Система классификации проектов

Существуют четыре основных направления, по которым мы можем определить систему классификации проектов: ^[1]

1. географическое положение;

2. промышленный сектор (система стандартной промышленной классификации);

3. фаза жизненного цикла проекта;

4. продукция проекта (строительство здания или разработка нового продукта).

Наиболее важной является декомпозиция по типу продукта проекта или по достижимости цели проекта — например, строительство нового здания, разработка нового продукта или нового программного обеспечения. Каждый из этих типов проектов имеет больше общего с другими схожими проектами, производящими тот же самый тип продукции, чем с другими типами проектов. Например, существует гораздо большее сходство между проектами, разрабатывающими новую систему программного обеспечения в строительной компании и банке, чем между тремя проектами в том же самом банке: проектом строительства нового здания, проектом разработки нового банковского продукта и проектом разработки новой системы компьютерного программного обеспечения.

32. Социальная утопия. Название этого способа конструирования социального идеала восходит к книге английского философа Томаса Мора (1478—1535) «Утопия» (1516), написанной по-латыни для гуманистов и просвещенных монархов. Утопия — место, которого нигде нет. Именно в таком несуществующем месте становится возможной идеальная социальная организация.

Платон, Мор и другие социальные мыслители, конструировавшие идеальную общественную организацию, ставили преграды несправедливости, господствовавшей в реальной жизни, введением, во-первых, узаконенного однообразия и, во-вторых, рационализации общественной жизни. Надо сказать, что эти установки стали применяться многими социологами с самого начала развития социологии как науки: уже в теории Огюста Конта (1798—1857), создателя слова «социология», ставилась задачи научного предвидения будущего состояния общества и непосредственной подготовки социальных реформ. Подобные выходы на прогноз и проектирование мы обнаруживаем в большей или меньшей степени у всех ведущих социологов, а в некоторых случаях, например в ра­ботах Роберта Парка (1864-1944), Эрнста Берджесса (1886-1966) и других представителей Чикагской социологической школы, проектные задачи так сплавлены с социологической теорией, что вне проекта теория не проявляет свои существенные черты.

Связь социологии и проектирования в нормативной форме выражает концепция «дизайн-социологии», с которой в 1983 г. выступил Б.ван Штинберген: социолог должен принять роль социального архитекто­ра, и на этом основании возникают новые задачи макросоциологии. Ван Штинберген прогнозирует неизбежное слияние проектного под­хода и макросоциологии в «дизайн-социологию», которая станет уча­стником формулирования и обоснования социальных целей¹⁵.

Утопическое мышление — вовсе не рудимент социальной фило-софии и социологии. Утопизм (в обновленных формах) — живое явление и нашего времени. Он исключительно современен, вне его нет сегодняшней интеллектуальной жизни.

Мышление утопиями следует осознать как важнейшее условие социального проектирования в макросоциальном масштабе. Это не значит, что ему следует придавать нормативную роль. Карл Поп-пер хорошо показал опасность «утопической инженерии»: «...попытка достигнуть идеального государства, используя проект общества в целом, требует сильной централизованной власти немногих и чаще всего ведет к диктатуре»¹⁶. Но если не ставить знака равенства между утопией и реализуемым управленческим решением (что не раз имело место в истории многих народов), то она раскроет свои созидательные черты.

Утопии несут на себе следы социальной реальности и меняются под воздействием социальных изменений. В этих новых модификациях они оказываются напрямую связанными с социально-проектной деятельностью. Так, появление «экоутопии» сопровождало разработки в области глобального научно-культурного проектирования. Известный американский футуролог Алвин Тоф-флер (род. 1928) выступил создателем «практопии» — системы социальных реформ, направленных на построение не идеального, но лучшего, чем нынешний, мира.

То, что Тоффлер называет «практопией», он определяет как «не лучший и не худший из возможных миров, но мир практичный и более благоприятный для человека, чем тот, в котором мы живем». Соглас­но авторскому представлению, «практопия предлагает позитивную и даже революционную и тем не менее реалистичную альтернативу»¹⁷.

Разновидность утопии «эупсихия» развивается как программа стабилизации и раскрепощения душевного и духовного мира личности с помощью социальной терапии¹⁸.

Антиутопии и дистопии. Ценностный подход в проектировании ведет к расширению проектной проблематики и многообразию ее обоснований. В этой связи проектное мышление все теснее смы­кается и с антиутопиями и дистопиями

Антиутопии представляют прекрасно организованное будущее общество как враждебное человеку. Именно такую картину тотально управляемого общества рисуют Евгений Иванович Замятин (1884-1937) в романе «Мы», Джордж Оруэлл (1903-1950) в романе «1984»: в высокоорганизованном обществе человек оказывается предельно несвободным.

Дистопии также рисуют негативный образ будущего. Но в отличие от антиутопий дистопии выводят его не из отрицательных последствий для человека идеальной социальной организации, а из негативных тенденций, обнаруживаемых сегодня: экологического кризиса, преступности, войн, биологической и психической деградации человека под воздействием наркотиков и т.д.

Пример дистопии дает известный фильм «Безумный Макс II: Воин дороги» («Mad Max II: The Road Warrior», 1981, реж. Дж. Миллер) с Мелом Гибсоном в главной роли: в пустыне остатки человеческого сообщества ведут смертельную борьбу с рокерами за последнюю цистерну нефти.

В конечном счете утопии, антиутопии и дистопии — лишь иная форма представления социального прогноза, который хоть и выполняется с применением методов научного исследования, но все же содержит немало интуитивного знания, домыслов и ценностных положений, идущих от исследователей и от экспертов — источников значительного числа данных, обрабатываемых как прогнозная информация.

Разумеется, утопии, антиутопии, дистопии не заменяют собой научного знания, необходимого для обоснования социального проекта. Но эти вымышленные социальные конструкции реальны в смысле ценностного отношения к окружающему миру. Вот почему в социальном проектировании с недавнего времени они стали замечаться, учитываться

33.

Со времен завершения своего формирования тысячу и более лет назад религиозная эсхатология (учение о «конце света») не дала ничего существенно нового. Однако было бы ошибкой на этом ос­новании недооценивать значение религиозных концепций будуще­го. Религиозно-философская мысль древних выработала целый комплекс идей, доживших до наших дней: идеи «воздаяния» в загробном мире сообразно поведению человека при жизни, провиденциализ­ма (божественного провидения, целенаправленно определяющего ход событий независимо от воли человека), мессианизма (упования на приход «спасителя-мессии», который радикально изменит к луч­шему существующие порядки) и т.д. Религиозные концепции буду­щего сыграли важную роль в социальной борьбе минувших тысяче­летий. Они оказали сильнейшее влияние на эволюцию утопизма и разнообразной философии истории. Без них трудно понять особен­ности некоторых течений современной футурологии.