 |
Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | |
Московская духовная семинария 12 страница
|
|
Из всего сказанного мы считаем сделать следующие выводы. 1) J… всегда обнаруживал врожденную неустойчивость психики и меланхолические задатки. 2) В течение двух последних лет он страдает иллюзиями, галлюцинациями и идеями преследования, ставшими исходным пунктом для бредовой интерпретации самых незначительных жизненных коллизий и зародившими в сознании J.. — болезненную убежденность в том, что гг. R… и S… являются организаторами испытываемого и воображаемого им преследования. 3) Стреляя из револьвера в S…, J… руководствовался исключительно бредовыми идеями преследования, почему не может отвечать за свои поступки. 4) В настоящее время J.—высказывает те же бредовые идеи; как душевнобольной он остается опасен и подлежит помещению в психиатрическую больницу для последующего наблюдения и лечения.
Есть ли необходимость, господа, напоминать вам, что лечение хронического бреда представляется чисто симптоматическим и что у нас нет специальных средств против этого заболевания? Надо прежде всего не вредить больному лечением и избегать средств, которые, претендуя на борьбу с отеком мозга, обессиливают больного и дают новый материал для болезненных измышлений. Таково действие слабительных, рвотного камня, систематически назначаемых душей, а в последнее время — и трепанации черепа.
Для борьбы с галлюцинациями применялся метод Hiffelsheim. Больному назначается слабый и непрерывный гальванический ток: электроды прикрепляются к ушам больного. Сам аппарат состоит из ряда небольших батарей, соединенных в виде короны, надеваемой на голову: его оставляют здесь на несколько недель — электрический ток проходит таким образом через всю голову; аппарат этот не очень удобен для ношения: кроме того, его надо каждые 2 часа орошать водой, соленой или подкисленной. Средство это, испытанное в Сальпетриере, в отделении г. Baillarger, не оправдало надежд, которые на него возлагались на основании первых сообщений.
Moreau de Tours предлагал назначать при галлюцинациях средства, которые, как дурман или гашиш, сами обладают галлюциногенным действием: это разновидность заместительного метода и наш высокообразованный врач-практик надеялся, что можно, вызвав такими средствами галлюцинации, заменить ими те, что порождены болезнью, и устранить затем лекарственные простой отменой препарата. Этот метод вначале дал как будто бы положительные результаты, но последующие испытания не подтвердили его эффективности — итог, который можно было предвидеть: алкоголь тоже вызывает свои чувственные обманы, но галлюцинации, обусловленные хроническим бредом, при этом только усиливаются.
Мышьяк, рекомендованный г. Lisle, также не оказывает никакого действия на галлюцинации — применение его уместно, лишь когда этого требует общее состояние больного.
В целом, мы не имеем ни одного специального средства против галлюцинаций как таковых: терапия определяется индивидуальными особенностями случая и каждый больной требует своего подхода к лечению. Есть, впрочем, и некоторые общие для всех требования гигиены и общего режима. Вы знаете, что душевнобольные с идеями преследования питаются обычно плохо, нерегулярно и недостаточно; они употребляют в пищу плохо усвояемые продукты, приводящие к желудочно-кишечным расстройствам, которые в свою очередь дают материал для бреда. Необходимо, следовательно, рекомендовать самую строгую регулярность в приеме пищи; возможно чаще назначать мясо, жареное на сковородке или гриле; следует полностью воздерживаться от трудно перевариваемых, излишне пряных и острых блюд, соусов; исключаются кофе, ликеры; после каждого приема пищи необходима короткая прогулка; одним словом, нужно всячески способствовать работе пищеварения, избегать связанных с его расстройствами недомоганий, устранять лишние поводы для бредообразования. Не надо стесняться входить в детали повседневной жизни бальных — значение их вы оцените в полной мере, когда больные будут находиться под вашим круглосуточным наблюдением и опекой.
Полезно также применение общих тонизаторов: железа, хины, иногда — щелочей, но повторяю, показания для этих средств не в бреде как таковом, а в сфере общего состояния больных и должны различаться от случая к случаю.
