Вампирская сестина

Я здесь, я жду на перепутьях сна,

Объятый тенью. Вкус ночи чую я —

Холодный, пряный… Я жду мою любовь.

Луна надгробье делает бесцветным.

Она придет – к ногам склонится мир.

Вдвоем во тьме… Как остро пахнет кровь!

Для одиночек та игра – почуять кровь,

А тело требует объятий сна,

И их мне не заменит целый мир.

Луна пьет тьму у ночи, как вампир.

Я, прячась в тень, читаю камень строк:

«_ Жива, любимая… Не умерла любовь!»

Во сне мечтал я о тебе – любовь

Ценил я выше жизни – выше крови.

И солнца свет искал меня под камнем,

И был я мертв, как всяк мертвец, —

но спал…

А пробудясь, туманной дымкой

Отправился я в сумеречный мир.

Из века в век я попирал сей мир,

Мой дар ему, похожий на любовь:

Украдкой поцелуй – и снова тьма.

А в теле снова жизнь, и в жилах – кровь.

С приходом утра я – лишь смутный сон,

Под камнем погребен, я – хладный труп.

Я боли не чиню, я – хладный труп.

Тебя ж приемлют жертвой время, мир.

Я предлагал тебе всю правду снов,

А твой удел – одна твоя любовь.

Так стоило ль бояться, если кровь

Все ж слаще на ветру, а пуще – в ночь.

Порой моя любовь выходит в ночь…

Порой лежит недвижно, хладный труп,

Не зная радость, что приносит кровь,

Иль шествие сквозь тени в этот мир;

Гния в земле. О ты, моя любовь, —

Шепнули мне, – восстала ты во сне.

Я ждал у камня, провожая ночь.

Ты не пришла, тебе все снилась кровь.

Прощай, я предлагал тебе весь мир.

Мышь

В магазине было множество приспособлений, быстро убивающих мышь, и множество таких, которые убивают ее медленно. И еще дюжина традиционных способов, один из них Реган про себя называл ловушкой Тома и Джерри: при малейшем касании рамка опускалась, перебивая хребет; были на полках и другие устройства, в которых мышь задыхалась, или погибала от удара током, даже тонула, и каждое хранилось в отдельной картонной коробке.

– Это не совсем то, что я искал, – сказал Реган.

– Ну, это все, что у нас есть из ловушек, – сказала женщина с большим пластиковым бейджем, на котором было указано, что ее зовут Бекки и что она ЛЮБИТ ЭТУ РАБОТУ В МАГАЗИНЕ КОРМА ДЛЯ ЖИВОТНЫХ И СОПУТСТВУЮЩИЕ ТОВАРЫ «МАКРИ». – А вот здесь…. – и она указала на лежавшие поодаль пакетики ЯД ДЛЯ МЫШЕЙ «КОТ-УБИЙЦА». Сверху лежала маленькая резиновая мышка, лапками кверху.

Мгновенной вспышкой в памяти всплыло: Гвен, протягивающая изящную розовую руку, с загнутыми вверх пальцами. «Что это?» – спрашивает она. Это было за неделю до того, как он уехал в Америку.

«Не знаю», – ответил Реган.

Они сидели в баре маленького отеля в юго-западной Англии: бордовые ковры, бежевые обои. Он потягивал джин с тоником; она дегустировала второй бокал шабли. Гвен однажды сказала Регану, что блондинки должны пить только белое вино; оно им больше к лицу. Он смеялся, пока не понял, что она не шутит.

«Это маленькая дохлятина», – сказала она, переворачивая руку, и ее пальцы замерли, похожие на лапки медлительного розового зверька. Он улыбнулся. А потом расплатился, и они поднялись наверх, в его номер…

– Нет. Только не отрава. Видите ли, я не хочу ее убивать, – пояснил он продавщице по имени Бекки.

Та взглянула на него с любопытством, словно он вдруг начал говорить на тарабарском языке.

– Но вы сказали, вам нужна мышеловка…

– Понимаете, я хочу гуманную мышеловку. Типа западни. Чтобы дверца за ней захлопнулась, и она не могла выбраться наружу.

– А как же вы ее убьете?

– Никак. Ее можно отвезти за несколько миль и выпустить. И она уже не вернется и не доставит беспокойства.

Теперь Бекки улыбалась, глядя на него так, словно он был самым любимым, самым сладким, бессловесным трогательным зверьком.

– Подождите, – сказала она, – я пойду посмотрю.

И скрылась за дверью с надписью «СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД». У нее красивая попка, подумал Реган, она мягкая и привлекательная, совсем в духе унылого Среднего Запада.

Он выглянул в окно. Джейнис сидела в машине и читала журнал: рыжеволосая женщина в замызганном халате. Он помахал ей, но она на него не смотрела.

Бекки просунула в дверь голову.

– Вам повезло! – сказала она. – И сколько вы хотите?

– Можно две?

– Конечно.

Она снова ушла и вернулась с двумя небольшими зелеными пластмассовыми контейнерами. Пробила товар на кассе, и пока он путался со все еще непривычными банкнотами и монетами, пытаясь заплатить без сдачи, осмотрела ловушки, все так же улыбаясь, и теперь вертела в руках пакеты.

– Господи, – сказала она. – Что же они дальше-то придумают?

Когда Реган вышел из магазина, на него дохнуло жаром.

Он поспешил к машине. Металлическая ручка дверцы обожгла пальцы; мотор работал на холостом ходу.

Он забрался в машину.

– Я купил две, – сказал он.

В машине царила приятная прохлада от кондиционера.

– Пристегнись, – сказала Джейнис. – Тебе следует научиться водить, как это здесь принято, – наконец оторвалась она от журнала.

– Непременно, – ответил он. – Со временем.

Реган боялся водить машину в Америке: это было все равно что ездить в зазеркалье.

Они больше не разговаривали, и Реган прочел инструкцию на обратной стороне коробки. Там было написано, что главное достоинство такого типа ловушки заключается в том, что вам нет необходимости видеть мышь, прикасаться к ней и тем более брать в руки. Дверца захлопнулась – и дело с концом. И ни слова не говорилось о том, что в таком случае мышь еще жива, и не предлагалось, как следует с ней обойтись.

Когда они доехали до дома, он достал из коробок ловушки, положил в одну немного арахисового масла, засунув как можно дальше, а в другую – кусочек шоколада и установил на полу кладовки, одну у стены, вторую возле отверстия, через которое мышь, очевидно, сюда проникала.

Это были обычные западни: с одного конца дверца, с другого – стена.

В постели Реган потянулся и дотронулся до грудей спящей Джейнис; мягко, чтобы не разбудить. Они ощутимо налились. Жаль, что большая грудь его не возбуждает. Он поймал себя на том, что задумался, каково это – сосать грудь кормящей женщины. Ему представилось, что это должно быть сладко, но не больше того. _ Он сказал что-то о том, как ему приятно снова слышать ее голос. И положил трубку.

Реган проверил мышеловки. Пусто. _ Тогда Реган вернулся в дом и запер за собой дверь.