Глава 15 2 страница

Однако он не собирался уходить, даже после четырех часов, когда им, как было принято, принесли вино, эль и маленькие пироги вместо хлеба, потому что в доме был гость. София надеялась, что уж после этого герцог наверняка попрощается и продолжит путь туда, где он собирался провести ночь, но он этого не сделал, лишь поудобнее устроился в кресле и стал изъясняться пространнее, усложнив танец.

София ответила тем же, но вскоре нашла это утомительным, и к тому времени, когда она услышала шаги и голоса из переднего зала, указавшие на то, что вернулись графиня с сыном, разум Софии уже был истощен.

Она испытала огромное облегчение, когда в гостиную стремительно вошла графиня.

– Ваше сиятельство! Какое неожиданное удовольствие! – По ее приязненной улыбке можно было подумать, что она говорит искренне. – Признаюсь, я сперва даже не поверила слугам, когда мне сказали, что вы здесь. Вы давно ждете?

– О, мне не давали скучать, – заверил он ее. Герцог встал с кресла и кивнул в сторону Софии. – Мы с госпожой Патерсон коротали время за беседой.

Взгляд графини, брошенный на Софию, не выдал волнения, которое она наверняка почувствовала в этот миг.

– Что ж, я не сомневаюсь, что вы, как и я, нашли ее восхитительной собеседницей. Ее присутствие в этом доме наполняет мои дни счастьем, особенно потому, что все мои девочки уже замужем и разъехались. – Она снова повернулась к герцогу. – Вы останетесь на ночь?

Он сделал отрицательный жест.

– Конечно, останетесь. Скоро стемнеет, нельзя так поздно в дорогу.

Появившийся в дверях граф Эрролл согласился:

– И слушать не хотим! – Он сердечно приветствовал герцога, доказав тем самым, что наделен актерскими способностями не в меньшей степени, чем мать. – Последний раз вы бывали у нас, помнится, очень давно. Пойдемте, я покажу вам, как мы усовершенствовали замок.

Когда мужчины ушли, графиня устало опустила плечи, и стало видно, как нелегко ей далась поездка верхом из Данноттара. Повернувшись к Софии, она хотела что‑то спросить, но София, не дожидаясь этого, сказала:

– Он приехал в полдень и пробыл со мной все это время. Как вы и подозревали, он пытался разузнать через меня тайны этого дома.

– О, дорогуша! – сочувственно произнесла графиня.

– Я ничего ему не сказала. – Она чувствовала, что смертельно устала, к тому же снова вернулась тошнота. Пытаясь не выдать себя, она оперлась о ручку кресла и осторожно встала.

– О, дорогуша! – повторила графиня. – Тебе пришлось одной вынести все это!

– Это было нетрудно.

– Ну что ты, я же вижу, как ты устала. – Графиня двинулась к ней, чтобы помочь. – Ты совсем бледна.

– У меня просто голова болит.

– Тогда ступай к себе и отдыхай. Ты заслужила это. – Снова София почувствовала нежное прикосновение к щеке, так похожее на воспоминание о любящей материнской руке. Графиня улыбнулась. – Ты все сделала правильно, София. Теперь ступай. Отдохни. Мы с графом знаем, что на уме у герцога. Мы крепко держим его в руках, и я не допущу, чтобы ты заболела из‑за такого человека. – Она слегка обняла Софию. – Ступай в свою комнату, я пришлю к тебе Кирсти.

София с радостью послушалась и потом почти не могла вспомнить тот вечер, который провела в приступах тошноты и забытья. Утром же – то ли травяной отвар сестры Кирсти помог, то ли случилось какое‑то чудо, – но тошноту как рукой сняло. Герцог тоже уехал. На рассвете он несолоно хлебавши укатил в своей черной карете по северной дороге.

– Перелома нет. – Руки доктора Уэйра уверенно ощупывали мою распухшую лодыжку. – Если бы был перелом, вы бы чувствовали боль здесь, – он слегка сдавил место, о котором говорил, – а не здесь. Это всего лишь растяжение.

Он с легкостью вспомнил свои былые навыки. С таким же видом он мог бы в белом халате со стетоскопом в кармане расспрашивать очередного пациента у себя в кабинете, а не сидеть здесь, у моего камина, в рыбацком свитере, все еще не высохшем после дождя.

Доставая рулон эластичного бинта, он посмотрел на меня исподлобья.

– Стюарт сказал, что вы упали с тропинки.

