Значение образа Прибалтики для конструирования российской идентичности

Приступая к этой части работы, в первую очередь следует оговорить наше понимание участников дискурса и различных ролей, которые эти участники на себя принимают. Один из вариантов структуры участников медиа-процесса предложили в 70е годы Молотч и Лестер. В представлении этих исследователей, в процессе производства новостей учувствуют три основные группы.

Лоббисты новостей – те люди либо организации, которые выделяют из общего потока события, являющиеся значимыми для них, и представляют их как общественно значимые;

Сборщики новостей – группа, занимающаяся отбором новостей, предложенных лоббистами. В их распоряжении находятся инструменты СМИ и, используя их, эта группа превращает события в новости;

Потребители новостей – на основе сообщений масс-медиа они формируют свои собственные реальности новостей.

Применительно к теории дискурса, эта структура выглядит следующим образом:

Лоббисты новостей – с точки зрения теории дискурса сближаются с группой производителей, т.к. они так же учувствуют в соревновании за право на присвоение смыслов. В отличие от производителей, у них нет прямого доступа к аудитории, поэтому они вынуждены действовать не напрямую, устанавливая соглашения с представителями второй группы.

Сборщики новостей (или производители) – только производители информации могут быть полноправными участниками дискурса и выдвигать свои версии информации в борьбе за присвоение смыслов.

Наблюдатели - под наблюдателями мы понимаем участников дискурса, которые не учувствуют в борьбе за присвоение смыслов. Они воспринимают представленный им образ. Наблюдатели, или зрители могут, конечно, становиться авторами, выражая собственное мнение, однако их дискурс будет формироваться только на уровне круга общения.

Итак, наблюдатели, неизбежно формируют свою реальность на основе информации, полученной от производителей. Естественно, образ этот находится в постоянном движении, отследить эти изменения возможно только в масштабе нескольких лет. Возможно так же отслеживать эти изменения, отталкиваясь от значимых моментов, в нашем случае это, в первую очередь, поворотные моменты в истории отношений стран Прибалтики и России. При этом очевидно, что даже поворотный момент не может заново воссоздать образ региона «с чистого листа». В сознании наблюдателей остаётся информация, с которой они когда-либо сталкивались. В силах производителей вывести на передний план те или иные составляющие образов из памяти, чтобы использовать их при конструировании новых образов. Однако, понятно, что в конструировании образа стран, в присвоении значений различным знакам, производители новостей будут опираться на тот культурный опыт, которым обладает их аудитория.

С другой стороны, сами производители новостей неизбежно являются участниками этой аудитории. Точнее говоря, являясь частью общества, они неизбежно разделяют схожий культурный опыт со своей аудиторией. Таким образом, понимание культурных оснований, которые составляют основу дискурса Прибалтики в данный исторический период, поможет нам при дискурс-анализе современных телевизионных текстов.

Дискурс Прибалтики в России по сути является дискурсом националистическим. Используя термин «националистический», мы опираемся на его понимание Майклом Кеннеди и Рональдом Суни, описанное в статье «Конструирование идентичности»[13]. В рамках этого понимания различают понятия «национализм» и более универсальный дискурс о нации. «Участниками такого дискурса являются все, кто мыслит категориями нации, национальной идентичности, национальных интересов и т. д.»[14]. Националистический дискурс имеет длительную историю существования, исторические моменты откладывают свой отпечаток на пространственный образ, конструируемый участниками современного дискурса. Невозможно отследить все переплетения смыслов, отражённые в современном образе. Ольга Малинова в статье «Конструирование идентичности: возможности и ограничения» говорит о трёх группах ограничений, с которыми сталкиваются те, кто стремиться повлиять на артикуляцию значений дискурса. В нашем исследовании нужно понимать, что эти ограничения в первую очередь актуальны для группы производителей новостей, поэтому, следует оговорить ограничения ещё до того, как мы приступим к рассмотрению сегодняшних средств конструирования образа Прибалтики на Первом канале.

«Во-первых, это — наследие уже сложившихся социальных институтов: оставшееся от советской национальной политики национально-территориальное деление, побуждающее считать территорию «национальной собственностью», зафиксированные в праве категории идентификации и др.». Наследие советского периода играет значительную роль в формировании современных националистических дискурсов. Далее в этой главе мы увидим, почему так происходит, и как традиции конструирования советской идентичности могут ограничивать и предопределять образы бывших советских республик в современном российском медиа-пространстве.

