Исторический факультет 5 страница

Раздел 1. Теоретические проблемы археографии

Лекция 1. Археография как наука и практическая деятельность по публикации исторических источников и ее взаимодействие со смежными историческими дисциплинами.

Первое, с чем приходится сталкиваться исследователю, рискнувшему заняться изучением общих археографических проблем—это терминология и понятийный аппарат в археографии. Как известно, проблема дефиниций существует в любой науке; применительно же к археографии она по известным причинам приобретает особый смысл.

Дело в том, что до последнего времени среди историков, филологов то затухая, то вновь вспыхивая, ведутся споры как о предмете, объекте и “объеме” археографии, так и о самом термине “археография” (См., напр.: Валк С.Н. Судьбы археографии // Археографический ежегодник за 1961 год. М., 1962; Селезнев М.С. По поводу термина “археография” // АЕ за 1963 год. М., 1964; Шмидт С.О. Некоторые вопросы развития советской археографии // АЕ за 1978 год М., 1979; Степанский А.Д. Археография: термин, объект, предмет // Отечественные архивы 1996. № 3; Козлов В.П. Теоретические основы археографии с позиций современности // Там же. 2001. № 1; Воробьева Ю.С. Теоретическое осмысление принципов отбора важно, но терминология требует обсуждения // Там же. № 3; Черных В.А. Еще раз об объекте и предмете археографии // Там же; Старостин Е.В. Терминологическая интервенция // Там же № 5; Литвак Б.Г. Несколько слов о статье В.П.Козлова и откликах на нее // Там же; Поздеева И.В. Новая концепция эдиционного архивоведения // Там же. 2002. № 1; Королев Г.И. В очередной раз об археографии// Там же; Каштанов С.М. О предмете и объекте археографии (Некоторые замечания по поводу статьи В.П.Козлова) // Там же.№ 3; Нестерович Ю.В.К вопросу о предмете археографии и типологии документальных публикаций // Там же и др.) Это обусловлено тем, что, по мнению авторитетнейшего российского историка и археографа С.Н.Валка “Историки прошлого века [ имелись в виду Н.А.Полевой и П.М.Строев—М.Ш.] выбрали для той научной и практической дисциплины, которая должна была иметь своим предметом вопросы издания документов, не совсем складное наименование археографии, наименование, которое за пределами России [как, впрочем, и других стран, ранее входивших в состав СССР—М.Ш. ] нигде и никогда в таком значении не применялось”.

В своей статье о “судьбах археографии” С.Н.Валк проследил трансформацию термина “археография” от “древлеописания” до “обозначения занятий над документами, которые окажутся древними лишь далеком будущем, через много и много веков”.

Известно, что впервые термин “археография” был употреблен в работе занимавшегося археологическими поездками по Греции и Малой Азии лионского врача Шарля Спона “Miscellanea eruditae antiquitatis”, появившейся в 1685 г. По мнению автора он обозначал науку о памятниках древности и не имел ничего общего с этимологией данного термина (“описание древностей” или “древлеописание”).

В Россию “археография” пришла в первой четверти Х1Х в. в том же значении, которое ей придал Ш.Спон и его последователи. Впервые данный термин был употреблен в 1807 г. профессором Московского университета Н.Ф.Кошанским, переводившим книгу французского историка О.Миллена “Руководство к познанию древностей” (“археографией” Миллен, как и Спон, обозначал любое “объяснение памятников”, а к последним он относил все “древности” за исключением нравов и обрядов прошлого).

Подобно споновскому и милленовскому, определение “археографии” встречается и в известной “Истории русского народа” Н.А.Полевого. Здесь автор выделяет четыре группы источников, с помощью которых может изучаться история. Три первые составляют летописи, дипломатические памятники и памятники палеографические, объясняющие веру, законы, нравы, обычаи (сюда Полевой относил Русскую Правду, Слово о полку Игореве и др.) В четвертую группу Н.А.Полевой включил надписи на гробницах, зданиях, разных вещах, а также монеты, медали, изваяния и др. и назвал их “археографическими” памятниками. Применяя ныне существующие классификации исторических источников, все эти памятники мы бы отнесли к вещественным источникам, не составляющих в большинстве своем основу документальных изданий.

