Зигмунд Фрейд 3 страница. Вы уже замечаете, что психоаналитик отличается особо стро­гой уверенностью в детерминации душевной жизни

Вы уже замечаете, что психоаналитик отличается особо стро­гой уверенностью в детерминации душевной жизни. Для него в пси­хической жизни нет ничего мелкого, произвольного и случайного. он ожидает повсюду встретить достаточную мотивировку, где обык­новенно таких требований не предъявляется. Более того, он при­готовлен к многообразной мотивировке одного и того же душевного явления, в то время как наша потребность в причин­ности, считающаяся прирожденной, удовлетворяется одной единственной психической причиной.

Припомним, какие же средства раскрытия скрытого, забытого, вытесненного есть в нашем распоряжении. Изучение случайных мыслей больного, возникающих при свободном ассоциировании, изучение сновидений и изучение ошибочных и симптоматических действий. Присоедините сюда еще и использование других явлений, возникающих при психоаналитическом лечении, о которых я скажу вам позднее несколько слов, обобщая их под именем «перенесения». Таким образом, вы придете вместе со мной к тому заключению, что наша техника уже достаточно действенна, чтобы разрешить поставленную задачу, чтобы перевести в сознание патогенный пси­хический материал и таким образом устранить страдания, вызван­ные образованием симптомов-заместителей. То обстоятельство, что во время наших терапевтических стараний мы обогащаем и углубляем наше знание душевной жизни нормального и больного чело­века, следует, конечно, оценивать как особо привлекательную и выигрышную сторону работы.

Я не знаю, возникло ли у вас впечатление, что техника, с арсе­налом которой вы только что познакомились, особенно трудна. По моему мнению, она вполне соответствует тому предмету, для исследования которого она предназначена. Во всяком случае эта техника непонятна сама по себе, но должна быть изучена, как гистологическая или как хирургическая. Вы, вероятно, удивитесь, что мы в Европе слышали множество мнений о психоанализе от лиц, которые этой техники совершенно не знают и ее не применяют, а между тем требуют от нас, как бы в насмешку, что мы должны дока­зать им справедливость наших результатов. Среди этих противни­ков, конечно, есть люди, которым научное мышление вообще не чуждо, которые не отвергли бы результата микроскопического ис­следования только потому, что в нем нельзя удостовериться простым глазом, а стали бы сами исследовать микроскопически. В деле же признания психоанализа обстоятельства не столь благоприятны. Психоанализ стремится к тому, чтобы перевести вытесненный из сознания материал в сознание, между тем всякий судящий о психо­анализе — сам человек, у которого также существуют вытеснения и который, может быть, с трудом достиг такого вытеснения. Следо­вательно, психоанализ должен вызывать у этих лиц то же самое сопротивление, которое возникает и у больного. Это сопротивле­ние очень легко маскируется как интеллектуальное отрицание и выставляет аргументы, аналогичные тем, которые мы устраняем у наших больных, требуя соблюдения основного правила психоана­лиза. Как у наших больных, так и у наших противников мы часто можем констатировать очевидное аффективное влияние на пониже­ние способности суждения. Самомнение сознания, которое так низко ценит сновидение, относится к одному из самых сильных защитных приспособлений, которые у нас существуют против прорыва бессозна­тельных комплексов, и потому-то так трудно привести людей к убеждению в реальности бессознательного и научить их тому новому, что противоречит их сознательному знанию.

Этиологическое значение сексуальности.— Инфантильная сексуаль­ность.—Американский наблюдатель любви в детском возрасте.— Психоанализы у детей.— Фаза аутоэротизма.— Выбор объекта.— Окончательное формирование половой жизни.— Связь невроза с перверзией.— Ядерный комплекс неврозов.— Отход ребенка от ро­дителей

Уважаемые дамы и господа! Вы, конечно, потребуете от меня сведений о том, что мы узнали с помощью описанных технических средств относительно патогенных комплексов и вытесненных жела­ний невротиков.

Прежде всего одно: психоаналитические исследования сводят с действительно удивительной правильностью симптомы страдания больных к впечатлениям из области их любовной жизни; эти иссле­дования относятся к эротическим влечениям и заставляют нас признать, что расстройствам эротики должно быть приписано наи­большее значение среди факторов, ведущих к заболеванию, и это так для обоих полов.

