Тема сумасшествия

Знакомая тема в связи с именем Ницше, не так ли? Причем совершенно определенный вид сумасшествия, тот, при котором его «жертва» считает и чувствует себя выше окружающих, основываясь на неизмеримо более глубоком понимании вещей, людей и явлений. Именно такое «несчастье» постигает Пустоту. «Жалуется на одиночество и непонятость», — вот квинтэссенция описания болезни своего пациента, Пустоты, данного Тимуром Тимуровичем.

«Да с самим твоим Ницше знаешь, что было?», «Вот с Ницше этим… как раз такой случай и вышел», — говорит Володин с сарказмом. Володин ли? Увы, — Пелевин.

Случайна ли эта компиляция? Может Пелевин взялся дать объяснение феномену Ницше, опираясь на избитый факт его сумасшествия? А может объяснить и сам этот факт?

Может он даже пытается показать близость Пустоты и Ницше? Я присматриваюсь.

Вот, например, записная книжка Пустоты с афоризмами. Узнаю. Именно так, в виде последовательных и внешне не связанных афоризмов, изложены почти все сочинения Ницше.

Вот склонность Пустоты к стихотворчеству, его музыкальность, одиночество, непонятость. Узнаю. Все это было присуще Ницше, как человеку.

Вот, наконец, сумасшедший дом. Узнаю, узнаю.

Делать выводы о созданном через личность создателя — очень «свежая» мысль, однако в отношении созданного Ницше безумно ошибочная. Ницше: «Я — одно, мои произведения — другое». Но оставим эту тему…

Разговор Володина и бандитов у костра заканчивается не только неким сверхсостоянием его участников, о чем я уже писал, но и картиной мистического порога безумия, в которое никто не решается сделать шаг. «Лучше я пять грамм возьму, чем с ума сходить», — эти слова Шурика очень точно отражают обычный выбор обычного человека и для него, подчеркну, правильный выбор. Сверхсостояние смыкается с безумием. Очень интересно. Вспомните еще раз барона Юнгерна — нельзя однозначно решить чего в нем больше — сверхсостояния или безумия.

Туринская катастрофа — так называют момент помешательства Ницше. Последний год его жизни проходил в состоянии невиданного вдохновения и напряжения всех физических и духовных сил. Создавалось лучшее, сильнейшее, удивительное! На фоне не прекращающихся приступов головных и всевозможных болей, этот человек заявлял: «Теперь я по-настоящему здоров. Я молодею…» Он сам устремлялся за своими созданиями. «Не время, не время!» — так доносилось со всех сторон, но он не мог остановиться, он устремился к своим пределам, к пределам обычного в сущности человека. Он хотел преодолеть свое время и себя в нем, и он, конечно, не выдержал …

Безумие! Это по-прежнему обывательско-мистическое состояние до сих пор неподвластно нашему обычному разуму. И здесь я тоже предпочту пройти мимо.

«На физическом плане в дурдом, а куда на тонком — не знаю даже. Загадка» — тут я почтительно соглашаюсь с Пелевиным.