Человеком, связавшим “археографию” с письменными источниками, стал П.М.Строев, выступивший 14 июня 1823 г. на заседании Московского общества истории и древностей российских с широкой программой организации “исторически-ученой экспедиции”, целью которой должно было стать выявление, описание и последующая публикация документов. хранившихся в государственных, церковных, монастырских, частных архивах и библиотеках северных, центральных и западных губерний России.

“Итак, --говорил П.М.Строев,-- почтеннейшие сочлены, первою и основною частию обязанностей, предстоящих Обществу историческому, должно быть извлечение, сохранение и приведение в известность всех без изъятия памятников древних письмен наших. Для сего необходимо образовать экспедицию, которая обозрела бы, разобрала и с возможною точностию описала все монастырские, соборные и вообще казенные собрания рукописей на пространстве, прежде сего мною означенном И частные книгохранилища войдут в состав ее изысканий, если владетели пожелают отворить их… По совершении сей исторической экспедиции, когда рукописям всех монастырских библиотек составлены будут подробные каталоги, должно, почтеннейшие сочлены, приступить ко второй части наших преднамерений, то есть к обнародованию сих каталогов…Тогда, и не более как через шесть лет, начнется последняя и самая важнейшая часть наших занятий: наступит время изданий и критического обрабатывания Тогда, имея пред собою целые сотни списков летописей, будем мы печатать не два и не три из них, но многочисленные томы Собрания летописцев и писателей русской истории”.

Как известно, несмотря на негативное отношение Общества истории и древностей российских к предложенной П.М.Строевым программе, последняя, тем не менее в основном была реализована, дав жизнь специальному научному учреждению—Археографической комиссии, одной из задач которой являлось “систематическое издание в свет источников отечественной истории”.

Отметим, что термин “археография” как определение научной дисциплины, посвященной теории и практике издания источников, утвердившись в Х1Х в. в России, исчезает в то же время из научного лексикона ученых Европы, откуда он был заимствован. Там, когда речь идет о методах издания исторических источников, применяются термины edition, publication, edуtorstwo и др., но не археография.

Таким образом, термин “археография”, будучи вытесненным и замененным на Западе термином “археология”, в России, равно как и в Беларуси, превратился в обозначение особой научной дисциплины, ведающей проблемами издания источников. Здесь он с легкой руки П.М.Строева стал применяться для обозначения розыска и каталогизации документов, обозначения их описания и издания, для обозначения только их издания и даже для обозначения только теории и методики их издания.

Несоответствие этимологического значения термина “археография” тому виду деятельности, которую он обозначает, уже вызывало у многих российских историков сомнение в целесообразности продолжать употреблять случайно и некстати заимствованное из западной литературы слово. Вместо него они предлагали называть предмет своих занятий “изданием документов” или “методологией, методикой, техникой или даже практикой издания документов”. Эти сомнения в свое время разделял и С.Н.Валк, заканчивая свою статью о “судьбах археографии” следующим вопросом: “Не пора ли и нам, вместо того, чтобы изощряться во всяких определениях “археографии”, перейти к указанному уже в наше время советскими учеными давнему, но забытому общепонятному точному названию производимых нами разного рода “археографически” загадочных работ?”.

И тем не менее, несмотря на сомнения авторитетного историка-археографа относительно целесообразности употребления термина “археография” применительно к сфере практической деятельности по введению исторических источников в научный оборот, в том числе и путем их опубликования, а также к науке, занимающейся разработкой теории и методики их издания, с учетом сложившейся традиции мы не склонны менять “археографию” на “методологию, методику, технику и практику издания документов”. Более рациональным, на наш взгляд, является заключение своеобразного “договора” в среде ученых и практиков--публикаторов об однозначном, не допускающем других толкований, употреблении данного термина применительно и к научной дисциплине, и к сфере практической деятельности, призванной вводить в научный оборот ранее не издававшиеся исторические источники.