Как видно, Стюарт не поверил моему обещанию показаться врачу и сам вызвал ко мне доктора Уэйра. Я подозревала, что его версия происшествия, наверняка с пространным упоминанием своей роли в моем спасении, выходила за рамки того простого факта, что я оступилась и свалилась с обрыва, но я не стала уточнять.

– Да, упала.

На этот раз в его взгляде появилось любопытство.

– Я бы не назвал эту тропинку узкой.

Причин скрывать истину в моем понимании у меня не было, поэтому я ответила:

– Я просто немного задумалась. На дорогу я не смотрела и, наверное, шла туда, где, как мне казалось, должна проходить тропинка. – Я посмотрела ему в глаза. – Как я ее помнила.

– Понятно, – заинтересованно произнес он. – Чрезвычайно любопытно. – Потом, задумавшись, он намотал бинт мне на лодыжку и сел в кресло с видом ученого, взвешивающего в уме новую занимательную гипотезу. – Такое, конечно же, возможно. С тех пор очертания холма сильно изменились под воздействием эрозии, выветривания и приливов. Вполне может быть, что старая тропинка обрушилась.

– И я вместе с ней. – Со страдальческой улыбкой я покрутила ступней, проверяя лодыжку.

– В Слэйнсе вы уж поосторожней ходите. Там вы не только лодыжкой рискуете.

Я посмотрела в окно у него за спиной, за которым виднелись красные стены, впившиеся в скалистые утесы, накрытые тенью густых облаков, которые начали собираться над морем и заслонили солнце.

– Неужели я попаду туда через несколько дней?

Он помолчал немного и спросил:

– А что вы чувствуете там, в Слэйнсе, когда ходите по комнатам?

Объяснить это оказалось довольно непросто.

– Как будто там есть люди, но они выходят из комнат за секунду до того, как вхожу туда я. Я почти слышу их шаги, шуршание их одежды, но догнать не могу.

– Я подумал, – сказал он, – в замке вы могли видеть какие‑нибудь картинки из прошлого.

– Нет. – Я еще секунду смотрела на руины, потом отвела взгляд. – Мои воспоминания не связаны с самим Слэйнсом. Они заперты у меня в подсознании и всплывают, когда я пишу, хотя о том, что это воспоминания, я узнаю только потом, когда получается их проверить. – И я поведала ему о том, как книга «Старый шотландский флот» доказала, что написанные мною сцены с капитаном Гордоном происходили на самом деле. – Я решила эту книгу вовсе не читать. Теперь я только сверяю с ней детали того, что сама пишу. Но далеко не все можно проверить. Например, я недавно узнала, что моя героиня беременна, и, чтобы подтвердить это, мне нужно найти запись о рождении или крещении ребенка, где София значится как мать. Такие старинные записи не всегда дают то, что тебе нужно, даже если удается их разыскать. В нашей родословной много людей, которых отец до сих пор не может найти, хотя занимается этим годами.

– Но в отношении Софии Патерсон у вас преимущество, – заметил он. – У вас есть окошко в ее жизнь.

– Это точно. Я уже знаю даты некоторых событий и места, где они происходили, а мой отец нашел этому подтверждение.

Упоминание об отце заинтересовало его.

– Вы рассказали ему?

– Откуда у меня информация? Да. У меня не было выбора.

– И что он обо всем этом думает?

С уверенностью сказать, что думает мой отец, я не могла.

– Он говорил, что прислушается ко мне. По‑моему, – добавила я обиженным тоном, – ему бы больше понравилось, если бы у меня сохранились воспоминания ее мужа, Дэвида Макклелланда. У папы еще много белых пятен осталось по этой линии.

Доктор смотрел на меня минуту.

– Могу предположить, что он завидует.

– Отец?

– Да. И я тоже. А кто бы не позавидовал? Большинство людей мечтает о путешествиях во времени.

Я понимала, что он прав. Об этом было написано столько романов, столько фильмов было снято, в которых люди попадают в прошлое или будущее, что не приходилось сомневаться: это древняя и общая человеческая фантазия.

И доктор явно был к ней неравнодушен.

– Когда я думаю, каково это – обладать памятью своего предка, видеть то, что видел он… Я вам не рассказывал, что один из моих прародителей был капитаном корабля? Однажды он плавал в Китай. И еще в Японию. Возможно, я унаследовал его любовь к морю, но не воспоминания. – Взгляд его наполнился тоской. – Ах, что это были бы за воспоминания! Шторм на море, путешествие вокруг мыса Доброй Надежды, древний Китай и великолепие этой могучей империи… Кто бы отказался от такого?

