Главными противоречиями, что следует из анализа реалий XX столетия, выступают два. 10 страница

Ш.Эйзенштадт пишет, что “начало развития в Западной Европе социализма в его нескольких вариантах было предопределено спецификой европейской цивилизации Нового времени и развитием некоторых противоречий, свойственных этому региону. Г.Лихтайм и Ю.Каменка утверждают, что наиболее важной из этих черт была специфическая реакция на противоречие между принципами Французской революции и реальностями или проблемами, порожденными Промышленной революцией, т.е. между идеалами всеобщего братства, справедливости и равного участия в социальном и культурном порядке, с одной стороны, и остротой классового неравенства, социальными и экономическими пертурбациями, порожденными Промышленной революцией, – с другой. Иными словами, социализм стал реакцией на уникальные проблемы и противоречия, возникшие в результате происшедших в Европе великих переворотов Нового времени в структурной и символической сферах...

Распространение социализма за пределами Европы было предопределено распространением цивилизаций Нового времени и сопровождалось выявлением свойственных ей фундаментальных противоречий, которое происходило по мере того, как эта цивилизация распространялась. В противоречивом контексте этого процесса формировалась символика протеста и революции, принимая наиболее разработанный вид в экспортированных социалистических движениях и символах.

Из всех традиций, идеологий или движений, которые возникли в Западной и Центральной Европе, социализм распространился наиболее широко и существовал наиболее долго. Ни одно другое движение не повлекло за собой такого отклика в организационных и символических структурах.

Ключ к распространению социализма и коммунизма следует искать в уникальных чертах встречи незападных, неевропейских обществ с цивилизацией Нового времени, которая происходила по мере того, как она распространялась из Европы по всему миру. В этом процессе возникла параллель между положением рабочего класса по отношению к капиталистам в Западной Европе и положением новых национальных государств в современных международных системах по отношению к Западной Европе (а позднее Соединенным Штатам). В этом смысле те, кто утверждает, что классовая борьба является теперь скорее интернациональным, чем внутринациональным явлением, и что Третий мир представляет собой пролетариат в этой новой интернациональной борьбе, действительно указывают на существенную сторону дела” [26, с. 239-240]. Как все это верно!

Российские ученые И.К.Пантин, Е.Г.Плимак, В.Г.Хорос в книге “Революционная традиция в России. 1783–1983” (М.: Мысль, 1986) раскрыли развитие революционных настроений, протестных движений, вооруженных выступлений, восстаний на протяжении двух столетий в лице революционных демократов, декабристов, народников. Сформировавшийся русский социализм привел в результате революционного “выстрадывания” Россией к революции 1917 года, соединившей общеинтернациональные революционные тенденции с собственной российской спецификой страны “второго эшелона” капиталистического развития (Россия, Япония, Турция, Балканы, Бразилия) после “первого эшелона” стран Западной Европы и Северной Америки.

Народная революция в России 1905–1907 гг., а затем буржуазная февральская революция 1917 года привели к тому, что, как считает крупный венгерский философ-марксист Дьердь Лукач, пролетарская, социалистическая революция в России стала текущим вопросом. “Ленин не был единственным, кто увидел приближение этой революции. Однако Ленина отличают не только мужество, беззаветность и способность к самопожертвованию в сравнении с теми, кто теоретически провозгласил пролетарскую революцию актуальной и трусливо увильнул, когда она стала практически актуальной, но и одновременно теоретическая ясность, которой не было даже у самых лучших, самых дальновидных и самых беззаветных революционеров среди его современников. Ибо даже они признавали актуальность пролетарской революции только в том смысле, в каком ее можно было признать для нашего времени еще во времена Маркса, – как коренную проблему целой эпохи. Но они так и не смогли сделать это правильное понимание (вытекавшее из всемирно-исторической перспективы, но только лишь из всемирно-исторической) надежным ориентиром во всех текущих вопросах – политических и экономических, теоретических и тактических, агитационных и организационных. Ленин был единственным, кто совершил этот шаг по пути конкретизации марксизма, приобретшего отныне совершенно практический характер. Вот почему он является единственным по настоящее время теоретиком, выдвинутым освободительной борьбой пролетариата, такого же всемирно-исторического масштаба, как Маркс” [27].

