Говард Лавкрафт. Хребты безумия 3 страница

IV

Мне трудно вернуться даже мысленно в лагерь Лейка, я делаю это сбольшой неохотой, но надо наконец откровенно рассказать; что же мы вдействительности увидели там, а потом и далее -- за Хребтами Безумия. Ловлюсебя на постоянном искушении -- хочется опускать детали, не делать четкихвыводов, говорить не прямо, а намеками, Думаю, я и так уже многое сказал,теперь нужно только заполнить лакуны. Главное -- ужас, который охватил нас влагере. Я уже рассказывал о сокрушенных ветром скалах, развороченныхукрытиях, приведенных в негодность машинах, странном беспокойстве собак,пропавших санях, смерти наших людей и собак, исчезновении Гедни, шестиненормально захороненных тварях, обладавших необычно плотным строениемткани, особенно если учесть, что они пролежали сорок миллионов лет в земле.Не помню, упоминал ли я о том, что мы недосчитались одного собачьего трупа.Скоро все позабыли об этом, кроме меня и Денфорта. Основное, что я стремился утаить, касалось вида трупов и еще несколькихделикатных вещей, которые, возможно, могли приоткрыть ужасную завесу тайны идать объяснение, казалось бы, бессвязным и непостижимым событиям. Сразупосле трагедии я как мог старался отвлечь внимание своих товарищей от всехэтих несоответствий -- было проще, да и естественней, приписать всестихийной вспышке безумия в лагере Лейка. Эти чертовы горы могли хоть когосвести с ума, особенно здесь -- в самом таинственном и пустынном месте наЗемле. Вид трупов, и человечьих и собачьих, приводил в недоумение. Казалось,они погибли в борьбе, защищаясь от дьявольски жестокого нападения неведомыхврагов, искалечивших и искромсавших их тела. Насколько мы могли судить, всеони были либо задушены, либо разорваны на куски. Началось все, очевидно, ссобак, вырвавшихся из ненадежного загончика, который пришлось городить нанекотором расстоянии от лагеря из-за патологической неприязни животных кзагадочным древним организмам. Однако все предосторожности оказалисьтщетными. Оставшись одни, они при первых яростных порывах ураганного ветраразнесли это хилое убежище -- то ли их испугал ветер, то ли растревожилисточаемый кошмарными тварями едкий запах. Но так или иначе, а зрелище было премерзким. Придется мне превозмочьотвращение и брезгливость и открыть наконец самое худшее, при этом заявивкатегорически, что сгинувший Гедни ни в коем случае не повинен в чудовищномзлодеянии. Это наше с Денфортом глубокое убеждение, обоснованное на фактах изаконах дедукции. Я уже говорил о том, что трупы были страшно изуродованы.Добавлю, что у некоторых вспороли животы и вытащили внутренности. Визощренной жестокости поступка было нечто нечеловеческое. Так обошлись нетолько с людьми, но и с собаками. С расчетливостью мясника у самых крупных издоровых двуногих и четвероногих существ вырезали основательные куски плоти.Рассыпанная вокруг соль, похищенная из продуктовых запасов, хранившихся насамолетах, наводила на страшные подозрения. Весь этот кошмар мы обнаружили водном из временных ангаров -- самолет из него был, по-видимому, перед темвытащен. Ни одно разумное объяснение этой трагедии не приходило на ум, темболее что пронесшийся ветер, возможно, уничтожил следы, которые могли быпролить свет на загадку. Не вносили ясность и найденные клочки одежды, грубосорванной с человеческих тел. Правда, в одном углу, менее другихпострадавшем от урагана, мы увидели на снегу слабые отпечатки, но то былисовсем не человеческие следы -- скорее уж они напоминали те доисторическиеотпечатки, о которых так много говорил в последнее время бедняга Лейк.Впрочем, вблизи этих мрачных Хребтов Безумия всякое могло померещиться. Как я уже говорил, вскоре выяснилось, что Гедни и одна из собакбесследно пропали. В убежище, где разыгралась жуткая трагедия, мынедосчитались двух человек и двух собак, но когда, осмотрев чудовищныемогилы, перешли в чудом сохранившуюся палатку, где Лейк проводил вскрытие,кое-что прояснилось. Здесь мы обнаружили перемены: внутренностидоисторической твари исчезли с импровизированного стола. Все сопоставив, мыпришли к выводу, что одной из столь ненормально погребенных шести тварей,той, от которой шел особенно невыносимый запах, была как раз препарированнаяЛейком особь. На лабораторном столе и вокруг него теперь лежало нечто иное,и нам не понадобилось много времени, чтобы понять: то были неумелорассеченные трупы -- мужчины и собаки. Щадя чувства родственников, я неназову имя несчастного. Инструменты Лейка пропали, но остались следы того,что их пытались стерилизовать. Газолиновая горелка также исчезла, а рядом сместом, где она стояла, валялась куча обгоревших спичек. Мы захоронилинашего расчлененного товарища вместе с десятью другими трупами, а останкинесчастной собаки -- с тридцатью пятью погибшими животными. Что касаетсянепонятных пятен на лабораторном столе и на валявшихся рядомиллюстрированных книгах, то здесь мы терялись в догадках, не зная, что иподумать. Собственно, самое страшное я уже поведал, но настораживали и другиевещи. Мы не могли объяснить исчезновения Гедни, собаки, восьми цельных,найденных Лейком, организмов, трех саней, инструментов, многихиллюстрированных научных книг и книг по технике, записей и отчетов,электрических фонариков и батареек, пищи и горючего, нагревательныхприборов, запасных палаток, меховых курток и прочих вещей. Приводили внедоумение и расплывшиеся пятна на книжных листах, и характер поломок вавиационной и бурильной технике -- словно из-за неумелого обращения. Собаки,казалось, питали нескрываемое отвращение к этим испорченным машинам. Вместе, где хранилась провизия, также царил полный беспорядок, некоторыепродукты питания отсутствовали вовсе; неприятно поражало и множествосваленных в кучу консервных банок, вскрытых кое-как и совсем не в техместах, которые для этого предназначались. Осталось загадкой и то, зачемпонадобилось разбрасывать повсюду спички -- использованные, поломанные, а тои совсем целые; приводили также в недоумение странные разрывы на двух илитрех палатках и меховых куртках -- будто их неумело приспосабливали длякаких-то непонятных целей. Полное пренебрежение к трупам людей и собак, в товремя как останки древних тварей были похоронены, хоть и весьма страннымобразом, тоже вписывалось в картину повального безумия. На всякий случай мытщательно сфотографировали эти наглядные признаки охватившего лагерьпомешательства и теперь обязательно предъявим их, чтобы предотвратитьотправку экспедиции Старкуэтера-Мура. Обнаружив в укрытии растерзанные тела людей, мы затем сфотографировалии разрыли ряд диковинных могил -- пятиконечных снежных холмиков. Нам сразуже бросилось в глаза сходство странных композиций из точек, нанесенных наледяные плиты поверх этих жутких могил с узорами на чудных зеленых камнях, окоторых говорил бедняга Лейк. Когда же мы выискали эти камни среди прочихминералов, то еще раз убедились, что он был прав. Тут нужно внести ясность:камни неприятнейшим образом напоминали звездчатые головы древних тварей, имы все согласились, что это сходство могло сыграть роковую