Ответа на этот вопрос у меня не было, но он не покидал меня после того, как доктор Уэйр ушел, как и его слова о море и о мужчинах, искавших счастья на его просторах. За моим окном поднялся ветер, на замок начало надвигаться вытянутое белое облако, и в моем воображении – или в памяти – оно начало принимать черты чего‑то другого.

XII

Корабль капитана Гордона не появлялся так долго, что София начала гадать, что могло с ним случиться. Время от времени гости приносили вести о переменах, происходивших в Шотландии и Англии после объединения наций, поэтому она знала, что шотландский флот тоже ощутил это на себе, и ей не оставалось ничего другого, кроме как заключить, что капитан Гордон получил новые указания и перестал плавать прежним курсом.

Поэтому удивлению ее не было предела, когда, проснувшись однажды ясным голубым утром на исходе октября и выглянув в окно, она увидела ставшие уже знакомыми мачты и оснастку корабля, стоявшего на якоре рядом с утесами.

Он не переменился. Черты его были такими же красивыми, а манеры такими же изысканными, как раньше.

– Ваша светлость, клянусь, каждый раз, когда я приезжаю в Слэйнс, госпожа Патерсон выглядит все очаровательнее.

Любезно улыбнувшись, он припал к ее руке. Софии были неприятны его знаки внимания, но она больше обрадовалась, что он, как и все остальные, кроме Кирсти, не заметил ее положения. Но нужно сказать, что пока никаких заметных изменений в ее фигуре не произошло. Она была на пятом месяце, но живот ее все еще оставался плоским, хоть и потерял упругость. Да и платья ее имели такой фасон, что она понимала: ее тайна будет открыта нескоро. Чувствовала она себя прекрасно благодаря энергии, которая жгла ее изнутри и наполняла безграничным счастьем. «Наверное, это сияние и заприметил капитан Гордон», – решила она.

Он остался на обед и, когда подали вино, поднял кубок и провозгласил здравицу королю Якову.

– Дай Бог, чтобы он прибыл поскорее!

Графиня выпила и, улыбаясь, опустила кубок на стол.

– Кабы все зависело только от Бога, король был бы уже здесь. Но Всевышний вверяет свои дела в руки людские – загвоздка в этом.

– Что говорит герцог Пертский, ваш брат? Он ведь сейчас там, в Сен‑Жермене, и пользуется доверием короля, не так ли? Как он объясняет задержку?

– Он в своих письмах почти ничего не рассказывает – боится, что их увидят не только мои глаза. Но он так же, как мы все, охвачен нетерпением, – сказала она. – Я чувствую, что объяснение нужно искать не в Сен‑Жермене, а в Версале. В конце концов, ведь все решают деньги французского короля, и корабли не поплывут без его приказа.

Капитан Гордон сказал:

– В их защиту должен сказать, что в последнее время ветер очень неблагоприятный. В прошлом месяце, когда мы отплывали из Ярмута, нас так потрепало штормом, что нам пришлось возвращаться. А еще через несколько недель у Лейта ветер до того разыгрался, что мы болтались на волнах три дня, прежде чем смогли встать на якорь и сойти на берег. Не скажу, что я сильно расстроился, ведь я уже и не знал, что еще придумать, чтобы отложить путешествие.

– Зачем вам это понадобилось? – спросил граф.

– Как же? Чтобы позволить французскому флоту подойти к нашим берегам. Я‑то надеялся, что они уже привезли молодого короля Якова, ведь меня и мой корабль включили в этот новый королевский флот Великобритании. И я, и капитан Гамильтон в начале августа побывали в морской коллегии, мы получили новые указания, а наши корабли – новые имена. У англичан уже есть корабли с названиями «Король Вильгельм» и «Королева Мария», поэтому я теперь зовусь «Эдинбург», а капитан Гамильтон – «Глазго». После этого они начали проверять, насколько пригодны наши фрегаты к службе, а это тоже отняло время, а потом оба корабля отправили в сухой док на ремонт, так что в последние месяцы ни один корабль не патрулировал эти северные берега. Королю бы воспользоваться этим, но, – он сокрушенно пожал плечами, – по каким‑то непонятным моему разумению причинам он этого не сделал, и мне был дан приказ плыть на север. После этого я уже ничего не мог сделать, кроме как всеми правдами и неправдами замедлить ход. Вы, несомненно, слышали, что случилось с «Эдинбургом» в Лейте? – Он обвел взглядом их заинтересованные лица. – Нет? О, тогда вы упустили занятнейшую историю. Моя команда, представьте себе, устроила бунт.