Далее автор статьи говорит об ограничении «традиционных смыслов». «Во-вторых, есть ограничения, связанные с уже сложившимися репертуарами смыслов. Категории, в которых люди определяют и оценивают складывающиеся ситуации, — это тоже в известном смысле объективная реальность, которую не так просто корректировать. Существует инерция в использовании слов. Далеко не всегда мы выбираем слова осознанно, чаще — следуем сложившимся речевым практикам. Предметом осознанной рефлексии, как правило, являются слова и смыслы, которые имеют отчетливую идеологическую «приписку». И речевые привычки, и идеологические барьеры создают препятствия для изменения дискурса». В нашем исследовании мы можем встретиться с подобными проявлениями «традиционных смыслов». В этом параграфе мы постараемся разобраться, какие определения и речевые традиции будут оказывать влияние как на конструирование образа, со стороны производителей, так и на его восприятие наблюдателями.

Ну и наконец, Ольга Малинова говорит о третьем ограничении констриуирования националистического дискурса: «…возможности утверждения того или иного дискурса в качестве доминирующего определяются устройством публичного пространства и коммуникативными возможностями говорящих». Здесь речь идёт об ограниченном доступе лоббистов к средствам распространения информации. Автор статьи говорит о преобладании массовых каналов коммуникации (в первую очередь телевидения, где доминирует официальный дискурс). Так же автор рассуждает о доступности каналов распространения для представления артикуляций, альтернативных официальной. Однако, в нашей работе нас интересует именно конструирование образа Прибалтики в официальном дискурсе, в эмпирической части работы мы будем рассматривать материал сообщений Первого канала, который, озвучивает «официальную» «кремлёвскую» версию. Кроме того, Первый канал доминирует на российском телевизионном пространстве как по уровню охвата территорий (тут цифры!), так и по рейтингам (тоже цифры). Поэтому, в нашей работе мы будем считать, что «коммуникативные возможности» не являются ограничением в формировании дискурса дл журналистов Первого канала.

Отношения России и стран Прибалтики и наиболее значимые исторические моменты этих отношений не могут не накладывать своего отпечатка на понимание российским зрителем образа интересующих нас стран. Именно ключевые моменты в истории могут стать теми поворотными пунктами, отталкиваясь от которых участники данного дискурса будут перестраивать значения ключевых знаков дискурса. Поэтому для нашего исследования особенно важно понимать, хотя бы в общих чертах, историю дискурса Прибалтики, предшествующую периоду, который мы рассматриваем в данном исследовании.

Историю отношений России со странами Прибалтики можно считать первичным фактором, который влияет на восприятие россиян. И каждый новый этап в развитии этих отношений учитывает в себе весь предыдущий опыт. Это так называемая историческая память народа, которая сохраняется в народе даже дольше, чем длится жизнь одного поколения. В современном положении страны Балтии (Латвия, Литва и Эстония) представляют собой три независимых государства. Все три были образованы в результате отделения соответственно Латвийской, Литовской и Эстонской ССР от территории Советского Союза в 1990 – 1991г.г. Поэтому сейчас любые выяснения российско-прибалтийских отношений ссылаются на предыдущие периоды истории, то есть на период вхождения Прибалтийских республик в состав СССР, либо на предшествующие ему периоды существования независимых государств на территории Прибалтики в 20-30 годы XX века.

В данной работе мы говорим об образах стран Прибалтики, как о единой географической единице. Мы не выделяем отдельные образы стран Литвы, Латвии и Эстонии, и даже об истории этих государств говорим как о едином процессе. В то же время, на данный момент Латвия Литва и Эстония представляют собой три независимых государства, каждое из которых самостоятельно представляет себя на международной арене. Почему же мы считаем возможным говорить о Прибалтике, как о едином регионе, не обращая внимания на национальные различия?

Суть данной работы в исследовании объектов (образов) и методов реальности теленовостей в рамках определённого дискурса. Как отмечалось ранее, медиа-реальность не может, да и не должна отражать в точности социальную и политическую реальность, которая окружает нас в жизни. Уже исходя из этого основания, можно предположить, что реальность теленовостей может отличаться от реальности повседневности. Мы не стремимся, и опять же, не имеем возможности проанализировать и выявить эти отличия. Данные этого параграфа подтверждают, что в понимании россиян образы трёх стран слиты в единый образ Прибалтийского региона. Например, во всех данных исследований «Левада-центра», на которые мы будем опираться в этом параграфе, Латвия, Литва и Эстония получали очень близкие оценки среди респондентов по различным вопросам (например, при изучении мнения россиян о том, какие страны мира являются потенциальными союзниками или врагами России, или в оценке характера отношений России с бывшими союзными республиками).

