Глава 5. И в следующий момент я увидела сиреневое небо, крыльцо псевдо‑японского дома, а на нем металлиста

И в следующий момент я увидела сиреневое небо, крыльцо псевдо‑японского дома, а на нем металлиста, оказывающего первую помощь пострадавшему.

«Так же ведь, наверное, человеку можно грудную клетку поломать», – подумала я, наблюдая, как товарищ в центнер весом со всей молодецкой дури бьет друида в область сердца. – «Видно, Илюха совсем с головой на жаре поссорился».

– А скафандр снять не пробовал? – раздался сзади писклявый, но вполне ироничный голос Илоны.

«Не может быть», – подумала я, – «чтобы у нее не было чувства юмора».

– Нет, – спокойно ответила та.

Собственно, снятием скафандра оказание первой помощи и окончилось. Друид пару раз жадно вздохнул, закашлялся, открыл глаза. В руке у него расцвел фаербол.

– Где она? – озирался он по сторонам.

– Убита, – грустно ответила Илана. – Первый случай насильственной смерти у женщины за всю историю планеты. И еще неизвестно, сколько солдат, не справившись с таким потрясением, уйдет в вечность. Уже окаменели двое. Друид прикусил язык, фаербол исчез, так и не обретя цель.

Что тут сказать?

–Ничего не говори, – ответила ветеранка. – Это жизнь. По напитку? Надо же встряхнуться после такого потрясения! И, потом, у вас еще миссия не закончена.

В самом деле! Мы же ведь прибыли сюда затем, чтобы научиться различать денебцев. Те, которых мы уже успели узреть, показались мне на одно лицо, а, точнее, на одну субстанцию. По крайней мере, на огненной части планеты они были сгустками темного, местами остывшего пламени. И как их различать прикажете? Я было начала прикладывать умственные усилия, но вскоре поняла, что мне проще локомотив с рельсов сдвинуть, чем придумать что‑либо путное.

– Что‑то задерживается полковник, – задумчиво глядя на небо, пропищала Илана. – Я пойду пока, отдам распоряжение ужин готовить, а вы по саду прогуляйтесь.

Она уже почти скрылась в дверях, когда оглянулась и добавила:

– И да, не трогайте руками те предметы, которые вам захочется потрогать больше всего на свете.

Мы остались одни. В маленьком, немного запущенном саду. Впрочем, это его не портило. Антон наконец‑то нашел себе спокойное занятие по душе – ходил, рассматривал растения, о чем‑то пытался с ними поговорить. Какой‑то кактус не понял друида, устроил атаку маленькими круглыми кактусятами розового цвета. Пока я смотрела, как друид забавно скачет вокруг несговорчивого растения, металлист, презрев напутствия денебки, остановился напротив какой‑то металлической штуковины. Глаза товарища зажглись нездоровым блеском.

Я вспомнила напутствие Жозефины: «не суй свои руки куда не просят», и решила на всякий случай присмотреть за ее братцем. Тот вел себя вполне спокойно, руки, куда не просят, не тянул, даже в задние карманы джинсов их засунул, от греха подальше. На крылечке появилась Илана, зовя всех ужинать, я отвернулась, чтобы ответить что‑то типа «да‑да, сейчас будем», и тут предсказание настигло адресата.

Денебка вздрогнула, пронзительно заверещала «держи его!!!», я повернулась, но поздно – увидела только кроссовки стремительно исчезающего металлиста.

– Куда это его понесло? – ошалело произнес друид.

Остановился, и тут же получил розовеньким кактусенком по макушке.

– Антон! – не своим голосом взвизгнула денебка, бросаясь к оседающему на травку друиду. – Впрочем, нет, с ним все в порядке, – отняла она руку с его лба спустя пару секунд. – Полежит полчасика, и будет как новенький, только обоняние и слух на время потеряет. А ты все еще здесь? – повернулась она ко мне.

– А где мне надо быть? – удивилась я.

– Спасай своего… друга, – исправилась она в последний момент. – Я не смогу, потупилась она. – Он не был близким для меня.

– А где он? – ошарашено уставилась я на нее.

– В раю для увлеченных, – грустно ответила ветеранка. – Нельзя было пускать вас сюда.

– Что еще за рай?! – прорезались в моем голосе истеричные нотки. – Он что, умер?!

– Нет, наверное… Короче, тебе, чтобы его вызволить, придется ответить на несколько вопросов. Давай, представляй себе своего друга, хватайся за эту металлическую фиговину, – показала она на слабо светящийся железный крендель, и возвращайся.

– А как? – уставилась я на нее круглыми от изумления глазами.

– Ты не знаешь?! – удивилась в свою очередь она. – Одно из двух: либо вас Борилий переоценивает, либо я что‑то не понимаю в этой жизни… Дуй в ракушку, когда будете готовы, я переход вам открою, – решилась она. – Но Борилию при встрече все скажу, что о нем думаю. Ты все еще здесь?

Я отрицательно покачала головой, набрала в легкие побольше воздуху, представила себе металлиста (он получился классным и вовсе не занудным), и ухватилась за практически погасшую железяку обоими руками.

* * *

Куда хватало глаз, тянулись скошенные поля. Тишь стояла полная.

– Илюха!! – позвала я. – Илюха!!!

Не привета, ни ответа. Правда, картина изменилась. Я оказалась на опушке соснового леса, такого манящего, такого нереально прекрасного и идеального – казалось, еще шаг, и ты, оказавшись в нем, навечно приобщишься к высшему блаженству находиться среди столь бесконечно и безмерно любимых тобой… Стоп!

– Илюха!! – отпрянула я от бора, как от гадюки. – Илюха!!!

Бор исчез, взамен него появился мотель. На берегу океана, окруженный все теми же хвойными, с парой лежаков под пляжным зонтиком на огромном мшистом валуне («что он тут делает, дитя оледенения?»). Для меня пейзаж был запредельно‑уютный и безумно‑романтичный, но в то же время в нем таилась опасность. Вечность.

– Илюха!!