Графиня изумленно подняла брови.

– Ваша команда?

– Я понимаю, это трудно себе представить, зная, как меня любят те, кем я командую. – В его улыбке читалось добродушное самодовольство. – И уверяю вас, это было вовсе не легко. – Отрезав кусочек говядины, он проткнул его кончиком ножа. – За несколько дней до этого я пустил слух, что после Лейта мы поплывем в Вест‑Индию. У моих людей – а в большинстве своем они рекруты, насильно уведенные из дома на службу, – перспектива отправиться в полное опасностей и лишений плавание в Вест‑Индию, конечно же, не вызвала восторга. Когда мы стали на рейд у Лейта, их уже трясло от возмущения. Я сошел на берег и задержался там на несколько дней, сославшись на то, что мне нужно дождаться, пока казначейство очистит мои старые счета, и, как и следовало ожидать, пока я отсутствовал, сотня моих матросов сбежала с корабля на шлюпках. – Он довольно усмехнулся. – Две недели мы их искали и возвращали на борт. И все это время я, естественно, не мог отплыть.

Графиня попыталась изобразить недовольство, но не смогла.

– Я надеюсь, вы не стали их наказывать?

– Моих молодцов? Нет, все они были прощены и вернулись к своим обязанностям, получив от меня совет впредь не обращать внимания на нелепые слухи.

– О, Томас! – Графиня уже не смогла сдержать улыбку.

Капитан беззаботно пожал плечами.

– В любом случае вряд ли я снова смогу прибегнуть к этой уловке. Если я опять подобью на бунт свою команду, это плохо отразится на мне, и, какой бы сильной ни была моя любовь к нашему королю, я не хочу ради него жертвовать своей репутацией. – Однако слова эти он произнес без особого напора, и у Софии появилось чувство, что, несмотря на показное важничанье, он при необходимости готов пожертвовать куда большим. Он продолжил: – Нет, теперь мне придется найти другой способ сделать эти воды открытыми для него. Пожалуй, это будет не так уж сложно. Сейчас на север не отправляется ни одно судно, которое нужно было бы конвоировать, и каперов здесь давно не видали, так что у нас нет причин затягивать это плавание или близко подходить к берегу. Я не сомневаюсь, что погода заставит меня какое‑то время провести в открытом море, – с совершенно невозмутимым лицом продолжал он размышлять вслух. – А немилосердные ветры в этих северных широтах могут так повредить корабль, что к тому времени, когда мы вернемся в Англию, нам снова понадобится ремонт. Более того, вполне может статься, что «Эдинбургу» опять придется постоять в сухом доке, а после этого я не удивлюсь, если какие‑то неотложные дела заставят меня просить разрешения на несколько дней отлучиться в Лондон. Так что, если повезет, – подытожил он, – для короля путь будет открыт до Рождества.

С другого конца стола раздался недоверчивый голос графа:

– Вы действительно сможете это провернуть?

– Могу попытаться.

Графиня сказала:

– Будьте осторожны.

– Я всегда осторожен.

– Вы добрый человек, – сказала она ему. – И я сделаю все, чтобы юный король Яков узнал об этом.

Гордон улыбнулся в ответ и пожал плечами.

– Он может меня наградить, когда приедет, сделав адмиралом.

Когда закончили трапезничать, он откинулся на спинку кресла и сделанным беспокойством посмотрел на свой живот.

– Ваша стряпуха, верно, решила сделать из меня толстяка.

– Стряпуха не заставляла вас есть три порции пудинга, – отозвалась графиня.

– Да, вы правы. Нужно бы мне заняться физическими упражнениями, а то потоплю собственный корабль, когда вернусь на него. Быть может, прекрасная госпожа Патерсон, – обронил он и скользнул взглядом через стол, – согласится пройтись, со мной в саду?

Когда к ней в ожидании ответа повернулись три головы, она не смогла сообразить, как можно вежливо отказаться. Можно было сослаться на головную боль, но это не прозвучало бы убедительно, поскольку до этого за столом она вела себя естественно. К тому же графиня смотрела на нее, как мать, желающая дочери лучшей доли. София не хотела обидеть добрую женщину, отказав ее любимому гостю, поэтому кивнула:

– Конечно!