По оценке Д.Лукача, “одна из плодотворных отличительных черт Ленина состоит в том, что он никогда не переставал теоретически учиться у действительности и в то же время всегда был готов практически действовать”. Работая над книгой “Государство и революция” после июльских событий 1917 года, В.И.Ленин не сумел завершить, по словам Д.Лукача, “намеченную им последнюю главу об опыте русских революций 1905 и 1917 годов: этого не позволило само развитие революции. И в послесловии Ленин написал: “...приятнее и полезнее “опыт революции” проделывать, чем о нем писать”. Это сказано с предельной искренностью... Образ Ленина, воплощающий в себе постоянную готовность к действию, представляет непреходящую ценность, являя собой исторически новый тип и пример правильного отношения к действительности” [там же, с. 141-142].

Буквально накануне Октября, а именно 10-14 сентября 1917 г. В.И.Ленин пишет работу “Грозящая катастрофа и как с ней бороться”. Он ее начинает словами: “России грозит неминуемая катастрофа”. В этой ситуации В.И.Ленин отмечает полную бездеятельность Временного правительства. Надежды на него нет и быть не может, ибо оно проводит линию и политику реакционно-бюрократическую. Каков же выход из этого положения? Что делать? В.И.Ленин четко отвечает: это путь революционно-демократический. Надо добиваться развития “действительно революционной энергии всего народа”. Путь из создавшегося противоречия один – “быть революционным демократом на деле. Тогда нельзя бояться шагов к социализму”. Вот анализ и вывод, ответ революционера.

В работах западных социологов С.П.Хантингтона и Р.Х.Дикса дается классификация многообразного революционного опыта, накопленного в новейшей истории, типологизируются модели революций.

В соответствии с концепцией С.П.Хантингтона существуют “западный” и “восточный” типы революций. Первый включает в себя революции, которые происходят в политическом центре и не сопровождаются большим размахом народного движения. Только после борьбы за власть между умеренными и радикалами новый режим заметно укрепляет свои позиции, и революционный процесс перемещается в сельскую местность. В качестве примеров приводятся революции во Франции, Мексике, России. Для второго, “восточного” типа революции определяющим является характер режима, против которого ведется революционная борьба, а именно: колониально-административный или военная диктатура. Попытки сбросить подобный режим (как правило, имеющий сильную военную базу) обычно начинаются с затяжных партизанских действий в сельских местностях, и только на втором этапе революции массы захватывают центры.

Типология С.П.Хантингтона была расширена Р.Х.Диксом, который выделил в отдельный тип революции в странах Латинской Америки, в частности на Кубе и в Никарагуа. Там старые режимы были первоначально свергнуты умеренными силами и только в результате последующих военных действий у власти окончательно утверждаются радикалы, проводящие коренные изменения в классовой структуре общества. Таким образом, третий, “латиноамериканский” тип может быть описан как “политическая революция снизу, сменяющаяся социальной революцией сверху”. Рассматривая революции в различных странах, Р.X.Дикс констатировал значение “типа общества”, от которого зависит “аграрный” или “урбанистический” характер революции. Страны подразделяются на “традиционные” (с обширным аграрным сектором), “полусовременные” (с более высокой степенью урбанизации) и “современные”.

В последние десятилетия в западной научной и политической литературе широкое распространение и разработку получила концепция модернизации. Дословно это означает осовременивание, т.е. осуществление изменений в направлении и в сторону современных объективных требований общественного развития.

Популярность таких теорий объясняется тем, что это концепции именно эволюционного, реформистского общественного развития, а не скачкообразного, революционного. Основам и фундаментальным ценностям капиталистического, буржуазного общества они ничем не угрожают. Потому и поддерживаются правящими кругами этих стран.

Согласно большому знатоку теории и практики модернизации Ш.Эйзенштадту, модернизация представляет собой своеобразный “вызов”, на который каждое общество дает “ответ” в соответствии с принципами, структурами и символами, заложенными в его достоянии в результате длительного развития. По его словам, “социальные преобразования по-разному осуществляются в современных обществах и в обществах, вступивших на путь модернизации”. Эти “преобразования отличались значительным переплетением между переменами в тех или иных основополагающих нормах социального взаимодействия (принципы справедливого распределения, смысл институциональной деятельности, легитимизация социального порядка, установление границ общностей и символов принадлежности к ним), а также соединением этих перемен с изменением структуры доступа к власти, центру, его символам и формам легитимизации...

Толчок к модернизации, совместно с изменениями в основополагающих нормах социального взаимодействия и в политической сфере, производит... глубокие преобразования в символической и институциональной структурах общества...” [26, с. 261].