Я знаю, что этому моему утверждению не очень-то доверяют. Даже те исследователи, которые охотно соглашаются с моими пси­хологическими работами, склонны думать, что я переоцениваю этиологическую роль сексуального фактора, и обращаются ко мне с вопросом, почему другие душевные волнения не могут дать пово­да к описанным явлениям вытеснения и замещения. Я могу на это ответить: я не знаю, почему другие, не сексуальные, душевные волнения не должны вести к тем же результатам, и я ничего не имел бы против этого; но опыт показывает, что они подобного зна­чения не имеют, и самое большее—они помогают действию сек­суальных моментов, но никогда не могут заменить последних. Это положение не было установлено мною теоретически; еще в «Studien liber Hysteric», опубликованных мною совместно с Брейером в 1895 году, я не стоял на этой точке зрения, но я должен был встать на эту точку зрения, когда мой опыт стал богаче и я глубже про­ник в предмет. Уважаемые господа, здесь среди вас есть некото­рые из моих близких друзей и приверженцев, которые вместе со мной совершили путешествие в Вустер. Если вы их спросите, то услышите, что они все сначала не доверяли всеопределяющей роли сексуальной этиологии, пока они в этом не убедились на основа­нии своих собственных психоаналитических изысканий.

Убеждение в справедливости высказанного положения затрудня­ется поведением пациентов. Вместо того, чтобы охотно сообщать нам о своей сексуальной жизни, они стараются всеми силами скрыть эту последнюю. Люди вообще неискренни в половых вопросах. Они не обнаруживают свободно своих сексуальных, переживаний, но закрывают их толстым одеянием, сотканным из лжи, как будто в мире сексуального всегда дурная погода. Это действительно так:

солнце и ветер не благоприятствуют сексуальным переживаниям в нашем культурном мире. Собственно, никто из нас не может сво­бодно открыть свою эротику другим. Но когда ваши пациенты ви­дят, что могут чувствовать себя у вас покойно, тогда они сбрасы­вают эту оболочку из лжи, тогда только вы в состоянии составить себе суждение об этом спорном вопросе. К сожалению, врачи, в их личном отношении к вопросам сексуальности, ничем не отличаются от других сынов человеческих, и многие из них стоят под гнетом того соединения щепетильности и сладострастия, которое определяет поведение большинства культурных людей в половом отношении.

Разрешите продолжить мое сообщение о результатах нашего ис­следования. В одном ряде случаев психоаналитическое исследо­вание симптомов приводит не к сексуальным, а к обыкновенным банальным травматическим переживаниям. Но это отступление не имеет значения благодаря одному обстоятельству. Необходимая аналитическая работа не должна останавливаться на переживаниях времени заболевания, если она должна привести к основательному исследованию и выздоровлению. Она должна дойти до времени по­лового развития и затем раннего детства, чтобы там определить впечатления и случайности, обусловившие будущее заболевание. Только переживания детства дают объяснение чувствительности к будущим травмам, и только раскрытием и доведением до созна­ния этих следов воспоминаний, обычно почти всегда позабытых, мы приобретаем силу для устранения симптомов. Здесь мы прихо­дим к тому же результату, как при исследовании сновидений, а именно — что остающиеся, хотя и вытесненные желания детства дают свою силу образованию симптомов. Без этих желаний реакция на позднейшие травмы протекала бы нормально. А эти могучие желания детства мы можем, в общем смысле, назвать сексуальными.

Теперь-то я уверен в вашем удивлении. Разве существует ин­фантильная сексуальность? — спросите вы. Разве детство не пред­ставляет собой того периода, который отличается отсутствием сек­суального влечения? Конечно, господа, дело не обстоит так, будто половое чувство вселяется в детей во время периода полового раз­вития, как в Евангелии сатана в свиней. Ребенок с самого начала обладает сексуальными влечениями и деятельностью; он приносит их в свет вместе с собой, и из этих влечений образуется благодаря весьма важному поэтапному процессу развития так называемая нормальная сексуальность взрослых. Собственно, вовсе не так труд­но наблюдать проявления детской сексуальности, напротив, требу­ется известное искусство, чтобы просмотреть и отрицать его суще­ствование.