На зов никто не вышел, картина сменилась. На этот раз я оказалась на МКАДе, на байке, вторым, понятное дело, номером. Лавировали мы между машин подобно заправскому гонщику, да еще на какой‑то немыслимой скорости (спидометр показывал три сотни с гаком). И почему‑то меня не покидала уверенность в том, что едем мы абсолютно безопасно – сам Валентино Росси от зависти бы удавился, если бы нас увидел.

И тут до меня дошло. Я стремилась вовсе не к Илье, а в собственные потаенные желания. Уж что‑что, а воображение у меня всегда было развитым. Его срочно требовалось отключить. Оно стойко сопротивлялось, рисовало мне картинки – одна красочнее другой.

Задача казалась непосильной. Еще бы, все йоги всех времен и народов бились над проблемой остановки мыслей, годами просиживая в позе лотоса, вперяя свой взгляд в стену пещеры, словно она, несимпатичная, могла заменить им красоты внешнего мира. Куда уж мне, до них, шилу в з…це!

Пока я мечтала об остановке мыслей, окружающая обстановка изменилась. Я обнаружила себя в пещере, с завернутыми в крендель ногами, созерцающей в углублении в стене собственные награды за медитацию. Там были: кубок в ознаменование победы над йогами Кулу, медаль за третье место по юго‑западному округу Москвы, какая‑то непонятная чаша, наполненная жиром, за победу над тибетцами (а они по торопливости ума от яков ну ничем ни отличаются). И еще добрая дюжина таких же странных наград.

Я сделала над собой усилие и вернулась на свежескошенное поле. К началу пути. Надо было попробовать разыскать металлиста как‑то иначе. Только как? Я уже было отчаялась что‑то придумать, когда решила не мечтать, и не стараться, но просто постоять на поле. Спокойно. Для себя. А потом я буду бегать, дергаться… Потом… Я закрыла глаза…

Внезапно пришло воспоминание о том, как мы идем сквозь металлическую дверь – вместе и порознь одновременно. Я тогда ничего не хотела от товарища – просто была рядом, и все. Это было настолько хорошее ощущение, что мне захотелось продлить его подольше.

Открыла я глаза только потому, что почувствовала чье‑то присутствие, и в тот же момент увидела себя в саду перед четырьмя фигурами в плащах с большими капюшонами. Иначе, чем «судьи», назвать этих персонажей было просто невозможно. Лица их отражали вполне человеческие эмоции: само спокойствие, доброту, усталость и презрение. За четверкой виднелась фигура металлиста, увлеченно созерцающего кусок железа.

– Ага, добралась‑таки, – на чистом русском прокомментировал мое прибытие один судей.– И половины дня не прошло.

– Я же говорил, – высоко подняв палец, менторским тоном заявил его коллега. – Что она справится до заката. Забирай своего друга, и провали…

– Постой, – перебил третий. – А вопросы?

– Ответит. У нас еще двадцать восторженных, и пятнадцать их друзей, за всеми следить надо, – сказал тот, что с добрым лицом.

– Так не положено, – возмутился спокойный. – А как же испытание?

– Но она так быстро добралась, – попытался было возразить ему мой нежданный защитник. – Почти не опоздала.

– На три секунды, – сварливо ответил брюзга. – За это время на ее планете происходит… Триста гроз, триста тысяч химических реакций в мозге среднего аборигена, рождается…

– Признаю, – безнадежно изрек усталый. – За три секунды действительно может произойти многое.

Я с нескрываемым изумлением разглядывала всех четверых. Что‑то мне подсказывало, что этот спектакль устроен исключительно для меня. Не успела я так подумать, как спокойный судья огласил приговор:

– Можешь забирать. Номер 164548, вы свободны.

Металлист оторвался от созерцания железяки, и, как был, восторженный, направился ко мне. Идти ему было шагов пятнадцать, за все время, пока он шел, выражение на его лице не изменилось.

– Постойте! – не своим голосом завопила я. – Он же похож на идиота!

Металлист замер, созерцая перед собой что‑то, бесконечно близкое его сердцу.

– Смотрите! – радостно завопил добрый. – Она и это разглядела!

«А что тут глядеть‑то?» – несказанно удивилась я. – «И так все видно. Блаженный идиот – он и у Достоевского идиот».

Добрый смотрел на меня с обожанием.

– А чем он тебе не нравится? – подозрительно уставился на меня брюзга. – Не критикует, всем доволен, не курит, смотрит восхищенно, каши не просит…

– Но он же не настоящий! – возмутилась я. – Как же он жить‑то будет?

– О, женщины! – закатил очи усталый судья. – Мне вас не понять! То вам идеал подавай, то…

– Что тут непонятного? – вновь поддержал меня добрый судья. – Она ему не жена, а… – устремила на меня проницательный взор судья, – просто друг.

– Но мы же не можем отобрать у человека его мечту! – зашелся визгом брюзга. – Он сам сюда за ней пришел!

– Он сюда попал случайно, – подала голос я.

– Здесь случайно не появляются, – покачало головой само спокойствие.

– В таком разе исполните мою мечту, – мрачно ответила я. – Верните мне моего друга таким, каким я его…

– Подумай, прежде чем произнести вслух, – погрозил мне пальцем «защитник». – Вы, люди, такие несовершенные – вечно хотите каких‑нибудь глупостей.

Я прикусила язык. Постаралась сформулировать свое желание почетче, и поняла, что это невозможно – любой буквоед зацепится за какое‑нибудь слово, а мне потом придется лицезреть не живого человека, а то, как я его в этот момент представляю.

– Что же мне делать? – взмолилась я. – Помогите мне, пожалуйста!

– Желание произнесено, – сказал защитник поразительно безликим голосом. – Суд удаляется на совещание.

Я осталась одна. В семи шагах от меня замер металлист с блаженной улыбкой на лице. Я хотела было подойти ли к нему, но потом все же одумалась. Место было более, чем странным – кто знает, чем мой невинный поступок может закончиться?

Наконец появились судьи.

– Единственно, чем мы можем тебе помочь, – произнес, глядя сквозь меня, безразличный человек в плаще, – это назначить тебе испытание. Если ты пройдешь его, то он, – кивнул судья в сторону восторженного металлиста, – снова станет обычным человеком. – Не пройдешь – таким и останется.