В последние годы многие российские исследователи подхватили и продолжили исследование теоретических проблем и практики модернизации применительно к современным российским условиям и условиям других стран [28].

В целом любые изменения – революционные, эволюционные, реформистские, в виде модернизации и т.д., когда они улучшают общественный организм или его отдельные сферы (а не наоборот), продвигают общественные явления вперед, от старого к новому и новейшему (а не вспять, назад, в прошлое), совершенствуют и обновляют общество, –такие разнообразные общественные изменения позитивны и работают на дело прогресса.

3. Переходные периоды и диалектика своеобразных путей общественного развития

Наличие переходных периодов (еще их называют трансформационными) – отличительная черта эпохи XX века. Он в целом, как уже отмечалось, выражает переход от ранее единовластно господствовавшего в мире капитализма (с колониями и остатками феодально-традиционных обществ) к социализму и странам третьего мира. Формирование же этих двух новых мировых систем – второй, социалистической, и третьей, развивающихся стран, также начиналось именно с переходных периодов.

То же самое произошло в конце 80-х – начале 90-х годов в СССР и социалистических странах Центральной и Восточной Европы: в результате совершенных внутренними и внешними силами контрреволюций (названных еще “бархатными революциями”) начался их новый, обратный переход назад от социализма к капитализму.

Существо, смысл и содержание всех таких переходных периодов одно: от какого общества к какому, от какой общественно-политической системы к какой общественно-политической системе. Причем главными двумя факторами и целями таких перемен всегда являются и остаются два: собственность и власть, власть и собственность. Первейшее всегда собственность как социально-экономическая основа и фундамент всей общественной системы, а обеспечивает ее смену и завоевание всегда новая политическая власть.

Данное существо переходных периодов нередко умышленно и долго скрывается, как было в СССР и России во времена М.С.Горбачева и Б.Н.Ельцина, ибо это делается в целях обмана народа, не спрашивая народ, против народа, общества, страны, их настоящего и будущего. Такая “стыдливость” этих правителей и их прислуживающего продажного интеллектуального окружения лишний раз подтверждает тот неоспоримый факт, что они делали неправое, противоправное, несправедливое, обманное, насильственное, предательское, антинародное, антигуманное, реакционное дело. Это подтверждено всем практическим развитием СССР и России за последние пятнадцать лет (1985–1999).

Переходный период – это “долгие муки родов” нового общества, новой формации, превращения одного общества в другое, замены старого общества новым. Особенность переходного периода в том и состоит, что в нем наряду с растущими элементами новой общественной системы сохраняются, и довольно долго, вытесняемые элементы предшествующей общественной системы и укладов хозяйства. Это диалектика борьбы нового и старого общества, борьбы новой власти и собственности против сохраняющихся явлений, структур, реальностей предшествующих социально-экономических и политических отношений.

Первая предпосылка общественного перехода, поворота, начала переходного периода – наличие объективных условий для этого, материально-технической и культурной базы, необходимого уровня развития способа производства, лежащего в основе общественных процессов и преобразований.

В последние годы в России часто задают вопрос, а нужно ли было вообще начинать переход к социализму в России, нужно ли было вообще брать власть в 1917 году, поскольку, мол, для нового социалистического строя в России тогда не было объективных предпосылок. Такая и постановка вопроса, и отрицательный ответ на него неверны и с фактической стороны, и со стороны диалектической, не терпящей метафизического, доктринерского, схоластического, догматического подхода.

Капиталистическое общество за несколько столетий проходит три основных этапа развития: низший – мануфактурный капитализм, средний – фабричный капитализм, высший – монополистический и государственно-монополистический капитализм, современный – транснациональный империализм как глобальный суперимпериализм. Россия в начале XX века характеризовалась средним уровнем развития капитализма, наличием многих монополий и в то же время значительной отсталостью в аграрном секторе экономики, в сельском хозяйстве, в котором было занято подавляющее большинство населения страны – крестьянство.

На эту последнюю сторону чаще всего и обращают внимание сторонники той точки зрения, что Россия была “не готова” к переходу к социализму. Это, например, пытался доказать видный польский философ и “творческий марксист”, как он себя называл, Адам Шафф (с которым я много лет встречался, входя в Совет директоров “Венского Центра”, где он был тогда президентом) в книге “Коммунистическое движение на распутье”, изданной в Вене в 1982 г. Главный его аргумент (подобно таким же аргументам Э.Бернштейна, раскритикованным В.И.Лениным) был о “несвоевременности” социалистической революции в тогдашней России ввиду ее “отсталости” и “некультурности”.

