Частные лингвистические теории, разрабатываемые в рамках когнитивной науки 7 страница

5. За первичные элементы принимаются, как сказано выше, синтаксические формы слова.

Вопрос о первичной единице синтаксиса не относится к числу решенных однозначно. Речь идет о тех единицах, из которых формируются и на которые соответственно членятся предложения, о единицах, которые были бы носителями элементарных смыслов и вместе с тем – дифференциальных синтаксических признаков. Это последнее условие – различия в собственно синтаксических функциональных свойствах – должно быть тем критерием, которым и здесь определится необходимая ступень абстракции.

Ни слово, ни часть речи этому условию не отвечают: разные формы той или иной части речи очевидно различаются синтаксическими возможностями, достаточно сопоставить личные и неличные – инфинитивные, причастные, деепричастные – формы одного ли глагольного слова или всей категории глагола.

Именно форма слова как строительная единица синтаксиса получает в последнее время признание лингвистов. Дискуссионным и в этом случае остается вопрос о степени грамматического обобщения, иначе говоря, о допустимости семантических показателей при морфологической форме слова. Если действующей в синтаксисе единицей считать, положим, падежную форму имени, например N[[5]], «тв. п.», «в отвлечении от ее лексического наполнения» – это значит принять следующие условия:

1) данной форме соответствует определенная синтаксическая функция или определенный набор синтаксических функций, противопоставленных функциям другой формы;

2) эта синтаксическая функция или одинаковый набор функций характеризует каждое, без семантических различий, слово, выступающее в данной форме.

Однако подобные условия не отвечают языковым фактам. Ни одна падежная форма не характеризуется единственной синтаксической функцией, а одинаковые наборы функций не принадлежат любому слову в данной падежной форме. Кроме того, в пределах одного падежа возможны противопоставления разных функций, а равнозначные функции могут выполняться словами в разных падежных формах.

Из самой языковой действительности вытекает необходимость считаться с двумя фактами: разнофункциональностью одной падежной формы и избирательностью функций по отношению к разным группам слов, принявшим данную падежную форму. Объяснить эти явления можно лишь в том случае, если искать, во-первых, принципы группировки слов и, во-вторых, соответствия между группами – носителями функций и функциями. Обнаруживается, что существительные в одной морфологической форме при разном семантическом содержании отличаются различной сочетаемостью, различными синтаксическими свойствами.

Синтаксические потенции «собственно формы», в морфологическом смысле, оказываются иллюзорным понятием, реально можно говорить только о синтаксических свойствах семантических классов слов, облеченных в ту или иную морфологическую форму. <...>

Сравним формы имен в дательном падеже с предлогом по: а) по скатерти, по балкону; б) по рассеянности, по закону.

Морфологическая общность не скрывает ни того, что формы (а) и (б) различны по значению, ни того, что это формы разных семантических категорий слов. Формой (а), обозначающей путь движения, располагает ряд существительных со значением конкретного предмета, обладающего пространственной протяженностью (например, по тропе, по полу, по полю, по столу, по плечу, но не: по точке, по искре, по теплу, по жадности и т.п.). Формой (б) со значением причины – основания располагает ограниченный ряд отвлеченных имен (например, по болезни, по невнимательности, по недосмотру, по ошибке, но не: по простуде, по вежливости, по опозданию и т.д.; по закону, по приказу, по решению, по желанию, но не: по запрещению, по обсуждению и т.п.). Сочетания ехать по проселку и ехать по приказу аналогичны с точки зрения морфологической, но различны с точки зрения синтаксической, поскольку включают в свой состав разные синтаксические формы имени. Формы имени в дательном падеже с предлогом по не только различаются по общему своему значению (пути движения и причины – основания действия), но само это значение вытекает из того, что та и другая формы образуются разными семантическими группами существительных, представляющими одна – категорию конкретных имен, другая – категорию отвлеченных имен. Существительные той группы, которая образует одну из синтаксических форм «по + дат. п.», не могут стать на место существительных, образующих другую синтаксическую форму.