– Он на трое суток станет, как ты выражаешься, «прежним», – устало сказал другой судья. – А ты…

– А ты, – посмотрел на меня брезгливый судья с таким видом, с каким видом, с каким смотрят на полное ничтожество, – его ни в чем разу не упрекнешь.

– Вслух, – поспешно вставил добрый и сострадательный.

– Тогда испытание растягивается на неделю, – констатировал факт уставший.

– Быть посему, – заключил безразличный.

– А во сне считается? – мрачно осведомилась я, чувствуя некий подвох.

– Считается, – с невыразимым удовольствием произнес брюзга. – И так тебе было дано послабление.

Я красочно представила себя, спящую с заклеенным пластырем ртом. Или нет, лучше серой такой лентой, которой прорванные трубы латают. Уставший судья посмотрел на меня укоризненным взглядом – мол, и так кучу времени потеряли, а она тут в игрушки играется.

– Все, забирай своего друга, – прищелкнул пальцами сочувствующий судья. – И помни, дитя мое, – тоном священника изрек он. – Терпение – вот высшая добродетель. Терпение и сострадание.

Металлист ожил, осмотрелся с изумлением по сторонам, увидел меня. Шагнул навстречу.

– Опять мы по твоей милости оказались непонятно где? – чуть ли не взвизгнул он. – И когда ты только научишься поступать по‑человечески?

Вот так! Впрочем, а что я еще ожидала?

– У тебя есть время передумать, – ровным голосом сообщил спокойный судья.

Брюзга с непередаваемым злорадством уставился на меня. Я отрицательно покачала головой. Металлист тем временем осилил последние семь шагов, разделявшие нас за все время предыдущего, с позволения сказать, торга. Уста его сахарные извергали не самые лестные отзывы о моих умственных способностях.

– Ладно, сама напросилась, – обреченно сказала я. Достала ракушку. – Эх! Лучше бы я превратилась в дракона.

* * *

Ухоженного сада больше не было. Собственно, никакого сада больше не было – вместо него была огромная воронка, в центре которой сидели Илана, я и металлист.

– Второй раз за последние полгода, – грустно сказала денебка.

– А что случилось полгода назад? – сочувственно спросила я у нее. – Иззя?

Илана кивнула:

– Он, родимый. В тот же портал улетел.

– Так вот куда ты угодила, растяпа! – встрепенулся металлист. – А я‑то гадал, где это мы были! Смотри, что стало с садом Иланы по твоей милости, – укоризненно уставился он на меня.

Я набрала было воздуху в легкие для достойного ответа, но вовремя одумалась. Денебка посмотрела на меня понимающим взглядом.

«Крепись, Лиса», – услышала я голос Иланы в голове. – «Это ненадолго».

«А он совсем ничего не понимает?» – мрачно подумала я.

Ветеранка пристально пригляделась к затылку карабкающегося вверх металлиста.

«Осознает, что неправ», – медленно сказала она, – «но ничего не может с собой поделать. Почему так все получилось, не помнит. Плохо».

«Почему?»

«Либо себя возненавидит, либо тебя», – пожала плечами Илана. – «Человек очень слабое создание».

Мое и без того кислое настроение скисло окончательно:

«Совсем безнадежно?»

«Почему же?» – удивилась денебка. – «Вероятность благополучного исхода всегда есть».

«И при каких же это условиях?»

«Любовь», – просто ответила она. – «Настоящая, а не то, что за нее принимают».

«?»

«Страсть, порыв, ну и так далее. Ладно, полезли наверх, что ли».

«Вот влипла», – мрачно подумала я. – «Либо без напарника останусь, либо…»

О втором «либо» мне даже и думать не хотелось – слово «любовь», порядком затасканное на моей планете, мне ни разу в воплощенном виде не встречалось. Влюбленность – да, сплошь и рядом. У меня даже со временем начало складываться впечатление, что так называемая «любовь» между мужчиной и женщиной – некая уловка природы для продолжения рода. Одна нервная Жозефина со своей кочергой чего стоила.

Или это, создание совместного дела, использование друг дружки – тоже достойная замена. Непонятно чему.

Что есть любовь? Как понять, мне, однажды схлопотавшей от бой‑френда, и очень чувствительно, что это такое?

Конечно, я еще мало жила на белом свете, но…

«Вылезай уже, философ – оптимист!» – раздалось в моей голове.

Я очнулась от тяжких дум («А, чего там думать‑то? Будь, что будет!»), и полезла вверх.

* * *

До вечера следующего дня мы ровняли землю в саду, копали пруд, и таскали тяжелые камни для альпийской горки, слава богу при помощи телекинеза. Бесам в святая святых жилища денебки вход был воспрещен, пришлось самим батрачить, аки неграм на плантации. Металлист работал наравне со всеми, не выделывался, но нет‑нет, да отпускал ехидный комментарий в мой адрес. Я поначалу было дергалась, а потом привыкла.

Друид – тот вообще не обращал на Илью никакого внимания. У него, уколотого ядовитым отпрыском кактуса (уничтоженного нашим с металлистом возвращением), временно отнялись слух и запах. Зато память у Антона была преотличная, и говорить на языках растений он не разучился – так обновил сад денебке, что та была готова расцеловать нашего древесного товарища. Правда, не все растения повторяли прежние, но ядовитый кактус был точной копией предыдущего, за одним исключением – на сей раз он не стремился напасть на своего создателя.

Не успели мы отмыться и как следует отдохнуть после работы, как появился Штирлиц, торжественно неся объемистую коробку. Судя по тому, что та не делала попыток возгораться, она была сделана из на редкость огнеупорного материала.

– Что это? – удивился друид, чуть не выпав из огнеупорного плетеного кресла.

«Фотографии» беглых каторжников», – услышала я пояснения Штирлица в своей голове. – Сейчас вы будете учиться различать наших сограждан, – бодро пискнула вереранка.

– Оптимистично заявлено, – покачала я головой.

– Пессимистка! – презрительно бросил металлист.

Я изо всех сил стиснула зубы – меня так и подмывало ответить.