роль,подействовав на возбужденное воображение смертельно уставших людей Лейка. Сумасшествие -- вот единственное объяснение, которое приходило на ум,во всяком случае, единственное, которое произносилось вслух. Гедни находилсяпод особым подозрением -- ведь только он мог остаться в живых. Впрочем, я ненастолько наивен, чтобы не предположить, что у каждого из нас были другиеобъяснения случившегося, но они казались нам слишком уж фантастическими, издравый смысл удерживал нас от попыток четко их сформулировать. Днем Шерман,Пэбоди и Мактай совершили продолжительный полет над окрестностями, тщетнопытаясь отыскать следы Гедни или что-нибудь из пропавших вещей. Вернувшись,они сообщили, что гигантские горы, похоже, тянутся бесконечно далеко ивправо, и влево, не снижаясь и сохраняя единую структуру. На некоторых пикахправильные кубы и нечто, напоминавшее крепостные залы, вырисовывались четче,чем на прочих, усиливая сходство с изображенными на картинах Рериха руинамив горах Азии. Что касается загадочных отверстий -- возможных входов впещеры, то они распределялись довольно равномерно на свободных от снегатемных вершинах. Несмотря на ниспосланные тяжелые испытания, в нас не угасала научнаялюбознательность и томил один и тот же вопрос: что же таится там, затаинственными горными хребтами? В полночь, после кошмарного дня, полногонеразрешимых загадок, мы сообщили по радио, избегая подробностей, что хотимнаконец отдохнуть. На следующее утро было намечено совершить один илинесколько разведывательных полетов через 'хребты -- налегке, прихватив ссобой только геологические инструменты и аэрокамеру. Первыми готовилисьлететь мы с Денфортом, поэтому в семь утра были уже на ногах, но из-засильного ветра полет пришлось перенести на девять, о чем мы опять-такиповедали в краткой сводке по радио. Я уже не раз повторял ту неопределенно-уклончивую информацию, которой,вернувшись спустя шестнадцать часов, мы поделились со своими оставшимися влагере товарищами, а также с остальными, ждущими наших сообщений вдалеке.Теперь же должен выполнить свой тягостный долг и заполнить наконецоставленные мной из чувства человеколюбия лакуны, рассказав хотя бы частьтого, что увидели мы в действительности по другую сторону адских хребтов ичто привело Денфорта к последующему нервному срыву. Хотелось, чтобы иДенфорт чистосердечно поведал о том, что, по его убеждению, он видел (хотяне исключена возможность галлюцинации) и что, допускаю, и привело его кнастоящему жалкому состоянию. Но он отказался наотрез. Могу лишьвоспроизвести на бумаге его бессвязный лепет по поводу зрелища, из-закоторого он непрерывно вопил в течение всего обратного полета, когда насболтал разыгравшийся не на шутку ветер. Впрочем, и остального, увиденногонами вместе, хватило бы, чтобы свести кого угодно с ума. Об этом я сейчас иповедаю. Если рассказ о доживших до нашего времени жутких монстрах, накоторый я решился, чтобы удержать безумцев от путешествия в центральнуючасть Антарктики или хотя бы от желания проникнуть в недра этого бескрайнегоматерика, полного неразгаданных тайн и несущего печать векового проклятияпустынных просторов, в которых нет ничего человеческого, если этот рассказне остановит их -- ну что ж, тогда, по крайней мере, я не буду в ответе зачудовищные и непредсказуемые последствия. Изучив записи, сделанные Пэбоди во время его дневного полета, сверив ихс показаниями секстанта, мы с Денфортом вычислили, что самое подходящееместо для перелета через горы находится правее лагеря, высота хребта тамминимальная -- двадцать три или двадцать четыре тысячи футов над уровнемморя. Все же мы полностью разгрузили самолет. Лагерь наш находился впредгорьях, достигавших и так приблизительно двенадцать тысяч футов, поэтомуфактически нам нужно было подняться не на такую уж большую высоту. Тем неменее, взлетев, мы остро почувствовали нехватку воздуха и мучительный холод:из-за плохой видимости пришлось оставить иллюминаторы открытыми. Вряд листоит говорить о том, что мы натянули на себя из одежды все, что смогли. Приближаясь к мрачным вершинам, грозно темневшим над снежной линией,отделявшей обнаженную породу от вечных льдов, мы замечали все большееколичество прилепившихся к горным склонам геометрически правильныхконструкций и в очередной раз вспоминали загадочные картины Николая Рерихаиз его азиатской серии. Вид выветрившихся древних пород полностьюсоответствовал описаниям Лейка: скорей всего эти гиганты точно так жевысились здесь и в исключительно давние времена -- более пятидесятимиллионов лет назад. Гадать, насколько выше они были тогда, представлялосьбессмысленным, хотя по всем приметам некие особые атмосферные условия в этомтаинственном районе препятствовали переменам, сдерживая обычный процессразрушения горных пород. Волновали и дразнили наше воображение скорее уж все эти правильнойформы кубы, пещеры и крепостные валы. Денфорт вел самолет, а я рассматривалих в бинокль, то и дело щелкая аэрокамерой и иногда замещая у руля своеготоварища, чтобы дать и ему возможность полюбоваться в бинокль на все этидиковины. Впрочем, ненадолго, ибо мое искусство пилотирования оставляложелать лучшего. Мы уже поняли, что странные композиции состояли по большейчасти из легкого архейского кварцита, которого больше нигде вокруг не было,а удивительная равномерность их чередования пугала и настораживала нас, каки беднягу Лейка. Все прочее, сказанное им, тоже оказалось правдой: края этих каменныхфигур за долгие годы искрошились и закруглились, но исключительная прочностькамня помогла ему выстоять. Нижние, примыкающие к склону части кубовказались схожими с породами хребтов. Все вместе это напоминало развалиныМачу Пикчу в Андах или крепостные стены Киша, обнаруженные археологическойэкспедицией Оксфордского музея под открытым небом. Нам с Денфортом несколькораз почудилось, что все эти конструкции состоят из отдельных гигантскихглыб, то же самое померещилось и Кэрроллу, сопровождавшему Лейка в полете.Какое объяснение можно дать этому, я не понимал и чувствовал себя как геологпосрамленным. Вулканические породы часто принимают необычные формы, стоит вспомнитьхотя бы знаменитую Дорогу Великанов в Ирландии, но здесь-то, несмотря напервоначальное предположение Лейка о наличии в горной цепи вулканов, былонечто другое. Необычные пещеры, рядом с которыми группировались эти диковинныекаменные образования, казались не меньшей загадкой -- слишком уж правильнойформы были отверстия. Чаще всего они представляли собой квадрат или полукруг(что соответствовало сообщению Лейка), как если бы чья-то волшебная рукапридала этим естественным входам более законченную симметричную форму. Ихнасчитывалось на удивление много, видимо, весь известняковый слой был здесьпронизан подземными туннелями. Хотя недра пещер оставались недоступными длянаших биноклей, но у самого их входа мы кое-что могли рассмотреть, но незаметили там ни сталактитов, ни сталагмитов. Горная поверхность вблизи пещербыла необычно ровной и гладкой, а Денфорту чудилось, что небольшие М а ч у - П и к ч у -- город-крепость инков ХIV -- ХV вв. Киш -- центр одного из древнейших месопотамских государств (ХХVIII в дон. э.). трещины и углубления складывались в непонятный узор. Немудрено, чтопосле пережитых в лагере потрясений узор этот смутно напомнил ему странныйточечный рисунок на зеленоватых камнях, воспроизведенный безумцами накошмарных ледяных надгробиях шести чудовищных тварей. Мы медленно набирали высоту, готовясь перелететь через горы в томместе, которое казалось относительно ниже остального хребта. Время отвремени поглядывая вниз, мы прикидывали, смогли бы покорить это ледовоепространство, если бы у нас было не новейшее снаряжение, а то, чтоприменялось раньше. К нашему удивлению, подъем не отличался особойкрутизной; встречались, конечно, расселины и прочие трудные места, но все жесани Скотта, Шеклтона или Амундсена, без сомнения, прошли бы здесь. Ледникиподступали к открытым всем ветрам перевалам -- оказавшись над нашим, мыубедились, что и он не был исключением. Трудно описать волнение, с которым мы ожидали встречи с неведомым миромпо другую сторону хребтов, хотя не было никаких оснований полагать, что онсущественно отличается от остального континента. Но какая-то мрачная,гнетущая тайна чудилась в этих горах, в манящей переливчатой глубине небамежду вершинами -- это ощущение невозможно передать на бумаге, оно слишкомнеопределенно и зыбко. Дело здесь, видимо, заключалось в эстетическихассоциациях, в налете психологического символизма, вспоминались экзотическаяпоэзия и живопись, в подсознании всплывали древние миры из потаенных книг.Даже в завываниях ветра слышалась некая злобная воля; порой нам казалось,что этот вой сопровождается какой-то дикой музыкой -- то ли свистом, то литрубными звуками,-- так случалось, когда ветер забирался в многочисленныегулкие пещеры. Звуки эти вызывали у нас какое-то неосознанное отвращение --сложное, необъяснимое чувство, которое возникает, когда сталкиваешься счем-то порочным. Мы немного снизили высоту и теперь летели, согласно показанияманероида, на высоте 23 570 футов -- район вечных снегов остался внизу. Вышенас чернели только голые скалистые вершины, облепленные загадочными кубами икрепостными валами и продырявленные поющими пещерами,-- все это создавалоощущение чего-то ненатурального, фантастического, иллюзорного; отсюданачинали свой путь и остроконечные ледники. Вглядываясь в высоченные пики,я, кажется, видел тот, упомянутый несчастным Лейком, на вершине которого емупомерещился крепостной вал. Пик этот был почти полностью затянут особымантарктическим туманом -- Лейк принял его за признаки вулканическойактивности. А перед нами лежал перевал, и ветер, завывая, проносился меж егонеровных и мрачно насупленных каменных стен. Дальше простиралось небо, понему, освещенному низким полярным солнцем, ползли кудрявые облачка. Внизу женаходился тот неведомый мир, который еще не удавалось лицезреть смертному. Еще немного -- и он откроется перед нами. Заглушая все вокруг, сяростным воем несся через перевал ветер, в его реве, усиливавшемся шумоммотора, можно было расслышать разве что крик, и потому мы с Денфортомобменялись лишь красноречивым взглядом. Но вот последние футы позади -- иперед нами неожиданно как бы распахнулись двери в древний и абсолютно чужоймир, таящий множество нераскрытых секретов.

V

Думаю, в этот момент мы оба одновременно издали крик, в которомсмешалось все -- восторг, удивление, ужас и недоверие. Конечно, у насимелись кое-какие познания, умерявшие наши чувства. Можно было, например,вспомнить причудливую природную форму камней Сада Богов в Колорадо илиудивительную симметричность отполированных ветром скал Аризонской пустыни.Или принять открывшееся зрелище за мираж, вроде того, что созерцали прошлымутром, подлетая к Хребтам Безумия. Надо было непременно опереться на что-тоизвестное, привычное, чтобы не лишиться рассудка при виде бескрайней ледянойпустыни, на которой сохранились следы разрушительных ураганов, и кажущегосятакже бесконечным грандиозного, геометрически правильного каменноголабиринта со своей внутренней ритмикой, вздымающего свои вершины,испещренные трещинами и впадинами, над вечными снегами. Снежный покровздесь, кстати, был не более сорока -- пятидесяти футов, а кое-где и тогоменьше. Невозможно передать словами впечатление от кошмарного зрелища -- ведьздесь, не иначе как по наущению дьявола, оказались порушенными все законыприроды. На этом древнем плоскогорье, вознесенном а высоту двадцати тысячфутов над уровнем моря, с климатам, непригодным для всего живого еще запятьсот тысяч лет до появления человека, на всем протяжении этой ледянойравнины высились -- как бы ни хотелось, в целях сохранения рассудка, списатьвсе на обман зрения -- каменные джунгли явно искусственного происхождения. Аведь раньше мы даже и мысли не допускали, что все эти кубы и крепостные валымогут быть сотворены отнюдь не природой. Да и как допустить, если человек вте времена, когда материк сковал вечный холод, еще мало чем отличался отобезьяны? Но теперь власть разума основательно поколебалась: гигантский лабиринтиз квадратных, округлых и прямоугольных каменных глыб давал недвусмысленноепредставление о своей подлинной природе. Это был, несомненно, тот самыйдьявольский город-мираж, только теперь он раскинулся перед нами какобъективная, неотвратимая реальность. Выходит, проклятое наваждение имелопод собой материальное основание: отражаясь в облаках ледяной пыли, этотдоисторический каменный монстр посылал свой образ через горный хребет.Призрачный фантом, конечно, нес в себе некоторые преувеличения и искажения,отличаясь от первоисточника, и все же реальность показалась нам кудастрашнее и опасней грезы. Только колоссальная, нечеловеческая плотность массивных каменных башени крепостных стен уберегла от гибели это жуткое творение, которое сотнитысяч -- а может, и миллионов -- лет дремало здесь, посередине ледяногобезмолвия. "Corona Mundi-- Крыша Мира... " С наших губ срывались фразы однабессвязнее другой; наши головы кружило от невероятного зрелища,раскинувшегося внизу. Мне вновь пришли на ум таинственные древние мифы,которые так часто вспоминались в этом мертвом антарктическом крае:демоническое плато Ленг; Ми-Го, омерзительный снежный человек с Гималаев;Пнакотические рукописи с содержащимися там намеками на их "нечеловеческое"происхождение; культ Ктулху, "Некрономикон"; гиперборейские легенды обесформенном Цатогуа звездных пришельцах, еще более аморфных. Город тянулся бесконечно далеко в обе стороны, лишь изредка плотностьзастройки редела. Как бы пристально ни вглядывались мы в его правую от насили левую части, протянувшиеся вдоль низких предгорий, мы не видели большогопросвета -- только с левой стороны от перевала, над которым мы пролетели,была небольшая прогалина. По чистой случайности мы наткнулись как бы напригород -- небольшую часть огромного мегаполиса. Предгорья заполнялифантастического вида каменные постройки, соединявшие зловещий город с ужезнакомыми нам кубами и крепостными валами; последние, по всей видимости,являлись не чем иным, как оборонительными сооружениями. Здесь, на внутреннейстороне хребтов, они были, на первый взгляд, столь же основательными, как ина внешнем склоне. Неведомый каменный лабиринт состоял по большей части из стен, высотакоторых колебалась от десяти до ста пятидесяти футов (не считая скрытогоподо льдом), а толщина -- от пяти до десяти футов. Сложены они были изогромных глыб -- темных протерозойских сланцев. Строения очень отличалисьдруг от друга размерами. Некоторые соединялись на манер сот, и сплетения этитянулись на огромные расстояния. Постройки поменьше стояли отдельно.