах мучилось и погибало прекрасное животное.
Я, было, решил, что мне почудилось. Но нет – дыхание действительно стало не таким тяжёлым. И тут, ещё не зная, надеяться или отчаиваться, я заметил, что слюна перестает капать. Значит, она сглатывает!
Затем события начали развиваться с невероятной быстротой. Симптомы аллергии проявляются со зловещей внезапностью, но, к счастью, после принятия мер они нередко исчезают не менее быстро. Четверть часа спустя кобылка выглядела почти нормально. Дыхание ещё оставалось хрипловатым, но она поглядывала по сторонам с полным спокойствием.
Бимиш, который смотрел на неё как во сне, вырвал клок сена из брикета и протянул ей. Она охотно взяла сено у него из рук и принялась с удовольствием жевать.
– Просто не верится, – пробормотал тренер. – Никогда ещё не видел, чтобы лекарство срабатывало так быстро, как это!
А я словно плавал в розовых облаках, радостно стряхивая с себя недавнее напряжение и растерянность. Как хорошо, что нелёгкий труд ветеринара дарит такие минуты: внезапный переход от отчаяния к торжеству, от стыда к гордости.
К машине я шёл буквально по воздуху, а когда сел за руль, Бимиш наклонился к открытому окошку.
– Мистер Хэрриот... – Он был не из тех, кто привык говорить любезности, и его щёки, обветренные и выдубленные бесконечной скачкой по открытым холмам, подёргивались, пока он подыскивал слова. – Мистер Хэрриот... я вот подумал... Ведь не обязательно разбираться в лошадиных статях, чтобы лечить лошадей, верно?
В его глазах было почти умоляющее выражение. Я вдруг расхохотался, и он улыбнулся. Мне было невыразимо приятно услышать из чужих уст то, в чём я всегда был убеждён.
– Я рад, что кто-то наконец это признал! – сказал я и тронул машину.
Дата публикования: 2015-02-22; Прочитано: 166 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!