Иногда в течении хронического бреда наблюдаются обострения с возбуждением и большей, чем обычно, напряженностью бреда и галлюцинаций. В таких состояниях, которые по силе обычно уступают маниакальному приступу, применяют с хорошим эффектом бромиды и теплые ванны, простые или с щелочью.
Schiile советует применять опий в виде инъекций морфия: для успокоения интеллектуальных функций больного. Против расстройств в чувствительной сфере он применяет бромид калия, электризацию, гидротерапию. Krafft-Ebing также рекомендует применение морфия.
Перемена места жительства дает обычно временное прекращение чувственных обманов. Путешествия, переезды с места на место сопровождаются у больных кратковременным успокоением. Помещение в больницу также часто сопровождается ремиссией — оно, сверх того, имеет дополнительное преимущество в том, что изолирует больного с хроническим бредом или преследуемого преследователя от тех причин и поводов для возбуждения, которые на каждом шагу встречаются у него вне стен больницы; оно не дает ему возможности проявить свои агрессивные наклонности. Стационирование, таким образом, представляет собой меру, предпринимаемую в равной степени в интересах и больного и общества.
Пятая часть. Мания. Маниакальные состояния при различных формах психических заболеваний. Первая лекция. Простая мания
Клинические лекции по душевным болезням Маньян В.
| ПЯТАЯ ЧАСТЬ.
МАНИЯ. МАНИАКАЛЬНЫЕ СОСТОЯНИЯ ПРИ РАЗЛИЧНЫХ ФОРМАХ ПСИХИЧЕСКИХ ЗАБОЛЕВАНИИ.
Первая лекция. Простая мания.
Господа!
Мания, которую мы в своей классификации помещаем среди простых форм помешательства, является, наряду с меланхолией, психическим заболеванием, чье клиническое единство и самостоятельность никогда не ставились под сомнение. Каковы бы ни были разногласия по поводу причин и патогенеза этого страдания, все авторы сходились в том, что существует, по меньшей мере, простая форма этой психической болезни, острая неосложненная мания, и если те же авторы и спорят относительно более сложных проявлений этого заболевания, его течения и возможности переходов в другие состояния, то возникающие при этом дискуссии далеко не так горячат умы оппонентов, как при обсуждении других проблем психиатрии — таких как хронический бред или наследственное помешательство. Маниакальные больные во всем отличны от других психических больных — вся история изучения мании предопределена всеобщим признанием этой симптоматической обособленности и единства. Она привлекала к себе внимание уже первых врачей древности, на заре изучения психических болезней. Действительно, мания была известна в глубокой античности. Врачи Древней Греции и те, что жили много позже, знали лишь внешние, очевидные — так сказать, физически ощутимые проявления сумасшествия: поэтому встречающиеся в их книгах описания безумия относятся прежде всего к меланхолии и мании: последняя определяется ими как помешательство с шумным, крикливым и беспорядочным фасадом. Аретей первый дает довольно точную картину этой болезни, но включает в него все маниакальные состояния, не выделяя среди них собственно мании.
Положение оставалось таким и в средние века. В эту эпоху доктора имели обыкновение не описывать увиденное, а объяснять его гуморальными факторами, основываясь на физиологической науке, находившейся тогда в эмбриональном состоянии. Это время суеверий и предрассудков мало что добавило к пониманию болезни; врачи не отделяли истинную манию от других сходных заболеваний, но руководствуясь чисто внешней стороной дела, рассматривали ее в совокупности с ними — прежде всего с истерией, тоже отличающейся шумными проявлениями и привлекавшей общее внимание.
Психиатрия должна была дожидаться Pinel, чтобы это заболевание заняло свое место в учебниках. Можно конечно назвать и имена его предшественников: Willis, Vieussens, Sauvages, но ими история вопроса до Pinel будет, пожалуй, исчерпана.
Со времени Pinel до наших дней мания была предметом большого числа работ — их авторы, занятые по-прежнему более симптоматикой описываемых заболеваний, чем поисками их внутреннего единства, чрезмерно расширяли ее границы, включали в нее большое число случаев вторичных, симптоматических — не маний, но маниакальных состояний. Рамки этого страдания, по мере роста наших клинических знаний, все более сужаются. Многие случаи, прежде ошибочно причислявшиеся к мании, теперь относят к другим формам психических заболеваний. Отражением этой путаницы во взглядах являются различные определения, дававшиеся болезни в недавнем прошлом.