Преобладали конические, пирамидальные и террасированные формы, хотявстречались сооружения в виде нормальных цилиндров, совершенных кубов или ихскоплений, а также другие прямоугольные формы; кроме того, повсюду былиразбросаны причудливые пятиугольные строения, немного напоминавшиесовременные фортификационные объекты. Строители постоянно и со знанием делаиспользовали принцип арки; возможно также, что в период расцвета городукрашали купола. Все эти каменные дебри изрядно повыветрились, а само ледяное поле, накотором возвышалась верхняя часть города, было засыпано обломкамиобрушившихся глыб, покоившихся здесь с незапамятных времен. Там, где лед былпопрозрачнее, просматривались фундаменты и нижние этажи гигантских зданий, атакже каменные мосты, соединявшие башни на разных уровнях. На открытомвоздухе мосты не уцелели, но на стенах от них остались следы. Вглядевшисьпристальнее, мы заметили изрядное количество довольно больших окон, кое-гдезакрытых ставнями -- изготовленными изначально, видимо, из дерева, а современем ставшими окаменелостью,-- но в массе своей окна угрожающе зиялипустыми глазницами. Крыши в основном отсутствовали, а края стен были стертыи закруглены, но некоторые строения, преимущественно конической илипирамидальной формы, окруженные высокими ограждениями, стояли незыблемонаперекор времени и стихиям. В бинокль нам удалось даже разглядеть орнаментна карнизах -- в нем присутствовали все те же странные группы точек, что ина древних камнях, но теперь это представлялось в совершенно новом свете.Многие сооружения разрушились, а лед раскололся по причинам чистогеологического свойства. Кое-где камень истерся вплоть до самого льда. Черезвесь город тянулся широкий, свободный от построек "проспект" -- он шел красщелине в горной низине, приблизительно в миле от перешейка. По нашимпредположениям, это могло быть русло большой реки, которая протекала здесьмиллионы лет назад, в третичный период, теряясь под землей и впадая вбездонную пропасть где-нибудь под огромными горами, Ведь район этот -- сомножеством пещер и коварных бездн -- явно таил в себе недоступные людямподземные тайны. Удивительно, как нам удалось сохранить равновесие духа при томизумлении, которое охватило нас от поразительного, невозможного зрелища --города, восставшего из предвечных глубин, задолго до появления на Землечеловека. Что же все-таки происходило? Путаница с хронологией? Устарелинаучные теории? Нас подвело собственное сознание? Ответа мы не знали, но всеже держали себя в руках, продолжая заниматься своим делом вели самолетсогласно курсу, наблюдали одновременно множество вещей и непрерывнофотографировали, надеясь, что это сослужит и нам и всему человечествухорошую службу. В моем случае работал укоренившийся навык ученого:любознательность одержала верх над понятной растерянностью и даже страхом --хотелось проникнуть в вековые тайны и узнать, что за существа жили здесь,возводя свои жилища на столь огромной территории, и как они соотносились смиром. То, что мы увидели, нельзя было назвать обычным городом, нашим глазамоткрылась поразительная страница из древнейшей и невероятнейшей главы земнойистории. Следы ее сохранились разве что в самых темных, искаженных легендах,ведь глубокие катаклизмы уничтожили все, что могло просочиться за этигигантские стены. Страница, однако, подошла к концу задолго до того, какчеловечество потихоньку выбилось из обезьяньего царства. Перед намипростирался палеогенный мегаполис, в сравнении с которым легендарныеАтлантида и Лемурия, Коммория, Узулдарум и Олатое в земле Ломар относилисьдаже не ко вчерашнему дню истории, а к сегодняшнему; этот мегаполис вставалв один ряд с такими дьявольскими порождениями, как Валусия, Р'лай, Иб вземле Мнар и Безымянный город в Аравийской пустыне. Когда мы летели надбесконечными рядами безжизненных гигантских башен, воображение то и делоуносило меня в мир фантастических ассоциаций, и тогда протягивались незримыенити между этим затерянным краем и ужасом, пережитым мной в лагере и теперьбередившим мой разум неясными догадками. Нам следовало соблюдать осторожность и не слишком затягивать полет:стремясь как можно больше уменьшить вес, мы залили неполные баки. И все жемы основательно продвинулись вперед, снизив высоту и тем самым ускользнув ответра. Ни горным хребтам, ни подходившему к самым предгорьям ужасному городуне было, казалось, ни конца ни края. Пятьдесят миль полета вдоль хребтов невыявили ничего нового в этом неизменном каменном лабиринте. Вырываясь,подобно заживо погребенному, из ледяного плена, он однообразно простиралсябесконечность. Впрочем, некоторые неожиданные вещи все же встречались, вродеузоров, выбитых на скалах ущелья, где широкая река когда-то прокладываласебе дорогу через предгорья, прежде чем излиться в подземелье. Утесы покраям ущелья были дерзко превращены безвестными ваятелями в гигантскиестолбы, и что-то в их бочкообразной форме будило в Денфорте и во мнесмутные, тревожные и неприятные воспоминания. Нам также повстречались открытые пространства в виде пятиконечных звезд(по-видимому, площади), обратили мы внимание и на значительные неровности вповерхности. Там, где дыбились скалы, их обычно превращали в каменныездания, но мы заметили по' меньшей мере два исключения. В одном случаекамень слишком истерся, чтобы можно было понять его предназначение; в другомже из скалы был высечен грандиозный цилиндрической формы памятник, нескольконапоминающий знаменитое Змеиное надгробие в древней долине Петры. По мере облета местности нам становилось ясно, что в ширину город имелсвои пределы -- в то время как его протяженность вдоль хребтов казаласьбесконечной. Через тридцать миль диковинные каменные здания стали попадатьсяреже, а еще через десять под нами оказалась голая ледяная пустыня -- безвсяких следов хитроумных сооружений. Широкое русло реки плавно простиралосьвдаль, а поверхность земли, казалось, становилась все более неровной, отлогоподнимаясь к западу и теряясь там в белесой дымке тумана. До сих пор мы не делали попыток приземлиться, но разве можно быловернуться, не попробовав проникнуть в эти жуткие и величественныесооружения! Поэтому мы решили выбрать для посадки место поровнее -- впредгорье, ближе к перешейку, и, оставив там свой самолет, совершить пешуювылазку. Снизившись, мы разглядели среди руин несколько довольно удобных длянашей цели мест. Выбрав то, что лежало ближе к перевалу -- ведь нампредстояло возвращаться в лагерь тем же путем,-- мы точно в 12.30 дняприземлились на ровный