Рабыня! 3 страница

— На колени, сучка, не то буду пиздить тебя ногами по морде и выбью зуб! — с угрозой выкрикнула Натали, и состроила зверское выражение лица.

Я со стоном поднялась с пола и безропотно стала перед ней на колени, ожидая новых ударов. Ольга, с ужасом смотря на происходящее, как парализованная, застыла на месте.

— Ну а ты что стоишь, как хуй прыщавого онаниста? — устало глянула на неё Кристина. — Я сказала, что не буду наказывать твою маханшу, но к тебе ведь это, маленькая дрянь, не относится!

Ольга тотчас же последовала моему примеру и упала на колени перед Кристиной. Роли были распределены, и очередная садо-мазохистская оргия началась.

— Раздевайся, блядь, — приказала Ольге Кристина.

Та, не поднимаясь с пола, быстро сбросила короткую беленькую маечку, под которой не было лифчика. Да он, собственно, и не был нужен: у дочки был нулевой размер груди, отчего, она, — когда лежала на спине, сильно смахивала на мальчика. Сходство дополняла короткая стрижка и узенькие, детские, «лягушачьи» бёдра. По сравнению с развитыми и почти по-женски сформировавшимися фигурами сверстниц, Кристины и Натали, нескладная, угловатая Ольга походила скорее на тринадцатилетнюю девочку-подростка.

Этакого «гадкого утёнка», хотя ей исполнилось уже шестнадцать лет, как и её одноклассницам. Они закончили девятый класс и находились сейчас на летних каникулах. Следующий год был выпускным.

Я краем глаза следила за дочерью. Ольга спустила с бёдер плотно облегающие ноги розовые гамаши, оставшись только в крохотных голубеньких трусишках, прикрывающих небольшим треугольничком нижнюю часть лобка под впалым белым животиком, а сзади совсем не закрывающих маленькую, щуплую попку. Моя девочка торопливо смахнула с бёдер и этот смешной лоскуток, взяв пальчиком за резиночку, бросила на гамаши.

— Теперь раздень меня, рабыня, — велела Кристина, и голая Ольга поспешила исполнить повеление своей госпожи. Боясь встать с колен, она быстро подползла к дивану, торопливо принялась расстёгивать ремешки на пыльных босоножках Кристины. Платье, стоя на коленях, снимать было неудобно и она робко попросила разрешения встать на ноги.

Кристина с силой хлопнула её ладошкой по щеке, тут же, цепко ухватившись за короткие волосы, дёрнула голову в обратную сторону, но встать разрешила. Ольга, со слезинками на глазах, нежно обвила тонкими, подрагивающими руками спину госпожи, осторожно приподняла с дивана, расстегнула ей на спине платье, стащила его через голову. Немного повозившись с застёжкой, сняла бюстгальтер. Спустила чёрные, прозрачные стринги. Кристина опять жестоко хлестнула её тяжёлой ладонью по «птичьему» испуганному личику, так что Ольга, не удержавшись на ногах, упала. Доминантша подошла к ней, обнажённой худышке, распростёртой на спине, на ковровой дорожке, несильно наступила босой ногой на лицо.

— Целуй, блядь, ножку своей повелительницы и благодари за то, что я такая добрая, — сказала, усмехнувшись, Кристина.

Я вся содрогнулась при виде этой жуткой, отвратительной сцены. Жалкая, подавленная грубой силой, Ольга принялась торопливо облизывать давившую её стопу и униженно бормотать слова благодарности. Молодая наглая развратница только самодовольно посмеивалась сквозь зубы и победно посматривала в мою сторону, следя за моей реакцией. Вдоволь натешившись, поелозив грязной, немытой ногой по лицу моей девочки, Кристина надавила другой ногой на её голый, лишённый растительности лобок.

— Раздвинь ноги, сука, как обычно делаешь, когда тебя ебут. Я хочу видеть твою пизду.

