Начало (конца). 3 страница

ГЛАВА 12.

В следующий четверг Колин проснулся из-за кукареканья петуха под звуки Хасановской молитвы. Он встал с кровати, натянул на себя футболку, отлил и затем направился в комнату Хасана. Тот лежал на кровати с закрытыми глазами.
- Ты не мог бы молиться чуть по тише? Я имею в виду, разве Бог может услышать тебя, даже если ты будешь говорить шепотом? – спросил он.
- Я приболел, - произнес Хасан, не открывая глаз. – Думаю, у меня гайморит и мне нужен выходной. Господи. Работать, конечно, хорошо, но мне снова хочется посмотреть «Судью Джуди» в одних трусах. Ты понимаешь, что я не смотрел «Судью Джуди» уже, типа, двенадцать дней? Это как двенадцать дней не видеть любовь все своей жизни.
Поджав губы, Колин уставился на Хасана. Тот моргнул и открыл глаза.
- Ой. Точно. Извини.
- Ты не можешь заболеть. Твоя начальница работает здесь. В доме. Уж не думаешь ли ты, что она не узнает, что ты здоров?
- По четвергам она на заводе, балда. Тебе следует быть повнимательней. Четверг – идеальный день, чтобы заболеть. Мне просто нужно подзарядить свою эмоциональную батарею.
- Ты заряжаешь свою батарею целый год! За эти двенадцать месяцев ты ничего не сделал!
Хасан ухмыльнулся.
- Тебе не нужно идти на работу или еще куда-нибудь?
- Хотя бы позвони своей маме и скажи, чтобы она отправила депозит в Лойолу. На четыре недели. Я в Интернете специально для тебя проверил.
Хасан продолжал лежать с закрытыми глазами.
- Не могу вспомнить слово. Боже, вертится на языке. Ог. Аг. Яг. Ах, точно. Ягодки, ублюдок. Я-год-ки.
Когда Колин спустился вниз, он встретил уже проснувшуюся Холлис – ну, или еще не ложившуюся спать – в розовом брючном костюме.
- Какой прекрасный день, - сказала она. – Всего лишь 28 градусов. Но Господи, я так рада, что четверг бывает только раз в неделю.
Колин вместе с ней сел за обеденный стол.
- Что Вы делаете по четвергам? – спросил он.
- Обычно езжу на фабрику и проверяю, что там происходит по утрам. А затем около полудня еду на наш склад в Мемфис.
- Почему склад находит в Мемфисе, а не в Гатшоте? – спросил Колин.
- Боже, слишком много вопросов, - ответила Холлис. – Так, послушай. Вы опросили почти всех, кто на данный момент работает на заводе. Поэтому я собираюсь отправить вас к другим людям, в дом престарелых, допустим, или еще куда-нибудь. Задаете все те же четыре вопроса, но из вежливости можете остаться там немного подольше.
Колин кивнул. После недолгого молчания, он сказал:
- Хасан заболел. У него синусит.
- Бедняжка. Ладно, тогда ты поедешь с Линдси. Ехать недолго. Навестите стариков.
- Стариков?
- Так их Линдси называет. Это люди в доме престарелых города Брэдфорда – многие из них живут за счет пенсий, получаемых от Текстиля Гатшота. Она постоянно навещала их, прежде чем начать, - Холлис вздохнула, - встречаться, - она снова вздохнула, - с парнем.
Она повернула голову и крикнула в коридор:
- ЛИИИИНДСИИИ! ПОДНЕМИ СВОЮ ЛЕНИВУЮ ЗАДНИЦУ С ПОСТЕЛИ!
Хотя голос Холлис вряд ли бы донесся до Линдси через длинный коридор и две закрытые двери, через мгновенье она крикнула:
- ПОЛОЖИ МОНЕТУ В ЭТУ СРАНУЮ БАНКУ ЗА РУГАНЬ, ХОЛЛИС. Я УЖЕ СОБИРАЮСЬ ПРИНЯТЬ ДУШ.
Холлис встала, кинула монетку в банку, стоящую на камине, подошла к Колину и потрепала его за волосы.
- Я вернусь поздно. Обратный путь с Мемфиса будет долгим, но у меня с собой будет телефон. Берегите себя.