и плотный снежный наст, откуда ничто не моглопомешать нам спустя некоторое время легко и быстро взлететь. Мы не собирались надолго отлучаться, да и ветра особого не было,поэтому решили не насыпать вокруг самолета заслон из снега, а простоукрепить его лыжные шасси и по возможности утеплить двигатель. Мы снялилишнюю меховую одежду, а из снаряжения захватили с собой в поход немногое:компас, фотоаппарат, немного еды, бумагу, толстые тетради, геологическиймолоток долото, мешочки для образцов, моток веревки, мощные электрическиефонарики и запасные батарейки. Всем этим мы запаслись еще перед отлетом,надеясь, что нам удастся-таки совершить посадку, сделать несколько снимков,зарисовок и топографических чертежей, а также взять несколько образцовобнаженных пород -- со скал или в пещерах. К счастью, у нас был с собойосновательный запас бумаги, которую мы порвали на клочки, сложили всвободный рюкзак, чтобы в случае необходимости, если попадем в подземныелабиринты, применить принцип игры в "зайцев -- собак". Найди мы пещеры, гдене гулял бы ветер, этот удобный метод позволил бы продвигаться вперед сбольшей скоростью, чем обычные при таких подземных экскурсияхопознавательные насечки на камнях. Осторожно спускаясь вниз по плотному снежному насту в направлениинеобъятного каменного лабиринта, затянутого на западе призрачной дымкой, мыостро ощущали близость чуда; подобное состояние мы пережили четыре часаназад, когда подлетали к перевалу в этих таящих вековые тайны хребтах.Конечно, теперь мы уже кое-что знали о том, что прячут за своей мощнойспиной горы, но одно ело глазеть на город с самолета, и совсем другое --ступить самому внутрь этих древних стен, понимая, что возраст их исчисляетсямиллионами лет и что они стояли здесь задолго до появления на Землечеловека. Иначе чем благоговейным ужасом это состояние не назовешь, ведь кнему примешивалось ощущение некоей космической аномалии. Хотя на такойзначительной высоте воздух был окончательно разрежен, что затруднялодвижение, мы с Денфортом чувствовали себя неплохо, полагая в своемэнтузиазме, что нам по плечу любая задача. Неподалеку от места посадкиторчали вросшие в снег бесформенные руины, а немного дальше поднималась надледяной корой -- примерно футов на десять-одиннадцать -- огромная крепость ввиде пятиугольной звезды со снесенной крышей. К ней мы и направились, икогда наконец прикоснулись к этим источенным временем гигантским каменнымглыбам, нас охватило чувство, что мы установили беспрецедентную и почтибогохульственную вязь с канувшими в пучину времени веками, до сих порнаглухо закрытыми от наших сородичей. Эта крепость, расстояние между углами которой равнялось тремстам футам,была сложена из известняковых глыб юрского периода, каждая в среднем ширинойв шесть, длиной в восемь футов. Вдоль всех пяти лучей, на четырехфутовойвысоте над сверкающей ледяной поверхностью тянулся ряд симметричновыдолбленных сводчатых окошек. Заглянув внутрь, мы обнаружили, что стеныбыли не менее пяти футов толщиной, се перегородки внутри отсутствовали, затосохранились следы резного орнамента и барельефных изображений -- о чем мыдогадывались и раньше, пролетая низко над подобными сооружениями. О том, каквыглядит нижняя часть помещения, можно было только догадываться, ибо вся онабыла сокрыта под темной толщей снега и льда. Мы осторожно передвигались от окна к окну, тщетно пытаясь разглядетьузоры на стенах, но не делая никаких попыток влезть внутрь и сойти наледяной пол. Во время полета мы убедились, что некоторые здания менее другихскованы льдом, и нас не оставляла надежда, что там, где сохранились крыши,можно ступить на свободную от снега землю. Прежде чем покинуть крепость, мысфотографировали ее в нескольких ракурсах, а также внимательно осмотрелимогучие стены, стараясь понять принцип их кладки. Как сожалели мы, что рядомнет Пэбоди: его инженерные познания помогли бы нам понять, как в те безумноотдаленные от наших дней времена, когда создавался город, его строителиуправлялись с этими неподъемными глыбами. Навсегда, до мельчайшей подробности, запечатлелся в моем сознании нашпуть длиной в полмили до настоящего города; высоко над нами, в горах, всеэто время буйствовал, свирепо рыча, ветер. Наконец перед нами раскинулосьпризрачное зрелище, такая фантасмагория прочим смертным могла привидетьсятолько в страшном кошмаре. Чудовищные переплетения темных каменных башен нафоне белесого, словно бы вспученного тумана меняли облик с каждым нашимшагом. Это был мираж из камня, и если бы не сохранившиеся фотографии, я быдо сих пор сомневался, въяве ли все это видел. Принцип кладки оставался тотже, что и в крепости, но невозможно описать те причудливые формы, которыепринимал камень в городских строениях. Снимки запечатлели лишь пару наглядных примеров этого необузданногоразнообразия, грандиозности и невероятной экзотики. Вряд ли Эвклид подобралбы названия некоторым из встречающихся здесь геометрических фигур --усеченным конусам неправильной формы; вызывающе непропорциональным портикам;шпилям со странными выпуклостями; необычно сгруппированным разрушеннымколоннам', всевозможным пятиугольным и пятиконечным сооружениям,непревзойденным в своей гротескной фантастичности. Находясь уже вокрестностях города, мы видели там, где лед был прозрачным, темневшие вледяной толще трубы каменных перемычек, соединявших эти невероятные зданияна разной высоте. Улиц в нашем понимании здесь не было -- только там, гдепрежде протекала древняя река, простиралась открытая полоса, разделявшаягород пополам. В бинокли нам удалось разглядеть вытянутые по длине зданийполустершиеся барельефы и орнаменты из точек; так понемногу в нашемвоображении начал складываться былой облик города, хотя теперь в немотсутствовало большинство крыш, шпилей и куполов. Когда-то он был весьпронизан тесными проулками, похожими на глубокие ущелья, некоторые чуть лине превращались в темные туннели из-за нависших над ними каменных выступовили арок мостов. А сейчас он раскинулся перед нами как порождение чьей-томрачной фантазии, за ним клубился туман, в северной части которогопробивались розоватые лучи низкого антарктического солнца. Когда же намгновение солнце скрылось совсем и все погрузилось в полумрак, мы отчетливоуловили некую смутную угрозу, характер которой мне трудно описать. Даже вотдаленном завывании не достигающего нас ветра, бушующего на просторе средигигантских горных вершин, почудилась зловещая интонация. У самого города нампришлось преодолеть исключительно крутой спуск, где обнаженная порода покраям равномерно чередующихся выступов заставила меня подумать, что, видимо,в далеком прошлом здесь существовала искусственная каменная лестница. Безсомнения, глубоко подо льдом обнаружились бы ступени или что-нибудь в этомроде. Когда наконец мы вступили в город и стали продвигаться вперед,карабкаясь через рухнувшие ' обломки каменных глыб и чувствуя себя карликамирядом с выщербленными и потрескавшимися стенами-гигантами, нервы наши вновьнапряглись до такой степени, что мы лишь чудом сохраняли самообладание.