Это действительно было присуще России и об этом много раз говорил сам В.И.Ленин. Но Адам Шафф, Э.Бернштейн и другие забыли или специально умалчивали, что Россия в начале XX века по развитости промышленности и трестов, высокой концентрации производства и банковского дела, в целом экономики и финансов входила в состав шестерки крупнейших империалистических держав мира по мощи и весу. Первую тройку тогда составляли Англия, Германия, США, вторую тройку – Франция, Россия, Япония, в третью группу входили Италия и Австро-Венгрия. По интенсивности же капиталистического развития, достижениям и успехам в 1913 г. эти страны выстраивались в таком порядке: США, Германия, Англия, Франция, Россия.

В.И.Ленин, обстоятельно изучивший огромную совокупность фактов о динамике капитализма в России, изложенную в книге “Развитие капитализма в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности” (написанной в 1896–1899 гг. и опубликованной в 1899 г.) обоснованно указывал на то, что Россия располагала в начале XX века необходимыми материальными условиями и предпосылками для социалистической революции.

Во-первых, они реально имелись в России в определенной степени, ибо “без известной высоты капитализма у нас бы ничего не вышло” [29]. В.И.Ленин писал, что “19-ое февраля 1861 года знаменует собой начало новой, буржуазной, России, выраставшей из крепостнической эпохи”. А “после 61-го года развитие капитализма в России пошло с такой быстротой, что в несколько десятилетий совершались превращения, занявшие в некоторых старых странах Европы целые века” [2, т. 20, с. 174].

Во-вторых, капитализм в России (как практически во всех странах, за исключением США) не выступал в “чистом” виде, а уживался с сохранявшимися от предшествующих социально-экономических формаций феодальным и дофеодальным укладами, особенно на окраинах страны. В России после социалистической революции наряду со все более утверждающимся социалистическим укладом существовали элементы мелкобуржуазного (мелкотоварного) и патриархального (т.е. в значительной степени натурального) укладов [см. 2, т. 43, с. 207].

С точки зрения диалектики социальных и политических революций, диалектики общественных перемен, диалектики начала переходных процессов по замене, смене одного общественного организма другим очень важной является следующая мысль К.Маркса: “В конечностях буржуазного организма насильственные потрясения естественно должны происходить раньше, чем в его сердце, где возможностей компенсирования больше” [1, т. 7, с. 100].

Эту важнейшую и интересную Марксову мысль творчески развернул, приведя дополнительные аргументы, В.И.Ленин. По его словам, “вся тяжесть русской революции состоит в том, что русскому революционному рабочему классу было гораздо легче начать, чем другим западноевропейским классам, но нам труднее продолжать” [2, т. 36, с. 440; см. также т. 39, с. 388]. Поясняя эту мысль, В.И.Ленин писал, что “отсталая страна может легко начать, потому что гнил ее противник, потому что неорганизована ее буржуазия, но, чтобы продолжать, ей требуется во сто тысяч раз больше осмотрительности, осторожности и выдержки. В Западной Европе это будет иначе, там неизмеримо труднее начать, там неизмеримо легче идти дальше. Это не может быть иначе, потому что там организованность и сплоченность пролетариата неизмеримо более велики” [2, т. 36, с. 252].

Таким образом, в высокоразвитых капиталистических странах, где сильна и опытна стоящая у власти буржуазия, начать социалистическую революцию труднее, поскольку она располагает богатейшим арсеналом средств социального принуждения. Она научилась применять против трудящихся меры жесточайших репрессий и расправ, гибкую тактику соглашений, социальную демагогию. Зато после революции можно более легко и быстро перейти к утверждению социалистических общественных отношений и социалистического строя жизни, поскольку для этого имеются достаточно подготовленные и развитые материально-культурные условия и предпосылки. “Страшно трудно дается революция в такой высокоразвитой, с прекрасно организованной буржуазией стране, как Германия, но тем легче будет закончить победоносно социалистическую революцию после того, как она вспыхнет и зажжется в передовых капиталистических странах Европы” [там же, с. 531].