Некоторое время спустя вниз спустилась Линдси в шортах цвета хаки и черной футболке с надписью «ГАТШОТ!», в то время как Хасан лежал на диване и смотрел старые выпуски «Субботним вечером в прямом эфире».
- Кто наши сегодняшние жертвы? – спросила Линдси.
- Старики.
- О, круто. У меня с ними опыт. Ладно, Хас, поднимайся с дивана.
- Прости, Линдс. Я заболел, - сказал он. Я никогда не называл ее «Линдс», подумал Колин. Хасан рассмеялся от какой-то шутки по телевизору. Линдси сдула волосы с лица, схватила Колина за предплечье и направилась к Катафалку.
- Не могу поверить, что он заболел, - произнес Колин и завел машину. – Я чертовски устал не спать пол ночи, читая чертову книгу об изобретении телевидения, и он, черт его побери, заболел?
- Эй, почему, черт возьми, ты и Хасан постоянно говорите «черт»?
Колин надул щеки и медленно выдохнул.
- Ты когда-нибудь читала «Нагие и Мертвые» Нормана Мейлера?
- Я даже не знаю кто это.
- Американский писатель-романист. Родился в 1932 году. Я читал его произведения, когда впервые встретился с Хасаном. Тот взялся ее читать и перечитывал раз сто, потому что там говорится о войне, а Хасан любит книги про войну. В ней 872 страницы и слово «черт», «чертовски», «черт возьми» и тому подобное используется примерно 37 тысяч раз. После прочтения этого романа, мне понравилось читать литературную критику.
- Впечатляет, - сказала она.
- Согласен. Должен признать, когда Мейлер писал книгу, он не использовал слово «черт». Но когда он отправил ее в издательство, они сказали: «Это действительно замечательная книга, мистер Мейлер. Но в нынешнем 1948 году никто не купит ее, поскольку она не содержит ругательных слов.» Тогда Норман Мейлер добавил в свою 872 страничную книгу много «чертовых» слов. Я рассказывал эту историю Хасану, пока он читал эту книгу, а когда закончил, он сказал, что будет постоянно использовать «чертовые» слова в знак уважения Мейлера – а еще потому, что это не очень обидное слово.
- Это хорошая история, видишь, ты можешь их рассказывать, - она сказала, ее улыбка была похожа
на ярко-белые фейерверки, сверкающие в беззвездном небе, - и в ней нет никакой морали, и она
не содержит романтики и приключений, но - это история, по крайней мере, с помощью которой
ты не думал о всяких гидрациях.
В его переферическом зрении Колин мог видеть, как она улыбается ему.
- Поверни на лево. Мы спускаемся вниз по этой чертовой дороге бесконечно и дальше... подожди,
подожди, помедленнее, это машина Чейза.

Двухцветный Шевролет Бронко приближался с другой стороны. Без всякого желания, Колин
остановил свой катафалк. ДК был за рулем. Колин опустил окна, и ДК повторил тоже самое.
Линдси выглянула в окно, чтобы увидеть своего парня.
- Хей, Лесс, - ДК сказал.
- Не смешно, решительно сказала Линдси, когда Чейз проехал со звуком дробовика, они оба захохотали.
- Слушай, Чейз и я собираемся встретить ночью Фултона в лагере. Увидимся там?
- Я думаю, я останусь ночью дома, - она ответила. Потом Линдси повернула голову к Колину, - поехали.
- Оуу, Линдс. Я просто прикольнулся над тобой.
- Поехали, - она сказала опять, и Колин нажал на газ и выстрельнул в ответ.
Колин попросил объяснений, когда Линди повернулась к нему и сказала "Поехали" спокойно.
- Ничего такого - просто это наша шутка.В любом случае, я читала твой блокнот. Я, правда, там ничего не поняла полностью, но, по крайней мере, я просмотрела все записи.
Колин быстро забыл о странном разговоре с ДК и спросил:
- О чем ты думала?
