Гипотеза лингвистической относительности

Признаваемая лингвистами функциональная общность есте­ственных языков (все языки выступают средством общения и уча­ствуют в осуществлении мышления в процессе внутренней речи) совмещается с наличием в языках существенного различия как в структуре словаря, так и в грамматическом строе. Эти различия не могут быть объяснены только разным происхождением язы­ков, потому что обнаруживаются и в генетически родственных системах.

Так, в некоторых языках отмечены факты большой специализации знаний их носителей в отдельных обла­стях:

· в эскимосском языке имеется несколько названий для моржа, «пребывающего в разных состояниях»: аргуг'ак' — морж, плывущий к западу, каврык — 'морж, плывущий к северу', эхлък — 'морж питающийся', кавалыграк — 'морж, спящий на воде'; общего же названия «морж» нет.

· в эскимосском языке имеются особые лексемы для названия снега, лежащего на земле, — aput, падающего снега — qana, снега, уносимого ветром, — piqsirpoq, сугроба — qimuqsuq.

· в языках многих народов Севера не различаются оттенки красного и зеленого цветов, зато много оттенков белого (десятки названий). А у африканской народности баса (Уганда) существуют только два слова для называния цветов: ziza — все теплые тона, hu — холодные.

Семантические расхождения проявляются в структуре значе­ния и составе лексико-семантических полей: в количестве еди­ниц, включенных в это поле, в количестве и типах оппозиций систем.

Классик американской этнологии Ф. Боас отмечал, что «языки различаются не только по характеру составляющих их фонетиче­ских элементов и групп звуков, но и группами идей, находящих выражение в фиксированных фонетических группах» [19]. Он предположил, что подобные различияобусловлены тем, что «в умах различных рас обнаружи­ваются различия организации, так что законы умственной дея­тельности могут оказаться неодинаковыми для всех умов». Однако «характерные умственные признаки человека в главных чертах одинаковы во всем мире» [20].

На основании приведенных фактов можно сделать следующие предположения:

· типы языков могут быть обусловлены различием в характере мышления народов;

· типы языков — это последовательные структурные ступени развития языка, возникшие в связи с исторической сменой типов мышления;

· язык, как и другие знаковые системы, представляет собой определенную модель мира, и характер (тип) языка определяет характер мышления и отражения действительности.

Последнее положение послужило основанием для возникновения так называемой гипотезы языковой относительности. Еще в трудах В. фон Гумбольдта проводилась мысль о том, что «язык … заложен в самой природе человека и необхо­дим для развития его духовных сил и формирования мировоззре­ния»[21]. В. фон Гумбольдт считал исследование обратного воздействия различных языков на духовное развитие «способом поднять сравнительное языковеде­ние на высшую и конечную ступень»[22].

В XX в. лингвофилософское наследие Гумбольдта получило развитие как в европейской лингвистике, так и в американском языкознании и, в частности, в трудах лингви­ста и этнографа Э. Сепира и его ученика Б. Уорфа. Теоретическая концепция этих ученых получила в отечественной языковедче­ской традиции название гипотезы лингвистической относитель­ности. В американской традиции различают гипотезу лингви­стической обусловленности (Б.Уорф), гласящую, что мышление людей определяется языковыми категориями, и гипотезу линг­вистической относительности как ее «более слабый вариант», утверждающий, что разница в языках вызывает различие в мыш­лении говорящих на этих языках [23].

Э.Сепир исходит из того, что «люди … в значительной степени … находятся и во власти того конкретного языка, который стал средством выражения в данном обществе» [24]. Даже сравнительно простой акт восприятия действительности оп­ределяется действием слов - «социальных шаблонов»: «Мы ви­дим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычка­ми нашего общества».

Изучая языки американских аборигенов, Э.Сепир об­ратил внимание на то, что носители разных языков фиксируют в языковых единицах разные аспекты действительности. Так, анг­личане учитывают отношение между временем, когда происходит событие, и моментом речи (это выражается в грамматической кате­гории времени, которая представляется в языке определенными аффиксами). А носители языка винту учитывают, был ли говоря­щий очевидцем событий или знает о них с чужих слов.

Б.Уорф абсолютизировал приведенное высказывание Э.Сепи­ра: «Мы расчле­няем природу в направлении, предсказанном нашим родным язы­ком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а значит, в основном, — языковой системой, храня­щейся в нашем сознании. Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в основном потому, что мы участники соглашения, предписывающего подоб­ную систематизацию. Это соглашение имеет силу для определен­ного языкового коллектива и закреплено в системе моделей на­шего языка» [25]. Следовательно, люди, говорящие на разных языках, познают мир по-разному, создают различные картины мира.

Этот тезис Б. Уорф подкрепляет сравнительным анализом ряда грамматических категорий английского, французского, немецко­го языков и языка хопи. Анализ временных форм глаголов, языкового обозначения периодизации времени, дли­тельности, интенсивности и направленности движения позво­ляет ученому сделать вывод о влиянии структуры естественного языка на систему представлений человека о действительности. Таким образом, язык, по Б. Уорфу, уста­навливает нормы мышления, определяет закономерности станов­ления логических категорий, направляет общественную и инди­видуальную жизнь человека, детерминирует формы культуры.

