Хроника Быховца 2 страница

Продолжение этой истории изложено тоже по «летописцу». Великий князь литовский и король польский так долго задержался в Кракове, что Заволжская орда, расположившаяся около Киева, оказалась в настолько тяжелом состоянии, что жена Ахмат-Гирея ушла от мужа с большинством татарского «рыцарства» к Перекопу, к Менгли-Гирею. В результате Менгли-Гирей очень усилился, напал на «царя» Ахмата, разгромил его, и тот еле успел бежать в Киев, а оттуда отправился в Вильно (ч. II, с. 316).

По хронике Быховца, Новгород Северский не был «добыт» татарами, а сдался добровольно. Еще более существенное различие между двумя хрониками заключается в том, что в хронике Быховца о первой битве между татарами, когда победителем стал Ахмат-Гирей, ничего не сообщается, как нет и сообщения о бегстве жены этого хана в Перекоп. Там говорится лишь об одной битве, в которой заволжский «царь» был разбит, а его жена и дети попали в плен; далее, как у Стрыйковского, т. е. что «царь» бежал в Киев, откуда направился в Вильно (т. XXXII, с. 169). При такой разнице в текстах хроника Быховца служить источником для Стрыйковского не могла.

«По свидетельству летописца», король Александр послал в 1502 г. послов к великому князю Ивану Васильевичу (далее следует перечисление, кто был послан). Затем помещено сообщение о прибытии ответных послов из Москвы, причем Стрыйковский отметил, что это произошло не в 1502 г., «как утверждает летописец», а в 1503 г. Поскольку фраза начинается со слов «в том же году», а «тот же год» в начале абзаца был 1502-й, то здесь Стрыйковский как бы поправляет самого себя (ч. II, с. 318).

Подобное место в хронике Быховца есть, но оно немного отличается от текста Стрыйковского. У Стрыйковского один из московских послов назван «Константин Замыцкий или Семечка», тогда как в хронике Быховца прозвища «Семечка» нет. Кроме того, Стрыйковский пишет, что перемирие было заключено на шесть лет, что тоже отсутствует у Быховца (т. XXXII, с. 169). Следовательно, и здесь источником служила не хроника Быховца.

Описание событий за 1505 г. начинается с указания, что летописец неправильно датирует сейм, собранный в Бресте, 1504 г. (ч. II, с. 321). По хронике Быховца, сейм собрался в 1503 г. (т. XXXII, с. 170). В том же 1505 г. Стрыйковский отмечает еще одну ошибку летописца, написавшего, что сейм происходил в Сандомире, тогда как он был в Радоме (ч. II, с. 322). По хронике Быховца, этот сейм был в Радоме (т. XXXII, с. 171). Значит, упрек Стрыйковского относится не к хронике Быховца.

Следующий раздел хроники Стрыйковского опять начинается с указания на ошибку летописца: московский великий князь Иван

Васильевич умер не в 1503 г., как пишет летописец, а в конце ноября 1505 г. (ч. II, с. 323). В хронике Быховца смерть великого князя датирована 1503 г. (т. XXXII, с. 170). (Иван III Васильевич умер 27 октября 1505 г.- Я. У.)

Со ссылкой на летописца Стрыйковский приводит слова виленского-епископа Войцеха Табора, обращенные им к королю в защиту магнатов, после чего короля разбил паралич (ч. II, с. 325). В этом месте тексты хроники Стрыйковского и хроники Быховца (т. XXXII, с. 171) настолько близки (хотя у Стрыйковского даны в переводе), что, безусловно, имеют общий источник.

Ссылаясь на Меховского и Кромера, Стрыйковский считает, что летописец ошибся, утверждая, будто нападение татар во главе с перекопским царевичем Махмет-Гиреем произошло в 1506 г., а не в 1505 г. Татары при этом нападении переправились через Днепр у Лоева (ч. II, с. 326). Здесь в хронике Быховца недостает листа, и проверить, какой указан год, нет возможности.