Благодаря благосклонности судьбы я в состоянии привести свидетеля в пользу моих утверждений из вашей же среды. Я могу показать вам работу д-ра С. Белла, которая напечатана в Ameri­can Journal of Psychology в 1902 году. Автор — член коллегии Кларковского университета, в стенах которого мы теперь сидим. В этой работе, озаглавленной «Предварительное исследование эмоции любви между различными полами?>, работе, которая вышла за три года до моих «Трех очерков по теории сексуальности», автор го­ворит совершенно так, как я только что сказал вам: «Эмоция сек­суальной любви... появляется в первый раз вовсе не в период юности, как это предполагали раньше». Белл работал, как мы в Европе ска­зали бы, в американском стиле, а именно — он собрал в течение 15 лет не более не менее как 2500 наблюдений, среди них 800 собст­венных. Описывая признаки влюбленности, Белл говорит: «Бес­пристрастный ум, наблюдая эти проявления на сотнях людей, не может не заметить их сексуального происхождения. Самый взыс­кательный ум должен удовлетвориться, когда к этим наблюдениям прибавляются признания тех, кто в детстве испытал эту эмоцию в резкой степени и чьи воспоминания о детстве довольно точны».

Больше всего удивятся те из вас, кто не верит в существование инфантильной сексуальности, когда они услышат, что влюбленные дети, о которых идет речь, находятся в возрасте трех, четырех и пяти лет.

Я не удивлюсь, если вы этим наблюдениям своего соотечест­венника скорее поверите, чем моим. Мне посчастливилось недавно получить довольно полную картину соматических и душевных прояв­лений сексуальности на очень ранней ступени детской любовной жизни, именно — при анализе (искусно проведенном его отцом) 5-летнего мальчика, страдающего фобией. Напоминаю вам также о том, что мой друг К. Г. Юнг несколько часов тому назад в этом са­мом зале сообщал о своем наблюдении над совсем маленькой де­вочкой, которая проявила те же самые чувственные порывы, же­лания и комплексы, как и мой пациент, притом повод к проявле­нию этих комплексов был тот же самый — рождение маленькой сестренки. Я не сомневаюсь, что вы скоро примиритесь с мыслью об инфантильной сексуальности, которая сначала показалась вам странной. Приведу вам только пример цюрихского психиатра Блейлера, который еще несколько лет тому назад в печати заявлял о том, что совершенно не понимает моих сексуальных теорий, а затем подтвердил существование инфантильной сексуальности в полном объеме своими собственными наблюдениями1.

Если большинство людей, врачи или не врачи, не хотят ничего знать о сексуальной жизни ребенка, то это совершенно понятно. Они сами забыли под влиянием культурного воспитания свою соб­ственную инфантильную деятельность и теперь не желают вспо­минать о вытесненном. Вы придете к другому убеждению, если начнете с анализа, пересмотра и толкования своих собственных детских воспоминаний.