В саду царила прохлада. Стены защищали от колючего морского ветра, но в воздухе чувствовалось дыхание осени. Цветы, которые еще не умерли, начали вянуть, и все вокруг имело вид унылый и безжизненный. И лишь одинокая птичка на высокой стене в упоении выводила трели.

После отъезда Мори София редко выходила в сад. Несколько раз они с графиней гуляли здесь, любуясь цветами, и однажды она помогала Кирсти собирать растения. Однако ее все время преследовало тревожное чувство из‑за близкого присутствия Билли Уика, и когда он работал на виду, и когда, невидимый, шелестел ветками в каком‑нибудь заросшем уголке сада. Его каменная лачуга с темными окнами огромной мерзкой жабой прижалась к высоким перекрученным деревьям у изгиба ручья в самом начале сада, и каждый раз, когда София смотрела на нее, по телу ее пробегал холодок и ей начинало казаться, что нечто злое наблюдает за ней, только и ждет, когда она приблизится.

Сегодня Билли Уик был на виду – возился с садовыми ножницами среди веток сирени, той самой сирени, под которой она стояла с Мори в их последний вечер, которая осыпала ее лепестками, под которой он поцеловал ее…

– Должен признаться, – сказал Гордон, – впервые увидев вас, я решил, что вы не приживетесь здесь, в Слэйнсе. Вы кажетесь такой спокойной, а графиня достаточно… – он на секунду задумался, подбирая слово, – властная женщина.

Она поняла, что он хотел сказать комплимент, и все же посчитала нужным вступиться за графиню.

– Он умная и добрая женщина.

– Да, конечно. И видно, что она передает эти качества вам. За эти пять месяцев вы изменились.

Она могла бы сказать ему, что изменилась больше, чем он думает, и что это отнюдь не достижение графини, но лишь вежливо произнесла:

– Надеюсь, к лучшему.

– О да. – Он повернул голову, опустил на нее взгляд и улыбнулся. Руку он ей не предложил и просто шел рядом. – Простите меня, но я хочу сказать, что, когда вы прибыли сюда, вы были совсем ребенком, но за такое короткое время стали настоящей женщиной. Поразительное превращение!

Он откровенно пытался очаровать ее и мог бы сказать такое любой девушке, привлекшей его внимание, но Софии пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поддаться порыву и не приложить руку к животу, словно боясь, что он разгадает ее тайну и увидит, что на самом деле изменило ее. Она сказала:

– Вы льстите мне.

– Я говорю правду.

Билли Уик, не прекращая работать ножницами, молча наблюдал за ними. И вдруг София почувствовала, что не может больше видеть, как он кромсает сирень, как голые ветки оскверненными падают на бесплодную землю. Она посмотрела на Гордона.

– Давайте пойдем другой дорожкой. Мне солнце глаза слепит.

– О, конечно. – Он свернул на тропинку между розами, увядшие лепестки которых лежали бледным ковром под колючими кустами. Запустив руку в карман, капитан Гордон достал узкий продолговатый бумажный пакет и взвесил его на ладони. – Когда я в Лондоне дожидался окончания ремонта «Эдинбурга», мне в витрине магазина случайно попалась на глаза эта безделица, и я сразу подумал о вас.

Он протянул ей коробочку, но она заколебалась.

– Капитан Гордон…

– Прошу вас. – Он остановился и одарил ее самой обворожительной улыбкой из своего арсенала. – Это правда пустяк.

София с неохотой взяла подарок. Под оберточной бумагой оказалась пара изысканных перчаток из белой кожи с золотой вышивкой. Она молча смотрела на них, вспоминая о том случае в гостиной, когда ей пришлось сесть на перчатки Мори, чтобы никто не узнал, что они недавно были на ней.

Он сказал:

– Кажется, я когда‑то говорил вам, что ваши руки достойны более нежного одеяния, нежели перчатки мистера Мори.

София вспомнила.

– Да, говорили. – Она еще какую‑то секунду смотрела на красивые перчатки, потом протянула их ему. – Я не могу их принять. Это неправильно.

– Почему же? – оторопел капитан.