Для Pinel мания как в психическом, так и в физическом отношении является следствием выраженного мозгового возбуждения, выпадением одной или нескольких функций разума с патологической веселостью или тоскливостью, сумасбродством или яростью.
Esquirol (1818) определяет манию как хроническое заболевание мозга, обычно не сопровождающееся лихорадкой, характеризующееся расстройством и возбуждением чувств, разума и воли. Для него возникающая при мании беспорядочность в умственных процессах приводит к бреду решений (determinations) — эти последние являются результатом хаоса, царящего в интеллекте больного. В противовес этому, меланхолия — это бред страстей, вторично приводящий к умственным расстройствам: все болезненные проявления здесь — следствие первичного аффективного страдания. «Мания, пишет Baillarger, характеризуется общим и постоянным сверхвозбуждением в умственной и эмоциональной сферах».
Позднее Marce определит эту болезнь как общий бред, сопровождающийся возбуждением, бредовыми идеями и галлюцинациями. Он описывает три состояния мании: «подострую», или маниакальное возбуждение, «типичную» и «сверхострую с острым бредом». Как отнестись к такому делению? Мания, которую он описывает как типическую, должна, видимо, рассматриваться как характерное для всей группы состояние. Но возбуждение при мании может быть выражено как в меньшей, так и в большей степени — отсюда он выводит ее количественные разновидности. Хотя маниакальные состояния с разной выраженностью возбуждения безусловно различаются между собой, с нозологической точки зрения логичнее расценивать их как крайние варианты одного и того же состояния: понятно, что они отличны друг от друга, но ведущее расстройство, возбуждение, у них едино, поэтому их следует описывать под одной рубрикой. Мы постоянно наблюдаем случаи, дебютирующие как сверхострые состояния, у которых через несколько дней возбуждение стихает и они приобретают характер обычной мании, которая по мере выздоровления переходит в простую, лишенную бреда маниакальную расторможенность, в свою очередь, постепенно сходящую на нет, так что на разных этапах течения одного и того же приступа наблюдаются все три ступени остроты этого заболевания.
Schule и Krafft-Ebing высказывают о мании примерно такие же суждения. Для Schule это — психическое состояние, аномальная сущность которого состоит в чрезмерной скачке мыслей, быстром переходе от идей к действию, повышенном настроении, подверженном столь же быстрым и частым изменениям. Для Krafft-Ebing доминирующее расстройство при мании — экспансивность, сопровождающаяся чрезвычайной легкостью в протекании всех психических процессов, доходящая, в крайнем своем выражении, до полного хаоса в психомоторной сфере.
Тот и другой допускают выделение простой мании — варианта болезни, который они помещают в группу психоневрозов. Простая мания для них может существовать, в зависимости от степени выраженности, в двух вариантах: маниакальной экзальтации и типичной, или острой, мании. Разница между обоими авторами та, что Schule в первом издании учебника называет маниакальную экзальтацию Tobsucht, а теперь то же состояние — mania mitis (то есть, стертая мания), a Krafft-Ebing наименование Tobsucht оставляет для острой мании. Оба признают существование второй Разновидности мании, которую относят к «церебропсихозам» или, no Krafft-Ebing, «церебропатиям»: это те тяжелые мании, которые соответствуют нашей сверхострой мании или острому бреду. В этих случаях к маниакальному возбуждению присоединяются соматические проявления болезни, обусловленные органическим поражением мозга (арахноидитом Bayle). В этой группе больных, пишет Schule, сознание помрачено, нормальный ход мыслей полностью заменен бредом.
Наконец, в 1881 г. Mendel опубликовал работу, целиком посвященную мании, где определяет ее так: это функциональное расстройство мозга, характеризующееся патологическим ускорением течения представлений и повышением возбудимости двигательных центров. Для нас доминирующим в мании является чрезвычайная, тотальная сверхактивность мозга, перевозбуждение всех центров: расположенных как в передних, так и задних его отделах, где хранятся следы чувственных восприятий; психомоторная зона также вовлечена в общее состояние эретизма. В мозгу словно распахнуты все двери, он выплескивает впечатления, воспоминания, проецирует наружу движения — независимо от того, чем вызвано их появление: чувствами или желаниями больных, являются ли они следствием его мыслей или результатом простой физиологической потребности. Все наружу — такова формула маниакального больного.