Оставьте сомнения и последуйте за мной для исследования инфантильной сексуальности с самых ранних лет2. Сексуальный инстинкт ребенка оказывается в высшей степени сложным; он до­пускает разложение на множество компонентов, которые ведут свое происхождение из различных источников. Прежде всего сексуаль­ный инстинкт совершенно не зависит от функции размножения, целям которого он служит впоследствии. Он преследует только достижение ощущений удовольствия различного рода. Эти ощуще­ния удовольствия на основании аналогий мы можем рассматривать как сексуальное наслаждение. Главный источник инфантильной сексуальности — соответствующее раздражение определенных осо­бенно возбудимых частей тела, а именно, кроме гениталий, отверстий рта, заднего прохода и мочеиспускательного канала, а также раздражение кожи и других слизистых оболочек. Так как в этой первой фазе детской сексуальной жизни удовлетворение на­ходит себе место на собственном теле и совершенно не нуждается в стороннем объекте; мы называем эту фазу термином X. Эллиса аутоэротической. Те участки тела, которые играют роль при получении сексуального наслаждения, мы называем эроген­ными зонами. Сосание (ludein) маленьких детей представляет хороший пример такого аутоэротического удовлетворения посредст­вом эрогенной зоны; первый научный наблюдатель этого явления, детский врач по имени Линднер в Будапеште, правильно рассмат­ривает это явление как сексуальное удовлетворение и подробно описывает его переход в другие высшие формы сексуальной деятель­ности. Другая половая деятельность этого периода жизни — мастурбационное раздражение гениталий, которое сохраняет очень большое значение и для будущей жизни и многими лицами никогда не осили­вается вполне. Наряду с этими и другими аутоэротическими дейст­виями у ребенка очень рано обнаруживаются те компоненты сек­суального наслаждения, или, как мы охотно говорим, либидо, кото­рые требуют в качестве объекта другое лицо. Эти компоненты появляются попарно, как активные и пассивные; я назову вам важ­нейшими представителями этой группы удовольствие от причи­нения боли другому лицу (садизм) и его пассивную пару мазохизм, а также активную и пассивную страсть к подглядыванию. От актив­ной страсти к подглядыванию впоследствии ответвляется страсть к познанию, от пассивной пары — стремление к положению художника и артиста. Другие проявления сексуальной деятельности ребенка относятся уже к выбору объекта любви. При этом главную роль в сексуальном чувстве играет другое лицо, что первоначально находится в зависимости от влияния инстинкта самосохранения. Разница пола не играет в этом детском периоде определяющей роли. Вы можете вполне справедливо каждому ребенку припи­сывать частицу гомосексуальной склонности.

Эта богатая содержанием, но диссоциированная сексуальная жизнь ребенка, при которой каждое отдельное влечение независи­мо от другого служит получению удовольствия, испытывает слия­ние и организацию в двух главных направлениях, благодаря чему к концу периода полового развития образуется окончательный сек­суальный характер индивидуума. С одной стороны, отдельные вле­чения подчиняются господству генитальной зоны, благодаря чему вся сексуальная жизнь направляется на функции размножения, а удовлетворение отдельных компонентов остается только как под-готовление и благоприятствующий момент собственно полового ак­та. С другой стороны, выбор объекта устраняет аутоэротизм, так что в любовной жизни все компоненты сексуального инстинкта должны быть удовлетворены на другом любимом лице. Но не все первоначальные частные влечения принимают участие в этом оконча­тельном формировании сексуальной жизни. Еще до пубертатного периода некоторые определенные влечения испытывают под влияни­ем воспитания чрезвычайно энергичное вытеснение, и тогда же возникают такие душевные силы, как стыд, отвращение, мораль, которые, подобно страже, удерживают эти вытеснения. Когда в пубертатный период наступает половодье половой потребности, то это половодье находит себе плотины в так называемых реактив­ных образованиях и сопротивлениях, которые заставляют его течь по так называемым нормальным путям и делают невозможным воскрешение потерпевших вытеснение влечений. Особенно к о п р о ф и л ь н ы е, т. е. связанные с испражнением, наслаждения дет­ских лет, а также фиксация на лицах первого выбора подвергаются самым радикальным образом вытеснению.

Уважаемые господа, общая патология утверждает, что всякий процесс развития таит в себе зародыши патологического предрас­положения, а именно процесс развития может быть задержан, за­медлен и недостаточен. Это же относится и к сложному развитию сексуальной функции. Сексуальное развитие не у всех индивидуу­мов идет гладко, но иногда оставляет аномалии или предрасполо­жение к более позднему заболеванию по пути обратного раз­вития (регрессия). Может случиться, что не все частные влечения подчинятся господству генитальной зоны; оставшийся независимым компонент представляет собой то, что мы называем перверзией и что может заменить нормальную сексуальную цель своей собственной. Как уже было упомянуто, очень часто аутоэротизм преодолевается не вполне, что ведет к различным расстройствам. Первоначальная равнозначность обоих полов как сексуальных объ­ектов тоже может сохранить свое значение, и отсюда в зрелом возрасте образуется склонность к гомосексуальным действиям, ко­торая может дойти при соответствующих условиях до исключи­тельной гомосексуальности. Этот - ряд расстройств соответствует задержке в развитии сексуальной функции; сюда относятся п е р в е р з и и и далеко не редкий инфантилизм сексуаль­ной жизни.