«Вечером я тебе расскажу про то, как я Иззю терпела», – услышала я голос денебки в своей голове. – «А теперь пора к занятиям приступать».

Убедившись, что все его внимательно слушают, Штирлиц положил коробку на стол, вокруг которого расселась наша компания. Откинул крышку усилием мысли.

– Что это? – удивился друид, указывая на ряд аптечных пузыречков с притертыми пробками из темно‑коричневого стекла.

– Это фотографии або… местных жителей, – пояснила вовремя вспомнившая о вежливости я.

– Чего‑чего?! – завопил что есть мочи пораженный отпрыском кактуса Антон. – Не слышу!

Металлист достал свой неразлучный наладонник, написал что‑то в нем, показал товарищу. Тот удовлетворенно кивнул, но в следующий момент, видимо, когда до него дошло, как до жирафа, брови его поползли вверх.

Внимательно наблюдавшая за нами Илана покачала головой. Видать, денебка сильно сомневалась в наших способностях научиться различать аборигенов по пузыречкам. Лично мне было очень интересно узнать, как это она вообще продолжает к нам серьезно относиться после того, как мы устроили такое шоу в ее саду. И, что‑то подсказывало мне, у нас еще будет шанс себя проявить во всей красе.

Надо ли говорить, что у нас ничего не вышло с отождествлением? Сколько мы не бились над склянками, сопоставить образ и запах не получалось.

– Придется вызвать сына, – задумчиво пропищала ветеранка. – И оставить только два пузырька. По крайней мере, вы будете иметь возможность понять, что то, что налито в склянке Штирлица, относится к Штирлицу, а то, что в склянке Иззи – к Иззе. Я очень надеюсь, что вы будете толковыми учениками.

Металлист оглядел меня с ног до головы, словно пытался отыскать следы присутствия одаренности, и презрительно отвел взгляд. Не нашел, по всей видимости.

Илана грустно покачала головой.

– Кстати, у меня тоже есть фотография, – задумчиво молвила она. – И мне почему‑то кажется, что с моим обликом у вас проблем будет куда меньше.

Штирлиц удалился за Иззей, Илана отправилась вглубь дома за своей «фотографией», а за столом возникло напряженное молчание. Друид не мог участвовать в полноценном разговоре, металлист на меня неадекватно (я все же на это надеялась) реагировал, а мне не хотелось завязывать никакие разговоры и тем самым становиться девочкой для битья. Поэтому я просто закрыла глаза, и вызвала в памяти воспоминания о мирах времен юности Огненного Рассвета.

Это была очень дождливая планета. Ни о каких людях речи не было – по «газону» из пальм высотой в пятиэтажный дом разгуливали жуткого вида гигантские динозавры, по сравнению с которыми дракон казался птенчиком желторотым. Огненный Рассвет в то время и был в некотором роде желторотым – недавно отправился в самостоятельное путешествие, опыта не было практически никакого, равно, как и житейской мудрости – а потому и решил, что может безнаказанно дразнить огромных и неповоротливых, как ему казалось, инопланетян. Он запросто мог бы скрыться в пресловутых пальмах (и рассчитывал на это), не обладай динозавры хорошим зрением, о чем дракон, понятное дело, не подозревал. О том, что аборигены обладают отменной реакцией, юный дракон узнал во время своего первого виража под носом у зубастого хищника. О том, что у них развит стадный инстинкт, Рассвет узнал в следующий момент, когда ему пришлось уворачиваться иглоподобных зубов в раскрытой пасти второго динозавра. А вот о том, что он, похоже совершил ошибку, неопытный дракон понял, когда осознал себя в тесной вонючей слизистой пещере, представляющую собой пасть третьего хищника. Свет уже практически померк – динозавр закрывал пасть – когда ошарашенный дракон вспомнил, что он, однако, огнедышащий. И ливанул огнем из пасти со всей дури. Ему повезло – он инстинктивно выбрал самую большую температуру пламени, и пасть динозавра успела ликвидироваться прежде, чем дракон заживо в ней изжарился от своего же огня. Аборигены впечатлились демонстрацией силы со стороны безобидной, как они прежде стали, жертвы, и отступили.

Разгоряченный после боя дракон отмахал километров двадцать, прежде чем осознал, что каждый взмах пронзает его тело адской болью. Правое крыло было сломано.

Местность, в которой он приземлился, была свободной от динозавров, и трава там росла обычная (но все же доставала ящеру по середины туловища). А еще там не переставая шел дождь, и под ним брел наш дракон. День, другой, третий… Пока не срослось крыло.

– Лиса, – услышала я пронзительный голос денебки.

– А? – очнулась я от чужих воспоминаний.

Илана стояла у стола и с каким‑то нездоровым любопытством меня разглядывала. Мне стало не по себе.

– Что случилось? – спросила я у нее.

– Ничего, – покачала головой та. – Так вот. Я, собственно, фотоальбом принесла, – помахала она пузырьком. – Это очень хорошая фотография.

Фотоальбом? Всего с одним снимком внутри?

– А где остальные? Потерялись?

– Нам много склянок не нужно, – мягко улыбнулась Илана. – У нашего народа очень хорошая память.

– А друзьям показать? – Не унималась я.

«Мы абсолютные телепаты», – услышала я как наяву. – «Смотри, вот наша встреча на Валааме».

«Что это?»

Прямо перед моим мысленным взором возникли странные цветастые пятна и ярко‑выраженные силовые линии магнитного поля на фоне бескрайнего снежного ковра почему‑то синего цвета.

«Наша встреча», – невозмутимо ответила денебка. – «Вот этот образ со стальным стержнем внутри, полный светлого огня, – волхв Борилий. Вот этот, наполненный земными токами и энергией льда… нет, воды, – волхв Терентий. Это ты, огонек ходячий с хвойным ароматом», – улыбнулась она. – «Этот строгий металлический узор – твой товарищ».

«А сейчас мой товарищ как выглядит?» – лишь спросила я у денебки.

Денебка кинула мне картинку – тот же узор, только покрытый колючим инеем.