- Так, в первую очередь, мы говорили о чем-то, тогда, когда ты первый раз оказался здесь, и это заставило меня задуматься. Когда я рассказала тебе, я подумала, что это была плохая идея. Я думаю, что должна взять те слова назад, потому что посмотрела твои записи. Я продолжаю искать ответ, как улучшить твою теорему. И в общей сложности, отношения можно рассмотреть, как шаблон. Я имею в виду, что это должно работать. Люди ужасно предсказуемы. И потом, тогда бы теорема была бы не твоя, а наша. Но с другой стороны, я думаю, что хочу узнать, что за пределами Гатшота. Ну или иметь хоть какое-то представление о нем. Может быть, я бы хотела на долгое время уехать отсюда.
Колин замедлил шаг, остановился у знака "стоп" и посмотрел на нее.
- Прости, - он сказал.
- За что?
- За то, что не смогла это исправить.
- Но я исправила, - она ответила.
Колин остановил машину в двадцати шагах от знака "Стоп" и сказал:
- Ты уверена? - она продолжала улыбаться, - хорошо, расскажи мне, - он умолял.
- Ладно, я не исправила ее, но у меня есть одна идея.
Я не очень в математике, правда, не очень, так что скажи мне, если я ошибусь. Но выглядит, как фактор, который входит в формулу, где каждый человек входит в число брошенных, правильно?
- Правильно. О чем эта формула? Она о «брошенных»?
- Ага, Но это не только фактор в отношениях. Возраст. Когда тебе 9, твои отношения короче и в них меньше серьезности, и больше беспорядка, чем, когда тебе 41. И ты отчаянно пытаешься жениться, пока твои яйца не отсохнут, правильно?
Колин отвернулся от Линдси и посмотрел на интересные дороги впереди него. Некоторое время он думал. Сейчас это казалось очень очевидным - сделать много открытий.
- Больше переменных, - он объявил с энтузиазмом.
- Правильно, как я сказала - возраст, для начала. Он играет большую роль. Я извиняюсь, но влияет привлекательность. Есть такой парень, который присоединился к десантникам, но в прошлом году он был старшим. Он был, как 210 тонн рельефных мускул, и я люблю Колина и всё, но этот парень сексуально умер, также, он очень милый и сладкий, и он ездит на навороченном Mitsubishi Montero
- Я ненавижу этого парня, - сказал Колин.
Линдси засмеялась:
- Да, это точно. Но в любом случае, абсолютный Бросающий. Самоучка, сторонник правила НВОЗ: найти их, влюбить их, отыметь их, забыть их. Но он ошибся, когда начал встречаться с единственным человеком горячее его во всем среднем Теннеси - с Катериной. И он стал липучим, убогим, рыдающим, словно маленькая собачка, и, наконец, она бросила его.
- Но это не просто физическое влечение, - сказал Колин, когда нашел блокнот и ручку, - это то, насколько привлекательным ты находишь человека, и насколько привлекательным он находит тебя. Например, как сказать очень симпатичной девушке, что у меня очень странный фетиш, так что меня привлекают девчонки исключительно с 13-ю пальцами. Так что да, я бы мог быть Бросающим, если случится так, что она окажется девушкой, у которой всего 10 пальцев, и которая ведется на тощих парней в очках и с еврейскими кучеряшками.
- И правда, зеленые глаза, - равнодушно добавила Линдси.
- Что?
- Я сделала тебе комплимент, - она сказала, - Боже мой. Зеленые, Правда.
Спокойно, Синглтон, спокойно.
- С другой стороны, я думаю, этот способ должен быть более сложнее. Она должна быть настолько сложной, что эта математика не должна быть понятной. Даже для меня.
К этому времени, машина подъехала и начала сигналить. Колин вернулся к вождению и к этому времени, они уже были на пещеристой стоянке у дома престарелых. У них было пять вариантов:
А: возраст
Б: популярность
В: Привлекательность
Г: быть брошенным
Д: быть застенчивым
Они сели в машину. Окна в ней были открыты. Воздух был легким и теплым, но не душным. Колин набросал возможные понятия и объяснил математику Линдси, которая делала предположения и смотрела на его наброски. В течение тридцати минут он думал в основном над графиком "она бросила его" о других Катеринах с нахмуренным лицом. Но он не мог правильно подобрать время. К-18, которая стоила ему месяцы его жизни, но они длились не дольше, или не значили так много, как отношения с К-5. Он придумывал слишком простые формулы, и он до сих пор пытался сделать это совершенно случайно. Что, если квадрат привлекательности изменчив? Что, если я положил синусоиду* здесь, а частицу там? (* - синусоида - плоская кривая, задаваемая в прямоугольных координатах уравнением) Ему нужно было посмотреть на формулу не со стороны математики, которую он ненавидел, а со стороны языка, которую он любил.