<...> Сочетание пишу перу невозможно, очевидно, потому, что синтаксической формы типа перу со значением адресата нет: в создании такой формы участвуют существительные, называющие лицо или предмет как коллективное лицо (писать матери, писать семье). <...>

Собственно говоря, у понятий «морфологическая форма слова» и «синтаксическая форма слова» только одна совпадающая грань – флексия того или иного падежа в том или ином слове. Во всем остальном эти категории формируются различным комплексом признаков и лежат в разных плоскостях. На уровне синтаксиса единое понятие падежа распадается. <...>

6. Синтаксическая система русского языка в самом общем виде представляется следующим образом. На докоммуникативной ступени синтаксис располагает определенным ассортиментом средств обозначения элементарных смыслов (синтаксических форм слова), при этом каждая из синтаксических форм обладает определенными функциональными, комбинаторными (синтагматическими) свойствами и находится в определенных смысловых и функциональных парадигматических рядах, обеспечивающих говорящему возможность выбора. <...>

Г.А. Золотоеа

КОММУНИКАТИВНЫЕ АСПЕКТЫ РУССКОГО СИНТАКСИСА

(М., 1982)

Соотношение лексики, морфологии и синтаксиса в категории частей речи и в системе русского языка

1. Разрабатываемая современной лингвистикой уровневая стратификация языковой системы представляет интерес как абстрагирующий конструкт. Вместе с тем разделение языковых явлений «по уровням» схематически упрощает действительную картину, оставляя за пределами статической схемы динамику «межуровневых» взаимодействий, осмысление которых открывает некоторые возможности систематизации синтаксических явлений.

Идея взаимодействия лексики и грамматики – одна из наиболее плодотворных идей в русской лингвистической традиции, для нынешнего поколения лингвистов связанная прежде всего с именем В.В. Виноградова, крупнейшего филолога нашего времени.

Современные научные представления позволяют увидеть стержневую роль этого взаимодействия в строе языка. Линии связи лексики, морфологии и синтаксиса фокусируются в понятии частей речи, в которых получают языковое выражение основные общественно осознанные категории явлений и отношений объективной действительности и – соответственно – категории человеческого мышления: предмета (предметности, субстанции), действия (процесса), качества (признака), количества и т.д.

Известно, что лексико-грамматические категории частей речи выделяются по совокупности признаков: семантических, морфологических (включая словообразовательные), синтаксических. Так, например, характеризуя имя существительное как часть речи, мы говорим о его категориальном значении предметности, о присущих ему морфологических категориях рода, числа, падежа, о типичных его словообразовательных моделях, о синтаксической функции. Последний признак раскрывается обычно менее определенно и менее информативно, чем другие. В Академической грамматике 1952 г., например, о существительном говорится, что оно выступает прежде всего в качестве подлежащего или дополнения, употребляется в составе именного сказуемого, а также может быть определением или обстоятельством – иначе говоря, существительное может употребляться в любой синтаксической функции (не перифраза ли это морфологического признака, наличия падежной парадигмы?).

В Грамматике-70 (§ 759) в числе признаков частей речи называется «тождественность синтаксических функций». Если сопоставить этот признак со способностью существительного употребляться в «любой функции», то остается непонятным, что чему тождественно. Вряд ли справедливо приписывать тождественность каких бы то ни было функций существительным как целому классу.

Если обратиться к материалу, то можно увидеть, что разные группы существительных по-разному проявляют себя в синтаксисе, и это зависит прежде всего от их значения.

Так, имена лиц (студент, пахарь, каменщик, мать, друг, бегун, директор и т.п.) преимущественно будут встречаться в позиции агенса, действующего субъекта или субъекта – носителя состояния, признака.

Имена предметов (камень, книга, глина, цветы, нож, хлеб) чаще всего будут и называть те предметы, которые становятся объектами человеческой деятельности. Если имя неодушевленного предмета в именительном падеже оказывается в позиции подлежащего, оно не обозначает деятеля, потому что предмет лишен способности действовать; в такой позиции имя предмета выступает как имя носителя признака (Камень – мокрый; Книга – в кожаном переплете; Цветы душисты; Нож – охотничий). В предложениях, где с этими именами сопрягается глагол-сказуемое, тоже нет сообщения о действии: глагол сообщает либо о наличии, существовании предмета (Солнце светит; Ручей журчит; Трава зеленеет), либо о предназначенном функционирования предмета (Часы идут; Станок работает; Телефон звонит; если Часы не идут; Телефон не звонит – значит, предмет неисправен или выключен, не функционирует).