Денфорт поминутно вздрагивал и изводил меня совершенно неуместными и крайненеприятными предположениями относительно того, что на самом деле произошло влагере. Мне они были просто отвратительны: ведь вид этого ужасногогорода-колосса, поднявшегося из темной пучины глубокой древности, и менянаталкивал на определенные выводы. У Денфорта не на шутку разыгралосьвоображение: он настаивал, что там, где засыпанный обломками проулок делаеткрутой поворот, видел удручившие его непонятные следы; он постояннооглядывался, уверяя, что слышит еле различимую, неведомо откуда доносящуюсямузыку -- приглушенные трубные звуки, напоминающие завывание ветра, Наводилина тревожные мысли и навязчивое пятиконечие в архитектуре, и рисунокнескольких сохранившихся орнаментов; в нашем подсознании уже поселиласьужасная догадка, кем были первобытные создания, которые воздвигли этотбогохульственный город и жили в нем. В нас, однако, не совсем угас интерес первооткрывателей и ученых, и мыпродолжали механически отбивать кусочки камней от разных глыб -- пород,применявшихся в строительстве. Хотелось набрать их побольше, чтобы точнееопределить возраст города. Громадные внешние стены были сложены из юрских икоманчских камней,- да и во всем городе не нашлось бы камешка моложеплиоцена. Несомненно, мы блуждали по городу, который был мертв по крайнеймере пятьсот тысяч лет, а может, и больше. Кружа по этому сумрачному каменному лабиринту, мы останавливались укаждого доступного нам отверстия, чтобы заглянуть внутрь и прикинуть, нельзяли туда забраться. До некоторых окошек было невозможно дотянуться, в товремя как другие открывали нашему взору вросшие в лед руины под открытымнебом, вроде повстречавшейся нам первой крепости. Одно, достаточнопросторное, так и манило воспользоваться им, но под ним разверзаласьнастоящая бездна, а никакого спуска мы не разглядели. Несколько раз нампопадались уцелевшие ставни; дерево, из которого их изготовили, давноокаменело, но строение его, отдельные прожилки еще различались, и этаожившая перед нами древность кружила голову. Ставни вырезали из мезозойскихголосеменных хвойных деревьев, а также из веерных пальм и покрытосеменныхдеревьев третичного периода. И здесь -- ничего моложе плиоцена. Судя порасположению ставен, по краям которых сохранились метки от давно распавшихсяпетель странной формы, они крепились не только снаружи, но и внутри. Их,казалось, заклинило, и это помогло им сохраниться, пережив изъеденныержавчиной металлические крепления и запоры.. Наконец мы напали на целый ряд окон -- в венчавшем 'здание громадномпятиугольнике; сквозь них просматривалась просторная, хорошо сохранившаясякомната с каменным полом, однако спуститься туда без веревки непредставлялось возможным. Веревка лежала у нас в рюкзаке, но не хотелосьвозиться без крайней необходимости с двадцатифутовой связкой, особенно втакой разряженной атмосфере, где сердечно-сосудистая система испытывалабольшие перегрузки. Огромная комната была, скорее всего, главным вестибюлемили залом, и наши электрические фонарики высветили четкие барельефы споражавшими воображение резными портретами, идущими широкой полосой постенам зала и отделенными друг от друга традиционным точечным орнаментом.Постаравшись получше запомнить это место, мы решили вернуться сюда в томслучае, если не найдем ничего более доступного. В результате мы отыскали проем в стене с арочным перекрытием, ширинойшесть и длиной десять футов -- прежде сюда подходил воздушный мостик,соединявший между собой здания. Не знаю, как раньше, но теперь бы онрасполагался всего в пяти футах над ледяным покровом. Эти сводчатые проходысоответствовали верхним этажам; сохранился здесь, к счастью, и пол. Фасадомэто доступное для нас строение было обращено на запад, спускаясь ко. льдутеррасами. Напротив него, там, где зиял другой арочный проем, возвышаласьобшарпанная глухая постройка цилиндрической формы с венчающим ее округлымутолщением -- футах в десяти над единственным отверстием. Гора обломков облегчила нам вход в первый дом, но хотя мы ждали такогоудобного случая и мечтали о нем, на какое-то время нас охватило сомнение. Мыне побоялись влиться в эту стародавнюю мистерию, это правда, но тут нампредстояло вновь собраться с духом и войти в уцелевшее здание баснословнодревней эпохи, природа которой постепенно открывалась нам во всей своейчудовищной неповторимости. В конце концов мы почти заставили себявскарабкаться по обледенелым камням к провалу в стене и спрыгнуть навыложенный сланцами пол -- туда, где, как мы еще раньше разглядели,находился вестибюль с барельефными портретами по стенам. Отсюда во все стороны расходились арочные коридоры, и, понимая, каклегко заблудиться в этом сплетении коридоров и комнат, мы решили, что порарвать бумагу. До сих пор мы ориентировались по компасу, а то и просто наглазок -- по видимым отовсюду хребтам, лишь ненадолго заслоняемым шпилямибашен, но теперь это было невозможно. Мы порвали всю лишнюю бумагу изапихнули клочки в рюкзак Денфорта, порешив тратить ее по возможностиэкономнее. Этот способ казался подходящим: в старинном сооружении не былосквозняков. А в случае, если ветер вдруг все же разгуляется или кончитсябумага, мы сможем прибегнуть к более надежному, хотя и требующему большихусилий способу -- начнем делать зарубки. Трудно было понять, как далеко простирается этот лабиринт. Строения вгороде так тесно соприкасались друг с другом, что можно было незаметнопереходить из одного в другое по мостикам прямо подо льдом, если, конечно,не натолкнешься на последствия геологических катаклизмов. Обледеневшихучастков внутри встречалось не так уж много. Там же, где мы все-такинатыкались на ледяную толщу, повсюду сквозь прозрачную поверхность виделиплотно закрытые ставни, как будто город специально подготовили к нашествиюхолода -- как бы законсервировали на неопределенное время. Трудно былоотделаться от впечатления, что город не бросили в спешке, застигнутыевнезапной бедой, а покинули сознательно. И речи не могло идти постепенномвымирании. Может, жители знали заранее о вторжении холода, может, ушли изгорода en masse, отправившись на поиски более ' En masse -- все вместе (фр.). надежного пристанища? Нельзя ответить с точностью, какие геофизическиеусловия способствовали образованию ледяного покрова в районе города. Это немог быть долгий, изнурительный процесс. Возможно, причина крылась в излишнемскоплении снега или в разливе реки, а может, прорвала заслоны снежнаялавина, обрушившаяся на город с гигантских горных хребтов. В этомневероятном месте могли прийти на ум самые фантастические объяснения. VI Вряд ли стоит описывать шаг за шагом наши скитания в этом древнем какмир лабиринте -- переплетении отдельных помещений-ячеек, в этом чудовищномхранилище вековечных тайн, куда впервые за минувшие тысячелетия ступила ногачеловека. Какая драма выстроилась из настенной резьбы перед нашим внутреннимвзором, какие ужасные открытия захватили наш разум! Фотографии, сделанныенами, могут подтвердить достоверность моего рассказа, жаль только, что нехватило на все пленки. Впрочем, мы