«Вот так, когда о тебе думает», – грустно прокомментировала картинку ветеранка.

Что тут скажешь?

А ничего. Придется потерпеть недельку.

– Ну‑с, – изобразила я деловитость. – Давайте, что ли, нюхать учиться. Можно мне понюхать ваш образ, если вы, конечно, не против?

В конце концов я донюхалась до образа довольно неряшливой девахи ростом не более метра двадцати, с прической а‑ля подвыпивший панк. На элегантную Илану получившийся образ не тянул. Даже отдаленно. Но денебка почему‑то необычайно обрадовалась, и начала клятвенно уверять меня, что да, именно такой она была, когда вернулась с задания, и с нее сняли «отпечаток».

Металлист подтвердил мои слова о росте «отпечатка», мол, запах имеет вполне материальные очертания, а друид не научился и этому, потому что до сих пор не мог унюхать вообще ничего. Поэтому он, от нечего делать, вырастил декоративный шиповник на поверхности огнеупорного стола, чем поверг хозяйку дома в неописуемый восторг.

Чуть позже, когда появились огненные представители местного населения в лице разведчика и Иззи, мы продолжили эксперименты по отождествлению «отпечатка» с обладателем.

Окрыленные успехом по унюхиванию образа Иланы, мы старались вовсю. Безрезультатно. Ни у меня, ни у Ильи, ни у тем паче, друида, не вышло ничего. А ведь беглые каторжники все, как один, были мужиками…

– Сюда бы дракона, – вспомнив, с какой легкостью Рассвет решал споры между подчиненными, сказала я. – Он бы сссразззу прошшшипел, кто есссть ххху.

– Нету среди нас драконов, – нервно отозвалась Илана. – И не мечтай.

На этом, собственно, наши опыты и закончились. Со стола убрали склянки. На их месте немедленно образовалась еда. Довольно безвкусная и сильно перченая. Но хорошо хоть, вполне съедобная.

* * *

После ужина я с радостью покинула своих Заповедных товарищей. Друид все так же не слышал (и не чуял), Илья наезжал на меня по поводу и без повода («Разве так едят воспитанные девушки?!!»), а потом смущенно замолкал и отворачивался. Ветеранка как будто оглохла – никак не реагировала на поведение металлиста. И я, признаться, была ей за это благодарна. А уж когда она сказала, что ей нужно со мной посоветоваться, я и вовсе возблагодарила небеса за возможность покинуть компанию боевых друзей под благовидным предлогом.

На этот раз Илана повела меня прямиком в тот самый сад, с которого и начались мои нынешние неприятности. Спасибо друиду, нам было тепло и уютно – товарищ вырастил превосходную беседку, и даже сделал в ней деревянный очаг, диковинку по местным меркам. Зажженный в нем магический огонь с легкостью обогревал все ажурное строение. Сквозь плетеные стенки были видны заснеженные пики гор.

Мы с ветеранкой уселись друг напротив друга. Слова не шли на ум, смотреть на пейзаж было куда приятнее обсуждения проблем.

– Мне показалось, – нарушила первой тишину Илана, – что тебе сейчас очень одиноко.

– Есть немного, – не стала грешить я против истины. – Но это ведь не смертельно.

– Я не хочу лезть тебе в душу, – мягко сказала бывшая разведчица. – Но мне очень не нравится то, что ты убегаешь от реальности в драконьи воспоминания. И не надо со мной сейчас спорить. Просто, подумай о моих словах на досуге.

– Подумаю, – невесело отозвалась я. – А вы тогда долго Иззю искали? – повернула я беседу в относительно безопасное русло.

– Раз десять промахивалась, – поморщилась бывшая разведчица. – А ты?

В глазах Иланы светилось непосредственное, чуть ли не детское любопытство.

– Где‑то четыре, или пять, – попыталась я вспомнить свои недавние приключения.

– Быстро ты, – с уважением посмотрела на меня денебка. – И какой у него испытательный срок?

– Неделя, – вздохнула я. – Но сутки уже прошли. И, помните, вы мне рассказать о чем‑то хотели?

– О том, как я за месяц поняла, что именно испытывает ко мне мой собственный сын по возвращении из того забавного местечка, – ответила Илана.

Почему‑то мне казалось, что ничего хорошего.

– Абсолютно, – подтвердила мою догадку ветеранка. – Да и что может испытывать существо, если искренне полагает, что именно по твоей милости оно лишилось самого дорогого в своей жизни?

– Ой!

– Вот тебе и «ой»!

– Да… по‑моему, я еще легко отделалась, – вспомнила я всего лишь брюзжание металлиста.

– Ну, я бы сказала, что радоваться пока рановато, – охладила меня, было обрадовавшуюся, денебка. – Но, надо признать, у тебя на редкость спокойный друг. Вот мне, я помню, на первых порах пришлось поуворачиваться от искристых конечностей моего сыночка…

Наверное, мне повезло. В том, что у металлиста нет привычки размахивать конечностями по поводу и без. И не повезло одновременно. В том, что Илья – человек, а не малолетний денебец, и мыслей у него не в пример больше, чем у Иззи.

Но это все были мелочи по сравнению с тем, как мне не повезло с тем, что Илюха угодил в этот портал. Кстати, а зачем он вообще находился у ветеранки в саду?

– А где ему еще быть? – развела руками Илана. – Так я хоть как‑то за ним присматриваю, а так – в него мои земляки попадали.

– А почему тогда он без стража стоит? – удивилась я. – Раз он настолько опасен?

– Так он – блуждающий и форму меняет, – ответила собеседница. – Робот за ним не уследит, а живое существо сгинет. А у меня из сада он никуда не денется. Кроме того, мы им разведчиков своих проверяем.

– Понятно, – мрачно изрекла я. – Мы в разведчики не годимся.

Денебка пристально посмотрела на меня, словно просвечивала взглядом насквозь. Удивилась, посмотрела еще раз.

Я воспользовалась паузой, погрузилась в созерцание гористых сумерек. За одной скалистой грядой синего цвета следовала другая, чуть более серая, за ней – фиолетовая. Светящийся туман клубился у подножия хребта.