Возвращаясь к дискуссиям, возникавшим вокруг термина “археография”, отметим, что уже в 1920-е гг. высказывались мнения, что археография включает исключительно вопросы, связанные с изданием источников (что касается их выявления, описания, то это относили к области архивоведения). (Заметим, что и через 80 лет подобные суждения как будто бы вновь начинают звучать, свидетельством чему является напечатанная в первом номере журнала российский архивистов –“Отечественные архивы” за 2001 год статья члена-корреспондента РАН, руководителя Росархива В.П.Козлова “Теоретические основы археографии с позиций современности).

До середины 1950-х гг. господствовало определение археографии как “вспомогательной исторической дисциплины, ставящей своей задачей разработку методов публикации исторических документов и подготовку их к изданию”. В Беларуси такое определение археографии удерживалось до 1980-х гг., в чем нетрудно убедиться, обратившись к первым томам “Беларуская савецкай энцыклапедыі “ и “Энцыклапедыі літаратуры і мастацтва Беларусі” (изданы соответственно в 1969 и 1984 гг.). Автор статей “Археаграфія” в обоих изданиях Т.А.Воробьева определяет археографию как “дапаможную гістарычную дысцыпліну, якая распрацоўвае прынцыпы і метады выдання пісьмовых гістарычных крыніц”. Как видим, здесь нет ни слова о предшествующих изданию выявлении и описании исторических источников..

Между тем, начиная со второй половины 1950-х гг., с созданием в 1956 г. в системе Академии наук СССР Археографической комиссии, приступившей к изданию “Археографических ежегодников”, ситуация изменилась. В сферу деятельности комиссии вошли не только вопросы публикации источников, но и проблемы архивоведения, источниковедения, других специальных исторических дисциплин, что привело к возрождению “строевского”, широкого понимания археографии, включающего собирание, описание и издание источников. С другой стороны, продолжало существовать определение археографии и в узком смысле, ограничивавшеее ее сферу лишь публикацией документов.

Прошедшая в 1970-е гг. дискуссия между сторонниками того и другого понимания археографии окончилась, как и можно было предполагать, безрезультатно. Однако сравнительный анализ мнений обеих сторон дал возможность руководителю Археографической комиссии АН СССР С.О.Шмидту сделать выводы, которые легли впоследствии в основу определения понимания археографии в так называемых “широком” и “узком” смыслах и не были оспорены большинством археографов, архивистов, филологов.

Возражая против сведения археографии только к сфере эдиционной деятельности (т.е. исключительно к работе по изданию источников), С.О.Шмидт вместе с тем признавал, что именно она, опираясь на подлинно научно-методическую базу, приобрела наибольший размах. Учитывая распространенное понимание археографии как дела издания документов, ученый предлагал трактовать ее в более широком смысле “как науку о собирании, описании и издании письменных исторических источников (или документальных памятников), и в более узком—как теорию, методику и практику публикации документальных памятников”.

В рамках “широкого” понимания археографии С.О.Шмидт выделял и более дифференцированные направления, отражавшие и характеризовавшие отдельные сферы археографической деятельности. Одно из них—полевая археография, под которой понимались поиск и изучение документальных памятников в среде их бытования, другое—камеральная, или описательная археография, предполагающая описание памятников в камеральных условиях, и, наконец, третье—эдиционная археография (от латинского editio—издание), целью которой является подготовка документальных изданий. При этом ученый оговаривал, что последняя—наиболее знакомая всем сфера археографической деятельности. Такое определение археографии в “широком” и “узком” смыслах, сформулированное Шмидтом, закрепилось впоследствии не только в специальной научной литературе, но и в учебных пособиях (см., напр.: Документальные памятники: Выявление, учет, использование: (Учебное пособие для студентов вузов, обучающихся по специальности “история”) М., 1988. С. 20.), энциклопедических справочниках (см., напр.: Энцыклапедыя гсіторыі Беларусі Мн., 1993. Т.1. С. 160) и др.