Ольга повиновалась, до невозможности широко вывернув свои худенькие белые ножки. Я увидела её очень маленькое, раскрытое влагалище и красную сердцевину. Зрелище было жалкое и в то же время завораживающее. Я, не отрываясь, с внутренним трепетом смотрела на унижение своей ненаглядной, любимой девочки.

Кристина снова поднесла стопу своей ноги ко рту Ольги, грубо ткнула пальцами в её губы, приказала:

— Возьми в рот все пальцы и хорошо оближи их, стерва. Если будешь плохо сосать, ударю ногой по личику!

Ольга, чуть не разорвав губки, с трудом пропихнула переднюю часть её стопы со всеми пальцами в свой маленький ротик. Принялась энергично сосать и елозить язычком по пальцам. Округлившиеся от напряжения, испуганные глаза её при этом вылезали из орбит, изо рта текло.

Молодая развратница выдернула мокрую от слюны ногу у неё изо рта и стала медленно засовывать в Ольгино раскрытое влагалище. Девочка страдальчески сморщила лицо, взглянула жалобно на меня, как бы моля о помощи, и заплакала. Я ничего не могла сделать, покорно стояла на коленях и во все глаза смотрела, как Кристина трахает мою девочку своей ногой. Кристина действительно трахала её, по садистски жестоко, вгоняя стопу глубоко в Ольгину мокрую от слюны и вагинальной смазки киску. Девочка плакала, жалобно причитала, извивалась на полу, но тоже ничего не могла сделать против своей всемогущей насильницы. Это было какое-то чудовищное безумие. Я сознавала всю мерзость своего поведения, всю глубину падения и моральной деградации, но от понимания всего этого сердце моё сладостно замирало и колотилось в груди ещё учащённее, в голове всё плыло, и я была близка к обмороку от невообразимого возбуждения.

Но тут полулежавшая на кровати Натали неожиданно прервала моё созерцание.

— Что, старая шлюха, интересно смотреть, как ебут дочку? — ехидно спросила она.

— Очень, — честно призналась я, стыдливо пряча глаза. Я продолжала покорно стоять на коленях перед этим молодым злобным зверёнышем, ожидая, что она ещё прикажет сделать в следующую минуту.

— Снимай всё с себя, стерва! — последовало из уст Натали.

Я моментально исполнила её волю, так же как Ольга, не вставая с колен. Но лицо я теперь обратила к своей мучительнице и не видела, что ещё проделывает с моей дочкой безжалостная Кристина. Слышала только громкие вскрики и стоны Оленьки, и не могла понять от боли она стонет и вскрикивает или от удовольствия.

Натали брезгливо взглянула на мой густо заросший чёрными, курчавыми, «негритянскими» волосами лобок и презрительно скривила губы.

— Почему ты не бреешь манду, шлюха?

— Так... — неопределённо пожала я плечами, ожидая какого-нибудь подвоха в её вопросе, и внутренне напряглась. Натали могла ударить по любому поводу, а то и вообще без всякого повода, просто, чтобы размять затёкшую руку. — Лобок обычно бреют перед родами, или когда подхватывают нехорошую болезнь...

— Мандавошки? — подсказала Натали, разглядывая моё голое, белое тело и соблазнительно чёрный лобок.

— Да.

— А вдруг ты, сучка, подхватила мандавошек от кобеля, который тебя ебал на Викиной даче? — спросила Натали.

— Не знаю. Пока ничего нет. Во всяком случае — не чувствую, — со страхом пролепетала я, думая, что всё может быть...

Кристина услышала наш разговор. Приказала Ольге:

— Встань, маленькая мандавошка, и побрей пизду своей мамаши!

— Чем? — послышался плаксивый, испуганный голосок Ольги.

Я улучшила момент, когда Натали отвлеклась, прикуривая сигарету, и быстро обернулась к дочери.