Наоборот, в менее развитых капиталистических странах обычно начать социалистическую революцию легче, поскольку там не столь прочна и многоопытна буржуазная политическая власть, зато много труднее эту революцию продолжить и завершить. По словам В.И.Ленина, “чем более отсталой является страна, которой пришлось, в силу зигзагов истории, начать социалистическую революцию, тем труднее для нее переход от старых капиталистических отношений к социалистическим” [там же, с. 5-6; см. также с. 10].

Упомянутая теоретическая постановка К.Маркса (что впоследствии развернул В.И.Ленин) подтолкнула К.Маркса и его друга и соратника Ф.Энгельса к дальнейшим далеко идущим и более конкретным выводам насчет назревания революционной ситуации в России и возможности революционного прорыва именно в России от капитализма к социализму. По словам К.Маркса в 1870 г., “приходишь к глубокому убеждению, что в России неизбежна и близка грандиознейшая социальная революция – разумеется, в тех начальных формах, которые соответствуют современному уровню развития Московии” [1, т. 32, с. 549].

Ф.Энгельс в 1844 г. в письме А.Бебелю отмечал: “При нынешнем положении толчок извне едва ли может быть дан откуда бы то ни было, кроме России” [1, т. 36, с. 218]. Позже в письме В.И.Засулич от 23 апреля 1885 г. Ф.Энгельс писал: “То, что я знаю или думаю, что знаю, о положении в России, склоняет меня к тому мнению, что страна приближается к своему 1789 году. Революция должна разразиться в течение определенного времени; она может разразиться каждый день. В этих условиях страна подобна заряженной мине, к которой остается только поднести фитиль” [там же, с. 260].

Теперь уже совершенно ясно, что блестящий научный прогноз К.Маркса о прорыве капиталистической цепи на периферии, “в конечностях буржуазного организма”, а не “в его сердце”, столь же блестящий и конкретный прогноз К.Маркса и Ф.Энгельса о начале социальной революции в мире именно в России полностью практически подтвердились успехом третьей народной – Октябрьской социалистической революции 1917 года.

Практика переходных процессов, общественных преобразований в XX столетии сформировала и испробовала в реальности на опыте многих стран три основные типа или вида диалектики, нестандартных, своеобразных переходов и путей общественного развития.

Это видоизменение обычного исторического порядка учитывая диалектику многовариантности исторических процессов, движение иным, обратным порядком.

Это диалектика соединения противоположностей, применение и использование социализмом достижений и положительного опыта капиталистического развития, включение капиталистических элементов в социалистическое развитие, что потом получило название теорий “конвергенции”, “смешанной экономики”.

Это практика развития отсталых стран при обязательной поддержке и помощи более развитых стран, уже вставших на социалистический путь развития, от докапиталистических состояний – феодальных, дофеодальных, патриархальных, традиционных – к движению в социалистическом направлении “минуя капитализм”, но осуществляя в экономике и других сферах то, что обычно делается капитализмом (индустриализация, культурная революция и др.).

Здесь чрезвычайно важно подчеркнуть то главное, что подобные своеобразия общественных переходов, их “обратный порядок”, “зигзаги истории”, осуществляемые субъективно народными массами, революционными движениями, совершаются именно в соответствии с объективными закономерными потребностями, тенденциями общемирового развития, а не против них. Субъективное здесь именно реализует объективную тенденцию и закономерность, лишь конкретизируя и видоизменяя ее.

В.И.Ленин спрашивал: “Бывают ли исторические законы, касающиеся революции и не знающие исключения? Ответ был бы: нет, таких законов нет. Такие законы имеют в виду лишь типичное, то, чту Маркс однажды назвал “идеальным” в смысле среднего, нормального, типичного капитализма” [2, т. 37, с. 246-247].

В другом месте он вообще высказывал как бы совсем парадоксальную и “крамольную” мысль: “...Процесс действительного развития всегда идет запутанно, всовывая кусочки эпилога раньше настоящего пролога” [2, т. 11, с. 369]. Вот так, оказывается, допустимо появление элементов будущего в настоящем. А не так ли и было с коммунистическими субботниками.

Самое главное и решающее, чтобы эти своеобразия и видоизменения, осуществляемые субъективной деятельностью людей, соответствовали объективной закономерности общественного развития, лишь своеобразно реализуя ее, а не шли против общей объективной закономерности, не действовали субъективно насильственно против нее, вопреки ей.

