Совесть — «другая сторона» долга

Совесть вполне правомерно назвать другой стороной долга, еще более личностным и сильным «внутренним голосом» нравственного действия. Совесть — это способность к активному самосознанию, са­мооценке личного отношения к окружающему, к действующим в обще­стве нравственным нормам. Это чуткий индикатор, определяющий соответствие индивидуального поведения личности высшим мораль­ным предписаниям — божественным и человеческим. Это сознание и чувство моральной ответственности человека за свое поведение, слу­жащие ему руководством в выборе поступков и источником такой ли­нии жизненного поведения, которая характеризуется определенной цельностью и устойчивостью. Именно поэтому совесть и выполняет функцию внутреннего регулятора, свойственную морали в целом.

В качестве такого регулятора она действует, во-первых, как побу­дитель, направляя нас на соблюдение нравственных требований, соз­давая некоторую положительную психологическую установку; во-вто­рых, она может действовать как запрещающий, останавливающий фактор, заранее осуждая нас за предполагаемый выбор, за намечаемое поведение; в-третьих, совесть может говорить в нас во время дейст­вия, корректируя его; в-четвертых, она всегда несет в себе моральную оценку наших поступков, вызывая соответствующие нравственные переживания. Последнее обстоятельство особенно важно. Совесть формируется на основе моральных требований среды и отражает их объективный характер. Но она, прежде всего, личностная оценка фактов, выраже­ние нашего субъективного отношения к морально оцениваемому явлению. Л. Фейербах писал: «Голос моей совести — лишь эхо болезненного крика человека, который, обижая другого, обижает самого себя» Понятие со­вести он теснейшим образом связывал с состраданием. Он был убежден, что совесть есть не что иное, как сострадание, но обостренное сознанием того, что ты и есть виновник страдания другого. «Тот, кто не имеет стремления к счастью, не знает и не чувствует, что такое несчастье, сле­довательно, не имеет никакого сострадания к несчастным; а кто не ощу­щает удвоенного, обострившегося и увеличивавшегося страдания в том случае, если он сознает, что сделал другого несчастным, тот не имеет со­вести», — считал он.

Иначе видит природу совести 3. Фрейд. Он обращается к легенде, соглас­но которой в далеком прошлом над первобытной ордой возвышался отец-тиран, не знавший ограничений в удовлетворении инстинкта сладо­страстия. Однажды его сыновья, взбунтовавшись, разрывают отца на кус­ки и пожирают их, поглотив одновременно и часть его грозной личности, которая в течение всей их дальнейшей жизни внимательно следит за ними и порождает в них чувство вины. Развитие каждого человека в миниатюре повторяет этот сюжет. Поэтому конфликт между бессознательными вле­чениями и моральными запретами обрамляет, по Фрейду, всю жизнь че­ловека, получая выход в смутной неудовлетворенности, страдании и стра­хе. При этом человек даже не осознает, чего он боится. Все это выливается в невроз, который проявляется в угрызениях совести, меланхолии или же­лании покончить с собой. Совесть, таким образом, расценивается Фрейдом как особый вид невроза, как ярмо, превращающее человеческую жизнь в цепь мук и страданий.

Гуманистическая этика оценивает природу совести не так мрачно. Рассматривая ее в более широком контексте человеческих отноше­ний, она устанавливает органическую связь совести с понятиями дол­га и ответственности, а через них — с добром и злом.