– Сложно сказать, – наконец изрекла ветеранка внешней денебской разведки. – То ли Борилий совсем спятил, то ли он – гений. В одиночку вы бы все пропали, причем почти сразу. А так – неплохо справляетесь.

– Почему пропали бы? – обиделась я.

– Потому что на разведчика, как и на любого другого специалиста, учиться надо, – таким тоном, каким обычно втолковывают прописные истины младенцу, ответила мне ветеранка. – А ты, я вижу, учишься чуть больше года. Да и то, не на разведчика, а на мага.

Ага! На «специалиста, которому нет равных!» На Ваню‑дурачка женского полу!

Но я все‑таки была не одна в нашей команде:

– Зато Антон учился всю свою жизнь. Да и Илья…

– Они же как это… – замялась инопланетянка, забыв нужное слово. – О, ученые! А это, заметь, и рядом с разведкой не лежало. Вот твой увлеченный металлом товарищ и не устоял перед искушением прикоснуться к тому, что бесконечно ему интересно. Но зато теперь, если он переживет этот… инцидент, у него будут неплохие шансы стать разведчиком.

Наверное. Да. Если переживет, то станет.

– Хоть бы уже скорее все это закончилось, – вздохнула я. – А как вы думаете, он…

– Прежним уже не останется в любом случае, – ответила Илана на мой невысказанный вопрос. – Что‑то в нем обязательно изменится.

– Понятно. Опять борьба бобра с козлом, – помрачнела я.

– Кого с кем? – не поняла денебка. – При чем тут эти животные?

– Добра со злом, – не смогла удержаться я от улыбки, глядя на ее удивленное лицо.

Илана расхохоталась. Все же, наверное, она прибеднялась насчет чувства юмора.

– Ну ладно, – поднялась, отсмеявшись, хозяйка дома. – Мне пора. А ты… – замялась она. – Не отталкивай Илью, если сможешь.

– Почему? – удивилась я.

– Уж очень быстро ты его нашла, – непонятно ответила бывшая разведчица, и направилась к выходу из сада.

* * *

Эту ночь, как и предыдущую, я спала одна. С заклеенным ртом на всякий пожарный. А все из‑за боязни сболтнуть лишнее при металлисте. Я же не знала, есть ли у меня привычка разговаривать во сне, или нет. А вдруг от душевного потрясения появится?

Но я зря перестраховывалась. Ночью мне приснился не металлист, занудный и невежливый, а богатая на шалости жизнь юного дракона. То ли мой мозг буквально воспринял мое собственное желание о не причинении зла, пусть даже невольного, боевому другу и товарищу. То ли загруженные в память сведения не желали валяться без дела, но, так или иначе, спалось мне весело. Снилось мне, будто не огненный Рассвет, а я участвую в соревнованиях только что окунувшихся в Источник драконов в искусстве управления пламенем. Оказалось, что разных типов пламени у меня было никак не меньше ста. Я могла использовать тоненькую струйку, такую, что в сухом древесном листике появлялась еле заметное обгорелое отверстие, а могла, при желании, целиком спалить шестисотлетнее дерево за какие‑то доли секунды. Собственно, поэтому я соревнования и проиграла – дерево жечь не захотела. Кроме того, мне был неприятен азарт соплеменников, выбирающих дерево потолще.

«Что‑то странные у моего дракона приоритеты были», – потягиваясь, думала я с утра пораньше. – «Чтобы молодой и азартный огнедышащий ящер, да деревья жалел? Во дает!»

На этом, собственно, мои раздумья о странностях юной драконьей природы и закончились. Кинув взгляд на часы, я вскочила с кровати. Через каких‑то пять минут у нас начиналась тренировка по отождествлению денебца с его запахом, а я еще была не одета!

Когда мы приступили к занятию, выяснилось, что друид, во‑первых, вновь обрел нюх, а, во‑вторых, он в местных мужских «фотографиях» смыслит так же, как коза в – балете. Антон повторил наши отрицательные вчерашние успехи, и только. За исключением того, что не смог разглядеть деталей в бывшем облике разведчицы.

– Что же, – сжалилась Илана над взмокшим от усилий друидом. – Отсутствие результата – тоже результат. Наверное у вас ничего не выйдет, ребята.

– Да уж, – понурилась я.

– Пессимистка, – жестко прокомментировал мое состояние металлист. – Не надо… подрывать боевой дух нашей команды, – попытался он, как мне показалось, смягчить свое первое высказывание.

«Ого!» – подумала я. – «Прогресс. Уже совесть прорезалась. Вслух».

Обретший не только нюх, но и слух, друид с удивлением воззрился на товарища. Потом вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно покачала головой – мол, не спрашивай. Антон непонимающе моргнул и повернулся за объяснениями к денебке, наблюдавшей сцену выяснения взаимоотношений с печалью в сияющем взоре. Судя по тому, как постепенно округлялись глаза друида, он узнал от Иланы много нового.

По окончании телепатического сеанса Антон повернулся ко мне и сочувственно присвистнул. Я деланно вздохнула.

А на самом деле, настроение у меня было преотличное. С тем, что мне придется тепрпеть наезды товарища, я примирилась, а сегодняшней ночью окончательно убедилась в том, что у меня появился способ избегать печальной реальности. И довольно неплохой способ‑то. Я бы даже сказала, что увлекательный. И мне интересно, и не сболтну ничего лишнего, и Рассвет продолжал жить. Хотя бы виртуально.

А между тем заседание продолжалось.

– Что же, – послышался сверхвысокий голос денебки. – У вас не вышло с образами, и примем это как данность. Давайте думать дальше.

– Может, испросить особое разрешение для Штирлица на пребывание в нашем мире? И он сам отыщет своих сограждан?

Ветеранка покачала головой:

– Этот вариант не пройдет. Запрет для наших мужчин строг, а они законопослушны, и уважают другие расы. Порой даже слишком…

Денебка замялась, но потом продолжила:

– Как бы там ни было, Штирлиц не станет свободно разгуливать по вашему миру. Он может к вам телепортироваться в случае чрезвычайной ситуации, и если точно знает, куда, и если у него есть разрешение от вышестоящей организации. Вот как несколько ваших дней тому назад случилось. Но не более того. Кстати, разрешение ему выбивали целый месяц по вашему времяисчислению…

Странно. Очень странно. Только что Илана сказала, что их мужчины законопослушны. Но тем не менее, заключенные‑то были. И, похоже, сбежали. На Землю.