Ведь и капитализм, реализуя свои объективные закономерности внутри и на международной арене, не раз прибегал к их своеобразным историческим видоизменениям.

Итак, первое – видоизменение обычного исторического порядка, применение “обратного порядка” общественного развития. Это нормальное и естественное проявление общей диалектики многовариантности общественных и исторических процессов.

По словам В.И.Ленина, “мы начали не с того конца, как полагалось по теории (всяких педантов), и... у нас политический и социальный переворот оказался предшественником тому культурному перевороту, той культурной революции, перед лицом которой мы все-таки теперь стоим” [2, т. 45, с. 377]. Но в силу чего, почему?

Потому что, отмечал В.И.Ленин, “Россия находится в таком положении, когда целый ряд из первоначальных предпосылок подобного перехода имеется налицо. С другой стороны, целый ряд подобных предпосылок отсутствует в нашей стране, но может быть заимствован ею сравнительно легко из практического опыта соседних, гораздо более передовых, стран, давно уже поставленных историей и международным общением в тесную связь с Россией” [2, т. 36, с. 131].

Анализируя ситуацию, реально сложившуюся в России после победы социалистической революции и потребовавшую поднять еще недостаточно развитую, а во многих регионах страны отсталую экономику и культуру, В.И.Ленин поставил вопрос о возможности и допустимости “видоизменения обычного исторического пopядкa...” [2, т. 45, с. 381].

Критикуя позицию меньшевика Н.Суханова, он подчеркивал, что существует шаблонное, схоластическое представление о том, что только при создании высокоразвитых объективных экономических предпосылок можно начинать движение к социализму. Но диалектика общего и особенного вовсе не является застывшей и метафизичной. Педантам и трусливым реформистам “совершенно чужда всякая мысль о том, что при общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо формы, либо порядка этого развития. Им не приходит даже, например, и в голову, что Россия, стоящая на границе стран цивилизованных и стран... окончательно втягиваемых в цивилизацию,.. могла и должна была явить некоторые своеобразия, лежащие, конечно, по общей линии мирового развития, но отличающие ее революцию от всех предыдущих западноевропейских стран и вносящие некоторые частичные новшества при переходе к странам восточным” [2, т. 45, с. 379].

Важно подчеркнуть мысль В.И.Ленина о том, что движение к социализму в России, как и в любой стране, определяется обшей линией мирового развития. Но это не прямая линия. В России в результате сложившейся в первую мировую войну революционной ситуации история открыла народу шанс “на завоевание для себя не совсем обычных условий для дальнейшего роста цивилизации...” [там же, с. 380].

Разве революционный народ должен был упустить этот шанс? Многовариантность выражает постоянную особенность исторического развития. “Ну, а что если своеобразие обстановки, – писал В.И.Ленин в 1923 г., – поставило Россию... в такие условия, когда мы могли осуществить именно тот союз “крестьянской войны” с рабочим движением, о котором, как об одной из возможных перспектив, писал такой “марксист”, как Маркс... Что если полная безвыходность положения, удесятеряя тем силы рабочих и крестьян, открывала нам возможность иного перехода к созданию основных посылок цивилизации, чем во всех остальных западноевропейских государствах? Изменилась ли от этого общая линия развития мировой истории? Изменились ли от этого основные соотношения основных классов в каждом государстве, которое втягивается и втянуто в общий ход мировой истории?” [там же, с. 380-381].

Отсюда В.И.Ленин делает важнейший вывод, что история дала России шанс начать движение к социализму “обратным порядком”, с другого конца. И этот шанс надо использовать, его нельзя упускать. Вместе с тем его нужно и полностью реализовать, что и делал все годы своей деятельности В.И.Ленин.

Россия первой совершила переход от капитализма к социализму. Следуя по общей линии развития мировой истории, она привнесла в нее своеобразие, а именно, завоевав сначала политическую власть, она, опираясь на нее, создавала зaтем необходимые экономические и культурные условия для строительства нового, социалистического общества. По словам В.И.Ленина, “если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определенный “уровень культуры”, ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы... Для создания социализма, говорите вы, требуется цивилизованность. Очень хорошо. Ну, а почему мы не могли сначала создать такие предпосылки цивилизованности у себя, как изгнание помещиков и изгнание российских капиталистов, а потом уже начать движение к социализму? В каких книжках прочитали вы, что подобные видоизменения обычного исторического порядка недопустимы или невозможны?” [2, т. 45, с. 381].