Тс-сс, это — тайна! — приложил палец к губам Янус

…Тот же самый дождь стучал и по палубе «Амфитриды», плывущей навстречу быстро надвигавшейся ночи.

Корабль шел под одними парусами.

Рабы-гребцы по команде келевста убрали весла. Они закрыли скалмы-щитки и, тяжело привалившись друг к другу, уронив головы на руки, запрокинувшись навзничь, спали прямо на своих местах.

Судно поскрипывало всем своим старым корпусом. Казалось, оно было готово развалиться даже от такого небольшого волнения моря.

С первыми каплями дождя апостол с учениками ушли с кормы и расположились на деревянных скамьях под кожаным пологом на носу судна. Занявшие здесь первыми места фракийцы с видимой неохотой потеснились и теперь бросали на них косые хмурые взгляды.

Юний с Янусом сидели прямо на палубе, у края полога, откуда хорошо было видно и тех, и других. Тайком они поочередно прикладывались к маленькой амфоре с вином и, довольно перемигиваясь, доставали из сумы колбасу, сыр и сладкие пирожки.

Апостол, разделив куда более скромную трапезу с учениками, вел теперь с ними неторопливую беседу, из которой Юний не понял ни слова. Да он особенно и не прислушивался. Мало что ли он видел всяких жрецов, и ни от одного из них не узнал ничего путного. Что нового мог сказать ему этот?

Еще более скудным был ужин фракийцев, состоявший из одной лепешки на пятерых крепких, здоровых мужчин. Янус, понимавший их речь, прислушался и шепнул, что это — лесорубы. Отправившись на заработки в Понт, они не нашли для себя работы ни под Синопой, ни в Амисе, и теперь все надежды возлагали на пробковые леса близ Гераклеи, в Вифинии… Самый молодой из них стоял у борта и молился. Это был сын верховного жреца, по имени Теон.

Под пологом было еще несколько хорошо одетых и, видно, хорошо пообедавших еще дома пассажиров. Они сидели в сторонке и о чем-то переговаривались, искоса бросая на апостола недоброжелательные взгляды. Янус, приглядевшись к ним, заметил, что где-то уже видел их, причем совсем недавно, но никак не мог вспомнить, где…

Дождь усиливался и, наконец, хлынул так, что даже Теон, наскоро закончив молитвы, бегом вернулся к своим соплеменникам.

На открытой палубе оставался один лишь торговец солью, который, бегая вокруг заблестевших мешков, громко сокрушался, что решил перевозить их на палубе.

Несколько раз он пытался уговорить капитана перенести свой товар в трюм, предлагал вдвое, втрое большую цену. Но тот с озабоченным видом проходил мимо и, наконец, посоветовал молить богов, чтобы не начался шторм, во время которого как бы эти мешки вообще не пришлось сбрасывать за борт в качестве балласта.

При этих словах один из мешков шевельнулся, и по губам Юния скользнула змеиная улыбка.

— Эй, ты, давай сюда свои мешки! — крикнул он.

— Зачем? Нам и самим места мало! — попытался остановить его Янус, но Юний лишь отмахнулся и даже сам помог незадачливому торговцу затащить мешки на сухое место под полог.

— Спасибо тебе, добрый юноша! — принялся благодарить тот. — Может, хоть так что-то удастся спасти…

— Не за что! — не дослушав, хмыкнул Юний. — Мне просто надоело сидеть на голой палубе! На твоих мешках нам с другом будет куда удобнее!

С этими словами он бесцеремонно забрался на мешок, в котором прятался киник, и жестом пригласил Януса последовать его примеру.

Тот сел на соседний мешок, но вскоре заерзал и сполз вниз.

— Эти соляные камни, все равно, что спина дикобраза! — болезненно морщась, заметил он. — И как ты только сидишь на них?

— Как на троносе самого Зевса! — отозвался Юний. — Тут не только мягко — еще и тепло! А будет неудобно — возьму, да и правда, выкину его за борт, как ненужный балласт! — с угрозой в голосе пообещал он и, укладываясь, словно на клине-лежанке во время званного ужина, поинтересовался: — Что, вспомнил?