— Тем же, чем бреешь себе! Станком «Джилетт», — взвизгнула от ярости Кристина, нависшая над моей девочкой, всё так же распростёртой на полу, схватила её за волосы и, резко приподняв, поставила на колени. Не примеряясь, отвесила ей по обеим впалым щекам несколько сильных, звонких оплеух. Голова Ольги под ударами резко мотнулась то в одну, то в другую сторону, щёки моментально загорелись ярким помидорным румянцем. Девочка снова, давясь слезами, по-звериному завыла в голос, умоляюще уставилась в безжалостные, ледяные глаза садистки.

— Кристи, не бей больше, не надо!... Но я, правда, не брею киску, потому что у меня ничего ещё не растёт! — вся в слезах, робко закрываясь руками, взмолилась парализованная животным ужасом Ольга.

— Бегом смоталась на кухню и попросила «Джилетт» у соседей! — заорала Кристина, вновь замахиваясь на Ольгу.

— Но у них ни у кого нет такой дорогой бритвы, — затравленно вскрикнула голая, стоявшая на коленях перед Кристиной, девочка.

— Тогда принеси любую, — какая есть. Живо!

Ольга торопливо натянула маечку и гамаши и как была, босиком, метнулась на общую коммунальную кухню, где пьянствовали соседи. Через несколько минут она вернулась с опасной бритвой.

— Вот, больше ничего ни у кого нету, — показала бритву Кристине.

— Хорошо, — удовлетворённо кивнула головой безжалостная доминантша. — Побрей своей мамаше пизду.

— Кристина, можно мне встать с колен, чтобы Оленьке было удобно брить? — робко попросила я доминантшу.

— Можешь встать, вещь.

Ольга вновь разделась. Подошла ко мне, виновато глянула в глаза, опустилась на колени, раскрыв бритву, принялась на сухую соскабливать с моего лобка спутанные, попахивающие прелью, густые заросли. Не точенная бритва безжалостно драла кожу, причиняя ужасную, нестерпимую боль. Я скрипела зубами, дрожала, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. Пальцами сильнее натягивала кожицу лобка на себя, чтобы лезвие срезало волосы мягче.

— Тебе очень больно, мамочка? — со слезами сострадания на глазах, участливо спросила Ольга.

— Ничего, Оленька, я потерплю, делай, что говорит Кристина, — успокоила я её, вздрагивая при каждом резком движении лезвия и в любую минуту ожидая пореза.

Когда Ольга закончила брить лобок и стала выскабливать волосы между моих полных ляжек и возле больших, выпуклых, наружных половых губ, — нечаянно задела кожу. На пол из небольшого тонкого пореза закапала кровь. Дочь испугалась, с мольбой, затравленно взглянула снизу вверх в мои глаза. Я сморщилась от боли, но ничего не сказала Ольге. Кровь продолжала капать и она, отложив бритву, припала вдруг ротиком к моим половым губам и начала их сосать. Я понимала, что она высасывает кровь из пореза. Однако, мне стало так божественно хорошо и приятно, что я невольно расставила ноги ещё шире, прикрыла от удовольствия глаза и погладила дочку по головке.

Ольга, распаляясь всё больше и больше, забыла про бритьё и вылизывала моё влагалище язычком, пальчиками раздвигала большие половые губы и целовала мякоть в глубине промежности. Целовала взасос, как губы любимого парня. Внутренние губки моей вагины раскрылись от её горячих, влажных поцелуев, выделения смешались с её слюной. Она засовывала кончик своего тонкого юркого язычка в самое отверстие и пыталась трахать меня им. Я стонала и извивалась всем телом, энергично подмахивала ей низом живота, всё сильнее и сильнее прижимала её лицо к своей распустившейся, как большая алая роза, вагине.