По мнению члена-корреспондента РАН С.М.Каштанова, сменившего в 2002 г. на посту председателя Археографической комиссии РАН С.О.Шмидта, “нельзя не признать, что все три функции традиционной археографии обладают известным единством целей, и если поисковая археография составляет первый этап работы над введением письменного памятника в научный оборот, то описательная археография является вторым ее этапом, часто находящим выражение в в печатных описях, каталогах, перечнях, обзорах. Третий, или заключительный, этап этого движения источника из неизвестности в известность состоит в его издании, что и служит предметом теории и практики собственно археографии в нынешнем узком смысле этого слова. Исконная широта задач археографии как бы зафиксирована в названии учреждения, ведающего данным кругом вопросов (Археографическая комиссия), и в названии его печатного органа (“Археографический ежегодник”)” (Каштанов С.М. Актовая археография. М., 1998. С. 7).

Нетрудно заметить, что как “широкое”, так и “узкое” понимание археографии связано с публикационной деятельностью. Исходя из этого мы склонны рассматривать археографию в широком смысле прежде всего как научную дисциплину (или науку), которая занимается всем комплексом проблем, связанных с введением письменных источников в научный оборот на этапе их поиска и собирания (полевая археография), научного описания (камеральная) и публикации (эдиционная). В узком же смысле под археографией мы подразумеваем научную дисциплину (или науку), разрабатывающую теорию и методику публикации документов

С учетом данного определения археографии как науки объектом ее исследования является не документ, но его публикация. Только археография, на наш взгляд, в отличие от документоведения, источниковедения, дипломатики, архивоведения и др. специальных дисциплин источниковедческого цикла, рассматривает специфические вопросы теории и методики публикации документа в качестве исторического источника, что, собственно и делает ее самостоятельной научной дисциплиной со своим собственным подходом к документу, своим предметом исследования.

Под последним, опираясь на мнение профессора Московского историко-архивного института А.Д.Степанского, следует признать историю и современное состояние археографической мысли, методику публикации исторических источников, состав и содержание археографически опубликованных источников по отечественной истории.

Археография как научная дисциплина (или наука) свои рождением обязана той широкой практической деятельности по изданию документов, результаты которой стали востребоваться оформившейся в конце ХУ11—начале ХУ111 вв. исторической наукой. Расширение исторических исследований в свою очередь требовало привлечения новых исторических источников, доступных не только одиночкам-историографам, но и широкому кругу историков-исследователей, появившихся в ХУ111 в. в России, Беларуси, Украине, Польше, других странах. Спрос на доступные исторические источники в форме документальных публикаций рождал, таким образом, предложение последних. Работа по публикации документов приобретает широкий размах. В результате ее складываются определенные приемы подготовки публикаций, совершенствуется техника издания документов.

И, наконец, наступает время, когда эти приемы и навыки, которые издатели нащупывают чисто эмпирическим путем, начинают обобщаться и систематизироваться. Разработка методики публикации исторических источников, в свою очередь опирающаяся на вопросы теоретического характера (выяснение природы, структуры исторического источника; возможность познания исторического прошлого через анализ фактов, заключенных в источнике и т.п.) знаменует собой становление археографии как научной дисциплины.