Так что он начал думать о формуле, как о попытке сказать что-то. Он стал создавать фракции
среди переменных, чтобы с ними было легче работать в графиках. Он начал понимать еще до
того, как вводил переменные, как по-разному формулы будут изображать Катерин, и пока он
делал это, формула становилась все более сложной, пока не стала выглядеть почти – как бы
представить это не так скучно – хорошо, красивой. Через час на стоянке в машине, формула
выглядела так:
Это не считается математикой, потому что не нужно понимать как это работает или
что это значит, чтобы думать, что это выглядит вроде как красиво.
- Думаю, это близко, - наконец сказал он.
- И я уверенна, что как дерьмо вообще этого не понимаю, так что ты поднялся в моих глазах! –
Она рассмеялась. – Хорошо, пошли потусуемся со стариками.
Колин был в доме престарелых только раз. Они с отцом ездили в Пеорию, Иллиноис, в один
уик-энд, когда Колину было одиннадцать, чтобы навестить прапратетю Эстер, которая была в коме
в то время, и, следовательно, не очень хорошей компанией.
Так что его приятно ошеломил Sunset Acres. За столом для пикника на лужайке снаружи, четыре
старые женщины, все одетые в широкие соломенные шляпы, играли в карты.
- Это Линдси Ли Уэллс? – спросила одна из женщин, а затем Линдси оживилась и подошла к
столу. Женщины положили свои карты, чтобы обнять Линдси и потрепать её пухлые щеки.
Линдси знала их всех по именам – Джолин, Глэдис, Карен и Мона – и представила им Колина,
после чего Джолин сняла шляпу, обмахнулась рукой и сказала:
- Боже, Линдси, у тебя действительно парень с такой приятной внешностью, не так ли? Не
удивительно, что ты больше не приходишь повидать нас.
- Оу, Джолин, он не мой парень. Извини, что редко приходила. Я была так занята в школе, и
Холлис заставляет меня работать, как собака внизу в магазине.
А затем они начали обсуждать Холлис. Это заняло пятнадцать минут, пока Колин смог достать
свой диктофон и начать задавать четыре вопроса, которые они хотели задать, но он не возражал,
во-первых, потому что Джолин думала, что у него «приятная внешность», а во-вторых, потому что
они были такой расслабленной компанией старых людей. Например, Мона, женщина с пятнами в
печени и марлевой повязкой над левым глазом, ответила на вопрос «Что особенного в Гатшоте?»
словами:
- Ну для начала, фабрика получила по правде хороший пенсионный план. Я на пенсии уже
тридцать лет и Холлис Уэллс до сих пор покупает мне памперсы. Правда, я использую их! Я могу
обмочиться, когда я смеюсь, - сказала она радостно, а потом волнующе сильно засмеялась.
И Линдси, как показалось Колину, была чем-то вроде рок-звезды среди стариков. По мере того,
как известие о приходе Линдси просочилось сквозь здание, все больше и больше людей
выходили на улицу к столику для пикника и собирались вокруг Линдси. Колин ходил от человека кчеловеку, записывая их ответы на вопросы. В конце концов, он просто сел и позволил Линдси
отправлять людей к нему.
Его любимое интервью было с человеком по имени Рой Уолкер.
- Ну, я не могу представить, - сказал Рой, - почему кто-то на земле хочет что-то услышать от
меня. Но я рад поболтать. – Рой было начал рассказывать Колину о своей прежней работе в
качестве менеджера ночной смены на Текстильной фабрике Гатшота, но затем он внезапно
остановился и сказал:
- Смотри, как они все любят маленькую Линдси. Мы все вырастили эту девочку. Я часто видел
её раз в неделю или больше – мы знали её, когда она была совсем малышкой, и мы знали её,
когда невозможно было отличить её от мальчика, и мы знали её, когда у неё были синие волосы.