Имя предмета в именительном падеже может обозначать орудие – каузатор действия (Камень разбил окно; Нож пропорол ему куртку – ср. с творительным орудийным: Окно разбили камнем; Куртка пропорота ножом). Предложения Камень разбил окно – Мальчик разбил окно (Бульдозер разравнивает дорогу – Рабочие разравнивают дорогу) не представляют идентичной структуры, хотя способны и к похожим синонимическим преобразованиям: Окно разбито камнем – Окно разбито мальчиком; Дорога разравнивается бульдозером – Дорога разравнивается рабочими. Различия в составе компонентов этих предложений – имя субъекта и имя орудия – обнаруживаются как в синтагматическом ряду (ср.: Мальчик разбил окно камнем; Рабочие разравнивают дорогу бульдозером – при невозможности иного соотношения именительного – творительного), так и в парадигматическом (творительный орудийный синонимичен другим – отличным стилистически – способам оформления орудийного компонента: при помощи, с помощью, посредством бульдозера, мяча).

Имена отвлеченного значения (движение, строительство; реальность, волнение, крутизна, лень, доброта) не могут обозначать деятеля, субъекта: называемые ими понятия не могут действовать, они сами обозначают действия, состояния, признаки. Чтобы синтаксически реализовать свои значения, эти слова должны сочетаться в тех или иных моделях либо с названием субъекта – носителя признака, состояния (Он – в волнении; Он – сама доброта, или Его отличает доброта; Он отличается добротой; Его главное качество – доброта), либо, в значении причины, каузирующей другое состояние, действие, качество, – с названием каузируемого явления (красный от волнения, забыл от волнения, подозрителен от ревности, убил из ревности, не сделал из-за лени, равнодушный от лени и т.п.).

Если отвлеченное имя в именительном падеже оказывается в позиции подлежащего, оно не становится названием деятеля: оно может быть каузатором другого явления (Движение укрепляет сердце; Ревность рождает подозрительность; Лень мешает ему думать). Действие, состояние, качество могут получать количественную, по степени интенсивности, характеристику (Движение ускоряется; Ревность возрастает; Строительство становится интенсивнее; Волнение утихло), фазисно-модальную характеристику (Движение прекратилось; Движение должно прекратиться; Строительство закончено; Строительство необходимо; Началось волнение) либо оценочную характеристику (Движение – отличное; Ревность вредна; Строительство ведется образцово).

Нельзя не провести параллель с признаками действий, состояний, качеств, выраженных другими частями речи. Ср. выражение каузативных отношений: Двигаясь, мы укрепляем сердце; Ревнивый становится подозрительным; Ревнуя, он стал подозрительным; Добрый, он уступил; Он ленится думать и т.д.; количественных отношений: Он движется быстрее; Он ревнует сильнее; Мы строим интенсивнее; Он почти не волнуется; модально-фазисных отношений: Прекратили двигаться; Должны кончить строить; Могут разволноваться; оценочных отношений: Движутся отлично; Строите образцово; Ревновать – вредно и т.п.

Вряд ли целесообразно, поддаваясь чисто морфологическому видению явлений, находить, как это иногда делают, в предложении, например, Охота на тигров требует большого мужества, в слове охота – предмет – производитель действия, а в слове требует – производимое им действие, распространяющееся на предмет мужество. Охота остается названием действия, мужество – названием качества, глагол требует в подобной конструкции не обозначает действия, а выражает модально-условное отношение между действием и качеством. Ср. синонимические конструкции: Для охоты на тигров необходимо мужество; Чтобы охотиться на тигров, надо быть мужественным; Если хочешь охотиться на тигров, ты должен быть мужественным; Только мужественный человек может охотиться на тигров и под., где сохраняются одноименные, но разнооформленные компоненты: действие, качество (лица), вербализуются значение лица (ты, человек), имплицитно присутствующее в первом примере как носитель качества мужество и как субъект действия охота, и вербализуются модально-условные отношения между действием и качеством.

Не перечисляя всех возможных синтаксических позиций для тех или иных разрядов слов, отметим:

1) Синтаксические потенции слов разных разрядов реализуются в различных семантико-синтаксических конструкциях, что не позволяет говорить о единых синтаксических функциях всего класса существительных.