Кристина и Натали устроились вдвоём на диване, крепко сцепившись руками в замысловатых любовных объятиях и спаявшись ртами в сладостных лесбийских поцелуях. Наталья тоже разделась, и подружки темпераментно теребили и ласкали пальчиками обнажённые киски друг друга. При этом они то и дело бросали горящие похотливым огнём взгляды на нас с Ольгой. А посмотреть было на что! Оля, мыча и поминутно содрогаясь всем своим тщедушным, худеньким телом, зарылась личиком в моём паху. Она лизала и лизала мою наполивину выбритую «пилотку», запустив тонкую ладонь между своих голых ляжек и неистово растирая налившуюся желанием киску и «вставший», набрякший клитор. Всё её лицо было мокрое и липкое от моего любовного сока, обильно сочившегося из горящего внутренним огнём влагалища. Я, еле сдерживаясь, глухо стонала. Одной рукой зажимала себе рот, чтобы не закричать от острого, неземного наслаждения, предшествующего наступлению оргазма. Всё тело моё ходило ходуном, вибрировало и содрогалось. Я плакала и смеялась одновременно, чувствуя в этот острый, решающий момент такую божественную любовь к Оленьке, что сердце моё просто разрывалось на части от этой любви.

Когда же я незримо провалилась в какую-то тёмную потустороннюю космическую бездну и стала конвульсивно кончать, — легко, как пёрышко, опрокинула Ольгу на пол, быстро повернулась к ней задом, села попой на лицо и задёргалась ещё сильнее, растирая свой невообразимый, бешеный, дикий экстаз об её физиономию. Сама я при этом пальцами растянула до невозможности её крохотное, круглое влагалище, просунула большой тёплый шершавый язык в узкую тугую дырочку и стала трахать мою девочку языком на всю длину, сколько можно было его засунуть в её маленькую пиздёнку.

Ольга под моей огромной, мясистой белой попой закричала от страшного наслаждения, но я плотнее прижалась к её рту ягодицами и влагалищем, чтобы приглушить крик. Она поняла, что могут услышать соседи, захлебнулась криком, вновь принялась лизать мою пилотку. Я, продолжая биться в глубоком сладком экстазе, не переставала сосать и теребить губами кнопочку её клитора. При этом я вонзила в её вагинальную дырочку два пальца и быстро-быстро заработала ими, трахая дочь, доводя её до такого же сумасшедшего экстаза, какой испытывала сама.

Девчонки-мучительницы на диване тоже забились в эротических судорогах, раздрочив друг друга руками до высшей точки наслаждения. Повалились, корчась и извиваясь, как две змеи, на пол, к нам в общую кучу-малу. «Змеиный» клубок мгновенно увеличился в два раза. Мы вчетвером бились на ковровой дорожке, обнимая друг друга, целуя различные части тела, не обращая внимания на то, что целуем. Ольга выскользнула из-под тяжести моего голого тела, уложила меня на живот, раздвинула большие, пухлые ягодицы и припала ртом к анальной дырочке, коричневым узлом скрутившейся в глубине.

И тут мне стало так хорошо от мягкого языка и губ дочери, что я, ещё не отойдя от предыдущего оргазма, снова, содрогаясь и сучя по полу ногами, стала кончать. И заорала, не боясь уже никаких соседей, — в голос, как полоумная. За спиной как будто выросли крылья, и я словно превратилась в этот момент в белого, незримого ангела, улетающего с земли навсегда. И это был прощальный мой крик. Моя лебединая песня...

Развратное доминирование продолжалось до глубокой ночи. Оленьку довели до такого состояния, что с ней случилась истерика. Кристина плотно зажала ей рот и, приводя в чувство, крепко отхлестала ладонями по щекам. После этого, успокоившись, Ольга снова лизала её мокрую промежность. Натали, одевшись, сходила в общий туалет по большому. Вернувшись из сортира, поворотилась ко мне задом и спустила потёртые на заднице джинсы и грязные трусики.

— Подотри меня своим языком, сучка! Я специально не подтиралась... Да поживее, — приказала она властным голосом.