Далее в этой главе мы подробнее остановимся на некоторых из этих моментов, которые составляют основу образа Прибалтики и увидим, что российский дискурс Прибалтики традиционно рассматривает эти три страны как географическое и политическое единство.

В этом параграфе мы остановимся на тех основаниях, базовых знаниях и представлениях, которые становятся основой для создания образа Прибалтики в СМИ. Однако те факты и события, о которых здесь пойдёт речь, так же составляют часть «фоновых знаний» производителей новостей. То есть, они оказывают своё влияние на образы, формируемые современными журналистами. Фактически, невозможно достоверно определить, что является первичным в цепочке влияния – те фоновые знания, которые уже существуют в обществе, на основе общего культурного опыта людей, или те образы, которые транслируют средства массовой информации. Два этих элемента взаимосвязаны и постоянно влияют друг на друга.

Исследователи в области этносоциологии говорят о том, что взаимоотношения между русскими и жителями бывших советских республик строятся на двух уровнях:

1. Отношения русского народа и бывших «малых народов» (схемы отношений, сохранившиеся со времён СССР);

2. Отношения, выстраиваемые с использованием образа представителей русского народа на территории другой страны, или наоборот (постсоветский тип отношений).

Первый тип отношений, закреплённый в прошлом, и в современности имеет свои последствия на уровне восприятия народами друг друга. Автор исследования «Социология и психология национальных отношений» З. Сикевич пишет: «Неприязнь к русским обусловлена причинами как этнокультурными («размывание» этнической идентичности «нерусских» народов СССР под воздействием русификации), так и этнополитическими, а неприятие советского периода истории/советофобия/ переносится на «имперский» народ – русских»[15]. Таким образом, на внешне-политической арене Россия не только приняла на себя долг СССР, но и является наследницей отношения к Союзу. Такое восприятие характерно не только для обозначения позиции России на международной арене. Точно так же «наследническая» идентичность была воспринята и жителями страны. Сейчас эта идентичность новой России является одним из ключевых факторов формирования отношения с бывшими советскими республиками, в том числе со странами Прибалтики. Вячеслав Морозов пишет о том, что после развала СССР Россия встала перед вопросом: на чём основывать новую идентичность фактически нового государства.

«Россия, после распада Советского Союза, должна была строить новое национальное государство и формировать национальную идентичность, т.е. завершить процесс модернизации, одновременно осуществляя интеграцию в постсовременный глобализирующийся мир. Образ СССР как органического этапа в тысячелетней истории Российской Федерации был поставлен под вопросы в результате попыток переписать историю в конец 1980- начале 1990 годов, но заменить его по большому счёту оказалось нечем. Соответственно, концепция государства-продолжателя оставалась единственной возможной основой для национальной идентичности, и имперский исторический нарратив, очищенный от бросающихся в глаза советских идеологических клише, продолжал играть центральную роль в дискурсивных механизмах конструирования сообщества». [16]

В период советской истории не только жители союзных республик восприняли русских как преобладающий народ. Сами русские из всех жителей советского пространства максимально полно восприняли и применили к себе советскую идентичность. Причина этого в размывании традиционной русской культуры через смешение с другими народами. Так же размыванию традиционной культуры России способствовал активный процесс урбанизации: город объединяет большее количество разных народов и подчиняет всех единым условиям жизни. Другим народом удалось сохранить национальную идентичность т.к. сильно было стремление дистанцировать себя таким образом от единого государства. Это невозможно было сделать на политическом уровне и в результате вылилось в сохранение дистанции на уровне культурных традиций. Именно это сохранение национальной идентичности стало одной из причин возникновения национальных освободительных движений. Они начали возникать уже до распада Советского Союза, и были в основном направлены именно на борьбу с русской «имперской нацией». Борьба против советского ассоциировалась с борьбой против русского.

На самовосприятие русских повлиял и тот факт, что ещё в советский период большинство постов в партийном руководстве так же занимали представители этого народа. Таким образом, сам народ идентифицировал себя с «советским народом», и психология современных жителей России соответствует психологии «наследников» СССР. «… Большая часть грузин или эстонцев никогда не чувствовали себя советскими людьми, а лишь мимикрировали в угоду социальным обстоятельствам, а русские как национальное большинство в массе своей приняли советскую идентификацию, но тем не менее сумели сохранить свою русскую «привязанность»»[17].