– А за что они хоть были наказаны‑то?

Ветеранка погрустнела. Решилась.

– Мне хотелось всеми силами избежать этого разговора, – грустно молвила она. – Поэтому я и затеяла эту безнадежное мероприятие с… фотографиями. А на самом деле, надо было сразу говорить вам, в чем дело. Речь пойдет о самой сокровенной тайне моего народа, и обещайте мне, что никому ни слова не расскажете из того, что здесь услышите. Борилию можно, но он, вероятно, и в курсе.

Мы, естественно, пообещали.

– Как вам уже известно, местные мужчины сильно отличаются от местных женщин, – повела денебка свой рассказ.

Больше того, женщины были смертными в нашем понимании этого термина, а вот мужчины продолжали свое существование в камне, пока природные катаклизмы их не разрушали. Денебцы активно искали аналогичных себе во Вселенной, но, чем больше они миров узнавали, тем печальнее становился факт – все так или иначе прекращают свое существование насовсем, а они – нет. Со временем денебцы практически прекратили визиты на чужие планеты – отчасти потому, что устали от поисков себе подобных, а отчасти потому, что уж больно много разрушений и прочих бедствий могли причинить.

Вместо активных поисков они начали подглядывать за жизнью обитателей других миров, благо постоянных порталов на планете хватало. Но все наблюдения говорили об одном – все остальные смертны, а они – нет. В общем, у них развился своего рода комплекс – вместо того, чтобы спокойно заниматься своим делом, чуть ли не все мужское население планеты (за исключением армии и особо мудрых элементов) терзало себя за чаркой огненного коктейля возле порталов, показывающих пышные похороны на кладбищах иномирцев.

– Все же они – такие же люди, как и все остальные, – не выдержала я абсурдности рассказа.

– Почему? – удивленно воззрилась на меня денебка.

– Ну, не знаю, – попыталась я оформить в слова свое невнятное ощущение. – Постараюсь объяснить, только начать придется издалека. Вот, допустим, наши женщины всегда переживают по поводу того, что стареют, и у них появляются морщины. И наши ученые бьются над проблемами возрастных морщин.

– Я бы тоже переживала по этому поводу, наверное, – задумалась денебка.

– А вы не стареете? – с удивлением воззрился на нее друид.

– Как вы уже, должно быть, поняли, наши женщины иногда кардинально меняют свой облик, – ответила денебка. – Ну, например, я изменилась, когда у меня родился сын. Раньше я была куда меньше ростом и… вы видели отпечаток. А не видели, – посмотрела она на мотающего головой Антона, – так у начальства своего выясните, какая я была раньше. Я думаю, он вам охотно расскажет.

Ну да. На том отпечатке была неряшливая лохматая девчонка, а теперь перед нами сидела светоносная красавица. Эх! Нам бы такие изменения вместо тех изменений, которыми нас наградила природа…

Я поймала себя на том, что мечтаю о несбыточном. Как и все люди.

– Ну так вот, собственно, – продолжила я свою мысль. – А еще наши ученые бьются над проблемой бессмертия. И ваши мужчины мечтают о том, чего у них нет и быть не может. Значит, они люди.

– Фальсификатор, – незлобно подытожил мои предположения металлист.

– А я не претендую на истину, – ответила я ему. – Это так, ощущения вслух.

– Что‑то в этом есть, – задумчиво сказала денебка. – Надо будет подкинуть эту идею нашим философам, пусть позабавятся. Но, если честно, я не думаю, что такое объяснение их удовлетворит.

Но самим поганым во всей этой истории, что, по всей видимости, среди денебцев завелись фашисты, проповедующие свою уникальность и неповторимость. Сначала их не воспринимали всерьез – как это так, все вокруг неправильные, только мы такие, как надо? Что за бред!

Но, время шло, и, к сожалению, идея становилась все более и более популярной.

– Насколько популярной? – мрачно осведомился металлист.

– Примерно пятьдесят последователей, – уныло отозвалась денебка. – Ужасно много.

– Много? – удивилась я.

– Для нас – увы, много, – подтвердила Илана. – Нас не так много, как людей на вашей планете. Эта идея начала распространяться очень быстро. И, потом, обычно наши люди вообще не склонны менять свое мировоззрение. Мы изолировали философа и его приспешников, и вроде бы, все затихло. Но, надолго ли? Ведь нам так и не удалось выяснить, откуда у местного основоположника фашизма появилась его, с позволения сказать, «мысль».

– А почему вы не склонны менять мировоззрение? – удивился друид.

– Мужчины не склонны, – поправила его Илана. – Они рождаются либо со светлым огнем, либо с темным, и середины у них нет.

– И уживаются? – не поверила я.

– До сих пор прекрасно уживались, – пожала точеными плечами ветеранка. – Во‑первых, нас действительно не так много. Но, что куда более существенно, до сих пор никто из них не мог поменять свою природу, а потому никто никого сроду ни в чем не переубеждал. Они лишь подтрунивали друг над другом – мол, у тебя поле не так завернуто. И все. Те, кто… поумнее, отбираются в самом детстве, и воспитываются в строгости.

– Как Штирлиц, что ли?

– И он лучший, можешь мне поверить. Я бы даже сказала, в нем много чисто женской смекалки.

Да… Неожиданный поворот событий, ничего не скажешь. Я‑то думала, что нам придется искать каких‑нибудь воришек, а выходило – политических преступников, наделенных чуть ли не единственной идеей, и той – насквозь националистической. Кто знает, какие формы она у них приняла? Что они задумали? Сидеть на чужой планете, показывать пальцем на смертных уродов и тихо хихикать? А если нет? А если что похуже?

Денебцев надо было срочно отыскать.