Согласно летописцу, говорит Стрыйковский, король Александр приехал в Литву с Люблинского сейма в день святого Григория в 1507 г. (ч. II, с. 329), на самом же деле это произошло в 1506 г. В хронике Быховца сказано, что Александр приехал в Вильно в 1507 г., но не отмечено, что это произошло в день святого Григория (т. XXXII, с. 171).

Продолжая рассказ о приезде Александра, Стрыйковский еще раз обращает внимание на то, что летописец, очевидно, ошибся, датируя событие 1507 г., так как в действительности это происходило в 1506 г., и что парализованный король собрал сейм в Лиде (ч. II, с. 331). Точно такое же сообщение есть в хронике Быховца (т. XXXII, с. 171).

Сообщая о нападении татар, переправившихся через Днепр у Лоева, Стрыйковский отмечает, что, по известиям летописца, татары пошли обратно мимо Слуцка и что у них на троих был один «кош» (ч. II, с. 327–328). Очевидно, здесь говорится о корзинах, которые возили татары, чтобы сажать в них пленных маленьких детей. В хронике Быховца подобного сообщения нет.

Продолжая рассказ о нападении татар в 1506 г., Стрыйковский дает ссылку (сообщая о числе татар, приближавшихся к Лиде) не на одного летописца, а на «летописцев» (ч. II, с. 332). Вероятнее всего, это была одна летопись, на которую опирался Стрыйковский. Отсюда можно еще раз сделать вывод, что Стрыйковский при ссылке на несколько летописей имел в виду одну.

Ссылки на все или несколько летописей

Стрыйковский стремился осмыслить содержание летописей, понять, какой смысл вкладывал летописец в тот или иной термин, а чтобы отдельные выражения и понятия источников звучали осмысленно, иногда дополнял летописные известия и даже несколько изменял их.

Ссылки на несколько летописей или на все при изложении некоторых событий или при установлении даты должны показывать, что во всех 13 (или 15) летописях, имевшихся у Стрыйковского, об этом

говорится совершенно одинаково. Однако, судя по сохранившимся летописям, едва ли так было на самом деле.

Начиная изложение истории литовского народа, Стрыйковский постарался показать, что предки литовских князей, шляхты или рыцарства прибыли из Италии. Он ссылается на ряд римских авторов, сообщавших о Публии Либоне, а также на Дюсбурга, Длугоша, Меховского, Кромера и утверждает, что все они писали, будто Публий Либон или Палемон и группа римлян в свое время прибыли из Италии и осели в Жмуди, Ливонии и Литве и основали город Ромово, название которого происходит от «Рим» (ч. I, с. 66–67). В настоящее время летописей, в которых бы упоминалось Ромово, нет; вероятнее всего, о нем не сообщали и летописи, бывшие в распоряжении Стрыйковского. Чтобы читатели и после всего сказанного не усомнились в достоверности рассказа о прибытии поселенцев из Италии, Стрыйковский еще раз ссылается на «старых летописцев», которые, «очевидно, так себе, без ничего, историй из пальца не высосали» (ч. I, с. 67). В этом месте ссылку на «старых летописцев» можно принять как свидетельство «всех летописцев старых», поскольку в самом начале обеих редакций летописей говорится о прибытии «итальянцев» морем в Жмудь, а такое сообщение имелось во всех летописях у Стрыйковского (ч. I, с. 66). Значит, «старые летописцы» – это, в общем, «все летописцы». Разберем сначала ссылки на «старых летописцев», поскольку можно думать, что, по мнению Стрыйковского, именно они содержали самые достоверные данные. «Все летописцы старые» утверждают, что война между великим князем Наримунтом и князем утянским Довмон-том возникла из-за женщины (Довмонт, овдовев, захватил жену Нари-мунта, сестру своей покойной жены) (ч. I, с. 328–329). Рассказ имеется во всех сохранившихся летописях и хрониках, кроме летописи Красинского (т. XXXV, с. 93, 94, 150, 178, 198, 219; т. XXXII, с. 32, 135); поэтому можно предположить, что этот рассказ находился и во всех летописях, которые были у Стрыйковского.