Она тайком приносила мне бутылочку Бадвайзера каждую субботу, благослови её сердце. Сынок,
если есть одна вещь, которую я знаю, - и Колин подумал о том, как старые люди всегда любят
рассказывать вам одну вещь, которую они знают, - то это то, что в мире есть такие люди, которых
ты можешь просто любить, и любить, и любить, не смотря ни на что.
Колин проводил Роя к Линдси после этого. Линдси небрежно крутила прядь своих волос, но
пристально смотрела на Джолин.
- Джолин, что ты только что сказала?
- Я рассказывала Хелен, что твоя мама продает двести акров земли на Бишопс Хилл моему
мальчику Маркусу.
- Холлис продает землю на Бишопс Хилл?
- Верно. Маркусу. Думаю, Маркус хочет построить там несколько домов, построить маленький
– я не помню, как он это называет.
Линдси наполовину закрыла глаза и вздохнула.
- Пригород? – спросила она.
- Верно. Пригород. Вверх по холму, полагаю. Милые виды, в любом случае.
После этого Линдси затихла, уставившись своими большими глазами вдаль на поля за домом
престарелых. Колин сидел и слушал болтовню стариков, а затем Линдси наконец схватила его за
руку чуть выше локтя и сказала:
- Нам нужно идти.
Как только закрылись двери Катафалка, Линдси пробормотала, будто сама себе:
- Мама бы никогда не продала землю. Никогда. Зачем она это делает? – Колину пришло на ум,
что он никогда до этого не слышал, чтобы Линдси говорила о Холлис, как о маме. – Почему она
продает землю этому парню?
- Может, ей нужны деньги, - предположил Колин.
- Ей нужны деньги, как мне нужна проклятая дырка в голове. Мой прадедушка построил эту
фабрику. Доктор Фред Н. Динзанфар. Мы не нуждаемся в деньгах, уверяю тебя.- Он был арабом?
- Что?
- Динзанфар.
- Нет, он не был арабом. Он был из Германии, или типа того. Так или иначе, он говорил по-
немецки – как и Холлис, и поэтому я знаю немецкий. Почему ты всегда задаешь такие нелепые
вопросы?
- Боже. Прости.
- О, все равно. Я просто запуталась. Кому какая разница. Сменим тему. Весело зависать со
стариками, не правда ли? Ты бы никогда не подумал, но они классные, как ад. Я любила
приходить домой к этим людям – большинства из них не было дома – почти каждый день. Я
просто ходила от дома к дому, меня кормили и обнимали. Это были дни до дружбы.
- Они, несомненно, обожают тебя, - сказал Колин.
- Меня? Леди не могли говорить ни о чем, кроме того, насколько ты горяч. Ты упускаешь целую
демографию Катерин, не гоняясь за рынком за-восемьдесят.
- Было смешно, когда они подумали, что мы встречаемся, - сказал Колин, бросая на неё вгляд.
- Как это смешно? – спросила она, удерживая его взгляд.
- Эмм, - сказал он. Отвлекшись от дороги, Колин посмотрел, как она одарила его самой легкой
версией своей неподражаемой улыбки.

ГЛАВА 13.

В то воскресенье Хасан решил сходить на крейсирование вместе с Линдси, Катриной, ДК, СТД и КЖТ. На следующую ночь он снова пошел на крейсирование и вернулся домой после полуночи, застав Колина, работающего над своей теоремой уже в девятнадцатый раз за свои 17 лет.
- Ну, че ты? – спросил Хасан.
- Так не говорят, - не поднимая глаз, ответил Колин.
- Синглтон, ты как солнце в пасмурный день. Когда на улице холодно, ты месяц май.
- Я работаю, - перебил Колин.
- Я целовался с Катриной, - сказал Хасан. Колин положил карандаш, повернулся к нему в своем кресле и спросил:
- С кем ты там чмокался?
- Так не говорят, - передразнил Хасан.
- В губы?
- Нет, балда, в зрачковый сфинктер. Конечно в губы.
- Зачем?
