Право и рациональность

Право выражает волю субъекта конкретно-исторической общественной жизни к порядку.

Действительный субъект – всегда конкретный человек. Однако в силу социально-исторических условий права субъекта организации и управления интенционально передаются абстрактным субъектам, которыми чаще всего оказываются: лидер (вождь), общество (народ) и его институты, Абсолют. Лучшим примером права лидера служит, вероятно, абсолютная монархия, выражающая волю монарха или диктатура; примером народного права выступает демократия, а абсолютного права – религиозный закон.

Воля характеризует скорее политику, чем право, но, в силу их взаимосвязи, право выступает рациональной системой, публично демонстрирующей политическую волю, делающей ее зримой и доступной для исполнения.

При этом воля индивидов не элиминируется из общественной жизни, но превращается в правосознание и соответствующее поведение. Право оказывается системой норм, посредством которых субъект воли адресует индивидам свои экспектации порядка. Для индивидов же его нормы становятся провокациями, побудительными мотивами и ориентирами, по которым индивиды корректируют собственное поведение как легитимное, так и девиантное.

Общественная жизнь, непрерывный экзистенциальный диалог и его сущностная внерациональность, многообразие ситуаций и неизбежных личностных интуиций, ведет к несовпадению общего права и частного правового поведения. Поведение всегда глубже, емче и содержательнее закона, а общественная жизнь многограннее своей правовой формы.

Право выступает непосредственно регулирующей общественную жизнь стороной рациональности, а не разума, оно имеет в виду всех, а не каждого и обладает как предписывающим, так и ограничивающим поведение характером. Поведение же индивида, будь то глава государства, будь то сотрудник правоохранительных органов или любое частное лицо, никогда полностью с правом не совпадает и выступает источником хаотичности.

Так, например, простая прогулка по улице превращает человека в «участника дорожного движения» даже если он идет по тротуару или по двору, но соответствующий закон не может ни предписать ему, как гулять, ни ограничить его желание съесть по пути конфету. И хотя выброшенный фантик, не попав в урну, превращает человека в правонарушителя, Закон вынужден такие нарушения игнорировать. Ему даже придется не обращать внимания на множество пластиковых стаканчиков, брошенных во время футбольного матча болельщиками себе под ноги. До тех пор, пока это не пустые бутылки, и пока они не летят на поле, да и в этом случае, одну-две бутылки Закон не заметит, если они ни в кого не попали. Но, накапливаясь, эти нарушения способны превратиться в массовые беспорядки, или, оставшись единичными, привести к серьезным последствиям. И тогда «Закон вступает в свои права». Известная поговорка: «Кто сегодня любит джаз, завтра – родину продаст», если убрать из нее советские идеологические коннотации, окажется формулой, выражающей движение от единичного и несерьезного к общему и серьезному. Возможность такого превращения всегда настораживает правовую систему, учитывается ею и вызывает желание всё взять под контроль. Так появляется тенденция к паноптизму (всеподнадзорности), декларированная еще английским юристом и экономистом И.Бентамом (1748 - 1832), и подробно описанная во второй половине XX века французским философом М.Фуко в книге «Надзор и наказание». В том же, что эта тенденция, по мере совершенствования средств контроля, склонна воплотиться в жизнь, сегодня легко убедиться, глядя на антитеррористические меры в США и аналогичные законопроекты в России.

Таким образом, право, это – рациональность, а не разум. Оно является формой упорядочения общественной жизни и способом организации и целенаправленной ориентации ее творческого потенциала.

ВЫВОДЫ