В «старых русских летописях», которых у Стрыйковского было «несколько», сообщалось, что Литва захватила Полоцк в 1307 г, (однако там не было сказано, кому он принадлежал.– Я. У.) (ч. I, с. 349). Датированные события в летописях чрезвычайно редки. Как правило, даты приводятся об относительно поздних событиях – с конца XIV в., да и то далеко не всегда. Несколько лучше с этим вопросом обстоит дело лишь в хронике Литовской и Жмойтской. Из имеющихся сейчас летописей о том, что Полоцк был взят литовцами в 1307 г., сообщается только в «Кройничке», писанной по-польски, и Румянцевской летописи (т. XXXV, с. 192, 212). Что касается хроники Литовской и Жмойтской, то в ней сказано, что Полоцк был захвачен в 1306 г. Довмонтом с помощью псковичей (т. XXXII, с. 32). Возможно, Стрыйковский, имея сведения о захвате Полоцка во всех своих летописях без указания года'{безмозглые писари не сообщали лет), приписал год сам. Кстати, везде сообщения о завоевании Полоцка предельно краткие.

«Старых литовских летописцев» Стрыйковский вспоминает, когда передает сообщение о британской принцессе Урсуле, которая совершала путешествие в Рим и которую на обратном пути со всеми ее спутницами

убили «венгры» (ч. I, с. 56). Однако такую версию, согласно утверждению самого же Стрыйковского, содержала лишь Берестовицкая летопись (ч. I, с. 56). Следовательно, здесь можно почти определенно сказать, что одну Берестовицкую летопись Стрыйковский выдает за ряд «старых литовских летописцев».

В другом случае Стрыйковский упрекает «старых литовских летописцев» зато, что они без достаточных оснований написали, что в правление Монтвила Гимбутовича татары напали на Русь, сожгли Киев, что киевский князь Дмитрий сбежал в Чернигов и жмудский князь Виконт отправил на Русь своего сына Эрдивила, который и завоевал Новогрудок, Брест, Гродно и Мельник (ч. I, с. 229). Такую версию содержат все летописи, в которых есть легендарная часть, расходясь иногда только в именах князей, которые завоевали Новогрудок и другие города и основали Новогрудское княжество. Значит, здесь известия Стрыйковского соответствуют тексту всех сохранившихся летописей. Иначе говоря, «старые литовские летописцы» содержат данные, имеющиеся и в летописях, известных нам.

Ряд ссылок дан на «стародавных летописцев русских и литовских» или на «всех стародавных летописцев русских и литовских». Очевидно, «все» и просто «летописцы» должно означать одно и то же.

Со ссылкой на 15 «старых русских и литовских летописцев», которые были у него, Стрыйковский полемизирует с Кромером и Бельским, утверждавшими, что у Ольгерда была только одна жена, тверская княжна, и что все 12 его сыновей были от этой княжны. Сам Стрыйковский сообщает, что жен было две, причем первая – витебская княжна Ульяна, вторая же – Мария Тверская, а затем он перечисляет имена всех 12 сыновей (в действительности первая жена, княжна витебская, называлась Марией, а вторая, княжна тверская,– Ульяной) (ч. II, с. 58). Из сохранившихся летописей только в хронике Литовской и Жмойтской и хронике Быховца есть сообщение о том, что у Ольгерда было две жены и от них 12 сыновей, причем первая из них именовалась Анной (т. XXXII, с. 51, 141). По Евреиновской же летописи, первая жена Ольгерда называлась Анна, а вторая была тверской княжной Ульяной Юрьевной (т. XXXV, с. 223).

«Все старые русские и литовские летописцы» сообщали, что Ягайло просил Витовта, чтобы тот уступил ему за определенную сумму часть Подолия, и Витовт согласился уступить за 20 тыс. польских коп Каменец, Смотрич, Скалу, Червоны городок с городами (по Кромеру, за 40тыс. злотых) (ч. II,с. 105). Сообщение об этой сделке есть в Супрасльской и Слуцкой летописях, но там среди городов, переданных Ягайло за 20 тыс. коп, числится, кроме названных у Стрыйковского, Бокута (т. XXXV, с. 66, 74), однако не сказано, за какую сумму этот город передан. В летописях Красинского, Рачинского, Евреиновской, Ольшевской и Румянцевской говорится, что Витовт передал Ягайлу за 20 тыс. коп половину Подолия с четырьмя городами (без Бокуты); то же в хронике Литовской и Жмойтской (т. XXXV, с. 139, 160, 187, 208, 229; т. XXXII, с. 72). Ясно, что летописями типа Супрасльской или Слуцкой Стрыйковский не пользовался (отсутствует город Бокута); указание, что Ягайло уплатил польскими деньгами (копами),