София понимала, что это уже другой танец, непохожий на тот, в который ее вовлек коварный герцог Гамильтон. Здесь шаги были прямее и проще, но все равно она не хотела оступиться. Капитан Гордон был красив и обаятелен, чем, несомненно, умел пользоваться, теперь же он явно намеревался добавить Софию к числу своих побед.

Она могла притвориться, что не против этой игры, и удерживать его на расстоянии, пока не вернется Мори, но… София знала, что не пойдет наперекор совести. Поэтому попыталась убедить его, впрочем, не открывая всего.

– Вы хороший, добрый человек, капитан. И я благодарна за ваш подарок, но я чувствую, что он был преподнесен с определенным смыслом, и я не хочу вас обидеть, приняв чувства, на которые не смогу ответить.

Его брови немного приподнялись, будто он не ожидал, что ему могут отказать. София подумала, что он оскорбился, но, помолчав минуту, капитан взял перчатки и медленно произнес:

– Понимаю.

И она действительно поверила, что он понимает, когда он обвел ее глазами и едва заметно улыбнулся.

– Пожалуй, я ошибался, предположив, что вам нужен такой подарок. Похоже, что перчатки мистера Мори вам подошли лучше.

Глаза выдали ее, подтвердили его догадку, и она знала это.

– Итак, – промолвил он доброжелательным голосом, – графиня знает?

София покачала головой. От столь неожиданного поворота ее всю пробрало ледяным холодом. Она в страхе подняла на него глаза и с мольбой в голосе произнесла:

– Вы же не расскажете ей?

Он молчал так долго, что она уже и не знала, каким будет ответ. А потом он аккуратно спрятал красивые вышитые перчатки под камзол и с прежним любезным видом снова посмотрел на нее.

– Слово чести, – уверенно произнес он и протянул ей руку. – А теперь проведите меня обратно. Корабль и команда ждут меня, и, сдается мне, я уже опаздываю.

Больше всего София боялась разговора с графиней, но, когда «Эдинбург» поднял паруса и ушел на север, пожилая женщина сказала лишь:

– Капитан Гордон – очаровательный мужчина.

Она низко склонилась над шитьем, и замечание ее прозвучало рассеянно, как будто она не хотела отвлекаться от рукоделия. Но София почувствовала последовавшее за этим многозначительное молчание и поняла, что графиня ждет от нее ответа.

– Да, – сказала она. – Он очень мил.

– Будь я помоложе, сама бы полюбила его. Но такой мужчина, – прибавила графиня, – не для каждой женщины.

Тут она наконец подняла глаза, и в ее улыбчивом взгляде София увидела понимание и прощение. И хоть они не говорили об этом напрямую, она не сомневалась, что графиня каким‑то образом узнала, что произошло между нею и капитаном Гордоном на садовой дорожке, и какие бы надежды ни питала графиня, они были забыты без сожаления и больше не будут упомянуты.

Мне не нужно было заглядывать в «Старый шотландский флот», чтобы узнать, что написанное мною происходило в действительности, и все же я заглянула. Как я и предполагала, там упоминалось обо всем: и о переименовании корабля капитана Гордона «Король Вильгельм» в «Эдинбург», и о его путешествии в октябре на север, и о мятеже матросов в Лейте.

А потом он, похоже, сдержал слово и постарался сделать так, чтобы его корабль не стоял на пути короля Якова и французской армады, если бы те решились прибыть в Шотландию.

«Корабль, – писал он в одном докладе, – сильно пострадал от непогоды, в которую мы попали на севере. Ему требуется ремонт». А позже, послав запрос и получив разрешение поставить «Эдинбург» в сухой док, в декабре он сообщал в адмиралтейство: «Ныне все доки заняты, и бригадир рабочих не может сказать, когда хоть один освободится». Еще позже, в январе, он докладывал, что корабль осмотрел бригадир и заключил, что «Эдинбургу» потребуется серьезный ремонт и, может, его даже вообще придется перестраивать. «Какое‑то время мне нет необходимости присутствовать здесь, – заключал капитан Гордон, – потому я хочу через вас испросить у Ее Величества разрешения приехать в город».

«Умно», – подумала я, закрыв книгу. Рискованно, но умно. Ему удалось освободить северные воды для своего короля.

Однако у меня возникло подозрение, что обитателям Слэйнса следовало больше думать об опасности, которая путешествует по суше.