В принципе, такой же или примерно такой путь проходили в своем становлении и развитии и другие науки. Возьмем для примера наиболее близкое археографии архивоведение, которое в упрощенном виде может быть определено как “наука об архивах”. Возникшее, как и археография, в недрах все той же археологии (припомним, что проблемы архивоведения, как и археографии, обсуждались на всех без исключения 15-ти археологических съездах, проходивших в России в 1860-1910-х гг., а кадры архивистов наряду с археографами готовили преимущественно Петербургский и Московский археологические институты), архивоведение претерпело существенные, в том числе и лингвистические, трансформации, прежде чем превратиться в “комплексную дисциплину, изучающую историю, организацию, теорию и практику работы архивов в области учета, описания, использования, обеспечения сохранности документов, научную организацию труда и экономику архивного дела”. Именно так определяет его Словарь современной архивной терминологии социалистических стран (М., 1982. Вып.) Как известно, для слушателей обоих институтов, желавших специализироваться в архивном деле, читался курс “наука об архивах” или “архивоведение”, строившийся из двух частей: архивоведения (с ударением на первое “е”) и архивоведения (с ударением на второе “е”). Первая часть излагала историю архивов, вторая—давала основы техники архивной работы.

С конституированием архивоведения в специальную историческую дисциплину оно почти сразу же приобрело сферу своего практического применения. Таковой стало оформившееся в России, равно как и в Беларуси в первой четверти ХХ в. в качестве самостоятельного архивное дело, квалифицируемое как “деятельность по организации хранения, учета и использования архивных документов”, или “отрасль жизнедеятельности общества, охватывающая научные, политико-правовые, культурологические и технико-экономические аспекты организации хранения архивных документов и использования их информации”. Таким образом были “разведены” архивное дело как сфера практической деятельности и архивоведение как наука, занимающаяся изучением различных аспектов этой сферы. (Заметим, правда, что современные украинские архивисты вновь пытаются “свести” архивное дело и архивоведение, предлагая термин “архивистика” и понимая под ним “архивоведение и архивное дело в их единстве”).

Ничего подобного не произошло (да и не могло произойти!) с археографией, поскольку сфера ее применения, в отличие от архивоведения, безгранична. В результатах археографии как науки одинаково заинтересованы не только историки, но и представители любых других наук, озабоченные их состоянием и развитием, и не в меньшей мере практики, занимающиеся введением в научный оборот документов через их опубликование (а среди последних могут быть как архивисты, так и музейные, библиотечные работники, преподаватели вузов, краеведы, дилетанты-публикаторы, не связанные с деятельностью каких-либо государственных или общественных организаций и т.п.)

Невозможность достаточно четко определить сферу применения археографии как науки наводит на мысль о целесообразности использования данного термина не только для обозначения науки, но также и практической деятельности, связанной с введением в научный оборот новых исторических источников.

Абсолютно противоположной точки зрения на этот счет придерживался один из участников дискуссии о предмете и задачах археографии, проходившей в 1970-х гг., белорусский архивист-археограф Е.Ф.Шорохов. Не соглашаясь с определением археографии как вспомогательной исторической дисциплины, он считал, что “археография—это научная дисциплина, изучающая и разрабатывающая теорию, методику и историю подготовки документальных изданий”. Такое определение археографии как научной дисциплины, по его мнению, исключит возможность употребления его в значении археографической практики (подч. мною—М.Ш.), поможет четко разграничить методологию и методы подготовки документальных изданий и методологию и методы самой научной дисциплины, историю создания документов и историю археографии.

Если против расширительного толкования Е.Ф.Шороховым археографии (не как вспомогательной исторической, а научной дисциплины) трудно что –либо возразить, то его тезис об исключении практической деятельности по изданию документов из сферы археографии вызывает возражение Кстати говоря, противореча себе, Е.Ф.Шорохов везде в своих статьях употребляет выражение “археографическая деятельность”, обозначая им работу по публикации документов. Именно так—“Археографическая деятельность научных учреждений Белорусской ССР”--названа его статья в сборнике “Вопросы археографии в БССР” (Мн., 1980. С. 63). Следуя логике своих рассуждений, автор должен был бы ее назвать “Деятельность научных учреждений Белорусской ССР по изданию исторических источников”, но не “Археографическая деятельность…”.