Среди политиков РСФСР в начале 90х годов существовали ожидания, что после отказа от социалистической политики Российское государство будет так же принято на Западе и получит такую же поддержку (в том числе и материальную), какую получили бывшие страны социалистического лагеря, перешедшие к демократическому образу правления. Однако именно наша страна унаследовала образ государства-подчинителя бывших советских республик, и именно ей сегодня предъявляют свои претензии за периоды истории советского государства такие страны как Украина, страны Прибалтики. Внутренний выбор новой идентичности, основанный на «продолжении» великодержавности бывшей Российской Империи и Советского Союза определяет эти внешнеполитические отношения.

Это достаточно явно видно на примере отношений с той же Прибалтикой или Украиной. Все претензии, высказываемые бывшими республиками нашей стране в отношении советского прошлого, вызывают в людях не удивление или отпор, а непосредственную эмоциональную реакцию, как на претензии, относящиеся к их стране. Сегодня, когда Украина, например, объявляет положение Советского государства в 30 годы (голодомор) геноцидом против украинского народа, российские СМИ начинают «оправдываться», раскрывая «истинные картины событий», обращаясь к самым специализированным историкам и самым достоверным фактам. Российские зрители же такую позицию и украинцев и журналистов воспринимают как претензию к своему народу. Причём как те, которые большую часть своей жизни прожили в Советском Союзе и сейчас получают эти претензии от своих бывших соотечественников, так и те, кто застал лишь последние годы советского государства или не застал его вовсе. Они уже идентифицируют себя как граждан России и, так же как и старшее поколение, принимают феномен переноса долгов той страны на свою страну. Страна выплатила денежный долг Советского Союза, но на жителей страны возлагается моральный долг за события, которые фактически происходили на территории другого государства, и которые представляют собой совместную историю всех бывших стран Советского Союза.

Приняв на себя идентичность «наследника СССР» современная Россия неизбежно выбрала «официальное» отношение к различным моментам советской истории, соответствующее этому статусу. Новая идентичность России – это образ великой державы, продолжающей историю великих предшественников: Российской Империи и Советского Союза. Те моменты истории, а так же символы, заимствованные из истории, которые наиболее удачно поддерживают этот имидж, сегодня становятся ключевыми образами в медиа-сфере России: Великая Отечественная Война, День народного Единства 4 ноября, Российский гимн, написанный на музыку гимна советского и т.д. Моменты истории становятся важными означающими в конструировании образа новой России, поэтому так болезненно для нашей страны каждое обращение к советской и российской истории со стороны бывших республик. В их интерпретации события не работают на поддержание нужного образа России. Кроме подрыва образа России, через обращение к советской истории сам факт того, что бывшие советские республики сегодня открыто идут наперекор русской интерпретации событий ставит под угрозу образ России как сильнейшей державы.

В отношении фактов советской истории мы непосредственно видим борьбу за право присвоения смысла и интерпретации этих событий. Образ Прибалтики на Первом канале демонстрирует интенции Российской стороны и, непосредственно кремлёвского правительства в формировании дискурса Прибалтики, в том числе, как мы увидим далее, и через интерпретацию советского прошлого.

Если возвращаться к классификации ограничений в области конструирования идентичности, которая была заимствована нами из статьи Ольги Малиновой, то так проявляется ограничение, накладываемое «традиционными значениями», устанавливающими отношения между символами в советской традиции. В данном случае особенность ситуации заключается в том, что выбор в пользу именно этих значений был сделан осознано. В 90 годы новой российской идентичности предпочли идентичность «страны-наследника СССР», одновременно заимствовав традиционные, в рамках советского дискурса смыслы, накладывающие ограничения на современные националистические дискурсы.

Особенно хотелось бы сказать о том, как отсутствие чётко-выраженной новой идентичности влияет на восприятие жителями России себя, а так же других народов. Категория этничности описывается с разных сторон и существует множество вариантов трактовки понятия. В исследовании Сикевича говорится: «Этничность не существует вне сравнения и вне коммуникации, только во взаимодействии с иной этнической группой она может проявить свою особость»[18]. Вообще автор исследования приходит к пониманию этничности как групповой характеристики, которая обнаруживается в сравнении народа с «не-народом».

