Т.Манн о русской литературе

Русскую литературу Томас Манн любил с юных лет: она участвовала в его идейных творческих исканиях, во всей его интеллектуальной жизни на протяжении десятилетий. Среди западных писателей ХХ в. Томас Манн – один из лучших знатоков и ценителей русской классики. В круг его чтения входил Пушкин, Гоголь, Гончаров, Тургенев, Чехов, впоследствии – Горький – как и ряд других писателей ХIХ и ХХ вв. И прежде всего – Толстой и Достоевский.

Томас Манн читал переводы русских романов на немецком языке, считая переводы слабыми, он признавал, что чтение русских классиков «те важнейшие переживания, которые формировали его личность».

В предисловие к «Анне Карениной», написанном в годы второй мировой войны, Т. Манн назвал эту книгу Толстого «величайшим социальным романом во всей мировой литературе». И добавил: «Этот роман из жизни светского общества направлен против него…». «Мысль семейная» толстого привлекала Томаса Манна, особенно в период написания «Будденброков» (история одной бюргерской семьи), где история личных судеб героев неразрывно связана с историей общества – и заключает в себе сильнейший заряд социального критицизма, направленного против самих основ собственнического уклада жизни.

Роман «Волшебная гора» увидит свет в 1924 году. В «Волшебной горе» автор подвергает беспристрастному анализу весь комплекс гуманистических идей европейской литературы, приходя к неутешительному выводу, что гуманизм выродился в риторику, за которой нет реального действия. Заметны реминисценции из романа Достоевского «Идиот». Изображение филистерского уклада Швейцарии напоминает рассказы князя Мышкина об этой стране. Да и поведение Ганса (Ганс – простак) поначалу сродни поступкам главного героя у Достоевского. Очень близок образ азиатской красавицы Шоша характеру Настасьи Филипповны.

В статьях о русской литературе, написанных Т. Манном в начале 20х годов, отразилась сложность его идейных поисков. Сам он откровенно признавался, что главными силами, которые формировали его с молодых лет, были, с одной стороны, Ницше, а с другой – «русский дух». Манн ссылается на Мережковского, по которому Толстой – «ясновидец плоти», Достоевский – «ясновидец духа». В работах Томаса Манна о русской литературе всегда присутствует момент искания истины. Размышление над книгами русских писателей связывались для него с коренными проблемами искусства и жизни, с собственными насущными писательского задачами. Отчасти поэтому Т.Манн в своих письмах, интервью, беседах двадцатых годов не раз сопоставлял Толстого и Достоевского, как бы пытаясь выяснить, каждый раз заново, у кого из их учиться? И чему именно?

В статье об «Анне Карениной» после слов о здоровье Толстого, как отличительной черте его реализма, мы читаем: «В этом – сила Толстого сила, которой не обладал в такой мере ни один эпический художник нового времени, сила, которая отличает его гений, - если не по масштабу, то во всяком случае по самой сути, - от болезненного величия Достоевского с его надрывом, с его гротескно-апокалиптическими картинами».

В статье «Достоевский – но в меру» соотносятся жизненные и творческие пути несхожих между собой людей (Ницше и Достоевский): ведь они оба были для Манна «фактором духовного воспитания», каждый из них был отмечен «гением как болезнью и болезнью как гением». Манн говорит о громадном превосходстве Достоевского – психолога и даже над самыми прославленными кумирами модернистской литературы ХХ в. Психологические находки, новшества и смелые ходы Пруста не более чем пустяшна игра в сравнении с жуткими откровениями Достоевского, человека, который побывал в аду. Он писал, что эпилепсия была чуть ли не важнейшим источник художественной силы Достоевского. «Знаток больной души обогатил русскую литературу».

«Нельзя забыть о Чехове, - это, некотором роде, русский Мопассан, но он значительнее и выше, чем Мопассан». Т.М. добавил, что если бы он мог взять с собой на обитаемый остров 6 книг, то одной из них была бы «Отцы и дети» Тургенева, к которому он чувствовал особую привязанность.

В статье «Слово о Чехове» Манн поднимает проблему – долга художника и назначения искусства.

Особенно привлекло Манна в творчестве Чехова: отсутствие морализации, декларативности, нравственно здоровое отношение к жизни, утверждаемое силою художественного изображения, спокойно и неназойливо.

В Чехове – человеке и художнике – Т.Манна необычайно привлекала скромность, отсутствие претенциозности. Чехов отвергал «деспотическое проповедничество». «Все его творчество – отказ от эпической монументальности, и тем не менее оно охватывает необъятную Россию во всей ее первозданности и безотрадной противоестественности дореволюционных порядков.

Отмечал художественную иронию Чехова, близкую своему творчеству.

«Такого глубокого гуманизма, каким была проникнута русская литература, свята русская литература, как я ее назвал в одной из моих ранних повестей, вообще не существовало нигде и никогда в мире».