- Ну, мы сидели в задней части грузовика Колина и играли в «бутылочку». Сама бутылка была из-под пива. Играть было невыносимо, потому что мы ехали по лесу, и когда кто-нибудь начинал крутить бутылку, она сразу же отлетала в другой конец кузова, и в итоге никто никого поцеловать так и не смог. Но мы все равно продолжали играть. Я крутанул бутылку, и, клянусь Богом, она начала крутиться на месте. Ты ведь понимаешь, что только Бог мог такое сотворить – держать бутылку на месте, когда весь грузовик и мы подпрыгивали? Так вот, она остановилась прямо напротив Катрины, и та сказала: «Повезло мне». Это был не сарказм, кафир! Она говорила на полном серьезе! Потом она наклонилась через весь грузовик и, так как нас трясло, приземлилась ко мне на руки, после чего ее губы прямиком направились навстречу моих. Господи, мне даже показалось, будто ее язык мои зубы облизывал.
Колин посмотрел на него недоверчивым взглядом. Может, Хасан все это выдумал?
- Честно сказать, это было, э-э, странно, глупо и неприятно, но зато весело. Самый лучший момент был, когда моя рука находилась на ее лице, и, глядя сверху вниз, я заметил, что ее глаза были закрыты. Вообще, мне кажется, что у нее до этого было куча парней. Но все-таки, я пригласил ее в Tako Hell. Она заедет за мной завтра вечером. Вот такие вот дела, - Хасан ухмыльнулся. - Дамы приходят к Большому Папочке, потому что у Большого Папочки нет автомобиля.
- Ты это серьезно? – спросил Колин.
- Да, серьезно.
- Подожди, ты думаешь, если бутылка оставалась на одном месте, то это не случайность?
Хасан кивнул. Колин постучал ластиком карандаша по столу и встал.
- Бог не может просто так заставить тебя поцеловать девушку до вашей свадьбы, поэтому он хочет, чтобы ты женился на девушке, которая верит, что я француз, страдающий синдромом Туретта.
- Не будь придурком, - почти угрожающе, сказал Хасан.
- Я просто удивлен, что г-жа Высокая и Огромный Верующий возятся друг с другом в задней части пикапа, вот и все. Ты, наверное, выпил слишком много пива.
- Что ты несешь? Я целовался с девчонкой. Наконец-то. С милой и горячей девчонкой. И вообще, ягодки. Не выноси меня из себя.
Колин не знал почему, но чувствовал, как будто должен продолжать отстаивать свое мнение:
- Все равно. Я просто не могу поверить, что ты сделал это с Катриной. Она, случайно, тогда свихнувшейся не выглядела?
Внезапно Хасан протянул руку и схватил Колина за волосы. Он вытащил его из комнаты и толкнул к стене. Челюсти Хасана были плотно стиснуты, когда он нажимал на солнечное сплетение Колина, в место отверстия кишки.
- Я сказал ягодки, кафир. Я ягодкаю уважать тебя, придурок. Сейчас я пойду и лягу на кровать, пока мы с тобой не подрались. Хочешь знать, почему я не хочу драться с тобой? Потому что не хочу тебя потерять.
Он все еще шутит, подумал Колин. Он всегда шутит, даже когда злится. Пробираясь через ванную, Хасан направился в свою комнату, и Колин снова сел работать над своей теоремой. Его лицо покраснело и стало мокрым от слез, поступающих от разочарования.
Колин терпеть не мог, когда он был не в состоянии достигать своих «маркеров». Он ненавидел это еще с тех времен, когда ему было четыре, и отец давал ему выучить латинские спряжения по 25 глаголов в одном «дневном маркере», но к концу дня Колин знал только 23.
Отец его не наказывал, но Колин знал, что провалился. И сейчас, возможно, маркеры стали сложнее, но они все еще оставались достаточно простыми: он хотел себе лучшего друга, Катерину и Теорему. И спустя практически три недели в Гатшоте, казалось, что все стало только хуже с того момента, когда он начинал.