Предрасположение к неврозам выводится другим путем из рас­стройств полового развития. Неврозы относятся к перверзиям как негатив к позитиву. При неврозах может быть доказано существо­вание как носителей комплексов и создателей симптомов тех же компонентов, как и при перверзиях, но здесь они действуют со стороны бессознательного; они подверглись вытеснению, что не по­мешало им утвердиться в области бессознательного. Психоанализ открывает, что слишком сильное проявление этих влечений в очень раннее время ведет к своего рода частной фиксации, а такая фиксация представляет собой слабый пункт а структуре сексуаль­ной функции. Если в зрелом возрасте отправление нормальной половой функции наталкивается на препятствия, то вытеснение прорывается в период развития как раз в тех местах, где были ин­фантильные фиксации.

Пожалуй, у вас возникает сомнение, сексуальность ли все это и не употребляю ли я это слово в более широком смысле, чем вы к это­му привыкли. Я вполне согласен с этим. Но спрашивается: не обстоит ли дело наоборот? Может быть, вы употребляете это слово в слишком узком смысле, ограничиваясь применением его только к функции размножения? Вы приносите благодаря этому в жертву понимание перверзий, связи между перверзией, неврозом и нормаль­ной половой жизнью и лишаете себя возможности узнать дейст­вительное значение легко наблюдаемых зачатков соматической и душевной любовной жизни детей. Но какое бы решение вы ни приня­ли, твердо держитесь того мнения, что психоаналитик понимает сексуальность в том полном смысле, к которому его приводит оценка инфантильной сексуальности.

Возвратимся еще раз к сексуальному развитию ребенка. Здесь нам придется добавить кое-что, так как до сих пор мы обращали наше внимание больше на соматические, чем на душевные проявле­ния сексуальной жизни. Наш интерес привлекает к себе первичный выбор ребенком объекта, зависящий от его потребности в помощи. Прежде всего объектом любви является то лицо, которое ухажи­вает за ребенком; затем это лицо уступает место родителям. Отно­шение ребенка к своим родителям далеко не свободно от элементов сексуального возбуждения, как это показывают непосредственные наблюдения над детьми и позднейшие психоаналитические иссле­дования взрослых. Ребенок рассматривает обоих родителей, особенно одного из них, как объект своих эротических желаний. Обычно ребенок следует в данном случае побуждению со стороны роди­телей, нежность которых имеет очень ясные, хотя и сдерживаемые в отношении своей цели проявления сексуальности. Отец, как пра­вило, предпочитает дочь, мать — сына; ребенок реагирует на это, желая быть на месте отца, если это мальчик, и на месте матери, если это девочка. Чувства, возникающие при этом между роди­телями и детьми, а также в зависимости от этих последних между братьями и сестрами, бывают не только положительные, нежные, но и отрицательные, враждебные. Возникающий на этом основании комплекс предопределен к скорому вытеснению, но тем не менее он производит со стороны бессознательного очень важное и дли­тельное действие. Мы можем высказать предположение, что этот комплекс с его производными является ядерным комплек­сом всякого невроза, и мы должны быть готовы встретить его не менее действенным и в других областях душевной жизни. Миф о царе Эдипе, который убивает своего отца и женится на своей ма­тери, представляет собой мало измененное проявление инфантиль­ного желания, против которого впоследствии возникает идея ограничения инцеста. В основе создания Шекспиром Гам­лета лежит тот же комплекс инцеста, только лучше скрытый.

В то время, когда ребенком владеет еще не вытесненный ядер­ный комплекс, значительная часть его умственной деятельности посвящена сексуальным вопросам. Он начинает раздумывать, откуда являются дети, и узнает по доступным ему признакам о действи­тельных фактах больше, чем думают родители. Обыкновенно иссле­довательский интерес к вопросам деторождения пробуждается вследствие рождения братца или сестрицы. Интерес этот определяется исключительно боязнью материального ущерба, так как ребенок видит в новорожденном только конкурента. Под влиянием тех част­ных влечений, которыми отличается ребенок, он создает несколь­ко инфантильных сексуальных теорий, в которых обоим полам приписываются одинаковые половые органы, зачатие происходит вследствие приема пищи, а рождение — путем опорож­нения через конец кишечника; совокупление ребенок рассматривает как своего рода враждебный акт, как насилие. Но как раз неза­конченность его собственной сексуальной конституции и пробел в его сведениях, который заключается в незнании о существовании женского полового канала, заставляет ребенка-исследователя пре­кратить свою безуспешную работу. Самый факт этого детского ис­следования, равно как создание различных теорий, оставляют свой след в образовании характера ребенка и дают содержание его будущему невротическому заболеванию.