2) С точки зрения синтаксического функционирования существенны два имеющихся в языке основания для классификации слов, взаимодействующие и пересекающиеся:

а) классификация по частям речи, общеграмматическая: существительные, прилагательные, глаголы, наречия и т.д.;

б) классификация категориально-семантическая: названия предмета (белок, дым, певец, мыло, умывальник), свойства (белый, белизна, дымный, дымность, мыльность, мылкий), действия (белить, мыть, мылить, петь, побелка, намыливание, мытье, пение), названия признака признака (набело, добела, певуче, дымно) и более частные: названия лица, орудия, отрезков времени, явлений природы и т.д.

Принадлежность слова к классам категориально-семантическим определяет его семантико-синтаксическое назначение, ролевые позиции, которое оно, облеченное в соответствующие грамматические формы, способно занять в тех или иных моделях предложения. Принадлежность слова к частям речи определяет морфологические формы, в которых получают выражение семантико-синтаксические отношения между словами в данном языке. В конечном счете различия в синтаксических потенциях слов предопределяются свойствами той категории предметов, явлений или признаков, которую они представляют в языке.<...>

Задание. Сравнив две представленные грамматические концепции, определите, что является основанием для их сближения? Чем определяется своеобразие каждой из разрабатываемых грамматик?

Дополнительная литература

• Бондарко А.В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. М., 1998 [или предыдущее издание].

• Бондарко А.В. Проблемы грамматической семантики и русской аспектологии. СПб., 1996.

• Золотова Г.А. Синтаксический словарь: Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. 2-е изд., испр. М., 2001 [или предыдущее издание].

• Кибрик А.А., Плунгян В.А. Функционализм // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления / Под ред. А.А. Кибрика и др. 2-е изд., испр. и доп. М., 2002 [предыдущее издание – 1997 г.].

• Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца XX века. М., 1995.

• Тестелец Я.Г. Введение в общий синтаксис. М., 2001 (Гл. «Функциональная синтаксическая типология»).

• Лайонз Дж. Лингвистическая семантика. Введение. М., 2003.

Тема 3

ДИСКУРСИВНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ: ИСТОРИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Задание 1. Сравните различные подходы к определению понятия «дискурс», разрабатываемые в мировой и отечественной лингвистике.

Попробуйте определить возможные направления дискурсивных исследований, учитывая различия в толковании термина дискурс:

• Какие изменения претерпела трактовка понятия «дискурс» за время своего существования?

• Какие проблемы являются наиболее актуальными на данном этапе развития дискурсивных исследований в отечественной и мировой лингвистике?

I. «Дискурс – многозначный термин лингвистики текста, употребляемый рядом авторов в значениях, почти омонимичных. Важнейшие из них: 1) связный текст; 2) устно-разговорная форма текста; 3) диалог; 4) группа высказываний, связанных между собой по смыслу; 5) речевое произведение как данность – письменная или устная» [Т.М. Николаева, 1978];

II. «...дискурс, в широком смысле слова, является сложным единством языковой формы, значения и действия, которое могло бы быть наилучшим образом охарактеризовано с помощью понятия коммуникативного события или коммуникативного акта. Преимущество такого понимания состоит в том, что дискурс, нарушая ситуативные или лингвистические подходы к его определению, не ограничивается рамками конкретного языкового высказывания, то есть рамками текста или самого диалога. Анализ разговора с особой очевидностью подтверждает это: говорящий и слушающий, их личностные и социальные характеристики, другие аспекты социальной ситуации, несомненно, относятся к данному событию. <...>

В письменных или печатных типах дискурса такая интеракциональная природа этого явления менее заметна: писатель, текст, читатель находятся не в таком тесном взаимодействии в пределах единой ситуации, локализованной в пространстве и времени, но даже и в этом случае следовало бы проанализировать тексты с точки зрения динамической природы их производства, понимания и выполняемого с их помощью действия. <...> при определении значения дискурса, нужно учитывать знания, общедоступные для участников коммуникации, знание языка, знание мира, другие установки и представления» [Т.А. ван Дейк, 1989];