Такое понимание очень важно для нашего исследования. Если мы говорим о том, что после распада СССР Россия столкнулась с проблемами при формировании новой русской идентичности, то моменты противопоставления русского народа другим, становятся для него особенно важны. Моменты конфликтов и столкновений помогают русскому народу строить свой образ, «отстраиваясь» от образа противоположной стороны. Так же и конфликты с государствами Прибалтики играют определённую роль в формировании у русского народа собственного образа. В период конфликта внимание концентрируется на определённом народе, а самовосприятие строится вокруг противопоставления ему. Таким образом, формирование образов стран Прибалтики в сознании российских зрителей совпадает с вычленением «противоположных» качеств своего народа. В стабильных международных ситуациях для человека на первый план выходят такие собственные характеристики как собственная социальная характеристика, в отсутствии конфликта мы не думаем каждый день о себе, как о представителе народа. В современном мире очень важную роль в этом усилении чувства этнической идентичности играют СМИ. Каждый человек не участвует непосредственно в событиях, которые происходят на международной арене. Однако новости посредством масс-медиа попадают прямо в дом к человеку, и заставляют его чувствовать себя участником конфликта в качестве представителя своего народа. «В условиях социального кризиса или межгруппового конфликта именно этничность предопределяет собой как социальные экспектации, так и политические требования»[19].

До сих пор речь шла не столько о дискурсе Прибалтики, сколько непосредственно о российской национальной идентичности и её влиянии на конструирование националистических дискурсов бывших советских республик. Несомненно, советское прошлое и образы, заимствованные из советской истории являются важной составляющей прибалтийского дискурса, далее мы увидим, как и какие образы используются для конструирования образа Прибалтики. Однако, то же самое будет актуально, если речь пойдёт о конструировании пространственного образа любой другой из бывших советских республик.

Для нас важно понять, какие особенности заложены в понимании российскими жителями именно стран Прибалтики, и как это влияет на конструирование образов Прибалтийского региона на Первом канале.

В работе Вячеслава Морозова «Россия и другие» автор подробно останавливается на содержании различных смысловых множеств, которые, либо определяют современную российскую идентичность непосредственно, либо выступают в роли «конструирующего другого», то есть конструируют образ значимого для российской внешней политики, а значит, и для российской идентичности другого.

Значимый другой необходим для конструирования самоидентичности страны. Вот как пишет об этом Вячеслав Морозов: «Одна из важнейших теоритических посылок настоящей работы состоит в том, что конструирование сообщества необходимо имеет антогонистический характер и строится на исключении, на отношениях чистого отрицания. … один из ключевых тезисов данной главы состоит в утверждении несамодостаточности российской национальной идентичности: процесс её формирования состоит в постоянной борьбе между тенденциями к структурной полноте и замкнутости, с одной стороны и дислокацией, подрывающей структурную целостность с другой.» [20]. То есть образ собственной российской идентичности существует в постоянном движении и нуждается в диалоге, противопоставлении или сближении с другими. При этом в категорию «значимых» других попадают те страны или международные образования, которые, так или иначе, соприкасаются с образом России.

После распада Советского Союза на постсоветском пространстве стали появляться новые означающие, которые структурировали новые пространственные отношения между бывшими республиками. К таким означающим относятся, например, СНГ, «ближнее зарубежье». В то же время актуализируется единство означающего «Европа» - на международную арену выходит сильное единство «Европейский союз», так же сохраняет свою актуальность «Запад», давно сформировавшийся в ментальном пространстве жителей России. Можно сказать, что перераспределение стран на ментальной карте мира в изменившихся политических условиях, в первую очередь происходит в соответствии с этими означающими.

Прибалтийский регион, территориально удален от территории России. На современной карте мира только Литва граничит с Калининградской областью России. Географическое положение, так же как и международные отношения, накладывает свой отпечаток на определение места современной Прибалтики в пространственном сознании Россиян. Вскоре после распада Союза, вывод российских воск из Прибалтики становится первой причиной для международных разногласий между Россией и бывшими республиками. Различные источники (публицистические статьи, статьи по истории международных отношений)[21] указывают на первые случаи использования образов России и стран Прибалтики как «внешнего врага», для конструирования новой идентичности, причём это актуально для обеих сторон. Со стороны России в это время возникает тема прав русскоговорящих жителей прибалтийских стран. В последствии эта тема станет одним из ключевых конструирующих моментов для русских, который определяет пространственное положение Прибалтики на новой карте мира. Во второй главе мы увидим, что, несмотря на вхождение Прибалтики в Европейский Союз, отголоски темы прав русскоговорящего населения всё ещё составляют важную часть образа Прибалтики или всё еще используются Первым каналом для конструирования образа.