восполнили ее недостаток зарисовками. Здание, куда мы проникли, было огромным и величественным --внушительный образец архитектуры неведомой геологической эпохи. Внутренниестены не отличались такой же массивностью, как внешние, но отличносохранились на нижних этажах. Изощренная запутанность лабиринта усложняласьздесь постоянной сменой уровней, переходом с одного этажа на другой, и неприбегни мы к испытанному способу с клочками бумаги, которые разбрасывали повсему пути, то, несомненно, заблудились бы сразу. Сначала мы решилиобследовать более ветхие помещения и потому взобрались футов на сто вверх,туда, где под полярным небом, открытые снегу и ветру, понемногу разрушалиськомнаты, находившиеся когда-то под самой крышей. Вместо лестниц тутприменялись лежащие под небольшим углом каменные плиты с ребристойповерхностью. Помещения были самых разнообразных 'размеров и форм -- отизлюбленных звездчатых до треугольных и квадратных. Можно с уверенностьюсказать, что площадь каждого из них в среднем равнялась 30 x 30 футов, авысота -- футов двадцать, хотя попадались комнаты и побольше. Облазив весьверхний этаж и осмотрев ледяной покров, мы спустились в нижние помещения,где, собственно, и начинался настоящий лабиринт -- комнаты и коридорыпереходили одни в другие, сливаясь и расходясь снова,-- все эти запутанныеходы тянулись бесконечно далеко, выходя за пределы дома. Каждый новый залпревосходил предыдущий размерами, скоро эта необъятность окружающего сталаисподволь подавлять нас, тем более что в очертаниях, пропорциях, убранстве инеуловимых особенностях древней каменной кладки таилось нечто глубоко чуждоечеловеческой натуре. Довольно скоро мы поняли из резных настенныхизображений, что этот противоестественный город выстроен много миллионов леттому назад. Нам оставался неясен инженерный принцип, в соответствии с которым всеэти огромные глыбы удерживались в равновесии, плотно прилегая друг к другу;одно было понятно -- в нем явно много значила арка. В комнатах отсутствовалакакая-либо мебель, они были абсолютно пусты, что говорило в пользу того, чтогород покинули по заранее составленному плану. Единственным украшениемявлялась настенная скульптура, высеченная в камне горизонтальными полосамишириной три фута; барельефы чередовались с полосами орнамента той же шириныиз геометрических фигур. Было несколько исключений, но, как говорится, онилишь подтверждали правило. Часто, впрочем, среди орнамента мелькали картушииз причудливо расположенных точек. Приглядевшись, мы отметили высокий уровень техники резьбы, ноисключительное мастерство не вызывало в нас теплого отклика -- слишком ужчуждо оно было всем художественным традициям человечества. Однако вискусстве исполнения ничего более совершенного я не видел. Несмотря намасштабность и мощь резьбы, даже мельчайшие особенности жизни растительногои животного мира были переданы здесь с потрясающей убедительностью. Арабескиговорили об основательном знании законов математики, представляя собойрасположенные с неявной симметричностью- кривые линии и углы; любимым числомдревних строителей являлась, несомненно, пятерка. Барельефы были выполнены всугубо формалистической традиции и в необычной перспективе; однако, несмотряна пропасть, отделяющую наше время от того, давно минувшего, мы не могли непочувствовать художественную мощь рисунка. В основе изобразительного методалежал принцип сопоставления поперечного сечения объекта с его двухмернымсилуэтом -- ни одну древнюю расу не занимала до такой степени аналитическаяпсихология. Бесполезно даже сравнивать подобное искусство с тем, что можноувидеть в современных музеях. Специалист, разглядывая наши фотографии,возможно, сочтет, что по экстравагантности замысла эти изображения нескольконапоминают работы наших самых дерзких футуристов. Орнаментальный рисунок на хорошо сохранившихся стенах был выполнен втехнике углубленного рельефа, уходя в толщу камня на один-два дюйма; когдаже появлялись картуши со скоплениями точек -- несомненно, древние письменана неведомом первобытном языке с точечным алфавитом,-- то "буквы" этиуходили еще на полдюйма глубже. Барельеф с предметным изображением выступалнад плоскостью фона дюйма на два. Кое-где приметили мы следы еле различимогоцвета, но в основном быстротечное время уничтожило все нанесенные краски.Чем больше мы всматривались в барельефы, тем больше изумлялись блестящейтехнике исполнения. Строгие эстетические каноны не скрывали зоркуюнаблюдательность и графическое мастерство художников, напротив, жесткоеследование определенной традиции сильнее подчеркивало сущностьизображаемого, его неповторимую уникальность. Кроме того, нас не покидалоощущение, что помимо бросающихся в глаза достоинств есть еще и другие,недоступные нашему восприятию. По некоторым приметам мы догадывались, чтонаш интеллектуальный и эмоциональный опыт, а также изначально другойсенсорный аппарат мешает нам понять смысл скрытых символов и аллюзий. Древние скульпторы, несомненно, черпали свои темы из окружающей жизни,а главным предметом изображения была история. Эта озабоченность историейоказалась нам как нельзя более на руку: рельефы несли баснословноеколичество информации, поэтому львиную долю времени мы отдалифотографированию и зарисовкам. На стенах некоторых комнат были высеченыгромадные карты, астрономические таблицы и прочая научная информация: всеэто красноречиво и наглядно подтверждало то, что изображалось на рельефах.Приступая к рассказу, далеко не полному, с основательными купюрами, я горячонадеюсь, что здравый смысл поверивших мне читателей восторжествует надбезрассудным любопытством и они внемлют моим предостережениям. Будет ужасно,если мое повествование породит в них желание отправиться в это мертвоецарство кошмарных теней, то есть приведет к прямо противоположномурезультату. Настенную резьбу разрывали высокие оконные и двенадцатифутовые дверныепроемы; кое-где сохранились отдельные, аккуратно выпиленные и отполированныеокаменевшие доски, бывшие когда-то частями ставен и дверей. Металлическиекрепления давно разрушились, но некоторые двери по-прежнему оставались наместе, и, проходя из комнаты в комнату, мы затрачивали немало усилий, чтобыоткрыть их. Кое-где уцелели оконные рамы с необычными прозрачными стеклами.Довольно часто на нашем пути попадались вырубленные в камне громадные ниши,по большей части пустые, хотя изредка там оказывались некие ни на что непохожие предметы, выточенные из зеленого мыльного камня; их, видимо, бросилиза ненадобностью из-за трещин и прочих повреждений. Остальные углубления встенах, несомненно, предназначались для существовавших в те стародавниевремена удобств -- отопления, освещения -- и прочих непонятных для насустройств, которые мы видели на барельефах. Потолки ничем особенным невыделялись, хотя иногда их покрывала облупившаяся мозаика из зеленого камня.