Будь Ньютон индейцем хопи, считает Уорф, он открыл бы совершенно другие физические законы, обусловленные другим языком. «Мы сталкиваемся, — писал он, — таким образом с новым принципом относитель­ности, который гласит, что сходные физические явления по­зволяют создать сходную картину Вселенной только при сход­стве или по крайней мере при соотносительности языковых систем».[26]

Основные положения гипотезы Сепира—Уорфа близки индо­европейскому неогумбольдтианству (Й.Л.Вайсгербер, Г. Гольц, Г. Ипсен, П.Гартман). Язык рассматривается в рамках этого на­правления как некий промежуточный мир (Wirktichkeit, Zwischen-welf) между объективной действительностью и сознанием. Мыш­ление каждого народа, по мнению неогумбольдтианцев, имеет на­циональный характер и определяется имманентным развитием языка. Так, Й.Л.Вайсгербер утверждает, что язык — «первичная действительность», а человек, по существу, познает не действи­тельность, а язык, носителем которого он является. Поэтому все классификации вещей, про­веденные с помощью языка, произвольны, т. е. не связаны с «ре­альными признаками» вещей.

Гипотеза Сепира—Уорфа привлекла внимание многих лингвистов, философов, психологов и этнографов. Мнения их резко разделились. Многие ученые полагают, что направление познавательной деятельности человека определяется не языком, а практикой социально-экономического и природного существования. Это подтверждается естественным изменением языков.

Во вьетнамском языке все оттенки синего и зеленого цветов на­зываются одним словом — хапк. Но в реальной практике вьет­намцы различают эти цвета, т.е. восприятие и использо­вание цвета в практической деятельности не связаны семантикой языка — она становится определяющей в процессе речевой ре­презентации практического опыта.

Содержание сознания не сводится к набору значений и грам­матических категорий, зафиксированных языком. Это подтверж­дается тем, что зачастую люди оперируют не вполне определен­ными или неполными, «размытыми» понятиями («протопонятиями»). Протопонятия и невербальные средства коммуникации составляют фундамент разумной деятельности, без которого не может быть сформирован язык (И.Н.Горелов) [27].

Вместе с этим нельзя отрицать организующей, классифициру­ющей роли языка в познании действительности, того, что задава­емые языком мыслительные структуры так или иначе влияют на характер процесса познания. Язык отчасти определяет наше восприятие мира, его категоризацию, картину мира в целом [28].

По мнению С.Пинкера, люди думают не на английском, китайском или языке апачей, а на специфическом «языке» мысли, «мыслекоде»; знание языка, таким образом, означает знание того, как можно переве­сти мыслекод в словесные оболочки, и наоборот. С. Пинкер под­черкивает: «...мы обычно запоминаем смысл, а не сами слова... смысл не то же самое, что набор слов. И если бы мысли зависели от слов, как вообще можно было создавать новые слова? Как бы ребенок мог выучить свое самое первое слово? Как бы существо­вала возможность перевода с одного языка на другой?» [29]. Между языком и мышлением нельзя установить одно­сторонней зависимости.

Бертран Рас­сел: собака, может, и не способна сказать вам, что ее родители были существами достойными, хотя и бедными, но может ли кто-нибудь заключить на основании этого, что собака лишена сознания?

По мнению А.Т.Хроленко, гипотезу Сепира—Уорфа следует признать ошибочной в принципе, так как её сторонники не различают содержание мышления и технику мышления. Язык влияет лишь на технику мышления, а не на его содержание [30].

Сторонники гипотезы Сепира—Уорфа обычно прибегают к такому аргументу: в одном языке есть слово, обозначающее то или иное понятие, а в другом нет, или одно и то же понятие по-разному представлено в разных языках.

· в английском языке есть два слова для понятия, обозначаемого в русском язы­ке одним словом: stairs «лестница внутри» и ladder «лестница наружная», или butter «масло сливочное» и oil «масло техничес­кое».

· в русском языке земляника и клубника - англ. strawberry; приносить, привозить, приводить равно единствен­ному английскому слову bring.

Особенно часто прибегают к сло­вам, обозначающим цвета спектра. В ряде языков нет отдель­ных слов для голубого или синего цвета, синего или зеленого. Отсюда делается вывод, что носители данных языков не вос­принимают соответствующего цвета. Но понятия могут обозначаться не одним словом, но и словосочетанием, а также метафорически.

В ан­глийском языке палец на руке или ноге обозначается разны­ми словами: finger и toe. В русском языке только одно слово палец, но это не значит, что русские не различают пальцы рук или ног. Просто они дифференцируют их при помощи сло­восочетаний палец руки (= finger) и палец ноги (= toe).

Логическая и языковая картины мира диалектически свя­заны. В этом единстве определяющую роль играет логичес­кая картина мира, а лингвистическая находится с ней в отно­шении дополнительности. Согласно принципу дополнитель­ности, «вне зависимости от того, на каком языке люди выражают свои мысли, в их сознании возникает одинаковая логическая модель действительности. Однако эта модель не единственная, исчерпывающая наше познание об окружаю­щем мире. Благодаря языковым факторам мы получаем до­полнительную информацию, уточняющую логическую мо­дель и даже иногда вступающую в противоречие с этой моде­лью. Эта дополнительная информация и зависит от природы и структуры языка, поэтому люди иногда могут по-разному воспринимать действительность, и лишь постольку, посколь­ку языковое восприятие может иметь воздействие на позна­ние окружающего мира» [31].

Теория лингвистической относительности стимулирова­ла появление такой интересной и перспективной области зна­ния, как этнопсихолингвистика, которая изучает влияние различных языков на познавательную деятельность их носи­телей, неидентичность «членения» действительности в раз­личных языках, влияние языка на поведение людей через об­разцы деятельности, категоризованные в вербальной форме и существующие в виде мыслительных операций.