можно думать, было домыслом самого Стрыйковского. Странно, что такого сообщения нет в хронике Быховца, тем более что недостачи листов в этом месте хроники нет.

Относительно того, с кем был отослан из Литвы в Польшу фрагмент деревянного креста, вывезенный из Польши литовцем Довойна в 1372г., Стрыйковский приводит свидетельства Меховского, Кромера, Бельского и Ваповского, утверждавших, что этот фрагмент отослали со шляхтичем Караболем, тогда как, согласно «старым русским и литовским летописцам», реликвию увезла панна, которую полонил в Польше Довойна и которую отпустили домой (ч. II, с. 69). Из сохранившихся летописей версия, что фрагмент святого креста был отослан с панной, как и вообще весь этот рассказ, содержится только в хронике Быховца (т. XXXII, с. 145).

Относительно Подолия, из-за которого между поляками и литовцами шел спор, Стрыйковский становится на сторону Литвы, говоря, что он согласовал данные 12 «старых летописцев литовских и русских», в которых сказано, что прежде всего из Подолия Кориатовичи изгнали татар, а затем Каменец, Скалу, Бокуту и прочие замки присоединили к Литве (ч. II, с. 229). Поскольку ссылка дана на 12 «старых летописцев», не значит ли это, что в трех остальных подобного сообщения не было? О завоевании Подолия Кориатовичами говорится в летописях Супрасльской, Слуцкой, Красииского, Археологического общества, Рачинского, Ольшевской, Румянцевской, Евреиновской и хронике. Быховца (т. XXXV, с. 66, 74, 102, 138, 160, 186, 207, 228; т. XXXII,. с. 139). Если учесть, что Супрасльской и Слуцкой или им подобных летописей у Стрыйковского не было, то можно сказать, что совпадение сообщений текстов тех летописей, которыми пользовался Стрыйковский, с теми, которые имеются сейчас, встречается несколько раз.

В первом случае ссылка приведена, когда Стрыйковский доказывает, что Палемон возглавил группу итальянцев при их переезде в Литву (ч. I, с. 66). Продолжение этого рассказа, в котором говорится, что причиной бегства были жестокости Нерона и что отъезд из Италии произошел в 57 г., опирается уже на «всех летописцев русских и литовских» (ч. I, с. 66). Значит, «все летописцы литовские» и «все летописцы русские и литовские» – одно и то же. Подобная версия имеется во всех сохранившихся летописях, содержащих легенду, но они датируют бегство 5526 г., т. е. 18 г. «от сотворения мира». Нерон был императором в 54–68 гг. Значит, в летописях, имевшихся у Стрыйковского (если он не сам внес поправки), дата более реальна, чем в сохранившихся летописях, что, конечно, не меняет мнения о легендарности этого сообщения.

Второе сообщение, основанное на «всех литовских летописцах», касается нашествия татар на Русь, причем Стрыйковский критикует летописцев за то, что они не приводят дат. Пользуясь трудами Кромера, Длугоша, Меховского и Герберштейна, Стрыйковский сообщает, что - «цари» Батый и Кайдан пришли в Польшу в 1212 г. (ч. I, с. 234). В летописях Красинского, Румянцевской, Рачинского, Евреиновской,. Ольшевской и хронике Быховца данное сообщение совпадает с текстом.

Стрыйковского почти дословно (т. XXXV, с. 129, 146, 174, 194, 215; т. XXXII, с. 130).