На полах мозаика также изредка встречалась, но в основном в кладкепреобладали простые грубые плиты. Как я уже говорил, в помещениях не было никакой мебели, хотя изнастенных рисунков становилось ясно, что в этих гулких, похожих на склепыкомнатах ранее находились вполне определенные вещи, правда, непонятного длянас назначения. Многочисленные обломки, осколки и прочий хлам заполнялиэтажи выше ледового уровня, но ниже становилось все чище. Немного пыли спеском -- вот все, что там можно было увидеть, да еще осевший на камняхмноговековой налет. А некоторые комнаты вообще имели такой вид, будто тамтолько что подмели. Встречались, конечно, трещины и проломы, а самые нижниеэтажи были замусорены не меньше верхних. Из центрального зала идущий сверхусвет разливался по боковым помещениям, спасая их от полной темноты, так былои в других постройках, виденных нами с самолета. На верхних этажах мы редкопользовались электрическими фонариками, разве что разглядывая фрагментыбарельефов. Ниже ледового уровня тьма сгущалась, а во многихкомнатах-ячейках у самой земли почти ничего о не было видно -- хоть глазвыколи. Чтобы иметь хоть какое-то представление о том, что пережили мы,оказавшись в этом давно опустевшем и хранящем гробовое молчание лабиринте,сложенном нечеловеческой рукой, нужно постараться воссоздать всю хаотичную,смертельно изматывающую череду разных настроений, впечатлений, воспоминаний.Одно кружащее голову сознание того, сколь древним был этот город и какдалеко зашла в нем мерзость запустения, могла вывести из равновесия любогомало-мальски чувствительного человека, ведь мы к тому же пережили недавно влагере сильное потрясение, а потом -- еще и эти откровения, сошедшие к нампрямо с покрытых резьбой стен. Стоило только бросить взгляд на хорошосохранившиеся барельефы, и все сразу становилось ясно -- недвусмысленныеизображения выдавали страшную тайну. Наивно предполагать, что мы с Денфортомне догадывались о ней раньше, хотя тщательно скрывали друг от друга своидогадки, Не оставалось никаких сомнений в том, кем являлись существа,построившие этот город и жившие в нем миллионы лет назад, в те времена,когда по земле, в тропических степях Европы и Азии, бродили далекие предкилюдей -- примитивные млекопитающие и громадные динозавры. Раньше мы не теряли надежды и убеждали себя в том, что встречающийсяповсеместно мотив пятиконечия -- всего лишь знак культурного и религиозногопочитания некоего древнего физического объекта, имевшего подобные признаки:минойская цивилизация на Крите использовала в качестве декоративногоэлемента священного быка, египетская -- скарабея, римская -- волчицу и орла,а дикие, первобытные племена -- разных тотемных животных. Но теперь всеиллюзии отпали, нам предстояло смириться с реальностью, от которой волосывставали на голове. Думаю, читатель уже догадался, в чем дело; мне трудновывести эти слова на бумаге. Существа, которые в эпоху динозавров владели этими мрачными замками,сами динозаврами не являлись. Дело обстояло иначе. Динозавры не так давнопоявились на Земле, они были молодыми животными с неразвитым мозгом, астроители города -- старыми и мудрыми. Камень запечатлел и сохранил следы ихпребывания на Земле, уже тогда насчитывающего почти тысячу миллионов лет:они построили город задолго до того, как земная жизнь пошла в своем развитиидальше простых соединений клеток. Более того, они-то и являлись создателямии властителями этой жизни, послужив прототипами для самых жутких древнихмифов, именно на них робко намекают Пнакотические рукописи и "Некрономикон".Они назывались Старцами и прилетели на Землю в ту пору, когда планета былаеще молода. Плоть их сформировалась за годы эволюции на далекой планете: ониобладали невероятной, безграничной мощью. Подумать только, ведь мы сДенфортом всего лишь сутки назад видели их члены, отделенные от тел,тысячелетия пролежавших во льду, а бедняга Лейк с товарищами, сами того неведая, созерцали их подлинный облик... Невозможно припомнить, в каком порядке собирали мы факты, относящиеся кэтой невероятной главе из истории планеты до появления человека. Испытавглубокий шок, мы прервали осмотр, чтобы немного прийти в себя, а когда вновьприступили, занявшись теперь систематическим обследованием, было уже тричаса. Судя по геологическим, биологическим и астрономическим признакам,скульптурные изображения в доме, где мы первоначально оказались,принадлежали к относительно позднему времени, им было не более двухмиллионов лет и в сравнении с барельефами более древнего здания, куда мыперешли по мостику, выглядели просто декадентскими. Этому величественному,высеченному из цельного камня сооружению было никак не меньше сорока, авозможно, и пятидесяти миллионов лет, оно относилось к позднему эоцену илираннему мелу, и его барельефы превосходили в мастерстве исполнения всевиденное нами, за одним исключением -- с ним мы встретились позже -- то быладревнейшая в городе постройка. Не будь необходимости прокомментировать снимки, которые скоро появятсяв прессе, я бы из опасения прослыть сумасшедшим придержал язык и не сталраспространяться о том, что именно увидел я на стенах и к каким выводампришел. Конечно, можно было отнести к области мифотворчества барельефы, гдеизображалась жизнь звездоголовых существ в бесконечно отдаленные эпохи,когда они обитали на другой планете, в иной галактике или даже вселенной,однако некоторые высеченные на камне чертежи и диаграммы заставляли насвспомнить о последних открытиях в математике и астрофизике, и тут уж ясовсем растерялся. Вы меня поймете, когда сами увидите эти фотографии. На каждом барельефе рассказывалась, естественно, только небольшая частьединой истории,- и "читать" мы ее начали не с начала и не по порядку. Иногдана стенах нескольких комнат или коридоров разворачивалась подряд непрерывнаяхроника событий, но неожиданно туда вклинивались тематически обособленныезалы. Лучшие карты и графики висели на стенах бездонной пропасти: этакаверна площадью двести квадратных футов и глубиной шестьдесят футовобразовалась, видимо, на месте бывшего учебного центра или чего-то в этомроде. Некоторые темы, отдельные исторические события пользовались особойпопулярностью и у художников, и у самих обитателей города, барельефы сподобными сюжетами повторялись с раздражающей навязчивостью. Впрочем, иногдаразные версии одного события проясняли нам его значение, заполняли лакуны. Мне до сих пор непонятно, каким образом уяснили мы суть дела за такойнебольшой срок. Впоследствии, рассматривая снимки и зарисовки, мы многоеуточнили и заново переосмыслили, хотя и теперь кое-что остается загадкой.Нервный срыв Денфорта, возможно, объясняется именно этими позднейшимирасшифровками его впечатлительная натура не смогла вынести жуткихвоспоминаний, смутных, мучительных видений и вновь пережить тот ужас,который он испытал, увидев нечто такое, о чем он не решился поведать дажемне. И все же нам пришлось заново просмотреть все документальныесвидетельства: нужно представить миру как можно более полную информацию,чтобы наше предостережение, такое актуальное, стало еще и убедительным. Внеразгаданном мире Антарктики, мире смещенного времени и противоестественныхзаконов, человек испытывает губительные для него влияния, словом,продолжение там исследований попросту невозможно.