— Я?.. — недоуменно переспросил Янус и вдруг хлопнул себя кулаком по лбу: — Ах, да, конечно!

— Ну, наконец-то! — с облегчением выдохнул Юний.

Он выжидательно посмотрел на Януса, но тот вместо того, чтобы ответить, со словами: «Сейчас, сейчас…» принялся рыться в суме и, наконец, протянул румяный пирожок.

— Что это? – недоуменно уставился на него Юний.

— Как что — пирожок… Совсем забыл про него!

— Да ты что издеваешься надо мной?

Юний схватил пирожок и, широко размахнувшись, бросил за борт.

— Ты мне про Неаполь давай! Вспомнил?

— А… вон ты о чем! Пока еще нет!.. — виновато вздохнул Янус, старательно пряча в глазах усмешку.

— Ну, хорошо… — нехотя согласился Юний. — Не можешь вспомнить про Неаполь, скажи хоть, как назывался ваш корабль? Как имя его капитана? Как? — видя, что Янус отрицательно качает головой. — Ты и это не помнишь?

— Не помню, потому, что не знаю! Если бы я обращал внимание на названия всех кораблей, куда нанимался, и как звать их капитанов, у меня бы, наверное, не осталось в голове места даже для собственного имени!

— Ладно, допустим, — снова кивнул Юний. — Тогда как звали того, что доставил от отца записку

— Почему? Этого знаю — Лисандр! — неожиданно ответил Янус и честно посмотрел прямо в глаза Юнию, не отводя взгляда. — Он тоже, между прочим, был капитаном триеры. Пока их не захватили пираты!

— Капитаном, говоришь? — поверил ему Юний и, видя проходившего мимо капитана «Амфитриды», спросил: — Эй, наварх! Ты знаешь всех капитанов на Понте Эвксинском?

— Конечно! — приостановился тот.

— И триерарха Лисандра тоже?

— Лисандра? Хм-м… — наморщил лоб капитан и решительно заявил: — Нет, такого триерарха на наше море нет!

— Ты что, не веришь? — с искренней обидой шепнул Янус.

— Да нет! — с досадой отмахнулся от него Юний. — Просто хотел проверить, откуда он мог нести эту записку. И как теперь становится ясно, кажется издалека…

— Вот видишь, мудрено ли мне сразу вспомнить про все Неаполи? — подхватил Янус и вздохнул: — А пирожок ты зря выкинул. Таких всего два было... — Он снова порылся в суме и протянул оставшийся пирожок: — Вот второй, держи!

Юний машинально взял пирожок и, надкусив, удивился:

— Вкусно!

— Еще бы — с козьим сыром, на меду — настоящий эллинский. Я ведь обещал о тебе заботиться. Мы же — друзья!

— Ну да, конечно! — не переставая жевать, кивнул Юний и поинтересовался: — Тебя как хоть зовут, друг?

— Меня? Янус! — охотно отозвался Янус.

— Как-как? Поперхнулся Юний и с упреком взглянул на спутника: — Всем ты хорош, но… имя! Я-то понятно — меня отец назвал Юнием, как гражданина Рима. А вот почему ты, эллин, носишь имя римского бога?

— Это не имя! — поспешил успокоить Юния Янус.

— А что же?

— Всего лишь морская кличка. Юнгой я был марсовым, следил за морем. Надо было смотреть и назад и вперед. Вот и прозвали. А вообще-то я — Эвдем. Это наше родовое имя, в честь предка, — пояснил Янус и приосанился. – Он был большим человеком при дворе царей Пергама, а после того, как Пергам стал римской провинцией, и сам царем. Правда, совсем небольшого царства где-то на краю Ойкумены и совсем недолго. Но все же — царем!

— Меня тоже должны были назвать в честь предка, который тоже был в Пергаме и тоже на Эв… Как там его – Эвкр… Эвт… Эвб… — Юний, припоминая, зашевелил губами, но вскоре махнул рукой: — А-а! Какая разница? Правда, отец сказал, что мне надо будет назвать так сына, Ахилл ведь никогда не даст своему эллинское имя! Но… зачем отягощать себя женою, детьми? Верно?

