Друзья подошли к могилке старца

— Вань… - начал было Стас.

Но друг остановил его:

- Молчи, - я и так вижу, что ты кое-что уже понял.

- Да что я должен понимать?

- А то, что все далеко не так, как это кажется. Начиная с того, что Героя ведь мне не за гранату, на которую я лег, дали.

- А за что же?

- Долгая история… Но я постараюсь вкратце… В общем, попал я с тремя ребятами, что остались в живых после боя, в плен.

- Это когда в первый раз от тебя две недели ни слуху ни духу не было?

- Не знаю. Наверное… О том, кто мы на самом деле, на допросе, как нас ни били, разумеется, ни гу-гу. У этих полевых командиров ведь какой порядок: контрактников, десантников и разведку уничтожать прямо на месте. Глядим, вроде поверили. Разместили в какой-то землянке. Сказали, если ислам не примем, в рабы продадут. Мы все, как один – никак нет! - уж лучше рабами! А тут – новые пленные. Водители, которые нас немного знали. Тут они на испуг их и взяли. Прямо перед ними отрезали голову у одного из контрактников. И спрашивают, показывая на нас: кто это? Говорите быстро, а то мы и вас так же прикончим! Те и сказали. Что мы – и десант, и разведка… Не понимаю, почему они сразу нас не прикончили?.. Отложили это дело на завтра. Какой-то большой командир к ним как раз приезжал, хотели его казнью порадовать. Ну, тут – терять было уже нечего, я кое-как за ночь развязался, ребят распутал, и когда боевик сунулся к нам, чтобы нас на казнь выводить, свернул ему голову. Взял его автомат и перебил всех, кто нас там уже ждал. Не меньше десятка. Похватал их оружие, побегал по логовам, да и прикончил остальных. Но кто-то все же успел своим сообщить. Они и ринулись все на нас. Я ребятам приказал уходить, а сам на дерево влез, тельняшку повыше привязал – дал нашим знак: десант в бою. А те не поверили и дали прямо по нам залп. Только, когда я передал по рации боевиков свой номер, убедились, что это действительно свои. А тут уже боевиков, что с тем командиром прибыли да где-то в селе отдыхали, вокруг — тьма. Ну, я и вызвал огонь на себя. А огонь, брат, у нас такой, что после него вокруг только каша из грязи и крови была… А у меня — хоть бы царапина… Не иначе, как отец Михаил, мама, отец, Ленка, ты и, конечно, вот он — батюшка Тихон вымолили. Ну, здравия желаю… здравствуй, батюшка…

— Здравствуйте, отец Тихон…

Друзья подошли к могилке старца.

Поцеловали овальное фото на белом кресте.

Ваня, не в силах остановиться, продолжил свой рассказ.

Уже не только Стасу, но и отцу Тихону, хотя тот, конечно, как прекрасно понимал Ваня, и без этого знал все…

— Бандформирование это оказалось таким крупным и очень долго неуловимым, столько высшему командованию нервов попортило, что мне сразу — Героя. Сам генерал из Москвы приехал Звезду вручать. Я, понятное дело, возгордился. Еще бы — Герой. Генерал лично награду привез! И тут, как тут, слава Тебе, Господи — Божие вразумление. Ехали мы с этим генералом и нарвались на засаду. Не иначе, как кто-то из наших иуд наводку дал. Но ничего, отбились. И, представляешь, — когда и дело казалось уже концом, вдруг граната. Да прямо к ногам генерала. Тот даром, что боевой, но навыки по кабинетам растерял, встал перед ней, как вкопанный. А я еще свежий. Опытный. Оттолкнул я его прямо на камни так, что он полмесяца после в госпитале с сотрясением мозга лежал. Схватил эту гранату, а времени подальше ее бросить уже не осталось. Тут она и рванула. Когда меня к врачам привезли, всего в крови, думали — труп. А оказалось — ни один жизненно важный орган не задет. Хирург, здоровый такой майор, крест на груди, говорит: молись, Герой, Богу, благодари до конца своей жизни. Ведь это просто чудо, что ты остался жив. Сколько я повидал всего, в самом кошмарном сне не увидишь — но такое первый раз вижу!