Я в душе содрогнулась от отвращения, представив, как буду вылизывать её немытую, плохо пахнущую задницу. Садистка поняла моё замешательство, оскорбилась, быстро повернувшись, ударила что есть силы кулаком в глаз. Из глаз моих посыпались искры. Я глухо охнула и упала навзничь. Перед глазами всё поплыло. Я заплакала, схватившись за лицо, умоляюще попросила:

— Натали, прости, пожалуйста, я сделаю всё, что ты хочешь! Не бей меня больше.

Глаз мгновенно заплыл огромной, безобразной, кроваво-фиолетовой опухолью. Ольга, взглянув на меня мельком, вскрикнула от ужаса и с ещё большим усердием и рабским подобострастием продолжила лизать Кристину между ног.

— Ко мне, тварь! Быстро! Ползком! — заорала озверевшая от сознания своего всемогущества Натали, продолжая вертеть своей голой нечистой жопой.

Я быстро перевернулась на живот и ужом, стараясь не поднимать голову и свою большую белую попу, торопливо поползла к ногам Натали. Она ударила меня ногой, обутой в кроссовок, по мягкой, колыхнувшейся, как студень, ягодице.

— Ещё раз не выполнишь приказ, засуну в очко швабру! — пригрозила она зловеще. — А сейчас лижи мою дырочку, да смотри — хорошо вылежи. До зеркального блеска!

Я вскочила с пола, стоя на коленях, раздвинула дрожащими от страха, боли и унижения руками половинки её задницы, принялась торопливо — с показным удовольствием — орудовать языком. Старалась подавить рвотные позывы от острого тошнотворного запаха и вкуса. Во рту моментально стало горько и горячо, обильно закапала тягучая слюна. Болел глаз, которым я не могла уже ничего видеть, как будто меня ужалила пчела. Довольная Натали блаженствовала, прикрыв глаза и похотливо постанывая...

— Так, животное... Очень хорошо! Я балдею! Вау — какой улёт, — приговаривала она скороговоркой.

Тут снова плаксиво вскрикнула Ольга. Она допустила какой-то промах и Кристина, видимо, больно её ударила. Я, повинуясь непреодолимому материнскому инстинкту, тут же обернулась на крик. Дочка лежала на полу, на спине, с расквашенным носиком, из которого сочилась тонкая струйка крови, и жалобно всхлипывала. Кристина, наклонившись, что-то ей яростно говорила, потрясая кулачком перед самым её испуганным, искажённым гримасой боли, личиком. Что она сделала не так, я не поняла, да в общем, сильно и не вникала. Мне было жалко Оленьку до безумия, но как я могла её защитить, если и сама была беспомощной, беззащитной и жалкой пиздолизкой...

Когда девчонки во втором часу ночи наконец-то ушли, мы с Ольгой буквально повалились на свои постели без задних ног от усталости и тут же уснули, как убитые.

Под утро я проснулась от какого-то шевеления рядом. Открыла глаза: Ольга, как была с вечера, голая примостилась у меня под боком. Я ласково обняла своё чадо рукой, крепко прижала к своему телу. Мы долго молчали, слушая в полутьме дыхание друг друга. Наконец, дочка не вытерпела:

— Мама, почему ты лижешь у Натали? — робко заговорила она. — Почему она тебя бьёт? Зачем ты отдала деньги Кристине?

Вопросов было слишком много, и я не знала, что отвечать. Нежно погладила встревоженную Оленьку по голове, поцеловала в губки.

— Я была должна Кристине, она однажды меня выручила, — соврала я, стараясь не смотреть Ольге в глаза.

— Почему они издеваются над тобой так же, как и надо мной? — настойчиво повторила вопрос моя девочка.

— Ну, они некультурные, злые девочки... — замялась я. — Им, видимо, доставляет большое удовольствие издеваться и доминировать надо мной...

— А тебе?

— Когда это делает Натали — нет, — отрицательно качнула я головой. — Но она подруга Кристины...

— И потому ты позволяешь ей... и всё терпишь? — закончила мою мысль Ольга.

— Видимо, да, — кивнула я.

— Значит, тебе нравится Кристи? — задала в лоб вопрос моя девочка.