Видимо, более отвечающей логике и теории научного познания представляется точка зрения, согласно которой в сферу археографии включается и область научного знания (научная дисциплина), и непосредственно археографическая практика. Таким образом вслед за современными российскими исследователями (С.Н.Валком, С.О.Шмидтом, Е.М.Добрушкиным и др.) мы склонны рассматривать археографию как специфическую отрасль знания, которая содержит в себе археографию и как научную, и как учебную дисциплины, а также практику издания документов как исторических источников.

Наиболее существенные доводы в пользу оставления практической работы по публикации документов в сфере археографии содержатся в статье С.О.Шмидта “Некоторые вопросы развития советской археографии”(Археографический ежегодник за 1978 год), который при этом опирался на выводы патриарха российской археографии С.Н.Валка. Последний, полемизируя с М.С.Селезневым, который как и Е.Ф.Шорохов, “желает термин “археография” употреблять только для “археографии” как “научной дисциплины”, но вопреки традиции, не желает употреблять его для “ практики ” [подч. мною—М.Ш.], отмечал, что “как и до сих пор в отношении “археографии”, этим термином обозначались и теория, и практика издания документов, таким же образом и в других областях существует также терминологическое единство теории и практики. См., например, в БСЭ (т.26. с.615) определение медицины: “Медицина…--система научных знаний и практич[еская] деятельность, направленные на сохранение и укрепление здоровья людей”.

Представляется очень удачным, на наш взгляд, введенное в научный оборот А.А.Амосовым словосочетание “практическая археография” для обозначения деятельности по подготовке и публикации документов как исторических источников. Оно в настоящее время устойчиво закрепилось в научной и практической деятельности как российских, так и белорусских историков, архивистов. археографов (См., напр. нашу статью “Эдиционная археография и ее роль в формировании национального самосознания белорусского народа” (Наш радавод. Гродна, 1996. Кн. 7. С. 124), публикацию Я.Янушкевича “Класік беларускай гісторыі” (Літаратура і мастацтва. 1997. 29 жніўня. С. 16) и др.

Как и любая научная дисциплина, археография не может обойтись без самопознания. Последнее предполагает изучение истории организации археографической работы (складывание и развитие сети архивно-археографических государственных и общественных учреждений и организаций, частная деятельность профессиональных историков, архивистов, археографов, работа археографов-дилетантов и т.п.), вклада конкретных личностей в ту или иную сферу археографической деятельности, анализ разработки и совершенствования теории археографии, изучение методических приемов, применявшихся археографами при подготовке конкретных документальных изданий, исследование количественных данных археографической продукции и т.п. Изучение исторических аспектов археографии имеет не только научное, но и прикладное значение. Опираясь на опыт прошлого, оно способствует развитию и совершенствованию археографической мысли и методики публикации документов, подсказывает наиболее эффективные формы организации археографической деятельности, оказывает существенное влияние на научно обоснованное формирование общегосударственных или общенациональных программ публикации исторических источников, помогает, наконец. в деле подготовки высококвалифицированных кадров археографов.

Археография занимает видное место в системе научного исторического знания как процесса, поскольку способствует расширению источниковой базы для проведения научных исследований, делает доступными многие исторические источники, хранящиеся в государственных и частных архивах, рукописных отделах библиотек и музеев.

Не касаясь здесь других наук, отметим, что в процессе научной разработки истории работа исследователя с письменными источниками занимала и занимает преимущественное место. Исходя из этого археография со времени своего зарождения развивалась как научная область, охватывающая только письменные памятники. Однако, в настоящее время с расширением документальной базы исторических исследований, с появлением источников на небумажных носителях (кино и фотопленка, магнитная лента, оптический диск и др.) все эти источники также могут быть включены (и уже включаются в объект публикации, в чем нетрудно убедиться, обратившись, например, к Правилам издания исторических документов в СССР (М., 1990)...