Из различных суждений об этой болезни видно, что ее авторы сходятся в признании этой вполне определенной формы душевного страдания; если дальнейшее разделение ее и порождает дискуссии, то все едины в признании существования мании как таковой — мании типичной, эссенциальной, истинной. К изучению этого патологического и клинического единства мы теперь и приступим.
Простая мания.В развитии болезни можно выделить три последовательных этапа: 1) стадия дебюта, или инициальная, 2) стадия возбуждения и 3) стадия стихания симптомов.
Начальный период бывает очень короток — настолько, что маниакальный приступ представляется развившимся в одночасье. После тяжелого переживания: утраты кого-нибудь из близких, денежных потерь, разрыва брачных отношений или после половых или алкогольных излишеств — в течение нескольких часов, самое большее — дня-двух, развивается характерное и выраженное маниакальное возбуждение.
Но чаще бывает иначе и имеется вполне очерченный во времени период предвестников, указывающий на то, что речь в данном случае идет не о простом расстройстве мышления, а общем страдании организма. Вначале наблюдаются упадок сил, чувство усталости, бессилия, разбитости, головные боли. Сон или полностью утрачивается или становится поверхностным, прерывистым, перемежающимся сновидениями и кошмарами. Затем больные делаются нетерпеливы, возбудимы, разворачивают чрезмерную активность, особенно контрастирующую с еще сохраняющимися у них островками подавленности и озабоченности. Депрессия постепенно проходит, умственное возбуждение нарастает. Сон и аппетит улучшаются, больные вовлекаются в половые и алкогольные эксцессы, они находятся в постоянном движении, многоречивы и необузданны во всех своих проявлениях, утверждают всякий раз, что совершенно здоровы и прекрасно себя чувствуют. Возбуждение возрастает изо дня в день, приступ разыгрывается в полную силу.
Параллельно этому вначале обнаруживаются расстройства со стороны пищеварительного тракта: снижение аппетита, повышенная жажда, неприятные ощущения во рту, обложенность языка, иногда — рвоты, боли в животе, поносы. Ко времени перехода во вторую фазу эти недомогания исчезают, аппетит восстанавливается и усиливается до прожорливости.
Чтобы лучше понять, что происходит во второй фазе мании и каковы функциональные расстройства при этом заболевании, полезно напомнить в нескольких словах, как здоровый человек знакомится с внешним миром. Столкнувшись впервые с каким-то предметом, например — апельсином, он посредством органов чувств получает всестороннее представление о его органолептических качествах. Зрением он оценивает его цвет и форму, особенности его поверхности; взяв в руки, определяет плотность, вес, шероховатости и выпуклости кожуры; вкусовой и обонятельный органы исследуют, в свою очередь, два существеннейших свойства плода: его вкус и запах. Вовлекая в познавательный процесс вначале поочередно, затем одновременно различные органы чувств, человек обретает все более полное знание окружающего его мира.
Ощущения дают начало восприятиям: соответственно, тактильным, зрительным, обонятельным и вкусовым, которые собираются и откладываются впрок в рассредоточенных по периферии головного Мозга корковых центрах. Различные центры соединяются между собой ассоциативными волокнами, обеспечивающими быструю и легкую связь между ними. Эти связки делают возможными ассоциации между двумя или несколькими восприятиями разного рода: возбуждение одного органа чувств приводит к одновременному оживлению следов раздражения в других; если какое-нибудь ощущение: вкуса или, например, запаха — достигает соответствующего ему центра, оно немедленно отзывается воспоминаниями о всех прочих чувственных свойствах данного объекта: в нашем случае вид апельсина тотчас пробуждает в нас представление о его плотности, запахе, вкусе и т. д., равно как и запах его немедленно напоминает нам его форму, цвет, вкус и пр.