Совершенно неизбежно и вполне нормально, что ребенок изби­рает объектом своего первого любовного выбора своих родителей. Но его либидо не должно фиксироваться на этих первых объектах, но должно, взяв эти первые объекты за образец, перейти во время окончательного выбора объекта на других лиц. Отход ребенка от родителей должен быть неизбежной задачей для того, чтобы социальному положению ребенка не угрожала опасность. В то время, когда вытеснение ведет к выбору среди частных влечений, и впослед­ствии, когда влияние родителей должно уменьшиться, большие задачи предстоят делу воспитания. Это воспитание, несомненно, ведется в настоящее время не всегда так, как следует.

Уважаемые господа, не думайте, что этим разбором сексуальной жизни и психосексуального развития ребенка мы удалились от психоанализа и от лечения невротических расстройств. Если хотите, психоаналитическое лечение можно определить как продолжение воспитания в смысле устранения инфантильных остатков.

Регрессия и фантазия.— Невроз и искусство.— Перенесение.— Бо­язнь освобождения вытесненного.— Исходы психоаналитической ра­боты.— Вредная степень вытеснения сексуального

Уважаемые дамы и господа! Изучение инфантильной сексуаль­ности и сведение невротических симптомов к эротическим влече­ниям привело нас к некоторым неожиданным формулам относи­тельно сущности и тенденций невротических заболеваний. Мы видим, что люди заболевают, если им нельзя реально удовлетворить свою эротическую потребность вследствие внешних препятствий или вследствие внутреннего недостатка в приспособляемости. Мы видим, что тогда они бегут в болезнь, чтобы с ее помощью найти замещение недостающего удовлетворения. Мы узнали, что в симптомах болезни проявляется часть сексуальной деятельности больного или же вся его сексуальная жизнь. Главная тенденция этих симптомов — отстранение больного от реального мира — яв­ляется, по нашему мнению, самым большим вредом, причиняемым заболеванием. Мы полагаем, что сопротивление наших больных выздоровлению не простое, но слагается из многих мотивов. Про­тив выздоровления не только Я больного, которое не хочет прекра­тить вытеснения, благодаря которым оно выделилось из своего первоначального состояния, но и сексуальные влечения не хотят отказаться от замещающего удовлетворения до тех пор, пока не­известно, даст ли реальный мир что-либо лучшее.

Бегство от неудовлетворяющей действительности в болезнь (мы так называем это состояние вследствие его биологической вредности) никогда не остается для больного без непосредствен­ного выигрыша в отношении удовольствия. Это бегство соверша­ется путем обратного развития (регрессии), путем возвращения к прежним фазам сексуальной жизни, которые в свое время достав­ляли удовлетворение. Эта регрессия, по-видимому, двоякая: во-первых, временная регрессия, состоящая в том, что либидо, эротическая потребность возвращается на прежние ступени раз­вития, и, во-вторых, формальная, состоящая в том, что прояв­ление эротической потребности выражается примитивными перво­начальными средствами. Оба эти вида регрессии направлены, собст­венно, к периоду детства и оба ведут к восстановлению инфантиль­ного состояния половой жизни.