В это же время (1991-1995 года) идёт процесс установления первых соглашений между странами в их новом качестве. Тогда Россия признаёт новые страны, Б.Ельцин подписывает международные соглашения: военные соглашения, в том числе и соглашения о положении русскоговорящего населения. Вопрос о гражданстве был включён только в соглашение с Литвой. Фактически, российские внешнеполитические деятели «собственноручно» упустили этот момент, не оговорив его с Латвией и Эстонией. На протяжении последующих 15 лет тема прав русскоговорящего населения стала одной из ключевых в образе Прибалтийских стран в России.

В феврале 1996 Министерство Иностранных Дел приняло долговременную линию России в отношении стран Балтии. Россию заботили такие вопросы, как возможность вступления стран Балтии в НАТО и права русскоговорящего населения. Россия обещала защиту границ Балтийских стран, выгодные условия экономического сотрудничества, так как рассматривала расширение НАТО как угрозу. Интересно отметить, что российская стратегия этих лет в отношении Прибалтики описывается как «дифференцированный подход» ко всем трём странам. Однако уже в 1997-1998 события в одной из Балтийских стран сразу влияют на имидж всего региона и изменение отношения россиян в негативную сторону ко всей Прибалтике.

Следующий значимый момент в российско-балтийских отношениях - 1998 год. Исследования, которые касаются истории российско-прибалтийских отношений, отмечают всплеск антибалтийских настроений[22]. В этот год два событий в Риге были особенно остро восприняты российской внешней политикой. Во-первых, это разгон рижской полицией демонстрации русских пенсионеров. Во-вторых, открытый марш латвийских ветеранов СС, в котором, согласно некоторым источникам, приняли участие также представители латвийских властей. Марш ветеранов СС в 1998 году и несколько маршей в последующие годы также стали одним из ключевых моментов, который используется в российском официальном дискурсе до сих пор. Морозов пишет о всплеске общественных настроений, направленных на «защиту соотечественников», на его взгляд общество было «готово одобрить именно такую политическую риторику».[23]

Уже на основании событий 90х годов мы видим ассоциацию образов Прибалтики с традиционными для России символами врагов. НАТО сохраняет имидж организации настроенной против России со времён холодной войны. Морозов отмечает, что «НАТО» в российском внешнеполитическом контексте выступает как синоним слова «Запад». «Начиная с момента создания Североатлантического альянса, НАТО играет роль одного из ключевых означающих российского политического дискурса в его отношении к окружающему миру. По сути дела, НАТО всегда была воплощением, символом Запада: практическая необходимость представления такой сложной, абстрактной и сверхдетерминированной целостности как «Запад», через её более конкретные, институализированные частные проявления сочеталась в данном случае со стремлением подчеркнуть наиболее характерные черты Запада как конструирующего иного – агрессивность, экспансионизм, абсолютное отрицание российского (советского) общества и его базовых ценностей». [24] Множество составляющих формируют отрицательный образ организации. В целом для русских она ассоциируется с «Западом», противостоянием двух блоков, Распределением сил и рычагов влияния в биполярном мире. Причём в биполярном мире Россия и НАТО, так же как Советский Союз и НАТО, оказываются по разные стороны. Вторая негативная ассоциация - СС сохраняет своё влияние на протяжении многих десятков лет после Отечественной Войны. Такие категории как «священная война», «великая победа», закрепившиеся в народном сознании, делают на данный момент невозможным смещение смыслов или переосмысление отношения к СС.

Таким образом, два момента российско-прибалтийских отношений наполняют образ стран такими ассоциациями как: агрессивный настрой против России, неуважение к священному прошлому, фашизм, Запад, несоблюдение прав, дискриминация. Территориальные ассоциации, близость к НАТО и «Западу» удаляют территорию Балтийского региона от России. Бывшие республики приближаются к «прозападной части мира», приобретая все соответствующие этому понятию характеристики: антироссийский настрой, агрессия, политика, не уважающая отношений с другими странами. То есть даже за счёт только этих двух составляющих, которые упоминаются в медиа, Прибалтика обретает новое место и новый пространственный образ, также эти составляющие влекут за собой ассоциации, за которыми в российском обществе закреплено определённое традиционное понимание.