При мании эта способность вызывать серии образов, относящихся к одному и тому же предмету, доведена до крайности. Образные ассоциации нагромождаются одна на другую, любое чувственное восприятие чего бы то ни было, всякий звук, запах незамедлительно порождают цепочки сопряженных с ним образов и, поскольку эти ассоциации осуществляются с невероятной быстротой, то мы видим, например, как красный цвет или слово «красный» тут же порождают длинные ряды понятий и представлений, так или иначе соединенных с этим цветом: больной будет говорить о красных штанах, солдатах, армиях, сражениях и т. д.
Этот механизм очень точно описывает бессвязность маниакального больного, инкогерентность, которой на деле нет, которая таковой лишь представляется стороннему наблюдателю. Внутренняя работа мысли таких больных, описанная еще Falret-отцом и характеризующаяся сверхбыстрыми ассоциациями идей, может, в зависимости от степени интеллектуального возбуждения, в большей или меньшей мере опережать свое словесное выражение. Именно в этом причина речевой бессвязности больных — даже тогда, когда она выражена максимально. В относительно легких случаях имеются серии фраз или их обрывков, связь между которыми установить еще возможно, но в более тяжелых — речь сводится к набору слов, лишенных всякой понятной слушателю связи, становится истинно телеграфной.
Но, повторяем, инкогерентность эта, как бы тяжело она ни выглядела, всегда лишь наружная: иногда через напор внешне противоречивых, разнонаправленных, скомканных идей, через оболочку разорванных, усеченных, но многозначительных слов, из которых состоят рубленые фразы больного, удается обнаружить путеводные маяки и вехи, указывающие на то, что основная нить монолога у них все-таки сохранена и определяет его преемственность. В мыслях больного имеется свой внутренний порядок, который надо искать и который можно найти, если хотеть этого.
Мышление больного может представляться законченно беспорядочным, но можно, оказывается, прервать на время этот хаос и тогда маска безумия спадает: надо лишь приостановить на время сверхактивную умственную деятельность больного. Если вы зададите ему вопрос и сделаете это в быстрой, резкой, но одновременно — простой и понятной форме, то сможете добиться того, что речевой поток больного неожиданно иссякнет и он ответит вам вполне разумным, рассудительным образом, хотя уже в следующий момент новое впечатление, воспоминание, созвучие, вид какого-то предмета овладеют ходом его мыслей и изменят их направление. Если теперь повторить тот же вопрос, больной ответит вам в ином и часто противоположном смысле. Маниакальный больной — это, прежде всего, человек мгновения, у него все лежит на поверхности, ничто не уходит в глубину; внимание и рефлексия его бездействуют; малейший пустяк, ничего не значащее слово, чье-либо присутствие или, наоборот, уход дают ему пищу для новых ассоциаций идей, тут же заменяющихся иными, возникающими на столь же веских основаниях, что и первые.
Каждая из умственных функций вносит свой вклад в общую интеллектуальную сумятицу. Творческие способности, память, ассоциирование идей, воображение — все перевозбуждено: в ущерб раздумию и умозаключению. Память извлекает из прошлого огромное количество, казалось, давно забытых фактов: самые отдаленные воспоминания прошлого, в обычное время не имевшие никакого шанса всплыть в сознании, беспрепятственно являются внутреннему взору больного; воображение приобретает такую живость и яркость, что больные производят впечатление людей более умных и одаренных, чем они есть на самом деле. Мысли текут естественно и свободно — хотя и излагаются с маниакальной экзальтацией и многословием. Бывает и так, что этот типичный фасад болезни изменяется под влиянием галлюцинаций, возникающих как следствие перевозбуждения церебральных центров; еще чаще имеют место иллюзии, которые при мании — дело самое обычное. Тогда идеи больных приобретают бредовой характер и среди хаоса их высказываний можно выделить ту или иную доминанту, которая придает маниакальному состоянию тематическую окраску: религиозную, любовную, персекуторную, величия и т. д.