Чем глубже вы проникаете в патогенез нервного заболевания, тем яснее становится для вас связь неврозов с другими продук­тами человеческой душевной жизни, даже с самыми значимыми. Не забывайте того, что мы, люди с высокими требованиями нашей культуры и находящиеся под давлением наших внутренних вытес­нении, находим действительность вообще неудовлетворительной и потому ведем жизнь в мире фантазий, в котором мы стараемся сгладить недостатки реального мира, воображая себе исполнение наших желаний. В этих фантазиях воплощается много настоящих конституциональных свойств личности и много вытесненных стрем­лений. Энергичный и пользующийся успехом человек — это тот, которому удается благодаря работе воплощать свои фантазии-же­лания в действительность. Где это не удается, вследствие препят­ствий со стороны внешнего мира и вследствие слабости самого индивидуума, там наступает отход от действительности, индиви­дуум уходит в свой более удовлетворяющий его фантастический мир. В случае заболевания это содержание фантастического мира выражается в симптомах. При известных благоприятных условиях субъекту еще удается найти, исходя от своих фантазий, другой путь в реальный мир вместо того, чтобы уйти от этого реального мира. Ес­ли враждебная действительности личность обладает психологически еще загадочным для нас художественным дарованием, она может выражать свои фантазии не симптомами болезни, а художествен­ными творениями, избегая этим невроза и возвращаясь таким обходным путем к действительности1. Там же, где при существую­щем несогласии с реальным миром нет этого драгоценного дарова­ния или оно недостаточно, там неизбежно либидо, следуя самому происхождению фантазии, приходит путем регрессии к воскрешению инфантильных желаний, а следовательно, к неврозу. Невроз заменяет в наше время монастырь, в который обычно удалялись все те, ко­торые разочаровывались в жизни или которые чувствовали себя слишком слабыми для жизни.

Позвольте мне здесь привести главный результат, к которому мы пришли на основании нашего психоаналитического исследо­вания: неврозы не имеют какого-либо им только свойственного со­держания, которого мы не могли бы найти и у здорового, или, как выразился К- Г. Юнг, невротики страдают теми же самыми комплек­сами, с которыми ведем борьбу и мы, здоровые люди. Все зависит от количественных отношений, от взаимоотношений борющихся сил, к чему приведет борьба: к здоровью, к неврозу или к компен­сирующему высшему творчеству.

Уважаемые дамы и господа! Я еще не сообщил вам самого важ­ного, опытом добытого факта, который подтверждает наше положе­ние о сексуальности как движущей силе невроза. Всякий раз, когда мы исследуем невротика психоаналитически, у последнего наблю­дается неприятное явление перенесения, т. е. больной переносит на врача целую массу нежных и очень часто смешанных с враждеб­ностью стремлений. Это не вызывается какими-либо реальными отношениями и должно быть отнесено на основании всех деталей появления к давним, сделавшимся бессознательными фантазиям-желаниям. Ту часть своей чувственной жизни, которую больной не может более вспомнить, он снова переживает в своем отношении к врачу, и только благодаря такому переживанию в перенесении он убеждается в существовании и в могуществе этих бессознатель­ных сексуальных стремлений. Симптомы, представляющие собой — воспользуемся сравнением из химии — осадки прежних любовных (в широком смысле слова) переживаний, могут быть растворены только при высокой температуре переживаний перенесения и тогда только переведены в другие психические продукты. Врач играет роль каталитического фермента при этой реакции, по прекрасному выра­жению Ференци2, того фермента, который на время притягивает к себе освобождающиеся аффекты. Изучение перенесения может дать вам также ключ к пониманию гипнотического внушения, ко­торым мы вначале пользовались как техническим средством для исследования психического бессознательного у наших больных. Гип­ноз оказался тогда терапевтическим средством, но в то же время он препятствовал научному пониманию положения дел, так как хотя гипноз и устранял в известной области психические сопро-

тивления, однако на границе этой области он возвышал их валом, через который нельзя было перейти. Не думайте, что явление пе­ренесения, о котором я, к сожалению, могу вам сказать здесь очень мало, создается под влиянием психоанализа. Перенесение наступает при всех человеческих отношениях, так же как в отно­шениях больного к врачу, самопроизвольно; оно повсюду являет­ся истинным носителем терапевтического влияния, и оно действует тем сильнее, чем менее мы догадываемся о его наличии. Психо­анализ, следовательно, не создает перенесения, а только откры­вает его сознанию и овладевает им, чтобы направить психичес­кие процессы к желательной цели. Я не могу оставить эту тему без того, чтобы не указать, что явление перенесения играет роль не только при убеждении больного, но также и при убеждении врачей. Я знаю, что все мои приверженцы убедились в справед­ливости моих положений благодаря наблюдениям явления перене­сения, и вполне понимаю, что убежденность в своем мнении нельзя приобрести без того, чтобы не проделать самому несколько психоана­лизов и не иметь возможности на самом себе испытать действие перенесения.