— Нравится, — с трудом призналась я.

— Ты на неё запала?

Я густо покраснела, но ответила утвердительно.

— У нас в классе почти все девочки влюблены в неё. Кристи очень красивая, — сказала Ольга.

— А мальчики? — поинтересовалась я.

— Некоторые мальчишки просто с ума по ней сходят, но она не обращает на них внимания. Кристи — лесби. Ей нравятся только девочки и... взрослые женщины, — дочка мельком глянула на меня. — Она мне говорила, что ты тоже у неё лижешь и всё терпишь...

— Так получилось, Оленька, — торопливо заговорила я, виновато пряча глаза и плотнее прижимая тщедушное, угловатое тельце дочери к своему большому, мягкому обнажённому телу. — Кристи как-то пришла к нам домой и сообщила мне, что ты — её рабыня и, если я не буду... удовлетворять её языком — она жестоко тебя накажет. Я испугалась за тебя, доченька, и сделала всё, что она хотела...

— Тебе понравилось у неё лизать?

— Это было необычно... Я совсем потеряла голову от волнения... Когда она начала применять силу, я растерялась... Я ведь совсем не умею драться...

— Кристи тебя била? — участливо спросила Ольга.

— Иногда... Если я чем-нибудь её раздражала, — потупившись, призналась я.

— Кристи жестокая и злая! И совсем меня не любит, — неожиданно взорвалась слезливым признанием моя девочка. Уткнувшись лицом в подушку, она горько зарыдала.

Я как могла её утешала. Перевернув на спину, целовала в мокрые, заплаканные глаза, щёки, губы.

— Расскажи, как всё было? Как всё началось? — попросила я Ольгу.

— Два года назад, весной, учительница повела наш класс в городской парк на субботник, — начала рассказывать моя девочка. — Там стоял памятник жертвам войны, и нам нужно было всё убрать вокруг него, сжечь мусор, посадить цветы на клумбе. Все приступили к работе, только Кристи с Наташкой и Викой — ты её не знаешь, она на год старше нас — ничего не делали. Они всегда держались в классе особняком, своей компанией и мне страшно хотелось быть с ними. Когда девчонки углубились в парк, я незаметно пошла вслед за ними. То, что я увидела — повергло меня в шок. Кристи, наклонившись, стояла возле большой акации, обхватив руками ствол для устойчивости, юбка её была откинута на спину, трусики спущены до колен. Сзади к ней прилипла лицом Натали. Она вылизывала её киску. Вика, смотря на них, гладила себя рукой между ног. Левой рукой она крепко сжимала задранную высоко юбку. Её маленькие оранжевые стринги валялись на траве под кустиком.

Вика первая заметила меня. Я растерялась и застыла на месте как вкопанная. Вика бросила себя ласкать, подбежала ко мне и, схватив за руку, вытащила из кустов.

— Девочки, лазутчицу поймала! — победно объявила она, толкнув меня к ногам своих подруг, занимавшихся странной любовью.

Я упала, поцарапав локти и коленки о сучья. Вначале страха не было, был только интерес: а что же будет дальше? К тому же Кристина мне очень нравилась и я не верила, что она способна меня обидеть.

Натали, оторвавшись от попы Кристины, проворно вскочила на ноги. Я тоже поднялась, виновато смотря ей в глаза. Кристи, натянув трусики, повернулась.

— Кто тебе поручил следить за нами, сучка? — строго спросила она.

— Никто, Кристи, я не следила, — умоляюще сложила я на груди руки. — Я думала, что вы решили покурить, и пошла следом. Я не знала, что вы будете этим заниматься... Я никому ничего не скажу.

— Врежь ей хорошенько, только не по лицу, — приказала Кристина Вике.

Та приблизилась с очаровательной, хищной улыбочкой и, что есть силы, с размаха ударила меня кулаком под дых. Я согнулась напополам, вскрикнула и повалилась к их ногам, как подкошенная. Вика врезала меня ногой, обутой в остроносый туфелек, по ягодице, а Натали, тоже ногой — в бок. Было очень больно. Я испугалась, заревела, стала умолять, чтоб не били.