Третья ссылка дана на «всех летописцев литовских», утверждающих, что Гедимин был сыном Витеня (ч. I, с. 356). Подобное утверждение есть в летописях Археологического общества, Рачинского, Ольшевской, Румянцевской и Евреиновской, а также в хронике Литовской и Жмойтской и хронике Быховца (т. XXXV, с. 95, 151, 179, 199, 220; т. XXXII, с. 35, 136). Вместе с тем эти летописи отмечают, что Витень был маршалком, т. е. служащим у отца Лаврыша, и происходил «з рожаю ас поколеня Колюмнов» (т. XXXV, с. 94, 151, 179, 199, 219). Прочие сохранившиеся летописи вопроса о происхождении Гедимина не касаются. Согласно же хронике Литовской и Жмойтской, рекомендовал на престол великого князя не Лаврыш, а Лаврентий, сын князя Тройдена, и там добавлено, что Витень происходил «з гербу и фамилии старожитной, князей римских Колюмнов» и что его предки приехали в Жемайтию вместе с Палемоном (т. XXXII, с. 34).

Последняя ссылка на «всех литовских летописцев» относится к сообщению об изгнании Ольгердом из Подолия Федора Кориатовича из-за непослушания этого князя и захвата наместника князя Нестана (ч. II, с. 104). Эта история излагается Стрыйковским в двух вариантах: Федора Кориатовича изгнал из Подолия, по первому варианту, Ви-товт, по второму – Ольгерд. Версия об изгнании Федора Кориатовича Ольгердом содержится «у всех литовских летописцев», тогда как источник предыдущей версии не указан. О захвате Подолия Ольгердом и «поимании» воеводы Федора Нестана говорит только хроника Быховца (т. XXXII, с. 139). В то же время версия, что Подолие захватил Витовт, изложена чуть ли не во всех остальных летописях – Супрасль-ской, Слуцкой, Красинского, Рачинского, Ольшевской, Румянцевской и Евреиновской (т. XXXV, с. 66, 74, 139, 160, 187, 207, 229).

«Все летописцы литовские, писанные по-русски» упоминаются один раз. Со ссылками на эти летописи говорится, что «Литва их (летописи.– Н. У.) издавна применяет в качестве хроник» и что все они одинаково утверждают (описывают), что Витень был великим князем литовским и что у него был сын Гедимин (ч. I, с. 354).

В другом месте со ссылкой на «всех русских и литовских летописцев» утверждается, что не Витень правил после Гедимина (как писал Меховский), а наоборот (ч. I, с. 348).

Два раза Стрыйковский дает ссылки на всех старых летописцев русских, литовских и жмудских («которых собрал в одно место пятнадцать»). Они свидетельствуют, что Палемон с сопровождавшими его людьми прибыл в Жмудь из Италии и что название «Литва» происходит от слов «Литтус Туба» (ч. I, с. 83, 86–87). Очевидно, в обоих случаях к обычным русским и литовским прибавлены жмудские, потому что в начале сказания говорится лишь о Жмуди.

В одном случае Стрыйковский ссылается на нескольких русских летописцев (ч. I, с. 316) для объяснения допущенной ранее ошибки. Ошибка была сделана потому, что вначале у Стрыйковского имелась лишь одна летопись, содержащая ошибочные данные о Кернусе, Пояте и Куковойте. Приобретя несколько новых летописей, Стрыйковский

обнаружил свою ошибку и исправил ее, о чем и извещал читателей.

Далее сообщается, что «некоторые литовские летописцы» ошибочно утверждают, будто король Ягайло, возвращаясь после взятия Смоленска в Литву в 1405 г., женился на дочери Андрея Альгимунтовича Гольшанского, хотя на самом деле Ягайло женился (в четвертый раз) на дочери киевского князя Андрея. Опровергая версию «некоторых» летописцев, Стрыйковский утверждает, что правильная версия содержится в десятке русских и литовских летописей, а подтверждают ее Кромер, Длугош, Ваповский, Меховский и Гербурт (ч. II, с. 159– 160). Версия о женитьбе Ягайла во время возвращения из-под Смоленска в 1405 г. имеется только в хронике Быховца (т. XXXII, с. 149). Здесь Стрыйковский, очевидно, опять говорит о десятке летописей, тогда как реально использовал одну. Во всех имеющихся летописях, кроме хроники Быховца, об этой женитьбе вообще ничего не сообщается, по хронике же Быховца – четвертая жена Ягайла была дочерью-князя Семена Дмитриевича Друцкого.