Хасан и Колин ухитрились не разговаривать следующим утром – не впервые, и Колину было понятно, что Хасан все еще чувствовал себя таким же обозленным, как и Колин. В гробовой тишине Колин смотрел, как яростно Хасан накалывает свой завтрак, и как позже он швырнул мини-рекордер на кофейный столик какого-то пенсионера, который был старым-но-недостаточно-старым-для-дома-престарелых. Колин мог услышать раздражение в голосе Хасана, сквозь монотонность агрессивной скуки, когда он спросил, какой была жизнь в Гатшоте, когда старик был ребенком. Сейчас казалось, что они прошли через лучших рассказчиков и остались с людьми, которые пять минут решали, когда они были в Эшвилле, Северная Каролина, в июне или июле 1961 года. Колин все еще уделял внимание – это было после всего, что он делал – но большая часть мощности его мозга была направлена куда-то в другое место. В основном, он перечислял все те случаи, когда Хасан был задницей по отношению к нему, все те случаи, когда он был предметом насмешек в его шутках, все ехидные комментарии, которые Хасан оставлял насчет его и Катерин. А сейчас Хасан был по Катринам, и он стал тем типом парней, который любит выезжать куда-либо и кататься без цели, оставляя Колина позади.
Линдси провела тот день, зависая с Другим Колином в магазине. Поэтому остались только Колин, Хасан и одинокий старик, который овладел всем их днем. И, несмотря на то, что этот старик говорил семь часов, практически не переставая, мир Колина чувствовал устрашающее затишье до тех пор, пока он окончательно не сдался, когда они покинули дом старика, чтобы забрать Линдси.
- Это звучит банально, но мне кажется, что ты изменился, - сказал Колин, когда они шли по дорожке от дома старика. – И я устал от того, что ты торчишь со мной только тогда, когда можешь высмеять.
Хасан ничего не ответил, только забрался на пассажирское сидение и захлопнул за собой дверь. Колин сел и завел машину, и тогда Хасан выдал это.
- Тебе никогда не приходило в голову, ты, неблагодарный мудак, что когда я был зачисткой после всех твоих расставаний, когда я подымал твою несчастную жалкую задницу с пола твоей спальни, когда я выслушивал твои бесконечные разглагольствования и бред о каждой чертовой девчонке, которая когда-либо уделяла тебе время, что, возможно, я действительно делал это для тебя не потому, что так отчаянно желал знать о самых свежих расставаниях в твоей жизни? Какие из моих проблем ты когда-либо выслушивал от меня, засранец? Ты когда-нибудь просиживал со мной часы, выслушивая мое нытье о том, каково быть толстяком, чей лучший друг забивает на него каждый раз, когда приходит Катерина? Тебе когда-нибудь приходил в голову хотя бы на чертову кратчайшую секунду, что моя жизнь может быть такой же ужасной, как и твоя? Представь, что ты не был бы чертовым гением, был бы одиноким, и никто никогда не слушал бы тебя. Поэтому да. Убей меня. Я поцеловал девчонку. И я пришел домой с этой историей, подготовившись рассказать ее тебе, потому что у меня наконец была своя собственная история после четырех лет выслушивания твоих. И ты настолько сосредоточенный на себе говнюк, что не можешь даже на одну чертову секунду вообразить себе, что моя жизнь не вращается вокруг звезды по имени Колин Синглтон.
Хасан остановился, чтобы отдышаться, и Колин отметил кое-что, что раздражало его и не выходило из его головы почти целый день.
- Ты назвал его Колином, - сказал Колин.
- Знаешь, в чем твоя проблема? – продолжал Хасан, не слушая его, - ты не можешь жить с мыслью, что кто-то может тебя бросить. Поэтому вместо того, чтобы радоваться за меня, как любой другой нормальный человек, ты злишься, потому что о-о-о, о нет, Хасан больше не любит меня. Ты такой зануда. Ты настолько боишься мысли, что кто-нибудь может бросить тебя, что вся твоя чертова жизнь строится на том, чтобы не быть оставленным позади. Что ж, это не работает, кафир. Это не просто глупо, это бессмысленно. Потому что ты не будешь хорошим другом, или хорошим парнем, или еще кем-то, потому что ты только и думаешь о том, что я-могу-им-не-понравиться-я-могу-им-не-понравиться, и знаешь что? Когда ты так поступаешь, ты никому не нравишься. Это и есть твоя проклятая теорема.
- Ты назвал его Колином, - повторил Колин, и сейчас его голос словно застрял в горле.
- Кого я назвал Колином?
- Другого Колина.
- Нет.
Колин кивнул.
- Серьезно?
Колин кивнул.
- Ты уверен? Ну да, конечно, ты уверен. Да. Что ж, прости меня. Это был мудацкий поступок с моей стороны.