— Закрой пасть, стерва! — велела Кристина. Когда я замолчала, она подошла, схватила меня за волосы, приподняла с травы, поставила на ноги. Я вся тряслась от ужаса и жалобно смотрела в её красивые, но холодные, как у Снежной Королевы, жестоко прищуренные глаза. Я была готова принять от неё любые муки — так она была прекрасна. Кристина это поняла, коротко спросила:

— Ты целка?

— Да, Кристи, — ответила я.

— Хочешь, я буду твоим первым «мужчиной», — полушутя-полусерьёзно предложила она с улыбкой.

— Хочу, — кивнула я головой.

— Раздевайся.

Девчонки с интересом наблюдали, как я торопливо снимаю одежду. Когда я осталась без ничего, Кристина велела мне лечь на траву и широко раздвинуть ноги. Я сделала. Она тоже разделась и легла сверху, как мальчик. Стала жадно целовать меня взасос. Я тоже её целовала. От поцелуев внутри у меня всё оборвалось, я почувствовала «райское наслаждение», как будто съела «баунти». Кристи стала меня ласкать руками. Сначала груди и соски, потом опустилась ниже и стала гладить животик, затем жадные, умелые её руки нырнули туда... Я почувствовала её пальцы на своей киске. Это было что-то!... Она вначале нежно потеребила её сверху, помяла, быстро-быстро потёрла, потом вдруг сменила темп, приостановилась и стала нежно-нежно поглаживать, перебирая пальчиками складки кожи. Я была просто в улёте от её ласки. Я стонала, во весь голос, изгибалась мостиком, называла Кристинку ласковыми именами и просила ещё и ещё... Я отдавалась ей, как девочки отдаются мальчикам. Я просто ревела от счастья и неземного наслаждения. Целовала её лицо, губы, реснички на глазах, мочки ушей. Она тоже облизала всё моё лицо, так что оно было мокрое. Кристи извивалась на мне, тем самым добавляя несказанного удовольствия, ёрзала своим голым лобком — по моему, тёрлась киской о мои ноги. В общем, это была жесть! Я чувствовала, что теку, киска моя горела, удовольствие накатывало волнами и я не могла уже сдерживаться, — позабыв обо всём, громко стонала прижимала к себе Кристину, умоляла трахнуть меня по-настоящему, чтобы испытать самое главное... И Кристи вдруг резко воткнула в мою раскрытую, разгорячённую, влажную киску два пальца на всю глубину. Пробила там что-то... Я ойкнула: всё моё тело мгновенно пронзила острая боль. Внизу что-то потекло, и я чуть не потеряла сознание от удовольствия. Крепко сжала ноги, стиснув в киске пальцы Кристины, не давая ей их вытащить, бёдрами крепко зажала её руку, перевернула Кристину на спину, оказавшись сверху. Мы обе забились в припадке неземного, улётного кайфа. Кристи тоже почувствовала это... Но, видимо, не так как я. Потому что я ничего уже не соображала, по ногам моим из киски что-то текло липкое и горячее — прямо на белый, ещё не загорелый животик Кристины. Я успела мельком подсмотреть — кровь! Кристи действительно лишила меня целки. Но мне всё уже было по барабану! Боль прекратилась, и осталось одно только наслаждение. Я извивалась на своей любимой подруге, а кайф всё продолжался и продолжался. Кристи тоже пыталась кончить, но снизу это не получалось и она снова перевернула меня под себя, посунулась вверх, и стала ёрзать своей измазанной моей девственной кровью киской по моим губам. Я, ничего не соображая от наслаждения, высунула язык и в момент слизала всё с её раскрытых половых губок.