III. «...дискурс – это сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста» [Ю.Н. Караулов, В.В. Петров, 1989];

IV. «Discourse – дискурс, произвольный фрагмент текста, состоящий более чем из одного предложения или независимой части предложения. Часто, но не всегда, концентрируется вокруг некоторого опорного концепта; создает общий контекст, описывающий действующие лица, объекты, обстоятельства, времена, поступки и т.п., определяясь не столько последовательностью предложений, сколько тем общим для создающего дискурс и его интерпретатора миром, который „строится“ по ходу развертывания дискурса, – это точка зрения „этнографии речи“, ср. предлагаемый гештальтистский подход к дискурсу. <...> Элементы дискурса: излагаемые события, их участники, перформативная информация и „не-события“, т.е. а) обстоятельства, сопровождающие события; б) фон, поясняющий события; в) оценка участников событий; г) информация, соотносящая дискурс с событиями» [В.З. Демьянков, 1982];

V. «Дискурс. Речевое произведение, рассматриваемое во всей полноте своего выражения (словесно-интонационного и паралингвистического) и устремления, с учетом всех внеязыковых факторов (социальных, культурных, психологических), существенных для успешного речевого взаимодействия» [КСЛТ, 1995];

VI. «Дискурс – связный текст в совокупности с экстралингвистическими – прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах). Дискурс – это речь, „погруженная в жизнь“. Поэтому термин „дискурс“, в отличие от термина „текст“, не применяется к древним и другим текстам, связи которых с живой жизнью не восстанавливаются непосредственно.

Дискурс включает паралингвистическое сопровождение речи (мимику, жесты), выполняющие следующие основные функции, диктуемые структурой дискурса: ритмическую ("автодирижирование"), референтную, связывающую слова с предметной областью приложения языка (дейктические жесты), семантическую (ср. мимику и жесты, сопутствующие некоторым значениям), эмоционально-оценочную, функцию воздействия на собеседника, т.е. иллокутивную силу (ср. жесты побуждения, убеждения). Дискурс изучается совместно с соответствующими "формами жизни" (ср. репортаж, интервью, экзаменационный диалог, инструктаж, светская беседа, признание и пр.).

Одной своей стороной дискурс обращен к прагматической ситуации, которая привлекается для определения связности дискурса, его коммуникативной адекватности, для выяснения его импликаций и пресуппозиций, для его интерпретации. Жизненный контекст дискурса моделируется в форме "фреймов" (типовых ситуаций) или "сценариев" (делающих акцент на развитии ситуации). <...> Другой своей стороной дискурс обращен к ментальным процессам участников коммуникации: этнографическим, психологическим и социокультурным правилам и стратегиям порождения и понимания речи в тех или других условиях, определяющих необходимый темп речи, степень ее связности, соотношение общего и конкретного, нового и известного, субъективного (нетривиального) и общепринятого, эксплицитного и имплицитного в содержании дискурса, меру его спонтанности, выбор средств для достижения нужной цели, фиксацию точки зрения говорящего и т.п.» [Н.Д. Арутюнова, ЛЭС 1991];

VII. «...термин дискурс получает множество применений. Он означает в частности:

1. эквивалент понятия "речь" в соссюровском смысле, т.е. любое конкретное высказывание;

2. единица, по размеру превосходящая фразу, высказывание в глобальном смысле; то, что является предметом исследования "грамматики текста", которая изучает последовательность отдельных высказываний;

3. в рамках теорий высказывания или прагматики "дискурсом" называют воздействие высказывания на его получателя и его внесение в "высказывательную" ситуацию (что подразумевает субъекта высказывания, адресата, момент и определенное место высказывания);

4. при специализации значения 3 "дискурс" обозначает беседу, рассматриваемую как основной тип высказывания;

5. у Бенвениста "дискурсом" называется речь, присваиваемая говорящим, в противоположность "повествованию", которое разворачивается без эксплицитного вмешательства субъекта высказывания;

6. иногда противопоставляются язык и дискурс как, с одной стороны, система мало дифференцированных виртуальных значимостей и, с другой, как диверсификация на поверхностном уровне, связанная с разнообразием употреблений, присущих языковым единицам. Различается, таким образом, исследование элемента «в языке» и его исследование «в речи» как «дискурсе»;

7. термин "дискурс" часто употребляется также для обозначения системы ограничений, которые накладываются на неограниченное число высказываний в силу определенной социальной или идеологической позиции. Так, когда речь идет о "феминистском дискурсе" или об "административном дискурсе", рассматривается не отдельный частный корпус, а определенный тип высказывания, который предполагается вообще присущим феминисткам или администрации;

8. по традиции анализ дискурса определяет свой предмет исследования, разграничивая высказывание и дискурс.