Целую группу своих источников Стрыйковский называл очень неопределенно: - «некоторые летописцы», «иные летописцы», «другие летописцы», «некоторые литовские и русские летописцы».

На «некоторых летописцев» Стрыйковский ссылается, утверждая, что упоминавшиеся в начале летописей представители гербов Колюмнов, Урсинов и Рож происходили от знатных римских фамилий, что. они явились родоначальниками крупнейших литовских фамилий и что этим родоначальникам Эрдивил, действительно, пожаловал владения, получившие названия по именам своих владельцев (Ейшишки, Гров-жишки). Однако здесь составитель хроники показывает, что он иногда старался «доработать» свои источники, чтобы они подтверждали римское происхождение литовской знати. Стрыйковский при перечислении помощников, с которыми Эрдивил захватил Новогрудок, о первом из. них говорит, что Эрдивил дал (в виде вознаграждения) владение «прежде всего Кампею или Струмпюсю» (Kampejowi albo Strumpiusowi) или, «как другие летописцы пишут», Кампанюссу (Campaniussowi) герба Колюмнов округ, который кое-где окружает река Ошмяна (ч. I, с. 236). Сохранившиеся летописи называют этого персонажа Крумпь, Кунпь, Грумпь, Кгумпь и Кумпь (т. XXXV, с. 96, 129, 146–147, 174, 181, 194, 195, 215), но ни в одной он не назван так, как у Стрый-ковского.

Если в летописях, которые сохранились, для обозначения одного* и того же лица употребляется пять имен, то нет ничего удивительного в том, что и в несохранившихся источниках то же лицо называется иначе. Однако дело в том, что Стрыйковский старается придать этому имени, как и другим, латинское звучание, дабы еще раз подчеркнуть, римское происхождение знатных литовских фамилий. Передав несколько имевшихся у него вариантов имени помощника Эрдивила, он утверждает, что, вероятнее всего, его имя было Кампаниус (Сатрапш5),. а затем, чтобы еще более утвердить это в сознании читателей, он пишет, что от Кампаниуса родился Гастольд (или Гастальдус), о чем свидетельствуют все летописи, а фамилия Гастольдов и теперь знаменита в Пьемонте... И в настоящее время в Италии есть лица, которые назы-

ваются Гастольдами. Неправильности же в написании этой фамилии или имени получились из-за того, что некоторые летописцы, переписывая старые рукописи, повторяли имевшиеся там ошибки, что наблюдается даже при переписывании Священного писания. Далее Стрыйковский поясняет, что приехавший в «грубую Жмудь» итальянец (Кампаниус.– И. У.) не отрекся от римских обычаев и назвал своего сына итальянским именем – Гастальдом (или Гастольтом), «а от этого Кампаниуса и Гастольда пошел славный в Литве и Руси род Гастольдов» (ч. I, с. 237). Допуская, что в летописях, которые имелись у Стрыйковского, первый помощник Эрдивила назывался иначе, чем в дошедших до нас, видим, однако, натяжку, желание Стрыйковского подогнать источник под «теорию» римского происхождения литовской шляхты. (В белорусско-литовских летописях этот персонаж называется Гаштольд.)

Представитель герба Урсинов (или Урсеинов) в сохранившихся летописях тоже называется "по-разному, но поскольку будто бы от его имени получили название Ейшишки, то более всего подходит наименование его Ейкшисом. В сохранившихся летописях он называется Екшис, Ечькшис, Ейкшыс, Кекшевис, Ликшис (т. XXXV, с. 129, 146–147, 174, 194, 215), а по Стрыйковскому,– Эвксюс (или Эйсюс). От него, как свидетельствуют «все летописцы», родился литовский пан Мои и в ид.