Она плотно прижала свою мягкую горячую киску к моему раскрытому рту и приказала: «Соси, сучка!» Я тут же принялась сосать и вылизывать всё у неё внутри. Голова моя закружилась, я улетела! Так было хорошо.«Засунь язык в самую дырку», — продолжала командовать Кристи. Я всё делала, что она приказывала. Она от моего языка и губ стонала всё громче и громче, движения её тела всё убыстрялись и убыстрялись. Из её киски в мой рот — текло. Она начала кончать от меня... Я всё тут же проглатывала. Дышать было нечем, мокрая горячая мякоть её киски зажимала мне рот сладостным кляпом. Я мычала от страшного возбуждения и дышала носом, который то и дело тыкался в её заднюю дырочку. Кристина засунула туда, в самую глубину попки, свой палец, поелозила там, трахая сама себя в попу. Застонала от удовольствия, задёргалась. Вытащила палец и сунула мне в рот. «Оближи, стерва!" — простонала она и я, не задумываясь, стала облизывать её плохо пахнувший пальчик. Он пах туалетом, но мне было в кайф! Вау — какая жесть всё, что мы тогда делали с Кристиной в парке!

Когда она трахнула меня в первый раз и немного отошла от возбуждения — мы с ней перекурили на бревне, — Кристи велела подлизать киски Наталье и Вике. Она сказала, что теперь я никуда от них не денусь и буду делать всё, что они прикажут. И ещё назвала меня своей рабыней, а себя — госпожой и богиней. Мне было всё равно, как они меня называют, и даже побои я принимала с удовольствием. Да, после того, как я у девочек полизала по одному разику, а у Кристи — дважды, она сказала, что хочет проверить, хорошая ли я рабыня? Велела прижаться голой грудью и ногами к стволу дерева. Они все трое выломали тонкие гибкие хворостины и стали сечь меня ими со всей силы по спине и попке. Кристи пригрозила, что если я буду кричать, они будут бить ещё сильнее, а Натали сказала, что покакает и заставит есть...

Я терпела порку, пока могла. Слёзы ручьями лились из моих глаза, вся спина и попа превратились в одну сплошную, красную, кровоточащую рану. Под конец я не выдержала, упала на землю и стала просить, чтобы они прекратили. Они и не думали заканчивать, а только посмеивались и продолжали все трое хлестать меня лежачую, пока я не уписалась. Только тогда Кристи сказала, что хватит, крепко схватила меня за волосы, приблизила моё залитое слезами лицо к своей киске и помочилась на меня. Она потребовала, чтобы я раскрыла рот. Я сделала, и стала глотать её мочу. Я полулежала на земле, только голова была задрана кверху — Кристина продолжала держать меня за волосы. Вика подошла сзади, присела надо мной и тоже стала на меня писать, на спину и попу. Противная, злая Натали чуть отошла в сторонку и села какать. Она, как и я, тоже была без ничего. Вероятно, пока мы развлекались с Кристиной, они трахались с Викой. Натали покакала и подозвала меня к себе. Девчонки застыли в оцепенении, следя за моей реакцией, в ожидании, что же будет. Они, вероятно, ещё не верили, что я способна на всё. Но я настолько была подавлена поркой — меня всю трясло — что действительно готова была и на это,... лишь бы они снова не стали меня хлестать прутьями по всему телу... Я сделала это, мамочка!..

— Что, доченька? — смутно догадываясь, о чём она говорит, с тревогой и неприкрытым состраданием спросила я.

— Это... После Натали... — потупясь, сгорая от стыда, с глубокой внутренней болью и раскаянием выдавила Оленька. — Наталья — злая, развратная, жестокая и отвратительная девчонка! Она несколько раз хлестнула меня прутом по груди — крест накрест — и приказала лечь и сделать это... Мне пришлось, мама!

После этого Кристи никогда уже меня не целовала, а только при случае била по лицу и называла «опущенной». Она сказала, что я теперь буду их общей «пиздолизкой» и «туалетом», а в следующий раз они «опустят» меня по-настоящему. Через неделю они меня действительно опустили, и в моей жизни начался ад!