В 2000 е годы несколько событий повлияли на артикуляцию образов стран и их отношений на внешнеполитической арене и на артикуляцию этих образов на Российском медийном пространстве. В первую очередь, это приход к власти в России В.Путина. С приходом Путина произошли некоторые изменения в российском дискурсе и построении российской идентичности. Новый президент занял жёсткую позицию в отношении некоторых политических вопросов, в том числе вопросов внешней политики. «Третий этап балтийской политики России, начавшийся с приходом в Кремль В.Путина, характеризуется, прежде всего, изменением внешней политики в сторону большего прагматизма, усилением ее экономической составляющей, а также сознательным выводом уже в 2000 г. из поля публичной дискуссии проблемы расширения НАТО, как бесполезного и бесперспективного внутри- и внешнеполитического раздражителя».[25] Усилилось давление со стороны власти на формирование великодержавного образа России, и образ конструирующего другого был необходим для этого. В то же время различные исследователи отмечают спад конфронтации на линии «Россия-Запад». Одной из причин этого стали теракты в Америке и России в 2001 - 2002 годах. Российская внешняя политика использовала эту возможность для перегруппировки сил в мире. Была объявлена война между «цивилизованным миром» и терроризмом, таким образом, бывшие представители различных лагерей попали на одну сторону - в лагерь «цивилизованных стран».

В это время Прибалтика сохраняет своё положение «противоположного лагеря». Начинается обсуждение и процесс вступления Прибалтийских стран в Европейский союз. Вячеслав Морозов пишет в своём исследовании о значении европейской парадигмы для русского общества на протяжении многих столетий истории. Множество социальных и философских течений по разному используют означающее «Европа», можно, однако сказать, что так или иначе, это понятие давно играет важнейшую роль в формировании Российской идентичности. Причём, даже учитывая различные варианты артикуляции европейского дискурса, Россия стремится к идентификации с Европой, к поиску дружественных сил на Европейском пространстве, так или иначе наполняет означающее «Европа» положительным для себя значением.

В этот момент возникает также понятие «Ложная Европа», которое Морозов использует для описания значения стран Прибалтики в российском дискурсе. «Балтийские государства, и прежде всего Латвия и Эстония, были удобной мишенью для критики в рамках этой дискурсивной практики, позволяющей сохранить положение России в центре «Истиной Европы», вследствие положения русскоязычных меньшинств в этих странах. Это, в свою очередь подразумевает, что Россия – гораздо более «правильный» Европеец, чем балтийские государства, и, более того, что может быть поставлено под вопрос право Литвы, Латвии и Эстонии на присоединение к европейским институтам, на их принадлежность к «цивилизованному миру»[26].

Концепт нарушения прав русскоговорящих граждан, как важнейшая составляющая образа Прибалтики в российском дискурсе, и концепт «прав человека», как представляющий истинную «Европу» и базовые Европейские ценности, позволили говорить о странах Прибалтики как о ложных европейцах. Даже сейчас, через шесть лет после присоединения Прибалтики к ЕС, образ Прибалтики в России сильно отличается от образа Союза. Мы увидим, что образ сконструирован на основе означающих, противоречащих в понимании россиян понятию «Европа» или «европейский». «Латвия
Литва и Эстония были одним из самых серьёзных препятствий на пути утверждения европейской идентичности для России, и именно поэтому они были главной целью артикуляционной практики, конструировавшей «ложную» Европу. Это препятствие на пути к утверждению полноценной Европейской идентичности преодолевалось путём постоянного воспроизводства логики эквивалентности между главными антогонистами России – терроризмом, агрессивным Западом (в лице НАТО) и Прибалтикой – что, в свою очередь, подкрепляло процессы внутриполитической консолидации». [27]

Прибалтика, как ложная Европа, не только противопоставляется в российском официальном дискурсе России как «истинному хранителю ценностей», но иногда выступает как противник более общих ценностей, и, таким образом, исключается из лагеря «цивилизованного мира». Мы можем видеть это на примере ассоциаций с фашизмом, нарушениями прав человека, неравенством. Видение российскими жителями стран Прибалтики очень явно отражается в исследованиях общественного мнения. Видение Прибалтики, как ложной Европы представляет собой теоретическую основу, объясняющую, почему этот имидж Прибалтики, необходим российскому обществу и почему он сохраняется на протяжении многих лет. Чтобы понять, на какую основу опираются медиа-материалы исследуемого периода, мы обратимся также к опросам общественного мнения, касающимся темы Прибалтики и международных отношений.