Третий помощник Эрдивила, родоначальник Довойнов, тоже называется по-разному, но поскольку от этого имени происходит название селения Гровжишки, то более всего ему подходит имя Гровж. В сохранившихся летописях он называется Кгровжс, Игровжис, Кгровж (т. XXXV, с. 129, 146–147, 174, 194–195, 215); по Стрыйковскому же,– Грависюсс (или Гравзиуссус) (ч. I, с. 237).

Следующая ссылка на «некоторых летописцев» дана в связи с тем, что, согласно данным одних летописей, Викинт Монтвилович, брат Эрдивила, умер, «некоторые» же писали, что он был убит «на русской войне» (ч. I, с. 239). Что понимал Стрыйковский под «русской войной»? Судя по «Началам», это была битва за Полоцк (с. 171).

По сохранившимся летописям, содержащим легенду, и по хроникам, Викинт Монтивилович (в летописях Красинского и Евреинов-скойэтоНемонос) умер (т. XXXV, с. 129, 147, 175, 195, 216; т. XXXII, с. 20, 130); о том же, что он убит, сказано только в «Началах» Стрыйковского (с. 175). Таким образом, «некоторые» из летописей Стрыйковского содержали иную версию конца Викинта – Немоноса (кстати, имя Немонос – Немен у Стрыйковского встречается только в «Началах»).

«Некоторые летописцы» свидетельствовали, что Тройден Ромунтович провел всю жизнь в войнах, пролил много крови и награбил богатую добычу (ч. I, с. 314). Если судить о Тройдене на основании сохранившихся летописей (всех, а не некоторых), то это был чрезвычайно воинственный и жестокий человек, который, будучи князем ятвяжским и дойновским, как сообщает летопись Красинского, «великий валки чинил з ляхи и з русью и з мазовъшаны, и завъжды зыскивал, и над землями их силные окрутенства чинил, што же вышей описуется в рус-

йой кроинице, ижь горши был тым землям, нижьли Антиох Сирский и Ирод Ерусалимъскии, и Нерон Римский, што так был окрутныи а ва-лечныи» (т. XXXV, с. 132). То же и в других летописях и в хронике Быховца (т. XXXV, с. 93, 150, 178, 198, 219; т. XXXII, с. 135). Значит, у Стрыйковского были летописи, в которых подобная характеристика Тройдена отсутствовала, хотя, возможно, Стрыйковский опустил то место, где Тройден приравнивался к Ироду и Нерону.

«Старосветские хроники», некоторые русские и литовские летописи, Длугош, Кромер, Меховский, Ваповский и Гербурт описывали «несчастную» битву короля Казимира под Хойницами, а далее у Стрыйковского дается ссылка на русских летописцев. Здесь «некоторые русские летописцы» вообще писали о Хойницкой битве, тогда как «русские летописцы», сверх того, описали встречу короля Казимира со шляхтичем Рытвянским (ч. II, с. 244–245). Об этой битве и встрече с Рытвянским (Рутвянским) сообщается только в хронике Быховца (т. XXXII, с. 162).

Один раз Стрыйковский дает ссылку на «иных летописцев» – сказано, что «иные летописцы» о Миндовге не вспоминают (ч. I, с. 253). Значит, к «иным летописцам» можно отнести все сохранившиеся летописи.

Судя по выражению «другие летописцы», летописей было несколько и они содержали сведения, не совпадающие с остальными («с другими», «с другой»). Со ссылкой на «других летописцев» дано сообщение о том, что, согласно второй версии, причиной бегства Палемона и его спутников из Рима были жестокости Аттилы и что они бежали в 401 г. (ч. I, с. 81). Из сохранившихся летописей эта версия изложена только в хронике Быховца, притом без начала (т. XXXII, с. 128). Во всяком случае, здесь ссылка на «других летописцев» совершенно обоснованна, поскольку содержит иную версию. Однако известие, что указанную версию содержали «другие летописцы», сомнительно, так как ранее Стрыйковский утверждал, что об этом сказано только в Берестовицкой летописи.