Таковы интеллектуальные расстройства больных. Параллельно этому идут не менее важные нарушения в двигательной сфере. Вид маниакального больного, активность его пантомимы согласуются со степенью умственного возбуждения. Красноречие его неистощимо, он говорит в патетическом, декламационном тоне, сыплет пошлостями, руганью, непристойностями. В этом отношении контраст с обычным состоянием больных особенно разителен: можно наблюдать, как хорошо воспитанные люди, прежде всего — женщины, всегда отличавшиеся сдержанностью и церемонностью в обращении, начинают говорить языком самым грубым и площадным. Глаза больных блестят, их лица оживлены, находятся в непрерывном, не поддающемся описанию движении, тысячи гримас проходят по нему почти одновременно, отражая бегущие одна за другой, противоречивые, разрозненные мысли.
Часто наблюдается огрубение голоса — изначально физический симптом болезни, так как оно наблюдается с самого начала приступа, но обусловленный затем и перенапряжением голосовых связок в ходе приступа.
Движения больных резки, неудержимы, хаотичны, не знают ни минуты отдыха. Они могут находиться в связи с течением идей, но могут совершаться и независимо от них: именно в таких случаях наблюдаются, иногда в течение нескольких дней кряду, повторения одних и тех же двигательных серий. Больные кричат, бегут не разбирая пути, прыгают, скачут, катаются по земле, поднимают с нее что попало, опрокидывают стоящие предметы, поют, бьют все, то подвернется под руку, оголяются, вновь одеваются, рвут на себе одежду и т. д. Встречая препятствия на своем пути, они, вместо того чтоб обойти, опрокидывают и бьют их. Обычно поступки эти совершаются бесцельно и импульсивно: больные действуют не размышляя. Мышечная сила их представляется возросшей — во всяком случае, усталости они не ведают. Можно наблюдать больных, находящихся в возбуждении в течение ряда месяцев и не останавливающихся ни на минуту, при этом их сила и ловкость полностью сохранены, можно заметить лишь легкое похудание, никак на их состоянии не сказывающееся.
Как и следовало предполагать, чувства больных обострены — слух и зрение в особенности. Мы отметили уже существование галлюцинаций и иллюзий. Добавим, что особенно характерны для мании галлюцинации зрения.
Общая чувствительность обычно также меняется. Можно наблюдать, как больные с удивительной стойкостью переносят самую сильную жару и холод, не жалуясь при этом на какие-либо неудобства. Они не подвержены острым, так называемым простудным заболеваниям. У нас была больная в мании, находившаяся в больнице 27 месяцев: однажды она в течение ночи оставалась, по недосмотру персонала, совершенно голой и, несмотря на то, что дело происходило в холодное время года, не перенесла в связи с этим и малейшего недомогания.
Пищеварение больных функционирует исправно, аппетит повышен, больные обычно прожорливы: они инстинктивно восполняют колоссальную ежедневную убыль в силах. Стул их регулярен. Иногда можно отметить легкую обложенность языка, но большей частью язык нормален, влажен, лишен налетов. Некоторые больные неряшливы мочой и калом, но это бывает редко и держится недолго. Происходит это не вследствие слабости сфинктеров, а из-за безразличия, с котором больные относятся к отправлению физиологических функций. Они слишком сосредоточены на течении своих идей, чтоб думать о чистоте тела.
Половое влечение обычно усилено — особенно у женщин, маниакальный бред у них часто имеет эротическое содержание.
Количество мочи существенно не меняется: лишь в начале болезни, в периоде наиболее выраженного возбуждения, оно слегка уменьшено. Состав мочи маниакальных больных изучался многими авторами. Данные — их работ противоречивы. Априорно и чисто умозрительно, исходя из повышенной активности больных, можно было бы ожидать заметного повышения в моче содержания минерального осадка, особенно фосфора: поскольку перевозбуждение нервных элементов предполагает усиление их обмена в сравнении с нормой, а фосфорная кислота является наиболее характерным продуктом энергетических трат головного мозга. Действительно, Byasson обнаружил в моче возрастание удаляемых из организма шлаков, прежде всего — мочевины и фосфорной кислоты, но наши исследования дали противоположные результаты. Вопрос этот нуждается в дальнейшей доработке, последнее слово здесь не сказано.