Исследования общественного мнения центра Юрия Левады показывают динамику отношения россиян к странам Прибалтики.

Опросы 2005, 2006, 2007, 2009 по 1600 человек от 18 лет и старше	ДРУЗЬЯ (А)	ВРАГИ (Б)
Белоруссия
Украина
Китай
США
Ирак
Литва
Латвия
Эстония

В этой таблице видна динамика отношений россиян к странам Прибалтики. Мы так же включили сюда некоторые другие страны, чтобы иметь возможность сравнить данные. Полные таблицы приведены в Приложении 1.

Во-первых, на основании данных этой таблицы мы видим, что на протяжении 4 лет исследуемого периода процент респондентов, воспринимающих страны Прибалтики как дружественные России ни разу не превышал 2 %. То есть, количество россиян считающих Прибалтику дружественным для России регионом не превышает статистической погрешности и в целом не значительно.

Во-вторых, мы видим, что в списке стран «врагов» Латвия, Литва и Эстония стабильно занимают места в первой десятке. В 2005 Латвия и Литва занимают соответственно первое и втрое места в списке врагов, Эстония следует на четвертом, после Грузии. В 2006 у Латвии и Литвы так же первое и третье (Грузия на втором), Эстония следует на пятом (после США). В 2007 заметен явный скачок негативного отношения к Эстонии (далее мы увидим, что этот скачок напрямую связан с событиями в медиа-сфере). Впервые за ряд лет появилась страна, которую смогли назвать одной из наиболее недружественно, враждебно настроенных по отношению к России стран абсолютное большинство россиян. Латвия и Литва в этот год с лидирующих позиций смещаются на 3 и 5 место (причём «топ 5 стран-врагов» на протяжении 3 лет остаётся неизменным). И, наконец, в 2009 году три прибалтийские страны опять сравниваются друг с другом в оценках Россиян и находятся на четвёртом, пятом и шестом местах, с отрывом от седьмого места больше чем в 20%.

На протяжении всего интересующего нас периода Латвия Литва и Эстония находятся среди стран наиболее враждебных России, по оценкам россиян. Можно так же отметить, что и положительные и отрицательные оценки стран не отличаются друг от друга больше чем на 5-10 %, что ещё раз подтверждает единое восприятие россиянами этих стран. Исключение составляет только «взлёт» враждебных оценок Эстонии в 2007 году.

Интересно также сравнить результаты исследуемого периода с предшествующими этапами. По данным Левада центра за 2001 год, страны Балтии оцениваются как потенциальные враги России в военном конфликте 25% жителей России. Они находятся на втором месте после Афганистана. Количество людей, в 2001 году оценивших Прибалтику как потенциального союзника не превышает 5 %.

Таким образом, мы видим, что на протяжении пяти лет положение стран Прибалтики в списке враждебных стран более или менее стабильно. За 10 лет это положение тоже не особенно изменилось, изменился лишь список стран, которые, так же, как и Прибалтика, видятся россиянами как потенциальные враги.

Так выглядят условия, в которых формируется взгляд жителей России на народы Прибалтики. Их взгляд неизбежно содержит реакцию на восприятие русских в прибалтийских государствах, восприятие своего собственного народа как наследника советского народа, отсутствие единой объединяющей всю страну национальной идеи и, как следствие, продолжающийся поиск новой национальной идентичности.

Моменты конфликтов и столкновений помогают русскому народу строить свой образ, «отстраиваясь» от образа противоположной стороны. Так же и конфликты с государствами Прибалтики играют определённую роль в формировании у русского народа собственного образа. В период конфликта внимание концентрируется на определённом народе, а самовосприятие строится вокруг противопоставления ему. Таким образом, формирование образов стран Прибалтики как ложной Европы в сознании российских зрителей совпадает с вычленением «противоположных» качеств своего народа. В стабильных международных ситуациях для человека на первый план выходят такие собственные характеристики как собственная социальная характеристика, в отсутствии конфликта мы не думаем каждый день о себе, как о представителе народа. В современном мире очень важную роль в этом усилении чувства этнической идентичности играют СМИ. Каждый человек не участвует непосредственно в событиях, которые происходят на международной арене. Однако новости, посредством масс-медиа, попадают прямо в дом к человеку и заставляют его чувствовать себя участником конфликта в качестве представителя своего народа. «В условиях социального кризиса или межгруппового конфликта именно этничность предопределяет собой как социальные экспектации, так и политические требования»[28].