Юний отпил из амфоры и протянул ее Янусу:

— Надо же, как все повторяется: может, и наши предки тоже знали когда-то друг друга!

— Да, и дружили! — подхватил Янус.

— Или наоборот… — усмехнулся Юний и, видя, что Янус, лишь пригубив, возвращает амфору, с несвойственной для него настойчивостью стал предлагать: — Ты пей, пей и главное — вспоминай!

— Думаешь, это так просто? Столько рейсов… Горное масло для светильников с Кавказа — в Иллирию, из Иллирии шерсть в Массилию, оттуда вино — в Сирию, откуда пряности Востока на Сицилию…

— А что вы возили в последний раз? — осторожно спросил Юний.

— Тс-сс, это — тайна! — приложил палец к губам Янус.

— Которую ты не откроешь даже своему лучшему другу?

— Я бы с радостью, но — сам не знаю! Клянусь молнией Зевса! — приложил к груди ладонь Янус. - Все было в мешках и бочонках.

— Почему такая секретность?

— Контрабанда…

— А-а… — разочарованно протянул Юний, понимая, что его ловкая попытка выведать у Януса, где они были последний раз, не увенчалась успехом.

Несмотря на то, что Янус, похоже, говорил правду, он чувствовал, что тот явно что-то не договаривает, и решил пойти на новую хитрость: подпоить своего нового друга.

Но Янус был начеку. Он только делал вид, что пьет, то и дело возвращая амфору Юнию, и в итоге тот сам пьянел прямо на глазах.

А непогода все усиливалась. Ветер порывами налетал на паруса, гудел, запутываясь в снастях. Волны росли, вздымая парусник все выше, некоторые уже дотягивались до борта, и тогда палубу захлестывало водой и с моря, и с неба.

Словно не замечая непогоду, ученики слушали апостола. К ним приблизились сидевшие поодаль пассажиры и, один за другим принялись задавать вопросы. Их поначалу деланно любознательные лица и коварный тон становились все более злобными, и, наконец, Янус воскликнул:

— Узнал! Это же те самые люди, которые били его в Синопе!

Юний, оторвавшись от амфоры, поглядел в сторону апостола. Он как раз отвечал на вопрос Харона о том, каким было самое первое чудо, которое сотворил Иисус Христос. Рассказ о том, как в небольшом городке Каны простая вода была претворена в прекрасное вино, живо заинтересовал Юния.

— Слыхал? — протягивая амфору Янусу, воскликнул он. — Вот бы и нам сюда такое же чудо! Чтобы вся эта вода — дождь, море — стали вином. Представляешь?

— Лично мне хватило бы и одной амфоры, — вздохнул Янус, убеждаясь, что вина у них осталось совсем на донышке. — Хотя, ты прав, это действительно полезное чудо, на котором можно было бы неплохо заработать!

Прислушивавшиеся к беседе фракийцы тоже выразили одобрение словам апостола. Только их чувствами двигала не корысть, а восхищение перед таким чудом.

Увидев это, Теон нахмурился, что-то гневно выговорил своим землякам и велел одному из них принести морской воды. Пока тот забрасывал предназначенное для умывания ведро за борт и нес его, он помолился перед небольшим бронзовым идолом, который поднял над головой. Затем, не поморщившись, под восторженные возгласы фракийцев сделал из принесенного ведра несколько глотков и победно оглянулся на апостола.

— Он что — тоже сделал из морской воды вино?! — ахнул Юний.

— Да нет! — отмахнулся Янус. — Вовсе это не вино. И даже не чудо. Я как-то слышал про это… Но вижу — впервые! Эти жрецы каким-то образом умеют пить морскую воду так же, как пресную!

— Да ну! — как ни был пьян, не потерял еще способность к рассуждению Юний. — А если эти варвары сами попробуют, что в ведре?

— Не попробуют. И другим не дадут. Она для них теперь священна. На ней запрет, вето, как говорят римляне!