Публикуя документы как исторические источники, археограф, кроме того, что делает их более доступными для исследователя, берет на себя еще и проведение части источниковедческой критики этих источников (никоим образом не вторгаясь в прерогативу историка-исследователя). Более подробно об этом речь будет идти в соответствующей лекции нашего курса.

Обратившись к истории исторической науки, нельзя не отметить, что в период ее становления историки сами занимались и поиском, и сбором необходимых документов, их описанием, обработкой и затем уже анализом и использованием содержавшейся в них информации с целью создания всевозможных исторических построений. Так, или примерно так, работали выдающиеся российские историки В.Н.Татищев, М.М.Щербатов, И.Н.Болтин, Н.М.Карамзин, чьи исторические исследования приобрели характер первоисточников в силу того, что в них использовалась информация документов, впоследствии утраченных. Напомню вам, что вот уже более двух столетий воображение историков будоражит упоминаемое В.Н.Татищевым в “Истории Российской” свидетельство, согласно которому ученый пользовался летописью, по его мнению составленной в Полоцке в Х111 в. Между тем сама эта летопись не сохранилась и о ее существовании нам известно благодаря Татищеву.(Подробнее об этом см.: Чамярыцкі В. Таямніцы Полацкага летапісу // Архівы і справаводства 1999. № 1. С. 32.). В конце ХУ111—нач. Х1Х вв. происходит своеобразное “разделение труда” между историками –исследователями и историками-археографами. Логика здравого смысла подсказывала целесообразность проведения изысканий источников и их публикацию однажды и для всех вместо поисков всегда и каждым в отдельности. Формируются специальные исторические дисциплины, предметом которых выступают определенные свойства документов как исторических источников.

Позднее в недрах московской школы историков созрело и теоретическое обоснование целесообразности разделения функций издателей рукописей и их исследователей. По мнению известного российского историка, палеографа и археографа И.Ф.Колесникова письменный памятник для историка это—“источник определенного исторического изыскания”; задачи историка—критика событий, подбор и оценка фактов. “Для археографа,--писал ученый,-- письменный памятник есть вообще исторический источник, а не источник определенного исторического изыскания… Задача археографа—заложить прочный и надежный фундамент для всевозможных исторических построений”.

Публичность опубликованного документа не только облегчает труд историка-исследователя, но и выступает своеобразной гарантией обоснованности и проверяемости выводов, которые тот делает, опираясь на данный документ. Она таким образом выполняет функции контроля как за историческими исследованиями, в которых использовался этот документ, так и за предыдущими публикациями этого же документа (если, разумеется, таковые были).

По этому поводу Д.И.Довгялло в докладе на Первой всебелорусской конференции архивных работников (май 1924 г.) высказывался следующим образом: “Издание в печати архивных материалов как первоисточников для истории белорусского народа и характеристики белорусской культуры,-- является со всех точек зрения не только крайне желательным, но и необходимым. На ближайшей очереди масса документов чрезвычайно ценных, без которых не может быть поставлено правильно и всесторонне освещено прошлое белорусского народа, особенно под углом марксистской точки зрения. Кроме того, для той же цели настала надобность в новой проверке с делами и уже изданных актов и документов[подч. мною—М.Ш.], чтобы дать новое издание, которое могло бы удовлетворять всяким научным изысканиям”.

Совершенствование организации исторических исследований привело к тому, что историк-исследователь уже в архивах может вести поиск и отбор необходимых ему для исторических построений документов благодаря деятельности профессионального историка-архивиста, взявшего на себя труд по собиранию, хранению, описанию документов. Наличие хорошо разработанного научно-справочного аппарата делает эту работу успешной и целенаправленной и кроме того устраняет противоречие между организацией хранения документов в архиве (по происхождению) и их использованием историком-исследователем (по содержанию).