* * *

В тот же вечер мы вернулись на Землю. Поводя итоги, можно было сказать, что командировка местами удалась. Особенно нам повезло со спасением, если так можно было сказать, дракона – ведь он тут же окончил свое существование путем самосожжения. Еще мы выяснили, наконец, истинную причину беспокойства по поводу беглых каторжников. И то благодаря тому, что полгода назад малолетнему Иззе захотелось побродить по чужим мирам. Если бы не встреча с ним его матерью, отважной ветеранкой разведки, мы бы никогда не докопались до истины – мужское население Огненной не вело откровенных разговоров с чужаками на темы о своем бессмертии.

На этом наше везение заканчивалось, и то, как искать беглых денебцев было по‑прежнему не ясно. Волхв коротко кивнул нам – мол, привет, давно не виделись, заходите с утра, и уединился с Иланой в домике. Металлист, буркнув мне что‑то не совсем вежливое на прощание, похлопал Антона по плечу, и направился в сторону Слитка. Мы же с друидом пошли к Дереву.

– Эк тебя угораздило, – сочувственно вздохнул товарищ, когда Илья удалился на достаточно большое расстояние. – Что у тебя там произошло‑то? Поделись, легче станет.

– Я же не могу жаловаться, – укоризненно посмотрела я на него. – Забыл? Если тебе и впрямь захочется узнать, каково мне, лучше спроси об этом завтра у начальства после того, как он мне мозги прощупает.

– Понятно, – вздохнул Антон. – Тогда не буду тебя больше пытать. Извини, я не понял. А вот, кстати, мы и пришли.

С этими словами он прислонил руку к стволу гигантского Дерева, и в нем открылся проход. Я, не задумываясь, шагнула было вслед за ним (а чего думать‑то, сколько раз уж ходила!), но ствол захлопнулся прямо перед моим носом, чуть его не прищемив.

– Что еще за шуточки? – оторопела я. – Да повыведутся на Земле последние древогубцы! – отчетливо произнесла я пароль.

Никакого эффекта. Спустя пару секунд дерево неохотно приоткрылось, и из него вышли Антон и старший друид.

– Привет, Лиса! – несколько смущенно произнес дед Макс. – Что‑то у нашего корпуса характер прорезался, ты уж его извини. Принял он тебя за супостата – видать, в тебе твоя основная стихия разыгралась.

– Это огненная, что ли? – недоуменно оглядела я себя. – Да я вроде бы такая же, как всегда.

Дед с сомнением покачал головой:

– Дерево редко ошибается. А если быть совсем уж честным, то никогда. Давай‑ка, я тебя лучше успокою, а потом отвара мятного заварю, ты мигом остынешь до своей нормальной кондиции.

– Да пожалуйста, – обиженно глядя на Дерево, отозвалась я.

– Ну, не дуйся, – как маленькой, сказал мне дед. – Подумаешь, может, система сигнализации в кое‑то веки раз обозналась, с кем не бывает?

– Да я не дуюсь, в общем‑то, – начала я остывать под действием тепла ладоней старого друида, приложенных к моим вискам. – Просто устала, и все.

– Это ничего, – ответствовал дед. – Поспишь в лазарете, и все наладится. Ну вот, готово, можно идти.

На этот раз Дерево без лишнего скрипа пропустило меня. Зато старому друиду стало плохо – все‑таки слишком много он от меня огня перебрал. Он, не пройдя и десятка шагов внутри Дерева, осел на землю. Сбежались друиды, поднялась суматоха. Антон оставил мне жбан с мятным отваром, а сам направился ухаживать за наставником. Я было хотела сменить его (все‑таки, ему к жене надо, а друид Макс и мой наставник тоже), но товарищ сказал, что сам разберется. И что от меня, злосчастной, помощи сейчас, как с козла молока. Уютных посиделок, о которых мне так мечталось последнее время, не получилось, наставник заболел, а я была кругом виновата. С тем я и отправилась спать в лазарет.

Ночью мне снилось продолжение того же сна в котором я брела (в образе дракона) прочь от места, где обитают динозавры. Шла я целую ночь, дождь так и не прекратился, а утром я проснулась в насквозь мокрой постели.

«Эк я в чужую жизнь вжилась», – недоуменно подумала я. – «Спасибо, хоть крыло у него уже успело зарасти, а то что‑то мое подсознание в последнее время шутит, и все как‑то не по‑детски…»

Утром меня ожидал еще один сюрприз. Моя несравненная Маня шарахнулась от меня так, что чуть было в сосну не врезалась. Это было очень странно – многоножка и сосны составляли единое целое, и Маня, насколько мною было изучено во время совместных прогулок, еще ни разу с деревьями не сталкивалась. А мчались мы с ней подчас о‑го‑го на какой скорости! А потому подобная реакция меня насторожила.

«Может, со мной что‑то не так?» – рассеянно думала я, глядя, как Маня уворачивается от дерева.

До столкновения все же не дошло. Многоножка пришла в себя, пригляделась повнимательнее, подползла, заглядывая в глаза: «мол, прости деревянную, обозналась».

Вот тут‑то мне и стало не по себе – в зеленых очах многоножки отражалась я. Но в моем облике было слишком много огня – его излишки отражались страхом в зеленых глазах смолистой многоножки.

Это было странно – я себя чувствовала, как никогда, спокойно. Никакого там жара излишнего, ни ментального, ни физического, я в себе не ощущала.

Маня тем временем опомнилась окончательно, подставила спину – мол, поехали кататься. Приехали мы к пещере дракона.

«Ты. Хотела. Сюда. Приехать», – поймала я неоформленную Манину мысль.

– Нет, – покачала головой я. – Я хотела просто кататься.

«Значит какая‑то часть тебя хотела», – заупрямилась Маня.

Отлично! Только шизофрении мне не хватало до полного комплекта радостей!

– Вези обратно, – мрачно сказала я. – А еще лучше, к начальству.

«Как скажешь», – услышала я ответ многоножки.

И только тут до меня дошло, что я могу с ней общаться ментально. Прежде я лишь чувствовала ее на грани то ли догадки, то ли интуиции, а теперь вот вполне осознанно понимала. Похоже, мне и впрямь было пора на встречу с волхвом.