Высказывание – это последовательность фраз, заключенных между двумя семантическими пробелами, двумя остановками в коммуникации; дискурс – это высказывание, рассматриваемое с точки зрения дискурсного механизма, который им управляет. Таким образом, взгляд на текст с позиции его структурирования «в языке» определяет данный текст как высказывание; лингвистическое исследование условий производства текста определяет его как «дискурс». В силу этого дискурс для анализа дискурса отнюдь не является первичным и эмпирическим объектом: имеется в виду теоретический (конструированный) объект, который побуждает к размышлению об отношении между языком и идеологией. Понятие дискурса открывает трудный путь между чисто лингвистическим подходом, который основывается на признанном забвении истории, и подходом, который растворяет его в идеологии» [П. Серио, 2001];

VIII. «...дискурс – это „язык в языке“, но представленный в виде особой социальной данности. Дискурс реально существует не в виде своей „грамматики“ и своего „лексикона“, как язык просто. Дискурс существует прежде всего и главным образом в текстах, но таких, за которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, – в конечном счете – особый мир. В мире всякого дискурса действуют свои правила синонимических замен, свои правила истинности, свой этикет. Это – „возможный (альтернативный) мир“ в полном смысле этого логико-философского термина. Каждый дискурс – это один из „возможных миров“. Само явление дискурса, его возможность, и есть доказательство тезиса „Язык – дом духа“ и, в известной мере, тезиса „Язык – дом бытия“» [Ю.С. Степанов, 1998];

IX. «... дискурс может быть определен как такая форма использования языка в реальном (текущем) времени, которая отражает определенный тип социальной активности человека, создается в целях конструирования особого мира (или – его образа) с помощью его детального языкового описания и является в целом частью процесса коммуникации между людьми, характеризуемого, как и каждый акт коммуникации, условиями ее осуществления и, конечно же, ее целями. <...> тип дискурса детерминируется типом той социальной активности человека, в рамках которой он осуществляется и с целями которой он согласуется <...>. Дискурс есть всегда детище своего времени, то есть стиль произведения дискурсивной деятельности, все его особенности определяются прежде всего состоянием общества и теми социальными ролями, которые в этом обществе может играть человек. <...>

Дискурсивная деятельность носит отчетливо выраженный специализированный характер, т.е. не может быть описанной вне указания на "сферу" ее проявления – бытовую, научную, профессиональную (со всеми ее разновидностями) и т.д. <...>

В дискурсе отражается и строится один из "возможных миров", а для того, чтобы сделать это и объективировать намерение говорящего и его ментальность, используются особые языковые средства. Использование языка сказывается здесь в том, что решение всякого смыслового задания требует активизации вполне определенных черт языка, и из существующего альтернативного ряда средств, из имеющегося набора разных возможностей и приемов выбираются или строятся конкретные языковые формы. Можно говорить в этой связи о том, что разные типы дискурса требуют разной грамматики и разной лексики, и они их создают. По-видимому, в лингвистическом анализе дискурса демонстрация этого своеобразия и составляет главную его цель» [Е.С. Кубрякова].

Цитируемые источники

• Николаева Т.М. Краткий словарь терминов лингвистики текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. М., 1978.

• Дейк Т.А., ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.

• Караулов Ю.Н., Петров В.В. От грамматики текста к когнитивной теории дискурса // Т.А. ван Дейк. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989. С. 5-11.

• Демьянков В.З. Англо-русские термины по прикладной лингвистике и автоматической переработке текста. Вып. 2. Методы анализа текста // Всесоюзный центр переводов. Тетради новых терминов. 39. М., 1982.

• Васильева Н.В. и др. Краткий словарь лингвистических терминов. М., 1995. [КСЛТ]

• Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 136 – 137. [ЛЭС]

• Серио П. Анализ дискурса во Французской школе [Дискурс и интердискурс] // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов. 2-е изд., испр. и доп. М., 2001. С. 549 – 562.