Очень интересно следить за температурой тела больных. Несмотря на возбуждение и повышенную активность всех физиологических функций, лихорадки практически не бывает — если только она не привносится каким-то сопутствующим заболеванием. Температура при ректальном измерении колеблется между 37 и 38 град. Пульс сохраняет обычные свойства — увеличивается лишь его частота, которая соответствует степени возбуждения больного и требованиям, предлагаемым в связи с этим к сердечной мышце. В периоде покоя пульс совершенно обычен, при нарастании возбужденности достигает 100 ударов в минуту. То, что сказано о пульсе, Может быть отнесено и к частоте дыханий больных.
Менструации существенно не меняются. Иногда имеет место их временная задержка или они делаются более скудными, но в целом эта функция организма страдает не больше, чем прочие. Что касается их обратного влияния на болезнь, то иногда в периоды месячных наблюдается усиление возбуждения, но это далеко не правило.
Таков период наиболее выраженных расстройств при острой мании. Во всех специальных работах, посвященных этому заболеванию, упоминаются состояния так называемого маниакального неистовства. Последнее есть не что иное как гнев маниакальных больных. В этом состоянии психомоторное возбуждение достигает апогея. Больной яростен, импульсивен, он бьет, ломает, крушит все подряд — ничто не может удержать его. Состояние это, само по себе безусловно опасное, по нашему мнению, стоит в прямой причинной связи с обращением, которому подвергаются возбужденные больные в психиатрических лечебницах. В нашей больнице, где смирительная рубашка и прочие виды физического стеснения больных устранены из обихода, мы ни разу не наблюдали подобных случаев — между тем, больные поступают к нам на высоте приступа. Нам кажется, что факт этот заслуживает всяческой огласки и принятия врачами к сведению.
Течение мании может быть различным. В фазе максимальных проявлений психоза возбуждение чаще всего не стихает ни на минуту. В других случаях оно прерывается короткими периодами большего или меньшего успокоения, но они, как правило, непродолжительны. Ночной сон очень непостоянен, длится несколько часов самое большее. Для маниакального больного не существует ни дня ни ночи, отдыхает он когда придется. Можно наблюдать, как он спит глубоким сном днем, а ночью находится в наиболее резком возбуждении.
Завершаться болезнь также может по-разному. В преобладающем числе случаев наступает выздоровление: по прошествии одного или нескольких месяцев, реже — лет. Мы наблюдали случай, когда мания, в самой тяжелой ее форме, длилась 27 месяцев, но закончилась благоприятно. В случаях, кончающихся выздоровлением, фаза выраженного возбуждения сменяется фазой обратного развития расстройств.
Стадия обратного развития.Приближение ее может предвещаться светлыми промежутками, делающимися все более частыми и длительными. У других больных имеет место равномерное ослабление всей симптоматики болезни: постепенно уменьшается многословие и речевая бессвязность больных и соразмерно с этим — двигательное беспокойство. В случаях иного, третьего, рода прекращается вначале двигательное возбуждение больных — в то время как речевое, изолированно, остается. Затем проходит и оно — остается лишь некоторая расторможенность, в свою очередь постепенно убывающая. Наконец, в случаях особо длительного течения мании стадия обратного развития болезни предваряется появлением депрессивных фаз, которые мы расцениваем в таких случаях как прогностически благоприятные.
Другие исходы заболевания.Кроме выздоровления, которое является наиболее частым ее исходом, мания может заканчиваться и иным образом.
1. Она может перейти в хроническое состояние, длящееся неопределенно долгое время и переходящее в деменцию. Сон остается перманентно нарушен, возбуждение — практически неизменно; если оно и перемежается состояниями с послаблением симптомов, то они крайне непродолжительны. Соответственно сохраняются постоянные или рецидивирующие бредовые идеи, которые, в зависимости от содержания, так или иначе определяют поведение больных. Беспрестанное возбуждение, бессонница и связанные с ними энергетические траты в конце концов истощают больных, но они при этом удивительным образом сохраняют свои силы. Наконец, по мере дальнейшего течения болезни, в периоды успокоения больных, удается выявить, что их умственные способности заметно снизились: теряется память, чувственное восприятие притупляется, бредовые идеи утрачивают яркость, блекнут, суждения приобретают характер детскости, выглядят еще более непоследовательными, чем прежде. Это стадия конечной деменции.
Дата публикования: 2014-11-03; Прочитано: 317 | Нарушение авторского права страницы |