«Другие летописцы» сообщали, что в битве у Могильно между войсками Рынгольта и коалицией русских и татарских сил Станислав киевский, Дмитрий друцкий и Лев владимирский были убиты, тогда как, очевидно по основной версии, они бежали с поля боя и прибыли в Луцк (ч. I, с. 252). В данном случае Стрыйковский считал, что названные князья спаслись бегством. В сохранившихся летописях и хронике Быховца о судьбе разбитых князей ничего не сказано, и лишь согласно хронике Литовской и Жмойтской они бежали в Луцк (т. XXXII, с. 25).

«Другие летописцы» утверждали, что Витовт, захватив Смоленск, дал князю Юрию Святославичу на Волыни Заславль (ч. II, с. 110). Очевидно, не «другие летописи» или не содержали такого известия, или судьба Юрия Святославича была показана там иной, или, наконец, называли другой город, отданный ему.

Сообщение о походе Витовта и Скиргайла на Смоленск есть во всех сохранившихся летописях, кроме Никифоровской, но не всюду он описан одинаково, что частично зависит от недостачи листов в отдель-

ных летописях. Все летописи согласны в том, что в битве под Мстиславлем смоленский князь Святослав Иванович был убит, а его> сын Юрий был тяжело ранен, а впоследствии стал смоленским князем. В дальнейшем Юрий Святославич участвовал в походе Витовта к Витебску против Свидригайла (этого нет в Евреиновской летописи). В заключение сообщается, что Витовт дал Юрию вместо Смоленска, по Супрасльской и Слуцкой летописям, Рославль, по летописям Красинского и Рачинского,– Жаславль, по Ольшевской и хронике Быховца,– Заславль; Румяпцевская и Евреиновская об этом ничего не говорят (т. XXXV, с. 65, 72, 138, 159, 186; т. XXXII, с. 145–146). В хронике Литовской и Жмойтской события изложены несколько иначе: раненый Юрий Святославич был отпущен в Смоленск, где стал князем; затем приходил к Витебску на помощь Витовту; после захвата Витовтом Смоленска он ушел в Рязань, вместе с рязанским князем Олегом пытался отобрать Смоленск, был разбит, бежал в Венгрию и там «постреленый» умер (т. XXXII, с. 66, 73, 77). Значит, у «других' летописцев» был опущен ряд очень важных известий.

Следующее сообщение, в котором имеются особые данные «других летописцев», касается битвы у Ведроши в 1500 г. Стрыйковский пишет, что в результате неудачной битвы в плен к русским попали князь Константин (Острожский.– Н. У.), Григорий Станиславич Остик, маршалок Литавор Хрептович, Николай Юрьевич Глебович и Николай Зеновьевич. У «других летописцев» назывались Иван Яцынич, Юрий Волович, Федор Немира и Богдан Маскевич (ч. II, с. 310). Ввиду тога что летописец не мог пропустить командующего войском князя Константина Острожского, а также Остика, Глебовича и других виднейших деятелей Великого княжества, попавших тогда в плен, фамилии, которые приведены из «других летописцев», следует понимать как дополнительные, которые были там помимо указанных в основных источниках Стрыйковского. Битва у Ведроши описана подробно только в хронике Быховца, а в остальных летописях, да и то не во всех,– очень кратко. В Румянцевской летописи и «Кройничке» сказано лишь, что у Ведроши «поймано панов». В летописях Рачинского и Евреиновской названы поименно Григорий Остикович и Константин Иванович Острожский (т. XXXV, с. 166, 234). В хронике Быховца из лиц, попавших в плен, упомянуты Константин Иванович Острожский, Григорий Станиславович Остикович, Литавор Хрептович, Николай Юрьевич Глебович и Николай Зеновьевич (т. XXXII, с. 167), В хронике Литовской и Жмойтской перечислены Константин Острожский, Сте- фан Григорьевич Оскин, Литавор Хрептович, Николай Юрьевич, Николай Глебович, Николай Зеновьевич, Иван Якимович, Федор Немира и Богдан Маскович (т. XXXII, с. 100); здесь некоторые фамилии явно искажены («Оскин» вместо «Остик» и др.), но несомненно, что это еще один вариант, несхожий ни с хроникой Быховца, ни с «другими летописцами».