XIII

Пришедший ноябрь принес с собой неделю изнурительных дождей, немилосердных ветров и неожиданного гостя. Явился он верхом на лошади и буквально влетел в конюшню с яростным порывом пронзительного северного ветра и стоявшего стеной дождя. Отяжелевшие полы промокшего насквозь плаща прилипли к пышущим паром бокам скакуна. Софии, которая коротала время, разговаривая с волоокой кобылой и скармливая куриные потроха мастифу Хьюго, ворвавшийся в конюшню незнакомец показался порождением каких‑то потусторонних сил. В ее глазах он был чернее и огромнее самого дьявола.

Когда он выпрыгнул из седла, она отступила на шаг, держа Хьюго за ошейник. Ее удивило, что пес не зарычал и даже не прижал уши. Сама же она уже оценивала расстояние до двери, прикидывая, удастся ли выскользнуть, не обратив на себя внимания спешившегося всадника. Он стоял спиной к ней, и, видя его рядом с лошадью, София поняла, что он на самом деле не такой уж высокий, как ей показалось сначала. Вообще‑то он, похоже, даже был ненамного выше ее самой. Ее ввел в заблуждение большой капюшон, прикрывавший его лицо.

Немного успокоившись, она стала наблюдать за ним, пока он занимался лошадью: сначала снял тяжелое седло, потом пучком чистой соломы вытер ходящие ходуном бока животного. «Нет, никакой дьявол не стал бы так заботиться о лошади», – подумала София. Она снова посмотрела на Хьюго, спокойно стоявшего рядом, и ее страхи пошли на убыль. Окончательно они развеялись, когда мужчина, наконец откинув черный капюшон, открыл худое обветренное лицо с приятными чертами, подчеркнутыми аккуратной стриженой бородкой со светлыми пятнами, которые указывали на его зрелые годы. Волосы на не покрытой париком голове также серебрились проседью и были завязаны сзади совершенно не по моде.

– Прошу прощения. Я испугал вас? – В приятном голосе слышался выговор горца. – Вы стоите в тени, и я сначала принял вас за конюха. Здесь есть такой?

– Конюх? – Где в это время находился Рори, София не знала и растерянно посмотрела по сторонам.

– Ну да ладно. Мне нужны попона и стойло, я сам все сделаю. – Недалеко от него нашлось свободное стойло, и, когда вскоре появился Рори, лошадь уже стояла там, накрытая попоной, которую незнакомец нашел на соседней ограде.

Рори прищурился.

– Полковник Грэйми? – неуверенно произнес он.

– Да. – Мужчина удивленно кивнул. – Не думал, что меня запомнили. Прошло уже два года после моего последнего приезда.

Тот факт, что Рори действительно его запомнил, и уважение, написанное на его лице, указали Софии на то, что это был не обычный гость.

Полковник тем временем все еще думал о лошади.

– Ей нужна теплая еда, – сказал он Рори. – Сможете сделать? Мы весь день скакали под проливным дождем.

Рори кивнул, но в его коротком молчаливом взгляде было больше беспокойства о самом полковнике, который промок до нитки. Должно быть, он подумал, что, если полковник как можно скорее не согреется, это наверняка скажется на его здоровье.

– Я сделаю все, что нужно, – сказал Рори о коне. – А госпожа Патерсон проведет вас в дом.

– Госпожа Патерсон?

Он посмотрел на Софию с таким нескрываемым любопытством, что она невольно улыбнулась. Не его вина, что он принял ее за служанку. Еще бы, ведь она так уверенно себя чувствовала в конюшне и к тому же была в старом платье и грязных ботинках. София отпустила ошейник мастифа и присела в реверансе.

– Полковник, я с удовольствием проведу вас к графине и графу Эрролл.

Уголки его глаз сложились веселыми складочками, в седеющей бороде блеснула улыбка.

– Я с таким же удовольствием последую за вами.

Она повела его мимо стойл и кладовых к коридору, идущему через двор. Оказалось, что они были одного роста, ее плечи приходились как раз вровень с его плечами. Но держался он с достоинством, в нем чувствовалась недюжинная сила, и шагал он уверенной солдатской походкой. Чем‑то полковник напомнил ей Мори. Как и у Мори, у полковника под плащом виднелся длинный плотный кожаный камзол, портупея, перекинутая через плечо, висела свободно, как у человека, привыкшего ее носить ежедневно.

– Память у меня уже не та, – сказал он, покосившись на спутницу, – но два года назад вас в Слэйнсе не было, я не ошибаюсь? Или вы тогда тоже прятались среди лошадей?