— Тоже мне чудо… — возмутился Юний. Он встал и, качаясь, громко объявил: — Вот я сейчас покажу настоящее чудо! Я… превращу соль в человека! Вот смотрите — раз… два…

Юний развязал веревку, открыл мешок и, что было сил, пнул его ногой:

— Три!

Из мешка, выкарабкавшись на четвереньках, на палубе появился покрытый белой пылью человек.

— Воды, ради всех земных и небесных богов — дайте воды! — прохрипел он и, увидев ведро в руках Теона, бросился к нему…

Изумленные таким появлением фракийцы не успели помешать кинику. Он сделал жадный глоток, не в силах остановиться — второй, третий… Затем лицо его перекосилось, и он дико завопил:

— Проклятье! И тут соль…

Фракийцы в недоумении уставились на Теона.

Тот принялся молиться всем своим богам, требуя наказания всем виновным в таком святотатстве…

Капитан набросился на торговца солью, обвиняя его в том, что он пытался бесплатно провезти в мешке пассажира. Торговец — на несчастного киника…

— Ты что, знал, что в этом мешке человек? — в недоумении тихо спросил Янус.

— Конечно! — вконец заплетающимся языком подтвердил Юний. — Не будет в другой раз замахиваться на меня! Да и удобнее так было!

— Не завидую я ему! — зябко повел плечами Янус и с любопытством посмотрел на Юния — Слушай, а ты хоть раз кого в жизни, кроме отца, пожалел?

— Я? Нет! — мотая головой, честно признался тот. — Мне и отец-то нужен только, чтоб добраться до его сокровищ… И вообще что ты ко мне пристал? Что ты меня так качаешь? Ты лучше скажи, ты вспомнил?

— Что?

— А я уж и сам забыл! — беспомощно взглянул на него Юний и повалился на мешок, даже не замечая, что тот без киника стал колючим и жестким…

—Ты что, нашел время спать! — закричал Янус, но мощный рев ветра заглушил его слова. Под порывами разбушевавшегося урагана было уже трудно устоять. Засверкали молнии. Загрохотал гром.

Мимо пробежал не на шутку встревоженный капитан. Сложив ладони рупором, он крикнул, чтобы все были наготове — надвигается страшный шторм…

— Да, — нахмурился Янус. — Немало я видал всяких штормов, но этот... Эй, Юний, держись! — окликнул он и увидел, что молодой синопец уже спит в обнимку с пустой амфорой.

Юний спал и не чувствовал, как цепко держал его Янус, прижимая к себе…

Не видел, как ветер страшным ударом снес паруса… как застыл у мачты с топором в руках матрос, готовый по первому знаку капитана срубить ее, чтобы спасти судно... как заметались фракийцы — земледельцы и скотоводы, не умеющие даже плавать…

И уж тем более не слышал, как апостол сказал своим ученикам:

— Не бойтесь! Однажды мы тоже попали в сильный шторм и едва не утонули! Но Христос, укротив море и ветер, спас нас от верной смерти! А затем сказал, что дела, которые Он делал и мы сможем соделать, если призовем на помощь Его имя!

С этими словами апостол поднялся со своего места и молитвенно воздел руки к небу.

Ветер силился сбить его с ног... заливающие корабль волны — смыть за борт, где вздымались огромные водяные горы... Но апостол стоял, высоко вздымая свой жезл в виде креста. Новый порыв ветра отнес в сторону его слова, и только по выражению его лица можно было догадаться, что он что-то приказывает ветру и морю.

И вдруг... наступила тишина.

Прошла минута… другая… Ветер утих. Море стало ровным и гладким. Небо прояснилось. Шторма словно и не бывало!

Ученики обступили апостола и принялись благодарить его за уже не чаянное спасение.

Враждебно настроенные к апостолу пассажиры выглядели теперь растерянно, а некоторые из них даже присоединились к его ученикам.

Янус тщетно тряс спящего Юния, чтобы сообщить ему радостную весть, что они спасены.

Фракийцы о чем-то расспрашивали угрюмо молчащего Теона.

… И только триерарх, стоя на своем капитанском помосте, глядел на укрощенные волны и никак не мог понять, что за неведомая сила остановила уже погубивший было его корабль невиданный шторм…