Колин повернул на стоянку магазина, остановил машину, но не вышел из нее:
- Я знаю, ты прав. Я имею в виду, что я эгоцентричный дурак.
- Ну, иногда. Но все же, просто прекрати им быть.
- Я не знаю как, - сказал он, - Как у тебя получилось остаться спокойным, когда тебя отстранили, и
вообще, как ты остаешься самим собой, ничего незначащим в этом мире?
- Ты чертовски умен, - ответил Хасан, - я уверен, ты что-нибудь придумаешь.
- Замечательно, - сказал Колин спустя время, - про Катрину, я имею ввиду. Ты ужасно хорошо
целуешься с девушками. Просто, я всегда думал, что ты гей.
- Я мог быть геем, если бы у меня был друг получше, - сказал Хасан.
- Я бы тоже мог быть геем, если бы нашел твой пенис под жировыми складками… А вообще, ей
повезло.
- Жаль, что она никогда не узнает, как бы ей повезло, если бы мы поженились.
Колин снова вернулся к теме разговора:
- Иногда я отношусь к тебе, как к пенису. Было бы проще, если бы ты действовал так, как ты
ненавидишь меня.
- Чувак, ты хочешь сесть тут и сказать, что ты мой лучший друг, что я люблю тебя, что ты такой
гений, что я хочу обниматься с тобой всю ночь? Но я не собираюсь этого делать. Это занудство. И
тем не менее, я считаю тебя гением. Честно говоря, я думаю, что ты сможешь добиться в жизни
всего, чего захочешь.
- Спасибо, - сказал Колин, затем они выбрались из машины, встретились у капота, Колин слегка
протянул руки и Хасан игриво толкнул его. А потом они поспешили в магазин.
Другой Колин пополнял запасы полосок из вяленой говядины, в то время как Линдси сидела на стуле, почитывая модный журнал, и ее босые ноги лежали прямо на прилавке, почти касаясь
кассового аппарата.
- Хей! - воскликнул Другой Колин. - Слышал у тебя сегодня свидание, парень.
- Да, и все благодаря твоему чудесному вождению! Если бы ты пропустил ту выбоину, то она никогда бы не оказалась в моих руках.
- Что ж, незачто. А она красотка, правда?
- Эй! – сказала Линдси, не удосужившись даже выглянуть из своего журнала. - Здесь я красотка!
- Тсс, детка.. - сказал Другой Колин. - Итак, Колин, - продолжил он, - Хас говорил, что ты не особенно любишь выезжать куда-нибудь, но ты просто обязан поехать с нами на охоту в
следующие выходные.
- Это очень мило с твоей стороны, - ответил Колин. И это было своего рода мило. Ведь ни
квотербеки, ни корнербеки, ни кто-либо еще из футбольной команды никогда не приглашал его
заниматься хоть чем-нибудь вместе. Но тут Колин сразу подумал о причине из-за которой
предпочел девятнадцатую Катерину Мари Караволи. Колин знал, что в этом мире лучше всего
оставаться с людьми "твоего вида".
- Честно говоря, я не умею стрелять.
- Ох, я ставлю на то, что ты сложишь в свою сумку Годзиллу, - сказал Другой Колин. Колин
посмотрел на Хасана, глаза у которого были широко открыты, а потом незаметно кивнул. На долю
секунды Колин задумался об охоте на свиней, но он полагал, что он в долгу перед Хасаном. Часть
Колина, которая не была эгоцентричным мудаком, решила, что он должен провести это время с
его друзьями, даже несмотря на то, что он этого не хочет. Даже если в результате погибнет дикая
свинья.
- Ладно, - сказал Колин, глядя на Хаса, а не на Другого Колина.
- Звучит круто, - ответил Другой Колин. - Послушайте, раз вы все здесь, может, присмотрите за
магазином до закрытия? Я хочу отвлечься, мы с ребятами собираемся внизу, у завода. Идем в
боулинг.
- Я люблю боулинг! - сказала Линдси и даже положила свой журнал.
- Это мальчишник, детка.
Линдси притворно надулась, затем улыбнулась, и, наконец, встала чтобы поцеловать Другого
Колина на прощание. Он перегнулся через счетчик, чмокнул Линдси в губы и вышел.