— Да-а… — покрутил головой Стас.

Ваня помолчал и вздохнул:

— Тот генерал приказал поместить меня к себе в свою двухкомнатную палату. Жены у него нет, так дочка за ним ухаживать приехала.

— Виктория?

— Она… Нехорошо, конечно, подслушивать чужие разговоры. Но я однажды невольно подслушал. Генерал как раз обо мне говорил. Ты, говорит Вике, обрати внимание на этого парня. Это не те шелкоперы и попрыгунчики, которые тебя окружают. Такой не предаст, не бросит, не запьет — после контузии ему даже каплю в рот нельзя брать, если что — защитит. И карьеру я ему, сама понимаешь, какую теперь устрою. Он у меня не то что генералом, через ступеньку от звания к званию прыгая, — маршалом станет! Словом, генерал уехал. А она осталась. Навещая теперь уже меня в той самой элитной палате. Ну и… Когда я разглядел, что она из себя представляет, оказалось, что мы уже ждем ребенка. Генерал нас за три дня расписал. Солдатам срочной службы так можно. Свадьбу сделал. Узнав, что у меня отец, хоть и несправедливо, сидел, а это могло бросить тень на его служебную репутацию, попросил меня половину свадьбы сделать у себя дома, то есть, в ресторане, а половину — в Покровском. Вот мы сюда и приехали…

— Что же ты сразу мне не позвонил, не излил душу? — с болью упрекнул друга Стас. — Глядишь, может, что-нибудь и придумали…

— Стыдно было: женили. Попросту говоря, влип! — виновато развел руками Ваня. — Да и что тут уже придумаешь? Ребенок ведь будет. Душа живая. Грех о чем-то своем жалеть. Да и разводиться мне никак нельзя. Ты же ведь знаешь, что самая моя заветная мечта — отставить! — главная цель моей жизни, это — стать священником. А второбрачных не рукополагают.

— А если сделаться священником через монашество? — осторожно спросил Стас.

И услышал:

— Да какой из меня монах? Живой я слишком для этого, Стасик! Дам во время пострига Богу обеты. Нестяжание — это еще куда ни шло. Я с детства привык к бедности. Послушание тоже выполнимо – к нему я в армии привык. И оно мне, честно скажу – даже нравится! А вот что касается обета целомудрия, то тут гораздо сложнее… А ну, как снова не выдержу?! Не-ет, теперь придется терпеть. Как говорится, стерпится – слюбится… Главное, чтобы Вика пока о том, что я священником хочу быть, не узнала. Она же меня теперь генералом, а то и маршалом только видит! Другой я ей и не нужен!

Ваня опустился на колени перед заснеженным могильным холмиком и, прижавшись к нему лбом, горячо зашептал:

— Батюшка Тихон!.. Помолись Богу!.. Он же ведь всегда тебя слышит!.. НЕ то что меня — грешного… Ты вон уже скольким людям помог! Помоги же теперь и мне. То есть, нам. Умоли Его управить всем так, чтобы всё было, не как я или Вика, а как Он – хочет!

Поднявшись, он стряхнул с колен, затем — длинных пол шинели снег.

И жестом пригласил Стаса последовать его примеру.

Но Стасу и не нужно было ничего советовать.

Он с готовностью занял место Вани.

Тоже припал лицом к могилке отца Тихона.

И — словно не студент филфака и будущий писатель, беспомощно путаясь в словах, просил, просил…

О Лене…

О себе…

Если только это еще возможно — с Леной…

Так же, как и Ваня, все земное он старался предать в волю гораздо лучше знающего, что полезней для нас, Бога…

Он мог так молиться хоть целый день.

Лишь то, что Ваня начал деликатно покашливать за пределами оградки, остановило его.

Он подошел к другу, и тот, снова став боевым сержантом — «сражантом», как называла таких Лена, сказал:

— Поговорили — и будет! А теперь — левое плечо вперед… шагом марш!

— Но… — попытался продолжить на ходу разговор Стас.

И тут уже Ваня сказал, как отрезал:

— Отставить! Р-разговорчики в строю! У меня все равно пути к отступлению отрезаны. Теперь нам о вас с Ленкой думать надо!